Life as is

Марсель Спешившись во дворе неприметного дома в самом конце улицы, граф Валмон лично завёл своего линарца в конюшню. Сегодня здесь не было никого: у двух слуг, поддерживавших в особнячке порядок, были чёткие указания относительно того, когда нужно исчезать. Открыв дверь своим ключом, Марсель зашёл в дом. Не обращая никакого внимания на обстановку — а ведь он был здесь впервые, дом сняли всего пять дней назад — граф поднялся наверх в поисках спальни. Лучше подождать там. *** Марсель сбросил колет и шляпу, подошёл к столику для вина. Пить совершенно не хотелось, но нужно было чем-нибудь занять руки, а если получится — то и голову. Странное, давно забытое ощущение — будто унар в поисках приключений, впервые тайком выбравшийся ночью из Лаик. И страшно, и весело, и всё внутри поджимается от малейшего шороха — а ну как застигнут? И как потом объясняться с папенькой?... Пригубив вино, граф подошёл к окну, но увы — послышавшийся ему шум исходил откуда-то издалека. Во двор никто не въезжал. Почему же его ещё нет?.. Нетерпение графа было донельзя пошлым — и обнаруживать его перед опаздывающим любовником Марсель намерен не был. Но одно дело обманывать других, и совсем другое — себя. С собой бывший офицер для особых поручений был честен всегда и во всём. И сейчас Марсель признавал, что уже готов завыть на нарисовавшуюся в вечернем небе луну, и если Рокэ опять не появится, так он и поступит. *** Резко распахнувшаяся дверь застала Марселя врасплох — простояв последние двадцать минут у окна, он мог поклясться, что во двор никто не заходил. Впрочем, Рокэ всегда был полон сюрпризов и славился умением появляться там, где не ждут, тогда, когда не ждут и оттуда, откуда не ждут… Хотя какое имеют значение стратегические уловки регента, когда сильные руки обнимают и притягивают к себе, горячее дыхание опаляет особо чувствительное место на шее, а жесткое колено протискивается между ног, недвусмысленно указывая направление, в котором следует двигаться — а именно к широкой, застеленной черно-синим (какая ирония!..) покрывалом кровати. *** — Как ты сюда попал? Я не видел тебя из окна, — Марсель провёл пальцем по свежей, только что оставленной его свадебным браслетом царапинке на бедре Рокэ. — Марсе-е-ель… Это мирное время или семейная жизнь притупили твой некогда блестящий ум? — Рокэ успел откатиться, и потому шлепок пришелся уже не по его голой ягодице, как хотел Марсель, а по простыне. — Здесь два запасных выхода, как же иначе… Иначе никак, Марсель это знал. *** Рокэ не разрешил проводить себя, поэтому Марсель, обняв себя за голые плечи, наблюдал за его отъездом из окна. Граф Валмон не имел возможности увидеть герцога Алву уже четыре месяца, поэтому встреча была хоть и короткой, но более чем бурной. Марсель уже представлял, как будет чувствовать себя с утра — ноющие мышцы и общая разбитость ему обеспечены. Но это, право, были такие мелочи по сравнению с удовольствием сжать Рокэ в своих объятиях, придавить сильное тело к постели, замерев на секунду — любуясь, толкнуться возбужденным членом туда, куда, кроме тебя, никого не пускают… Усмехнувшись, Марсель опустил взгляд на свой пах. Мысли о едва закончившемся свидании самым недвусмысленным образом воззвали орудие любви к жизни — но герцога, увы, рядом уже не было… Что же, придётся обойтись тем, что есть. Прикрыв глаза, граф опустил руку вниз и предался воспоминаниям. …Лисичка, как с первой встречи прозвал — про себя, разумеется — Этери Марсель, смотрела на провожавшего её регента совершенно недвусмысленно. Рокэ, в свою очередь, так же недвусмысленно указал глазами на дверь. Офицеру для особых поручений не оставалось ничего иного, как принять на себя обязанности сторожевого пса. Усиленно порицая и презирая себя, Марсель тем не менее с болезненным любопытством вслушивался в доносившиеся из-за закрытой двери звуки — скрип мебели, шорох скидываемой одежды, тихие вскрики Этери… глухой стон Алвы. Виконт — тогда ещё виконт — с удивлением понял, что он прозвучал одновременно с его собственным. Именно тогда Марсель впервые признал, что природа его привязанности к Алве выходит за рамки уважения, дружеского расположения и восхищения человеком, столь щедро одарённого мирозданием. Ну а коль скоро Рокэ сам говорил, что у Марселя есть всё, кроме того, что он захочет взять сам… Что оставалось Валме, кроме как… собственно, взять?.. Вцепившись одной рукой в тяжёлую портьеру, Марсель кончил, забрызгав окно. