***
— Я ТЕБЕ НЕ НУНА! Тэхён только и успел выставить как щит крышку от кастрюли, когда Чимин, размахивая ложкой, метала стрелы ярости из глаз. — Но ты же старше меня! — не унимался Тэхён, искренне не понимая причин злости. Девчонка одним фуком сдула со лба выбившуюся из пучка прядь волос и прошлась языком за нижней губой. — А тебе не следует напоминать девушке о её возрасте, как истинному джентльмену, Ким Тэхён! Я большую часть своей жизни прожила за границей и не привыкла, чтобы мне при каждой встрече тыкали носом в мой возраст. Поэтому, ещё раз повторяю, просто Чи-мин. Чимин меня зовут! Не нуна! — и она махнула ложкой в одну сторону. — Не Чимин-нуна! — она махнула в другую. — А просто Чимин! Ферштейн? — Да ферштейн, я, ферштейн! — взвыл Тэхён, всё ещё пытаясь укрыться за крышкой. — У тебя вода кипит, Чимин. Не спали мой бульон… И дай хоть корку хлеба, как аперитив, а? — НАМДЖУН, ЗАБЕРИ ТЭХЁНА ОТСЮДА, ПОКА Я ИЗ НЕГО СУП НЕ СВАРИЛА! — Ну-у, — протянул появившийся Чонгук, пристраиваясь плечом к дверному косяку кухни. — Это хотя бы съедобно будет. Тэхён шагнул назад и открыл нижнюю дверцу холодильника, чтобы в случае чего — когда, к примеру, тарелки полетят, — успеть спрятаться и выжить. — Что произошло?! На пороге возник запыхавшийся Намджун с тетрадкой наперевес: строчил, видимо, очередной текст песни для нового альбома. Чонгук неодобрительно поцокал, замечая, как Чимин опустила взгляд на руки Намджуна. — Плохо, нуна, музыкантов от работы отвлекать. — Ну, да. Музыканты всегда заняты, а не шляются без дела по общежитию и не рубятся в детские игрушки, да, Чонгук-ки? Намджун, время обеда. Пора есть, зови остальных.***
— А тебе не кажется, Гукки, что это уже перебор? — Перебор, хён, это когда ты в душе поёшь, а это — вынужденная мера. Я уже от этой капусты зеленеть начал, — парировал Чонгук, продолжая старательно упаковывать коробочку, что курьер доставил сегодня утром. Намджун хотел было прописать младшему хорошую оплеуху, но, по правде говоря, боялся получить потом в ответ и себе такой же подарочек, что Чонгук готовил для Чимин. Управу на этого сорванца Намджун, как бы ни старался, но найти так и не смог, хотя их бойзбенду без малого уже четыре года. Пока Чонгук колдовал над подставой для Чимин — вполне себе милой, но только когда молчит, девушки — лидер сидел на своей кровати, перебирал струны и вертел колки, настраивая гитару. У младшенького, кажется, был какой-то бзик на еде — ни одного диетолога за человека не считал, будто в детстве еду отнимали так ещё и в отрочестве мясцом обделить желали. Как бы долго не ломал Намджун голову над тем, почему у Чонгука от новых людей в одном месте чесаться начинает, понять так и не сумел. — Чонгук, — решил всё-таки попробовать Намджун, обнимая гитару и пристраивая подбородок на грифе. — Может, передумаешь? Она же тебе ничего плохого не сделала. Она просто выполняет свою работу, заботясь о нашем зд… — Запал, что ли, хён? — как-то недобро зыркнул Чонгук с пола, что был усыпан фантиками и ошмётками бечёвки. — Да нет же… — Рыцарь проснулся? — продолжил и показательно щёлкнул ножницами по ярко-розовой ленточке. — И не в этом дело, просто… — Она слишком много о себе