Я буду рядом, Хайсе

Здесь не существует ни границ, ни времени. Только ледяной сумрак, пропитывающий разум отвратительным холодом. Ощущение такое, словно стоишь на тонкой ниточке спасения, покачиваясь из стороны в сторону, балансируя между безумием и здравым смыслом, зная, что всё равно упадёшь в беспросветную бездну сумасшествия, но не сдаёшься, отчаянно цепляешься за нить, когда всё-таки срываешься вниз. Но нити тонкие, легко рвутся, подобно человеческому рассудку, измученному отравляющими душу терзаниями, и спасение призрачной дымкой ускользает из рук. Хайсе открыл глаза и не на шутку испугался, потому что, кроме тьмы, ничего не увидел. Гостиная, в которой Сасаки уснул, была достаточно светлой и тёплой, но, открыв глаза, юноша почувствовал холод. Он попробовал встать, как вдруг раздался противный лязг цепей, и Хайсе вздрогнул, понимая, что его руки и ноги крепко связаны. Сасаки резко дёрнулся вперёд, но безрезультатно, тело будто стало ватным и совершенно не подчинялось ему. Парень начал вырываться изо всех сил, но тут же утих, когда теплая ладонь скользнула по лицу, снимая платок, которым были завязаны глаза. По глазам ударил неожиданно яркий свет, заставляя Хайсе зажмуриться, поэтому он смог разглядеть лишь тонкую, будто лоза, фигуру, нежно гладящую его по щеке. Как только зрение стало возвращаться, таинственная фигура начала исчезать, вздымаясь вверх облаком пара, оставляя после себя лишь аромат свежезаваренного кофе. Перед тем, как она испарилась, юноша успел взглянуть в грустные сапфировые глаза. Они показались ему до неистовой боли знакомыми, но он не мог вспомнить, где видел их раньше. Вкуснейший аромат кофе Хайсе всё же узнал. Такой же приятный запах стоял в его любимой кофейне :re, которую он частенько посещал после работы. Сасаки испуганно оглядел место, в котором находился. Это была белоснежная комната, стен которой Хайсе, как ни старался, уцепить взглядом не сумел: возможно, их тут не было вовсе. Пол был усыпан белыми цветами, кое-где виднелись и красные, яркими пятнами выделяясь среди этой белизны. Сасаки был прикован цепями к крепкому деревянному стулу, под которым была небольшая лужа крови. Хайсе попытался успокоиться. Это всего лишь сон, и когда-нибудь он кончится. Парень поднял голову к верху и застыл в изумлении. Там, где, по сути, должен быть потолок, красовалось звёздное небо, на фоне которого тянулись ленты красного, фиолетового и зелёного цвета, закручиваясь и извиваясь в завораживающем танце. «Северное сияние», – подумал Сасаки, не отрывая глаз от волшебного явления. – Хайсе, – словно удар плетью раздалось прямо перед лицом. Сасаки чуть не закричал от неожиданности, возникшей рядом с ним и хищно улыбающейся его испугу. – Ты, – еле выдавил из себя Хайсе. – Что тебе нужно? – Глупо задавать вопрос, на который уже знаешь ответ, Хайсе, – сказал Кен, пристально смотря на следователя. – Красиво, правда? – Канеки поднял глаза вверх. – Вижу, ты оказался в затруднительном положении, – после небольшой паузы продолжил полугуль. – Снова сидишь здесь, скован цепями, а всё почему, Хайсе? Это всё из-за твоей слабости. – Я не виновен в этом, – прошептал Сасаки, опуская голову. – Вот как? – с иронией сказал Кен. – А кто тогда виноват, Хайсе? Кто? Судьба? Совпадение? Несчастный случай? Нет. Во всем виноват ты. Канеки схватил Хайсе за волосы и потянул вверх, заставляя смотреть ему в глаза. Сасаки замотал головой, пытаясь вырваться из железной хватки, на что Канеки лишь усмехнулся и продолжил: – Люди не любят правду: они видят то, что хотят видеть. Никто не хочет расшибиться в лепёшку о жестокую реальность. Но ты – особенный. Тебе не дозволено быть таким. – Заткнись, – прошипел следователь, – моё имя – Сасаки Хайсе, может, когда-то я и был тобой, но я изменился. Мне даровано искупить свои грехи, поэтому... Я не собираюсь просто так исчезать! – на