Ешь землю, рой глубоко

Сначала Пиппину кажется смешным, что у Мерри в волосах вечно путаются листья. — Послушай, — говорит он, выбирая кусочки зелени из рыжих кудрей, — послушай, ты что же, ходил в приключения без меня? Сначала Мерри смеется. — Да, Пип, я был за оградой, гулял по бродячим тропинкам и разговаривал с деревьями. Это звучит настолько невероятно, что Пиппин даже и не думает ему верить, даже не думает об этих шутках, когда Мерри пропадает надолго, и всё дольше с каждым разом. В конце концов, Мерри старше него. У Мерри есть важные дела. Мерри так никогда и не сможет сказать, почему он не признался Пиппину, что все эти истории — правда. Конечно, он не раз думал, что было бы неплохо иметь рядом спутника, с которым можно вместе смеяться на лесных тропинках, кого-то, кто сможет заверить его, что с ним всё в порядке, что деревья просто недружелюбные, не опасные, что тропинка на самом деле вот здесь, никуда не делась. Пиппин не отказался бы от приключения. И лес тоже не отказался бы его встретить. Но эти мысли приходят к нему только в лесу, и когда он снова видит солнечный свет, он не уверен, что эти мысли действительно принадлежали ему. Он возвращается в лес — один, снова и снова, и постепенно забывает, что не должен этого делать. В эти дни волосы Мерри шевелятся, даже когда нет ветра. В эти дни он становится тихим, задумчивым, неподвижным. В его волосах появляется еще больше листьев, и Пиппин больше не смеется над этим. Мерри снится наводнение, снятся воды Брендивина, выходящие из берегов, чтобы смыть его прочь. Он просыпается на полу, вжавшись в землю, давясь криком. После третьего кошмара он стоит на краю леса — впервые после наступления темноты. В шепоте деревьев — то тише, то громче — слышится песня, и он снова вспоминает, как дышать. * Шир кажется слишком ярким теперь, его поля — неправильного оттенка зеленого. Мерри замечает краем глаза странные блики, но они всегда оказываются чем-то совершенно обычным: овца, Рози Коттон, межевой знак. Его пробирает дрожь. Он привык ожидать мерцающее, ждущее неназываемое нечто. Тени хотят получить его. Он уходит искать. У песни в лесу есть слова — эй, дол, мерри дол. Его зовут, знают его имя, и он следует за песней глубже в лес, чем заходил когда-либо прежде. Голубое и желтое мелькает среди ветвей, между стволами, всегда на шаг впереди в конце тропинки; и Мерри идет следом, напевая себе под нос. Он находит спутника в своих блужданиях — веселого, переменчивого и старого, ровесника леса, а может, и еще старше. Но этот спутник даже лучше, чем Пиппин, ведь Пиппин не знает старый лес так, как он. Том Бомбадил, поет его спутник, он понимает. Лес говорит с Мерри. Он не может ответить, едва ли может понять, но он теперь лучше слышит деревья, чем своих друзей-хоббитов. Даже Пиппин тревожится, тревожится настолько, что следует за ним за ограду — но никогда дальше границы леса. Мерри не возражает. Мерри встречает женщину, с чьих волос капает вода Ветлинки и чье мокрое платье не колеблется на ветру. — Лес хочет тебя, — хитро говорит она. — Приходи лучше в реку, ко мне. Золотинка, Дочь Реки, позаботится о тебе. Мерри вспоминает сны о наводнении и убегает глубже в лес. Он укрывается в корнях ивы и видит, как Золотинка выслеживает его, укрывается за ниспадающими ветвями и слышит, как поет Том Бомбадил. Он слышит другую песню — песню ивы, что звучит контрапунктом к голосу Тома Бомбадила. Вдвоем они оттесняют Мерри к стволу и дальше, дальше назад. Мерри спит, когда Дядька-Ива забирает его, и Том Бомбадил песней заставляет трещину закрыться. Он никогда не узнает, почему он был избран. Он никогда не узнает ничего, кроме благодарности. Мерри всё еще снится, как он тонет, но внутри дерева, в безопасности, он не кричит.