мнит, хён. Её нужно проучить. Не ей диктовать мне условия, что и когда есть… Я не маленький ребёнок, которому может указывать какая-то девчонка, которую из-за стола-то и не видно! Ха, малыш! Малолетка! Представляешь, хён? Да она всего на два года старше меня! Тэхён тоже младше её, но с ним она сюсюкается и так не обзывает! Я ей покажу, где раки зимуют… Она у меня попляшет. Меня, малолеткой и причём бессовестным, представляешь? Вчера, перед Юнги и Сокджин-хёном так назвала! Досолить мне её стряпню не дала. Её и так жрать невозможно, потому что кроме воды и скукоженных овощей там ничего нет! Представляешь, чем мне приходится питаться? Намджун, округлив глаза и рот, взирал со своей кровати на разозлённого Чонгука и много раз порывался потянуться вперёд и забрать от греха подальше ножницы, которыми Чонгук в порыве возбуждённой тирады размахивал, но так и не решился, зная свою удачу. — Ага-а-а, я понял! — продолжил Чонгук нараспев, как-то по-безумному расширяя глаза и тыча ножницами в хёна. — Она же тебе мясо даёт, поэтому ты и не хочешь от неё избавляться, да? — Не в этом дело, Чонгук-ки… — Ну тогда объясни мне, почему я сейчас не должен встать и не привести свой план в действие? — Потому что ты — хороший человек? — не найдя более разумных аргументов, попробовал Намджун, но сразу понял, что попал в молоко. — Уж кем, а хорошим человеком, меня назвать нельзя, — поставил точку Чонгук, набирая номер курьерской службы для доставки подарка для Чимин.***
— ПОЧЕМУ В МОЁМ СУПЕ ДОХЛЫЙ ПАУК?! Чонгук, вскочив на стул, тыкал ложкой в дымящуюся тарелку и остервенело мотал головой в поисках ответа на вопрос. — А потому, что я не привыкла оставаться в долгу, малыш. Бон Аппетит, — пролепетала Чимин, что не без удовольствия взирала из дверного проёма на беснующегося и перепуганного Чонгука. — И на заметку: я росла с четырьмя старшими братьями и папой-военным. Такими штуками меня не напугать. — Ну точь-в-точь моя родная матушка! Аж по дому заскучал, — встрял Сокджин, расплываясь в улыбке, когда Чимин, показушно взмахнув своей карамельной гривой, вышла из кухни.***
— Ну, одну. — Нет. — Ну, пожалуйста! — Нет. — Одну единственную штучку! — Я сказала — нет! — Половинку? — Нет. — Четвертинку? — Нет. — Восьмиринку? — Нет! — Понюхать хоть дай! — НЕТ! — Посмотреть? — НЕТ! — За что ты так жестоко со мной, нун… Чимин! Я сказал — Чимин! — Тэхён, сгинь с глаз моих! Никакого мармелада! — ТЫ ЗАБИРАЕШЬ У МЕНЯ ЕДИНСТВЕННУЮ РАДОСТЬ! — Ты вчера от меня втихаря навернул печенье с шоколадной крошкой. — … — Ага, я всё знаю. — Я отработал. — И как это? — Подмёл пол, а это, как никак, физическая нагрузка! — Ты включил робот-пылесос. — … — Не делай щенячьи глазки, Тэхён. Они на меня не действуют. — … — Тэхён, сгинь в туман. — Одну штучку. — Нет. — Ну, Чимин! — Отстань от меня. Нет! — Ну, Чимин. Ты же такая хорошая и крутая. Одного червячка, и я уйду. — Одного? — Да! — Пять отжиманий. — А? — Б. Один червячок — пять отжиманий. — Что-то не честно, не находишь? — Тебе калории перечислить? — Уволь, я всё равно не запомню. — То-то же. — Что, без боя не дашь? — И с боем не дам. — Но я же растущий организм и у меня есть потребности! — Вот и сублимируй свои потребности. Иди на картинки посмотри. — Эм, ребят, я вам тут не помешаю? — Сокджин-хён, она мне не даёт!***
