Коллекционер

— Грабёж, натуральный грабёж, — ворчал Торин Оукеншильд, пытаясь умоститься на жёстком каменном полу своей камеры. — Эта проклятая жизнь, этот проклятый поход, эти проклятые эльфы!.. — Дядя, чего ты стонешь? — невежливо, но по-родственному подал голос Фили. — Помолчи. Как он посмел? Нет, как ОН ПОСМЕЛ?! — Дядя, что посмел-то? И кто? Трандуил? Так ты ж посмел больше… — Я — имел право. Он — нет. — Торин, ты его обматерил. Он тоже имел право. И заметь: всё могло быть гораздо хуже. — У Балина ворчание получилось более внушительным: сказывался немалый жизненный опыт. — Например, нас могли бы пытать… оставить без ужина, к примеру. — Ты говоришь как Бомбур! — Вот я и говорю, — вмешался как по заказу Бомбур: — Ужин был отвратительный! Скудный и отвратительный! — Да, считай, вообще его не было, — Бофур стащил с головы ушанку и любовно огладил уши. — Разве ж это ужин? Паучьи лапки в соусе. Дрянь. Тьфу! — Как это — паучьи лапки?! — А ты не понял, Ори? Они самые. То-то этот белобрысый прынц задержался. Наверняка рубил лапы нам на ужин. А соус… — А соус? — А соус — переработанная паутина! — торжествующе закончил Бофур и облизнулся. Из угловой камеры раздался сдавленный кашель: Ори пытался успокоить взбунтовавшийся желудок. — Что ты несёшь, друг? — укоризненно сказал Оин. — Какие ещё лапки? Это просто курятина. Что я, курятину от паучатины не отличу? — Да ну тебя, Оин. Вечно всё веселье испортишь. — Тоже мне, веселье! — Ага, веселье. Я б, может, даже потанцевал… то есть попрыгал. Только места маловато. Холодно у них тут… проклятые эльфы! — А я что говорю! — рявкнул Торин, за время перепалки озверевший окончательно. — Холодно! И камень у них неправильный! Паршиво обработанный и слишком… холодный камень, Барлог их раздери! КАК ОНИ ПОСМЕЛИ?!! — Между прочим… — Дори сделал глубокомысленную паузу и погремел своим чайничком, каким-то чудом сохранившимся в суете последних часов. — Между прочим… — Ну! — Между прочим… А я забыл, что хотел сказать. Прости, Торин. — А-а-а-а-а!!! Да будь всё проклято!!! — Торин, спокойно! — Дядя! — Торин, ну, не надо, не надо. Я понимаю, что ты к ней привык, что тебе сейчас плохо, но держи себя в руках... — Заткнитесь все! — Сам заткнись, Двалин! --------------- — Пожалуй, это не подойдёт. И это тоже. А это… Леголас, ты только взгляни. И они ещё пытаются доказать, что у них развитая культура, или даже цивилизация! По-моему, эти гномы вообще совсем недавно слезли с деревьев… знаешь эту теорию почтенного Верандуэля? — Не знаю и знать не хочу. — Леголас брезгливо осмотрел груду барахла, совершенно не украшавшего тронный зал дворца. — Отец, зачем тебе эта дрянь? По-моему, она годится только в костёр. — Не только, не только… — Трандуил кучу попинал носком вышитой туфли и задумчиво потеребил кончик носа — была у его величества такая привычка, но отдавался он ей исключительно в узком семейном кругу. — О, Леголас! Вот это — подойдёт! — К чему подойдёт? Папа! Брось ты эту гадость! — Ни в коем случае! — Эльфийский король уже с энтузиазмом копался в грязной куче. — Оно подойдёт! — Да к чему подойдёт-то? — тоскливо вопросил Леголас, на всякий случай отходя подальше: папин энтузиазм никогда не внушал ему доверия. В прошлый раз такой всплеск закончился сменой половины дворцовой мебели: Трандуил вдохновился «удивительно эргономичным дизайном» лихолесских пауков — именно так он объяснил появление резных столиков о восьми ножках и гобеленов из паутины. — К моей охотничьей комнате, — пояснил снисходительно Трандуил. — Трофеи. Чучела, головы… шкуры. — Шкуры? — осторожно поинтересовался Леголас. — Шкуры. Представляешь? Огромный зал, а на стенах шкуры, шкуры… Возможно, рога. Чьи-нибудь. К примеру… — Папа! Он служил тебе верой и правдой тридцать лет! — Ты неправильно понимаешь. — Трандуил машинально поправил корону. — Рога могут быть разные. Шкуры тоже. Это надо обдумать. — Но… Папа, послушай, у тебя же нет охотничьей комнаты! — спохватился Леголас. Трандуил пожал плечами, одним глазом кося на сына, а другим любовно оглядывая шубу Торина Оукеншильда. — Будет, — снисходительно сказал он, с нежностью истинного коллекционера отряхивая воротник из волчьего (может быть даже варжьего!) меха. — Всё будет. Лиха беда начало.