Зелёные, точно отрава

1. Ей говорят: когда она родилась, то сжимала в руке змею — та извивалась и шипела. Ползучая тварь ускользнула, когда новорожденную передали на руки матери. Шептались, что то была её близняшка, подсказка её истинной природы. Она — змеёныш, неважно, в какую она одета плоть и сколько у неё ног. Она — Танит, дочь Лиоры и никого; её отец не давал знать о себе. В их деревне небезопасно и холодно — она примостилась словно бы на самом краю крыши мира. Люди, живущие здесь, собираются у большого костра и шепчутся о Великанах и Львах, о тенях в темноте. Порою они шепчутся о ней, Танит, прикрыв глаза тяжелыми веками и думая, что она, тощая девчонка, их не услышит. Но они ошибаются. Она — Танит, её голос — словно музыкальная трель, волосы золотые, точно пшеница, и глаза зелёные, точно отрава. Она слышит всё — в реве воды и кажущейся неприкосновенности темных мест. Эта тощая девчонка слышит их и знает, что они ошибаются. Она не видит на своей коже ни чешуйки, а язык у неё — не раздвоен. Она часто слышит историю о своём рождении, и знает, не осознавая, что если и есть некая связь между нею и змеями, что ползают по земле, то связь эта коренится в чем-то ином. Танит глядит вдаль, мимо деревни. Она глядит на пологие, пустынные холмы, покрытые вереском и ежевикой, и мечтает о большем. 2. Она ещё юна — ей нет и полных шести лет, — когда чёрная змейка покорно обвивается вокруг её запястья и желает ей доброго дня. Страх вспыхивает в Танит — мгновенный, но острый. Всё внутри неё говорит, что змеи не обладают никаким тайным искусством, позволявшим бы им беседовать на людских языках. «Но это не я говорю на твоем языке, — сообщает ей змея. — Это ты говоришь на моем». — Но откуда бы мне знать змеиный язык? — озадаченно спрашивает она у земной твари. «Не могу сказать. Ты первая, кто слышит меня». Стоит Танит преодолеть страх, и первое же, что она чувствует при мысли о своем открытии, это радость — как она всегда радовалась, открывая для себя нечто новое или тайное. Те немногие дети, что живут в деревне, не отваживаются заговаривать с ней, но змеи голодны до знаний точно так же, как она, и готовы учить её. Так начинается образование Танит: она обучается змеиным преданиям — истории мира, каким знают его змеи. Бесконечность — это две змеи, пожирающие друг друга, с начала и до конца времен, и по этому образу сотворён мир. В этом для змей самая священная истина. Когда Танит возвращается из глуши, никто не может понять суть постигшей её перемены. Они видят лишь, что её глаза горят зелёным огнем ещё ярче, чем прежде. 3. Наконец-то рассказчикам из родной деревни Танит удаётся поведать историю, которая захватывает её — настолько же сильно, как предания змей. В их версии того, как был соткан мир, его вызвал к существованию своей песней Лев. Этот огромный золотой зверь сплёл Солнце и Луну из золотых и серебряных волос своей гривы. Ветры возникли из его дыхания, бури — из его рёва. Под светом его глаз поднялись из земли растения, и животные, и звёзды, и весь этот новый мир был орошён его слезами. И, в противовес Льву, существовала ведьма из уничтоженного мира. Колдунья и королева, она обладала сокрушительной красотой и ужасающей мощью, и, погубив свой собственный мир, стремилась к власти над миром этим. Она стремилась возродить свои великие империи, возвратить часть утраченного великолепия своей родины, часть утраченной славы. Танит кажется, будто кто-то зажёг огонь под её кожей. Она спрашивает о Колдунье у змей. Что им о ней известно? Где и в каком обличье существует она в их историях и премудрости? В чём тайна её могущества? «Она ещё жива — эта колдунья». — Жива? И где же она живёт?! «Ты должна пуститься в путь на север, сестра. Ты должна идти к северу до тех пор, пока твои ступни не потрескаются и не начнут кровоточить, пока воздух не сделается разреженным и морозным, пока ты не дойдешь до тех мест, где солнце не заходит целыми днями и столь же долго не восходит луна. Отринь страх смерти. Отринь надежду на жизнь. Тогда и там ты отыщешь Колдунью». Да, там она отыщет Колдунью. 