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль о том, что для тридцати шести лет четыре раза за неполных три часа — довольно неплохо. Но уже пора было возвращаться в городской дом Валмонов, к супруге и новорождённому наследнику. И снова скучать за Рокэ, пытаясь ускорить следующую встречу. А осознание того, что скучал явно не он один, скрашивало недели, а иногда и месяцы ожидания. *** Официальная часть приёма уже подошла к концу, так что Марсель, лавируя между придворными, мог позволить себе добраться до их светлостей регента и его супруги. Каждый раз, находясь рядом с герцогиней Еленой, граф Валмон испытывал вполне обоснованные муки совести — смотреть в глаза женщине, бывшей его преданным другом в такие нелегкие для них всех времена, и думать о том, как трахаешь её мужа, было нелёгким испытанием даже для столь закаленного духом человека, как Марсель. Но, конечно, не настолько нелёгким, чтобы отказаться от столь приятных отношений с Рокэ. Так что Марсель смотрел, страдал и трахал. Вот и сейчас, приложившись к ручке герцогини и бросив быстрый взгляд на беседующего с послом Дриксен регента, Марсель прикинул, какие у него сегодня шансы на быструю незамутнённую любовь с Рокэ где-нибудь в тёмном алькове. Но пока что никаких знаков, могущих дать Марселю надежду на скорое удовлетворение своей вечно страждущей тела Рокэ натуры, граф не получал. Отметив его появление милостивым формальным кивком, регент продолжил разговор теперь уже с Первым маршалом и другими высшими офицерами. Что ж, когда нужно, Марсель мог быть очень терпелив. Поклонившись, он предложил свою руку герцогине Алва и постарался занять Елену интересным разговором. Какая-никакая компенсация — уж Марсель-то знал, что в браке дочь пройдохи Фомы счастлива не была. Рокэ прекрасно относился к жене — иначе и быть не могло, но он её не любил. И, отдавая должное её уму и уважая его, не пытался лицемерно убеждать её в обратном. Впрочем, отдавая руку Ворону, Ласточка знала, что предложение со стороны Рокэ продиктовано политической целесообразностью и, в некотором роде, дружеской симпатией, так что винить мужа в отсутствии страстей в духе Дидериха никогда не пыталась. Она действительно была очень умной женщиной. Жаль только, слишком сильно влюблённой в своего ветреного мужа… Ну а чего ещё ждать от Повелителя Ветра, если не ветрености?... Внутренне скривившись от своего же каламбура, Марсель продолжил развлекать Елену последними сплетнями из жизни южной знати. Он как раз живописал приключения незадачливого поклонника Арлетты, возжелавшего на старости лет осчастливить мать двоих маршалов своим обществом, когда поймал небрежный для остальных, но такой многозначительный для него взгляд Рокэ. Вкупе с легким наклоном головы в сторону балкона, выходившего в парк, он мог означать только одно. О да. Но торопиться было нельзя. При дворе обреталось слишком много излишне наблюдательных господ и дам, и незачем было давать им лишний повод задуматься о скандальном адюльтере второго после малолетнего короля, а значит, по сути первого лица государства. Навряд ли Фома рискнёт устроить скандал — он слишком боится Рокэ и нуждается в его благорасположении, — но лишние сплетни ни Алве, ни самому Марселю не нужны. Неторопливо и обстоятельно ознакомив Елену со всеми новостями графства Валмон, Марсель подвёл её к закончившему свои разговоры мужу и почтительно передал руку герцогини регенту. После чего, откланявшись, отправился в