Острота севера

Встречи кланов часто проходили не так, как планировалось, однако, к счастью, до недавних пор заканчивались более-менее благополучно. Роббу нравилось, что его всегда принимали за главного, зная, что он старший. Пока только Манс Налётчик отличился от других и сразу указал на Джона, сказав, что ублюдок смотрит на него, как на помойную крысу. Старк не знал, что же такого у него во взгляде, хотя не раз получал за него удары кулака или пули. Стоило надеяться, что сейчас «это» на время скроется, поскольку второго шанса уже не будет: тот, к кому сейчас направлялся Джон, был, как известно, крайне скор на расправу. Впрочем, сложно выглядеть презрительно-надменно с таким лицом, как у Джона сейчас. Белок в левом глазу до сих пор ярко наливался кровью, но уже полностью открылся, что, впрочем, не было таким однозначным плюсом: с одной стороны, он выглядел не так жалко, а с другой — зрение теперь немного подводило, и мозг как будто через силу сопоставлял качественную картинку с правого глаза и мутную — с этого. Содранная кожа на щеке почти восстановилась, но всё ещё натягивалась при движении мышцами лица. А сломанные кости, кажется, жили своей жизнью. Сейчас Джон опёрся на бортик лодки, впервые за два дня пути встав с лежанки. Держаться прямо, а тем более идти было тяжело, но скоро он уже будет на месте, а визит вряд ли затянется на долгое время, так что эту боль можно перетерпеть. Бывало и хуже. Наверное. Или… Нет. Джон никогда не был так близко к смерти и не подвергал такой опасности свою семью: от Старков не осталось бы ничего, не прогони проклятый Торне этих головорезов из Бирмингема. И вот теперь он снова едет в Лондон, едва отойдя от последствий прошлого визита. Ему осталось только пару раз выстрелить воздух и помахать разноцветным флагом, чтобы сделать из себя совсем уж идеальную мишень. Он ведь даже убежать не сможет. Кэт останется за главную в семье, если его сейчас пристрелят, что является вполне возможным вариантом развития событий, но вряд ли она этого хочет, несмотря на все претензии к его самодеятельности. Сколько бы они не сцапывались по поводу и без, тётка его любила. Не зря же Кэт молилась за его жизнь каждый раз, когда он был на грани. Джон не заметил, как лодка ударилась о причал. Её едва заметно тряхнуло, но этого колебания хватило для того, чтобы рёбра прострелило болью. Если б только их. Даже старый шрам от предсмертной пули Манса заныл, уже давно забытый и залеченный. Зная, что лучше не станет, Старк крепко сжал зубы и сошёл на берег.

***

Там было холоднее, чем на улице — не было желания снимать пальто, которое до этого казалось слишком тяжёлым, и Джон даже пожалел, что оставил кепку в лодке: со всей своей дурной славой она могла быть как фирменным знаком, так и символом агрессии, попыткой устрашения, но сейчас в кои-то веки хотелось использовать её по назначению, а то сквозняк шевелил волосы на затылке. Или они сами шевелились. Поспевать за Рамси оказалось тем ещё усилием в его состоянии. Когда они наконец затормозили, чтобы выпить виски, Джон успел перевести дух и заметить, что Рамси и его рабочие были в основном в одних рубахах. Оказалось не так-то просто признать, что его бьёт банальный озноб. Стало чуть легче, когда он хлебнул виски. Он не ел со вчерашнего вечера, да и то лишь что-то холодное и пресное, поэтому сейчас ему приятно прожгло пищевод и, кажется, даже желудок. Оставалось надеяться, что это разгонит кровь и поможет дотянуть до возвращения в лодку. Рамси удивился выбору тёмного, но Джон знал, что, выбери он светлый, пришлось бы изобразить искренний восторг, чтобы не нарваться на преждевременный конфликт, а на это у него не было ни желания, ни сил. Хотя даже это было неплохим. Когда-нибудь, возможно, стоит договориться о поставке пары ящиков в их бар. Оценят ли лондонский алкоголь в Бирмингеме? Кабинет Рамси оказался светлее, чем представлял Джон. Этому парню скорей подошло бы подземелье. Болтон был такой же темноволосый, как он сам, но с прозрачными, до жути голубыми глазами и острыми белыми клыками. Наверное, можно было бы допустить, что они такие от природы, если б не нарочито частые и широкие улыбки их обладателя. Позёр. Старки заработали уважение и страх от горожан за ум и