последних словах Хайсе сорвался на крик. – Так докажи мне это, Хайсе, – с пугающим азартом в голосе сказал полугуль, высвобождая кагуне. – Докажи, что достоин существовать. Следователь тут же отреагировал, активируя своё кагуне - точно такое же, как у Канеки, - разламывая им цепи. Кен направил щупальце на Сасаки, норовя проткнуть его насквозь, но Хайсе смог уклониться и даже успел нанести ответный удар, который был с лёгкостью блокирован. Сасаки отпрыгнул как можно дальше от Канеки, чтобы немного, если это вообще возможно, обдумать план действий, но Кен вмиг оказался за его спиной, пронзая плечи. Хайсе вскрикнул от резкой и неожиданной боли, вспыхнувшей во всём теле и въевшейся в каждую живую клетку. Он попробовал атаковать полугуля, но тот ушёл влево, закрутил кагуне спиралью и буквально разорвал грудь Сасаки, ломая все рёбра. Следователь, не способный даже закричать, рухнул на землю. Белоснежные цветы под Хайсе вмиг на несколько метров окрасились в бордовый, кровь не останавливалась, растекаясь большой красной лужей. Рана совсем не регенерировала и, казалось, становилась ещё больше от дыхания Кена, который уже сидел рядом с ним и наблюдал, как он истекает кровью и судорожно глотает воздух. – Белый цветок вдруг окрасится в алый, и пролитая кровь обогреет землю, – тоном мудрого старца сказал Канеки, срывая цветок и окуная его в лужу крови. – Печально, да? Говоришь, тебе даровано искупление? А хочешь, расскажу тебе один секрет? – полугуль наклонился к Сасаки. – Грехи невозможно искупить. Хотя всё же есть один способ – смерть. И я могу помочь тебе прямо сейчас распрощаться со всеми грехами. Щупальце обвило руку Сасаки и подняло его вверх, второе закрепилось на талии, третье на ноге, а четвёртое скользнуло по спине, разрывая одежду и плоть. Следователь начал извиваться, но кагуне сжало его сильнее, казалось, что ещё немного, и оно переломает ему все кости. Вдруг щупальце, которое было за спиной, потянулось к лицу Хайсе, острый кончик застыл перед левым глазом, и Сасаки затрясло от страха. Только не это... – Н-не надо, – взмолил следователь и дёрнулся назад, чтобы отстраниться как можно дальше, но у него ничего не вышло, и кагуне с силой вонзилось в глаз. Хайсе закричал от боли, наполнившей его тело и проникавшей в глубины израненного сознания. Хотелось выть, кричать до потери сознания, пусть это и был лишь кошмарный сон, терзания были самыми настоящими. Правым, уцелевшим глазом, Сасаки видел только непонятные картинки, расплывчатые образы и фигуры, мелькающие перед ним. И он увидел, как левый глаз Канеки загорелся красным цветом, а на бледном лице растянулась пугающая улыбка, похожая больше на звериный оскал. Отчаянно пытаясь освободиться, Хайсе задёргался, и щупальца сжались так сильно, что кости на правой руке и на левой ноге громко хрустнули, и по конечностям потекли алые струйки крови. Следователь, чтобы не закричать, прикусил губу, по лицу потекли слезы. Каждый раз, когда восстанавливался левый глаз, Кен отнимал правый, потом ломал кости на руках и ногах и ждал, пока они срастутся вновь. И так снова и снова бесконечное количество раз. Как бы сильно Сасаки не желал потерять сознание, чтобы больше не слышать отвратительный звук ломающихся костей, гулко раздающийся в голове, и не чувствовать этой ужасной боли, он не мог сделать этого. В человеческом теле двести шесть костей. Почему когда-то это было важно? Раны заживали с невероятной скоростью, и в какой-то момент Хайсе понял, что был точно таким же чудовищем, только в другой оболочке. Вдруг щупальца ослабили хватку, и следователь упал на землю. Канеки сел на него сверху, хищно улыбаясь. Холодные руки скользнули по шее Сасаки, медленно сжимая её. Хайсе не сопротивлялся, позволяя душить себя. Светлая комната всё тускнела, к глазам подступала тьма... Неужели это и есть его конец? Пусть он и