— Ну вот что она мне ферштейн да ферштейн, а? За границей жила так и всё теперь, пальцы веером, а сопли пузырём? Сущий Гитлер в юбке со своим этим «ферштейн». А Я НЕ ПОНИМАЮ ПО-ФРАНЦУЗСКИ ВООБЩЕ-ТО! — Намджун, ты ему скажешь или я? — Не подливай, Хосок, масла в огонь. Пусть будет так, как есть…***
— Эй, нуна! — Чимин. — Нуна, я есть хочу. — Чимин. И кушать через полчаса. — Эй, нуна! — … — Нуна, а расскажи мне, каково было жить в эпоху динозавров? — НАМДЖУН, УБЕРИ ЕГО, ИЛИ ВАШ КОЛЛЕКТИВ ЛИШИТСЯ УДАРНИКА! — Эй, нуна! Мне нужен совет старого и опытного человека… — НАМДЖУН! — Эй, нуна! Я тут на Ebay шарюсь и увидел, что на Корегу* есть большие скидки. Тебе взять? — Эй, нуна! А кто среди нас твой биас? Чонгук пристроился поясницей к краю кремового цвета столешницы кухонного гарнитурного столика и скрестил руки на груди. Чимин, помешивая в миске очередное варево, которое Чонгук во всеуслышание величал «колдовским», глянула на него из-под бровей тяжёлым и уставшим взглядом. — С чего ты взял, что у меня есть биас? — Ну-у-у, — протянул Чонгук, закатывая глаза и перенося вес на другую ногу, — ты — девчонка, а мы — крутая и популярная группа, состоящая сплошь из красавчиков. — Если ты считаешь это аргументом, то я спешу тебя разочаровать, — невозмутимо продолжала Чимин, петляя по кухне, на которую теперь даже Сокджин без предварительного соглашения не совался. — И всё же, нуна, кто биас? — Это закрытая информация. Гриф «секретно», ферштейн? — Ты невыносима! — Кто бы говорил…***
— Да это по-любому ты, Намджун! Она тебя всякий раз зовёт, как Чонгук или я какую-нибудь херню чудим! — Тэхён, я — лидер. К кому, как не ко мне, ей ещё обращаться… Я думаю, что это всё-таки Сокджин! — Я? Почему? — Общие интересы там, все дела… Вы с ней ладите. — Тэхён тоже с ней ладит. Она ему даже раз в неделю мармелад выделяет, как по талонам! — Я измором взял. Может, тогда Юнги-хён? — А? Что? — Да спи ты, спи. Ну, а что? Она любит, когда вокруг тихо, а кто, как не хён, почти всегда молчит? — Она росла со старшими братьями и папой-военным. Значит, харизма и сила ей нравятся! Обычно же дочки выбирают тех, кто на папу похож… — Намджун, под эти критерии подходит Чонгук, но мне как-то не верится… — Я? Ну, я не удивлён, конечно, но… Не-е-е, точно не я! Хотя, если я… — Может, Хосок? Уж с ним-то она как с родным общается! — Точно! За всё это время только с ним она не препиралась! Это точно ты, Хосок-хён! — Надо проверить, Тэхён, твою версию. — Да не-е-е, это не Хосок-хён! Не может он им быть! — С чего это, Чонгук? — Ну, просто… — Да, вот именно, почему не могу быть я? Идём проверим!.. Эй, Чимин-ни! — Да, Солнышко? — Вчерашнее рагу было восхитительным! — Ты ж моё золото!.. — Видали, да? — Хосок, я аж завидую тебе! — Никогда бы не подумал, что это ты… Ай, не щипайся! — Да нет же! Она с ним просто милая, потому что он её стряпню похвалил, только и всего! — Завидуй молча, Чонгук-ки! — Да кто завидует-то… Подумаешь.***