смелость, сплочённость и силу, а этот, видимо, строил из себя ненормального и безо всякой выдумки запугивал всех кого ни попадя. Про его отца говорили другое. Однако Джон не считал, что договориться с Русе было бы легче. — Ром для веселья и разврата, а виски для бизнеса, не правда ли? — Рамси снова потянулся за бутылкой, но Джон его остановил, сразу после поймав неодобрительный взгляд. Кажется, теперь Болтон перестанет играть в дружелюбного клоуна. Обычно Старк соглашался, по себе зная, что отказ от предложенного алкоголя сразу настраивает против, но сейчас вариант взять стакан и больше не прикасаться к нему не рассматривается, а пить он бы не смог: боялся, что его сморит через пару глотков. А надо ведь не только солидно выглядеть, держать лицо и связно говорить, но и после разговора выйти отсюда, не свалившись у дверей или причала. Джон уселся на стуле ровно и прямо, а Рамси развалился, как и положено особенно самовлюблённого хозяину. — Что ж, я слушаю, — себе он всё-таки налил. Интересно, он всегда столько пьёт или зачем-то делает это сейчас для вида? Джон прекрасно знал, как выглядят алкоголики, и их пристрастие отпечатывалось не только на лице и коже, но и скользило в жестах, огрубляло голос, а Рамси… Нет. Видимо, это, как и заточенные зубы, ещё один фрагмент его образа, смысл которого непонятен никому, кроме него самого. Похоже, он либо очень умён, либо на самом деле безумен. Как ни странно, для Джона будет опаснее первое. — Хочу сделать предложение по поводу нашего сотрудничества, — Джон продумал всё подробно, как обычно, но едва он начал излагать свою мысль, как Рамси его перебил: — Не-а. Нет. Исключено, — прежде Рамси сидел, уперевшись локтями в столешницу, а теперь откинулся на спинку стула и запустил руку вправо вниз, туда, откуда недавно доставал алкоголь. Едва тронутый стакан был отставлен в сторону. — Вы послали мне письмо… — возразил Джон, мысленно добавив: «Которое так дорого мне обошлось». После смерти Манса Старки стали править в Бирмингеме, но после двух лет спокойного зажиточного существования к ним, а точнее, к Джону пришла идея расширяться в Лондон, где шла война между двумя кланами. Собравшись присоединиться к проигравшим, они решились на наглый, но в то же время простой жест — в компании с Роббом и бойкой Арьей, которую все принимали за парнишку, разбомбили один из баров Тайвина. Кто же знал, что Ланнистер наведается в Бирмингем и не убьёт Джона только из-за вмешательства Торне. Хотя свою жизнь Джон особенно не берёг. Куда больше его волновало, что в этот раз он подверг опасности Сансу. Прежде из-за него кто-то в семье оказывался под ударом только раз, да и то малыш Рикон залез в его заминированный автомобиль по чистой случайности и всё кончилось хорошо. — Э, нет-нет-нет, — Рамси махнул рукой, словно откидывая в сторону возражения, а потом помахал ей. — Мы просто сказали: «Приве-ет». Ничего больше, — вторая его рука продолжала парить под столом. — К тому же я не дурак. Ты ведь убил Манса Налётчика, так? А ведь я слышал, вы назвали его Королём… Джон устало вздохнул, всё ещё боясь двигаться. Голова словно хотела лопнуть, как перезрелая тыква, а больной глаз совсем перестал видеть, затянувшись мутью. Было страшно даже моргнуть, ведь скатившаяся слеза будет обязательно замечена и неверно истолкована. — Давайте начистоту. Война заканчивается и не в вашу пользу. Сколько даёт продажа виски? Десять? Пятнадцать процентов от общей прибыли? Ещё десять за собачьи бои. Всё остальное приносят скачки, и совсем скоро эта часть бизнеса окончательно перейдёт к Ланнистерам, — проигрыш болтоновской кампании и вправду был очевиден, но Джон имел своё мнение по этому поводу. Все говорили об опыте Тайвина, о том, что он умнее и могущественнее… Это, конечно, играло роль, но не главную. Рамси просто был один. У него множество подельников и союзников, а ещё больше подручных и работников, но он никогда не смог бы победить Ланнистеров. Дело было не в количестве синдиката, а в том, что представляет его основу. Нет ничего сильнее семьи. Джон знал это не хуже Тайвина. А Рамси тем временем всё мрачнел, улыбка совсем стёрлась с лица, а предплечье руки, пропавшей из поля зрения, покрылось рисунком проступивших от напряжения