Свалка бредовых мыслей.

Помещение, в котором была лишь одна небольшая, но по эстетически красивая люстра. Она была огромная и ее паутины с лампочками на концах освещали зал тусклым полусветом. Свет был приглушен и в зале творилась гробовая тишина и из-за этого давящего чувства в ушах звенели цикады и давили на виски своими воплями. Единственное, что ее нарушило это гулы людей в тот момент когда в помещение зашёл мальчишка. Бронзовая кожа блестела чистым золотом, а черные волосы спадали на его глаза и прикрывало, казалось бы с идеальными пропорциями лицо. Тело у него было хлипкое и детское, собственно кем он и был. Он был мальчишкой, который должен хорошо учиться и радовать родителей хорошими оценками, но нет. Родителей нет. Никого нет. Есть только люди в зале, которые прожигают юное, но совсем уже не невинное тело. Люди закричали, словно чайки, приветствуя трепыхающегося парня внутри, но Пак не обратил на это внимания и лишь свободной походкой направился в сторону гигантской сцены. Зал был построен кругом. Он был похож на театр, но было ясно, что показывать здесь будут не танцы маленьких лебедей. Все было в шоколадных оттенках, но не похожи на грязь, а больше отдавали молочным и темным шоколадом. Богатым оттенком шоколада, что было ощущение, будто сейчас дотронется до деревянной стены и все рука будет в этой сладости. Казалось, что все сливалось воедино и была ночь, но единственное, что разбавляло эту темноту - шторы, которые выстилались по периметру всей сцены и спадали на пол витиеватыми и плавными, словно морские волны узорами. Парень прошел на свое место - середину сцены и люди, будто им дали сигнал, умолкли, как рыбы. Одет он был в свободную, будто не его, а точнее какого-то альфы, шёлковую рубашку, которая открывала вид на острые из-за истощения ключицы и облегающие ягодицы брюки красовались на его бедрах. На лице сияла лёгкая ухмылка лисёнка, и из-за нее все альфы были готовы сожрать этого маленького, казалось, словно фарфор хрупкого ребенка. Все затаили дыхание когда в зале начал играть тихий джаз, который идеально балансировал в этой атмосфере разврата и одновременно эстетики. Под такт музыки юноша взял бутылку дорогостоящего вина и облил свое хрупкое тело. На белоснежной рубашке сразу появились кровавые разводы алкоголя, которые очерчивали его худобу. Казалось, что ещё чуть-чуть и он рассыпется из-за такой хрупкости прямо на сцене и уже никогда не соберётся, но на самом деле это было не так. На этом моменте люди начали шептаться, но парню было все равно. Новая порция вина изо рта юноши потекла по шее и кадыку, обрисовывала его ключицы и еле заметный пресс, от чего сам подросток немного вздрогнул и поморщился из-за чувствительности своего тела и немного заскулил, рассматривая черными глазами свою "работу", которая на самом деле была безумна красива. Тело мальчишки идеально сочеталось с этой музыкой. Рубашка уже сорвалась с его юного тела и полетела прочь, от чего его загорелая кожа переливалась оттенками золота, благодаря освещению. Его тело двигалось в унисон мелодии, а с тела вновь и вновь слетали ненужные ткани, но это выглядело не пошло. Это выглядело эстетично. Юношеское тело красиво принимало в себя теплоту света и только и делало, что светилось. Выпирающие рёбра и таз красиво очерчивались на коже и по их рельефам текло вино, в то время, когда мальчишка что-то нежное и мелодичное напевал себе под нос сладким голосом и растворялся в гулах людей, ощущая давку, но этого никто не замечал. Все люди рассматривали только его плоть, но не смотрели на то, что он чувствует во время выступления. Люди начали кричать и ликовать под конец танца, заглушая музыку. Это был самое отвратительный момент всех выступлений, потому что тогда кончалось все. И эстетика и даже лицезрение его тела. Все присутствующие просто просили "ещё и ещё", но парень не собирался продолжать танец больше своих положенных минут и медленно его завершал, стараясь не замечать крики людей. Вино уже закончилось. Лишь кровавые капли остались на его одежде, теле и полу, а их разводы впитались в паркет, от чего он стал розового оттенка. В один момент музыка закончилась и люди только с новой силой заорали о продолжении. С их уст срывалась брань, и мальчишку окутала обида. Впрочем, как и всегда в конце номера. Все просто хотели продолжения и ничего большего, а Джи с комком в горле удалялся со сцены под оскорбления зрителей, пытаясь сдерживать слезы обиды и несправедливости.