парк. Подышать. Он стоял, прислонившись к одной из самых неприметных беседок, спрятанной в самом непопулярном для прогулок месте парка, когда лёгкие стремительные шаги, которые он узнал бы и в Закате, возвестили о приближении Рокэ. Оторвавшись от мраморной колонны, Марсель шагнул навстречу, но заключить любовника в объятия ему не дали — грубо схватив графа за локоть, Рокэ буквально втолкнул его в беседку. — У меня пять минут, — объяснил своё некуртуазное поведение регент, одновременно стягивая с Валмона штаны и ловко разворачивая его к стене лицом. Ну, пять так пять. Не тратя времени, Марсель наклонился, уперевшись одной рукой о стоящую у стены скамью, и позволил Рокэ делать всё, что тому заблагорассудится. *** Когда Алва, на прощанье хлопнув Марселя по заднице — ну что за мстительный стервец, никогда ничего не забывает! — исчез из беседки, граф неторопливо привёл одежду в порядок и присел на каменную скамью. И тут же с проклятьем с неё вскочил — Рокэ и правда торопился, так что тылам господина Валмона досталось. Но сердиться на герцога Марсель просто не мог. Слишком любил. В их отношениях не было ни сентиментальности, ни особой нежности — помилуйте, два прожженных сердцееда, военные, прошедшие такие испытания, что не приведи Чужой, расчетливые политики; оба — женившиеся в интересах государства мужья… В таких сердцах чувствам поживиться было особо нечем, и всё же… И всё же иногда — вот как сейчас — Марсель ловил себя на глупой пафосной мысли, что если с Рокэ что-то случится, то и ему жить незачем. …От того, чтобы сигануть в бездну следом за Рокэ, его удерживало только одно — друг оставил слишком много незавершенных дел, и кому, как не ему, Марселю, стоило позаботиться о том, чтобы довести их до логического конца?.. Но как же это жестоко, невыносимо жестоко было со стороны судьбы отнять у него Рокэ именно сейчас! Стоя на коленях в каменной реке, будь она трижды проклята, Марсель вспоминал предыдущую ночь. Их первую и последнюю. И образы, которые она подарила ему, Марсель хотел сохранить на всю оставшуюся жизнь. С жадностью, какой раньше в себе не подозревал, виконт снова и снова рисовал себе картины того, как это было, того, как… …как он прямо в коридоре прижимал пахнущего касерой и приторными духами Этери Алву к стене и грубо, собственнически лапал, а тот только глумливо пялился в ответ… …как, глядя Рокэ в глаза, спросил, что тот имел ввиду в своём письме рэю Эчеверрии, а эта закатная тварь рассмеялась в ответ и заявила, что раньше Марсель понимал намёки лучше… …как скользили тонкие пальцы по готовому излиться члену, в то время как Марсель, потеряв всякий контроль над собой, вбивался между призывно раскинутых бёдер Рокэ, вцепившись в его колени… …как Рокэ, вскрикнув, кончил первым, левой рукой с неожиданной силой притянув к себе Марселя и прильнув к нему… Выругавшись, что уже в который раз попадает в одну и ту же ловушку — уже после ухода Рокэ начинает думать о нём в чувственном ключе — Марсель сжал напрягшийся член через ткань штанов и, убедившись, что рядом всё ещё никого нет, запустил руку под бельё. Рокэ В отличие от любовника, Рокэ не питал иллюзий относительно мнимой слепоты своей супруги. Елена была кем угодно, только не дурой, и о похождениях мужа и его лучшего друга прекрасно знала. Рокэ это чувствовал — до того, чтобы в открытую обвинить его в неверности, супруга не опускалась. Но её боль от того, что любимый муж пользовался любой возможностью, чтобы потрахаться с человеком, которого сама Елена когда-то считала своим другом, была слишком очевидной. Чувствуя свою вину перед ней, Рокэ пытался украсить её жизнь всеми возможными способами — всё, чем владела и пользовалась Елена, было лучшим из возможного; так, как перед ней, не пресмыкались ни перед одной женщиной в Золотых Землях; сам он был для жены таким любовником, о котором только может мечтать женщина. Одного он не мог сделать для неё — отказаться от Марселя. Рокэ и сам не заметил, когда