синеватых вен. Не выдержав, Старк добавил: — И я знаю, что в ящике, рядом с бутылкой виски, вы храните пистолет, но я не боюсь. Иначе бы не пришёл. Как ни странно, Рамси улыбнулся снова. И не наигранно, пытаясь вернуть себе утерянное положение, а искренее — Джон не верил, что можно так хорошо сыграть. Хотя куда больше его волновала не мимика оппонента, а звон в собственных ушах. Болтон вытащил кисть руки на свет. Пальцы изящно обхватили рукоять ножа, острие которого невзначай нацелилось на переносицу Джона. — Никто. Не смеет мне говорить. Что я проигрываю этой еврейской мрази! — нож уже откровенно замелькал перед лицом Джона, а Рамси едва не лёг грудью на стол. — И знаешь, мне даже не нужно особо замахиваться, чтобы тебя прикончить. Знаешь, почему я достал именно нож? Потому что я люблю ножи. И потому, что, будь это пистолет, пуля пробила сквозную дырку не только в твоей кучерявой голове, но и в шкафу во-он там, позади. А шкаф хороший. Судя по всему, Рамси ждал, что Старк сейчас начнёт лебезить перед ним, как одна из его натасканных на других собак питомиц, но Джон остался недвижим. Если что-то и помогало ему в жизни, так это хладнокровие. Он вдохнул. Неглубоко, поскольку сильное поднятие грудной клетки отзывалась едва стерпимым жжением, более болезненным, чем ощущения во время самого избиения. Смотрел прямо — на Болтона, а не нож. С окна лил приглушенный свет. Будь он поярче, из покалеченного глаза точно бы выкатилась пара слезинок, но сейчас Джон ощущал в нём только сухость. Стоит всё же моргнуть. Но не сейчас. Старк едва заметно наклонил голову, как умудрённый тяготами жизни уличный кот, когда новый вдох вышел отчего-то неправильным. Он осознал, в чём именно дело, уже когда запах железа и тепло на верхней губе стали совсем очевидными. Этого ещё не хватало. — Чёрт, — произнёс, вопреки логике, Рамси, а не Джон, и отложил нож на край стола с выражением, которое Старк принял за смесь брезгливости и досады. Струйка крови продолжала скользить вниз, но после накатившего приступа безразличия не находилось ни сил, ни желания для того, чтобы от неё избавиться. Когда всё-таки воля взяла верх и Джон поднял руку, чтобы, как мальчишка после драки, меланхолично вытереть нос, Рамси, уже отыскавший где-то белую салфетку, его остановил. — Не надо, — сказал он, и Джон подчинился, потому что… Устал. Судя потому, что он не рухнул на пол с лезвием во лбу, сделка состоится и стоило приберечь всё, что ещё было способно заставлять его тело слушаться, для неё. Старк уже почти взял кусок ткани у своего потенциального союзника или убийцы (впрочем, одно не исключало другое), когда тот снова перегнулся через стол, сильнее, чем во все прошлые разы, и, установив прочный зрительный контакт, размашисто слизнул каплю, а после вернулся на место и показательно вытер губы всё ещё идеально белой салфеткой. — Так вот, о чём это я, — совершенно спокойно продолжил Рамси, а Джон пробежался кончиками пальцев от носа до губы, запоздало надеясь, что ему показалось. — Не смей больше говорить мне о Тайвине. Знаешь, что я с ним сделаю? Я разрублю его пополам и одну половину отправлю по почте в Иерусалим, а вторую… В Тимбукту. Ты когда-нибудь был в Тимбукту? — он спрашивал так, как будто интересовался по поводу погоды, но Джон прекрасно знал, что он имеет в виду. Ему удалось тихо ответить: «Нет», хотя получилось немного хрипло — кровь всё ещё продолжала беспокоить, но небольшого и незримого для Болтона наклона головы назад хватило, чтобы она полилась в глотку. Никогда в жизни Старк бы не смог представить, что в один «прекрасный» день будет радоваться этому факту. — Так… И что ты там хотел предложить? — Джон никогда не отличался религиозностью, но сейчас был готов признать, что, если что-то и вытащит его из этого дурдома, так это молитвы Кейтилин. Он беззвучно прочистил горло, чтобы начать говорить ровно и убедительно, когда Рамси снова произнёс с неимоверно счастливой улыбкой, но вполне серьёзно: — А вы ведь цыгане, да? Знаешь, я всегда представлял тебя со здоровенным кольцом в носу. Джон вернётся в Бирмингем, получив договор с Болтоном, он был в этом уверен. Но в то же время не мог перестать думать, что, возможно, было бы лучше, если бы Торне его не спас, а добил.