4. Танит покидает деревню, когда ей исполняется двенадцать. Никто особенно не грустит от её ухода. Даже её собственная мать начала бояться ее — бояться её глаз и того, каким образом, даже когда все прочие в деревне недоедают, Танит никогда не выглядит настолько же подверженной голоду, как остальные. Буханка хлеба или миска тушеных листьев — и она сыта днями напролёт. Так не бывает, говорят люди. Танит покидает деревню с пустыми руками — у неё нет ничего, кроме одежды на теле, и не берёт с собой никакой еды в странствие, из которого скорей всего не вернётся. Ветер развевает ей волосы, когда Танит начинает свой путь к северу. Реки, и огромные горы, и леса встают из-за края мира, который прежде знала Танит; мир оказывается гораздо шире и непредсказуемее, чем она его себе представляла, даже в историях, которые она слышала. Следуя всё дальше на север, она встречает всё меньше змей, и те, кого она встречает, недоверчивы и стеснительны, но они всё равно говорят ей, что ей не достичь того места и той особы, которых она ищет. Танит уходит на север ещё дальше, пока деревья не исчезают, и больше она уже не встречает никого, кто говорил бы на том же языке, что она. Наконец она приходит туда, где есть только камни и снег. Воздух разрежен настолько, что Танит едва может вдохнуть; её истерзанные ноги оставляют позади кровавый след. Танит не помнит, когда в последний раз видела тёмное небо, полное звёзд, не помнит, когда в последний раз видела, как садится солнце. Танит бесцельно бредёт по ледяной пустоши. Она оглядывается вокруг в поисках любых признаков жилища — или Колдуньи. Желание растёт в ней, становясь всё больше и больше: тоска по власти и знанию. Смерть бежит от неё. Жизнь не принимает её. После на неё падает тень — столь же огромная, как деревья, которые Танит оставила за спиной. Она поднимает взгляд и видит, что над ней стоит женщина, озарённая холодным светом полярного солнца. Она высока — выше всех, кого когда-либо встречала Танит, — так высока, что Танит не удивилась бы, узнай она, что в жилах этой женщины есть кровь Великанов. Женщина укутана в белоснежные меха, а в правой руке у неё зажат посох из эбенового дерева. Она прекраснее всех и всего, что когда-либо попадалось Танит на глаза, пряма и горделива. Её кожа бела, как снег, а волосы черны, как ночь. Никем иным она не может быть — только Королевой-Колдуньей, хранительницей всего могущества и всех знаний. Танит вскакивает на ноги, простирая руки вперед — наполовину требование, наполовину мольба: — Госпожа! Учите меня! 5. Джадис глядит на создание, стоящее перед ней. Тощее дитя женского пола, одетое в лохмотья — алый сок жизни стелется за нею по жестокой земле. Дитя-девочка смотрит прямо в лицо колдунье — отчаянная, бесстрашная и жадная. «Что же это такое?» Её голос струится, подобно музыке — высокий, чистый и холодный. Её волосы золотые, точно пшеница, а глаза зелёные, точно отрава. Она — человек, проклятое отродье Евы, а значит, слаба, хрупка и непрочна — обычно Джадис не удостоила бы такую и толикой внимания. Но у неё под кожей струится сила, новая и сверкающая, только и ждущая того, чтобы найти применение. Она созрела для того, чтобы её учили завоеванию. В девчонке, стоящей перед нею, Джадис видит свою сестру Анат — такую, какой та должна была быть; такую, какой сделала бы её сама Джадис. Не говоря ни слова, она кивает — и дает ребёнку знак: следовать за ней.