просто пустышка, красивая обёртка, но Хайсе хотел жить. Почему он не достоин жизни? Из-за того, что слаб? Сасаки знал, что во всём виноват сам, но разве он заслуживает наказание? Хайсе вцепился в руки полугуля, пытаясь освободиться. Он не исчезнет. Он будет сражаться до самого последнего вздоха. Собравшись с силами, следователь резко подался вперёд и укусил Кена за щёку. Последний отпрыгнул от него и тут же атаковал. На этот раз Сасаки смог уклониться и задеть Канеки - удар пришёлся по животу. – Моя очередь! – громко рассмеявшись, прокричал следователь. Воспользовавшись тем, что Кен стал двигаться медленнее, Хайсе пронзил его живот ещё несколько раз, с помощью кагуне схватил за ногу и швырнул в сторону. Полугуль отлетел метров на восемь и упал, широко раскинув руки. Хайсе подошёл к нему, навис сверху и потянул руки к его шее. – Ну же, Хайсе, убей меня, – зашептал Канеки. – Скорее. – Умри... – Я уже давно должен был умереть. – Умри... – Моё спасение... Твои сны... – Умри... – Я... Хочу исчезнуть. Убей меня, Хайсе. – Умри... Умри... Умри! – закричал следователь, сдавливая шею Кена. Канеки тихо засмеялся, из его глаз покатились слёзы. Хайсе опешил, он не думал, что Кен способен на такие эмоции. Сасаки никогда не мог представить себе плачущего Канеки, потому что наивно думал, что сильные не плачут. Ошибался. Даже после всего Хайсе тянуло к полугулю, но ведь это неправильно. Почему он так нуждается в нём? Ведь, по сути, Канеки хочет от него избавится, превратить всё, что он любит, в пепелище и оставить от него самого лишь прах воспоминаний. Как бы сильно следователь не хотел придушить Кена, он не мог сделать этого, потому что, на самом деле, вовсе не желал такого. Наконец, Сасаки убрал руки. – Почему ты остановился? Хайсе промолчал, внимательно всматриваясь в уже сухие глаза с серой радужкой. Канеки подобен закрытой книге: как ни старайся, прочесть её не сможешь. Но лишь одно Сасаки понимал точно. Что пугало и завораживало одновременно – отчаяние его души, отражавшееся зеркалом глаз. – Ты ненавидишь меня? – вполголоса выдал следователь, скорее утверждая, чем спрашивая. – Нет, – тут же сказал Кен. – Тогда почему... – Потому что я люблю тебя, – на одном дыхании произнёс полугуль, заглядывая в глаза Хайсе. Сасаки, не поверив своим ушам, растерянно, будто бы пытаясь убедиться, что ему показалось, спросил: – Любишь? Канеки утвердительно кивнул головой. Не успел Хайсе и рта открыть, как вдруг Кен потянул его за галстук и, немного поддавшись вперёд, впился в губы. Сасаки, не зная, что ему делать, застыл на месте, и полугуль, пользуясь его замешательством, повалил следователя на себя. Казалось, что их тела, соприкасаясь друг с другом, становятся одним целым, сливаются воедино, и Хайсе это нравилось, всё его существо стремилось к Канеки. Хотелось прижаться к нему сильнее, влиться в него, словно недостающий осколок воспоминаний, причиняющий лишь нестерпимую боль им обоим. «Любовь во имя страданий» – так можно было бы охарактеризовать их чувства, но разве сейчас это важно? Сасаки знал, что у Кена были аналогичные желания и мысли, он просто знал об этом, чувствовал телом и сердцем. Канеки, казалось, понимал всё, чего хочет Хайсе, стоило Сасаки пожелать, Кен тут же подстраивался под него. Движения полугуля были уверенными: ладони бесстыдно изучали изящное и хрупкое на вид тело. Хайсе в руках Кена был похож на тонкий хрустальный цветок. С неохотой отстранившись, они сели друг напротив друга, снимая одежду, от которой хотели избавиться как можно скорее. У Сасаки получалось медленно, нелепо. Руки било дрожью, он вздрагивал от каждого прикосновения и из-за этого с трудом мог вынуть пуговицы из петель. Расправившись со своей одеждой, Канеки помог Хайсе. На вид он был спокоен, но на последних трех пуговицах, его руки всё же дрогнули, и он шумно выдохнул. Полугуль взял