— Эй, нуна. — А? Что? Чёрт, Чонгук, ну сколько можно! Чи-мин меня зовут! Я уже седеть начала от твоей этой «нуны». Ты погляди! Так, ты в порядке? Ты что-то бледный. — Нуна. — Да что случилось-то? Что у тебя с лицом? Заболел? НАМДЖ… — Да в порядке я! Ладно, забей… — ЭЙ, ВЫ ВСЕ! КТО РЕБЁНКА ОБИДЕЛ? — НЕ РЕБЁНОК Я! — А я — не нуна. Точно ничего не болит? Болит. — Нет. Сегодня опять сельдерей и морковка? — Сегодня уже тебе можно белого мяса. Марш руки мыть. — Хорошо, Чимин. — Я не нун… Что?***
— Ого, Чимин! У тебя на руке набито название песни Юнги-хёна? — Ну, да. Мне нравится эта песня… — Так, значит, он твой биас? — Мне просто нравится песня, Тэхён… — РЕБЯТА, ИДИТЕ СЮДА! Я КОЕ-ЧТО УЗНАЛ! — Это-просто-песня, Тэхён! — Что такое? — Чего случилось? — У НЕЁ НАБИТА НА РУКЕ ПЕСНЯ ЮНГИ-ХЁНА! — Хосок, мне жаль. Прими мои лидерские соболезнования… — Ребята, это просто песня. Вот, глядите! — Ого, а на второй руке название песни Намджун-хёна! — Вау, а за ухом — Хосок-хёна… — Сколько у тебя татушек? Где ещё названия набиты? — У сердца тоже есть? Что?! РЕАЛЬНО НА ГРУДИ ТОЖЕ НАЗВАНИЕ ЕСТЬ? — Чья песня? — Кто написал? — Покажи! Ай, чего дерешься? — По-любому у сердца песня твоего биаса, да? — Ну вот чего вы пристали, ребята? Есть и есть, что такого-то! — Так, парни. Каждый из нас написал как минимум по три песни. Какие у вас предположения? — Э-хей, ребят, я, вообще-то, ещё тут, если вы не заметили… — Может, твоя, Сокджин-хён? — Или Юнги. Он много написал песен… — Ребята!.. — Или, Намджуна? У него лирика прям за душу берущая! — … Тэхён, прекрати пялиться на мою грудь. У тебя не рентгеновское зрение, угомонись. — Я пытаюсь сосредоточиться. — Всё равно вы никогда не узнаете. Садитесь уже за стол, ужин готов. — Пс, парни, нужно выкрасть её плейер… — Я ВСЁ СЛЫШУ!***
— Чонгук, твой обед. — Я не голодный. — Надо. — Нет, спасибо. Не хочу. — Да что с тобой творится в последнее время? Тихий ты какой-то. Всё точно нормально? Хочешь, поговорим… — Твоё дело — готовить, а не болтать. Вот и делай то, что делаешь, а от меня отстань. — Ан нет, ты всё такой же. Показалось, видимо, что тебя что-то беспокоит. В любом случае, обед на кухне. Тебе нужна еда, чтобы поддерживать статус крутого популярного парня-барабанщика. — Я ТЕБЕ НЕ МАЛЫ… Что?***
— Эти двое уже неделю как не ругаются. Надвигается буря, да? — Не знаю, но мне это тоже не нравится, Сокджин-хён. Эй, Чонгук, подойди-ка… Вы когда с Чимин умудрились так рассориться, что сейчас даже не пересекаетесь? — Ты ей нагрубил, да? Признавайся, засранец! — Может, и нагрубил, тебе-то что? Она всё равно через две недели от нас уйдёт, какая разница… — А разница в том, Чонгук-ки, что быть придурком — это плохо. Вот и чего тебе неймётся, а? — РЕБЯТА, Я УЗНАЛ! — Тэхён, дыши. Что узнал? — ТАТУ. ЧИМИН. ГРУДЬ. ПЕСНЯ. ЧОНГУК. — Откуда инфа? — Вот это вообще внезапно. — СТАФФ. ВИДЕЛ. Ой, воды дайте, умираю. — Чонгук, ты чего так лыбишься? Рот порвёшь.***
— Эй, нуна! — … — Эй, нуна! — … — Эй, нуна! — Ну, что?! — Ничего. Суп вкусный был, спасибо. — … а вот и буря, Намджун-хён. — Эй, нуна! — Чимин. — Хочешь, на барабанах научу играть? — Эй, нуна! Хочешь в приставку поиграть или ты слишком для этого стара? — Эй, нуна! Там на улице раздавали скидки в продуктовый для престарелых, я тебе взял. — Эй, Чонгук! Иди кушать! — Это что, детское питание? — Ребята, менеджер подъехал, поторопитесь. Намджун, ты детское кресло взять не забыл в машину? — Эй, малыш! — Я не ребёнок, нуна… — ЭЙ, НАРОД! ОТКУДА В ВАННОЙ ДЕТСКАЯ ПРИСЫПКА?***