Сасаки за плечи и аккуратно уложил на землю, возвышаясь над ним, целует в висок и шепчет прямо в ухо его имя. Непонятный звук вырвался из уст следователя, когда Кен провёл пальцами по оголённой груди, будто бы случайно задевая сосок, Хайсе хотел свести ноги, но упёрся в бока Канеки, немного сдавливая. Кен без капли смущения раздвинул его ноги и скользнул ладонью по паху, Сасаки пошло простонал, приподнимаясь на пятках и прогибаясь в спине. Он словно просил большего, приглашая Канеки в себя. Это было самое интимное предложение, но полугуль, казалось, не спешил принимать его, сдерживая себя и в тоже время отдаваясь Хайсе полностью - не только телом, но и душой. Навалившись на следователя, Кен взял его за кисти рук, прижимаясь всем телом и выдыхая его имя, такое приятное для слуха, мягкое. Как бы не старался строго произнести его, всё равно получалось нежно и ласково. Это имя подходило ему. Бесспорно, оно произносится так легко, на одном дыхании, как раз для того, чтобы страстно шептать его на ухо. Кен прикрывает более чем неровное дыхание своими губами, заставляя дышать лишь собой. Сасаки чувствует, как приятный запах Канеки оседает в лёгких, а на губах ощущается сладко-горький привкус, словно спелый гранат, когда впиваешься в него зубами и случайно кусаешь кожуру - горький вкус смешивается со сладостью, воссоздавая что-то новое. То же самое сейчас представлял собой Хайсе. Смущённый, робкий и немного наивный следователь с каждым прикосновением менялся на глазах. Движения стали увереннее, поцелуи требовательнее и немного грубее, но, несмотря на это, он по прежнему выглядел слишком невинным. Если бы ангел упал на землю и попробовал пожить вместе с людьми, он бы рано или поздно окрасился в какой-нибудь цвет. С Сасаки также. Ему идет белый, но у Канеки он скорее больше ассоциируется с пустотой, чем с невинностью, поэтому полугуль хочет закрасить его, сделать полным. Если бы он только мог раскрасить его во всё цвета радуги... Но в палитре, лишь красный. Кен впивался зубами в тонкую кожу на шее, слизывая стекающую кровь. Боль стала немного другой - она вспыхивала лишь на мгновенье и тут же исчезала, оставляя после себя приятное жжение. Такая боль возбуждала Хайсе. Сасаки, захотев отведать Канеки, прокусил его губу, собирая лакомство языком. Ничего не говоря, полугуль отстранился и положил голову себе на плечо, открывая шею. Хайсе не нужно было ничего говорить, он тут же припал к его шее, с жадностью вгрызаясь в Кена, словно оголодавший зверь, а цветы всё горели огнём... Этого было мало им обоим, слишком мало поцелуев, прикосновений, хочется большего. Сдерживать это желание было невыносимо, да и не нужно, ведь они хотят этого вместе. Зачем сдерживаться? Канеки лишь взглянул на Сасаки, и тот всё сразу всё понял. Им не нужно слов, жестов, достаточно взгляда, чтобы узнать, чего хочет каждый из них. Хайсе сел на ноги Кена, держась за его плечи, и приподнял бёдра. Два тёплых смазанных пальца легко вошли внутрь. Следователь с нечеловеческой силой сжал плечи Канеки, упираясь лбом ему в грудь и хватая ртом воздух, нашептывал имя, которое до этого момента пугало его, разрывая изнутри немым туманом. Теперь же он не понимал, как такое красивое имя могло его пугать. Вдруг полугуль убрал пальцы и вновь повалил Сасаки, и вошёл так резко, что в глазах на секунду потемнело, а бешено бьющейся сердце замерло. Хайсе вскрикнул, обвивая Кена в жарких объятьях, словно безумец, который нашёл своё успокоение. Он боялся потерять его так сильно, что всеми силами вцепился в Канеки, прижимая к себе, вдыхая его запах, ощущая, что он рядом. Сасаки ни за что не отпустит его... Кен, почувствовав это, заплёлся пальцами в немного кудрявые волосы и зашептал на ухо: «Я здесь, я буду рядом. Слышишь? Я всегда буду с тобой. Мы – одно целое». Канеки словно устилающий всё в округе туман. Он