— О, Чимин, привет! Ты какими судьбами у нас в студии? Это что, платье? — сказал Намджун, распластавшись звёздочкой прямо на полу, среди бесчисленного множества проводов, струн и ковров. Ребята хором обернулись ко входной двери и дружно засвистели. — Так, прекращайте, — отмахнулась смутившаяся Чимин, одёргивая подол вниз. — Я просто гулять иду и меня вынудили надеть… это! Она устало плюхнулась на пол и стащила с тощих плеч любимую кожаную куртку, накинула её себе на колени и тяжело вздохнула, смахивая со лба выступившие капельки пота. — Девчонки из стаффа решили замутить прощальную вечеринку и не абы где, а в клубе! «Кассиопея», вроде. А я клубы терпеть не перевариваю… — Ты смотри там поаккуратнее. Ходит много всяких придурков! — наставлял Сокджин, засовывая в принесённый Чимин пакет голову и принюхиваясь. — Не волнуйся за меня, Джин-ни. Я могу за себя постоять! Она отпихнула голову старшего участника от пакета и принялась доставать многочисленные плошки. — Так, Тэхён-ни, это тебе. Кушай, золотце. Тэхён, перехватив запотевший и тёплый контейнер, раскрыл рот в квадратной улыбке и тут же принялся уплетать кушанье. — Хосок, солнышко, держи. — Рота, подъём! Юнги-щи, ужин. — Намджун, как ты любишь. Сегодня я не жалела черри! — Сокджин-щи, а вот и твоё. — Ты режешь огурцы ну прямо-таки как моя матушка! — Чонгук, — и девчонка, нацепив на лицо маску отчуждённости, протянула контейнер парню. — Нуна, — тем же тоном отозвался Чонгук и сделал вид, что не заметил играющих желваков на её лице. — Ого, ты будешь есть с нами? Перед походом в клуб? — Я корпела над вашими ужинами три часа, имею право. — Это что, сосиски? — Да, тайное оружие. В клубе никто ко мне приставать не будет, если от меня будет нести чесноком или сосисками. Проверено! — Попробовать жениться на тебе, кажется, себе дороже… — Так точно, Намджун. Налетай! — И всё-таки мне кажется, что в клубе на неё слетится как минимум человек десять. — Ага, кота сосиской не напугаешь! Юбка слишком короткая. — Да и накрасилась она сегодня ярче обычного. — И волосы уложила. — Точно приставать к ней будут. — Она мелкая: на плечо закинут и утащат! — Ей не отбиться будет, точно. А если она ещё и выпьет… — Эй, Чонгук, ты куда?! — Чонгук?! Доедать не будешь? — … а вот и буря.***
— Чонгук? Ты чего тут делаешь? — Танцевать пришёл. — Домой иди, тебе завтра вставать рано… — Чонгук, ты привлекаешь внимание и смущаешь девчонок из стаффа. Ты чего припёрся? Вали домой! — Я сижу расслабляюсь. Я уже не ребёнок и делаю, что посчитаю нужным. — Чонгук, езжай домой. Если тебя узнают, то греха не оберёшься… — Я знаю, что делаю. Нуна, прекращай пить. Тебе хватит. — Чонгук! Ты что на танцполе делаешь? Уйди, пока тебе не узнали! Блин, и чего ты такой здоровый бугай? Блин, капюшон хоть накинь, балбес! — Нуна. — Домой иди, Чонгук. Нет, я не буду с тобой танцевать. Чонгук! — Нуна. — Отойди, Чонгук. Не надо. Ай, блин! Руки не распускай только… — Эй, нуна! — Ну, чего?! — От тебя и правда пахнет сосисками…