везде: его запах оседает в лёгких, на губах его сладко-горькие поцелуи, на языке его кровь, а в голове лишь его шёпот. Раньше Хайсе не понимал, что испытывает полугуль, чего желает, о чём думает. И теперь, когда Кен так близко, когда обнимает его, лаская нежным шёпотом, Сасаки осознал, насколько они похожи. С каждым новым толчком их разорванные души словно становились одной, границы между ними всё мутнели и вскоре растворились вовсе. Канеки двигался рвано и быстро, удерживая между болью и наслаждением. Следователь старался попадать в такт его движениям, чтобы принять Кена как можно глубже. У них всё получалась в унисон. Разгорячённые тела поблёскивали от пота, волосы прилипли к лбу, дышать становилось невозможно. Приоткрытые губы Хайсе подрагивали, а по-прежнему невинный взгляд был обращён только к Канеки, бледные щёки которого были покрыты румянцем, словно он пылал изнутри, сгорая в этом сумасшествии. Сасаки пытался что-то сказать, но из-за стонов было тяжело говорить внятно. Хайсе собрал последние силы, и признание испуганной птицей слетело с уст: – Я... Тоже люблю тебя... Кен давно знал об этом, но всегда хотел, чтобы Сасаки сказал ему это сам. И вот последний толчок - и Канеки срывается на хриплый стон, крепко сжимая Хайсе в руках, пока тот гладит его горячую спину ладонями. В этот момент их души соприкоснулись, стали абсолютно едины, но лишь на секунду. А потом всё кончилось... Полугуль упал рядом с Сасаки, выравнивая дыхание. Мысли обоих покинули, оставив лишь пустоту и наслаждение. Тогда с последним толчком, стоном, сладким шёпотом они выкинули все терзания и мысли, чтобы через какой-то время вернуть их вновь. Вдруг цветы, которые теперь полыхали красным, начали вянуть. Безграничная комната стала покрываться чёрными трещинами, рассыпаясь на большие куски. И лишь звёздное небо с развивающимися разноцветными полосами оставалось нетронутым. Хайсе с ужасом наблюдал, как всё разрушалось, превращаясь в сплошные руины, а Кен холодно, ничуть не удивлённый происходящим, смотрел на небо, потом перевёл взгляд на шокированного Сасаки и объяснил: – Ты скоро проснёшься. – Проснусь? – Хайсе совсем забыл, что это был сон. Всё казалось таким настоящим, что от тонкой линии между мечтами и реальностью не осталось ни следа. Наконец, осознав, что это всё же сон, Сасаки тут же спросил: – Мы ещё увидимся с тобой? – Конечно. И не один раз, – Канеки обнял его со спины и напоследок поцеловал в висок. Хайсе хотел сказать ещё что-то, но, обернувшись, увидел, что Кена уже не было рядом... В особняке было очень тихо, лишь тиканье часов и биение собственного сердца разрывали непривычную тишину. Свет был выключен, и только диск луны, старательно пробивающийся сквозь бегущие тучи освещал большую комнату. Распахнув глаза, Сасаки присел на край дивана. Он уснул, когда читал книгу, которую ему подарил Арима. Бессонные ночи не прошли даром, поэтому следователь задремал почти сразу же, как открыл первую страницу. Хайсе снял очки для чтения и положил на кофейный столик, и заметил, что рядом с полупустой кружкой крепкого кофе лежала записка. "Ушли на тренировку." – прочитал вслух Сасаки. Следователь улыбнулся. Ребята старательно тренировались даже без него. С каждым днём они взрослели и крепли прямо на его глазах. Даже не умеющий работать в команде Урие стал ответственнее и вежливее. Если Хайсе и потеряет контроль, то сможет вернуться обратно, ведь он любил свою новую семью. Пусть она и фальшивая... Подойдя к окну, Хайсе взглянул на очертания луны, прикрытой плотными тучами. Вдруг он услышал еле уловимый шёпот, исходящий из дальнего угла гостиной. Такой тихий, нежный, немного грустный, совсем непонятный для слуха, похожий на какое-то бессвязное бормотание шизофреника. Сасаки тут же обернулся и увидел полупрозрачную фигуру Канеки, которая, что-то сказав, растворилась в ночной мгле.