возможность развлечься в обществе собственного болтливого офицера начала превращаться… наверное, лучше всего было обозначить это состояние как зависимость. Потому что в какой-то момент герцог осознал, что компания Марселя изгоняет из его груди давно душащий его мрак, прочно поселившийся где-то внутри и постепенно пожирающий самое душу. А осознав, Рокэ уже не смог его от себя отпустить . Да и не захотел. Нет, Рокэ не любил Марселя, просто ему трудно было без него жить. *** Визит регента в южные графства подходил к концу. Сегодня — последний день празднеств, устроенных в его честь, и вся местная знать уже не знала, как ещё повилять перед Рокэ хвостом. Карл в очередной раз слёг, и слухи о том, что болезненный король не жилец, успели достигнуть Эпинэ. Здоровье Октавия с самого рождения вызывало самые серьезные опасения лекарей, как и овеянное слухами неясное происхождение — всех остальных. Ну и как упустить в такой ситуации возможность выслужиться перед — более, чем вероятно — будущим королем Талига Рокэ Первым? Рокэ, из последних сил сохраняя на лице любезное выражение, слушал губернатора. Голова болела просто неимоверно, такого ещё не было... К обычной мигрени герцог привык настолько, что давно уже перестал её замечать, а вот сегодняшние боли оказались сюрпризом. Весьма неприятным. Видимо, губернатор что-то почувствовал или разглядел на лице регента, так как поспешил закончить разговор и, кланяясь разве что не до земли, отступил. Толковый человек, с сарказмом отметил про себя Рокэ. И тут лоб пронзила такая боль, что герцог пошатнулся и еле удержался от того, чтобы сжать голову руками и заорать. — Ваша светлость, здесь так душно. Позволю себе на правах хозяина похитить Вас у столь блестящего общества и проводить в парк — вечерняя свежесть в это время года в наших краях поистине целебна для уставших от государственных дел властителей! Сил на то, чтобы внятно ответить, у Рокэ не было — вся самообладание сейчас уходило на то, чтобы не расстаться с тем немногим, что он съел за торжественным ужином. Поэтому он с благодарностью оперся о заботливо подставленный Марселем локоть и кивнул. Впрочем, обычная наблюдательность не изменила ему даже сейчас — пару понимающих скользких взглядов Рокэ отметил. Что ж, сейчас всё равно не до них. Непринужденно болтая, Марсель буквально дотащил его до выхода в парк. Выйдя на улицу и подставив лицо ласковому ветерку, Рокэ прикрыл глаза и позволил родной стихии ласкать себя. Стало чуть лучше — по крайней мере ощущения, что его голову пилят тупыми ножами, причём изнутри, уже не было. Бросив косой взгляд на высокие двери, Рокэ, криво усмехнувшись, повернул голову к Марселю. — Судя по тому, что никто не выказал желания подышать воздухом одновременно с нами, здесь о твоей личной жизни осведомлены в полной мере? — А ты сомневался? — Марсель пожал плечами. — Что с тобой? Ты прямо позеленел. Я испугался, что ты — прости уж адуанскую прямоту — проблюешься прямо на маркиза. — Судя по скорости, с которой он отступил, он испугался того же, — Рокэ рассмеялся, с облегчением отметив, что боль отступает. Показалось ужасно поэтичным связать это с появлением Марселя, но не вслух, о нет... Это было бы слишком нелепо. — Ты не ответил. В чём дело? — серьёзный, внимательный взгляд серых глаз не оставлял иного выбора, как... солгать. — Просто мигрень. Ничего особенного. — Рокэ. Алва досадливо повёл плечом. — Пойдём пройдёмся. Марсель явно был недоволен, но ничего не ответил. Только указал на одну из дорожек. Рокэ как никто знал, насколько граф Валмон может быть настойчив, когда считает, что от него что-то скрывают, а делиться с Марселем мнением относительно своего недомогания Рокэ не собирался. Значит, надо отвлечь приятеля чем-нибудь интересным. — Надеюсь, в твоем парке есть достаточно укромные уголки? — А куда, по твоему, я тебя веду? За тобой должок, знаешь ли... И я намерен его стребовать. Надеюсь, ты меня не разочаруешь — за четыре месяца наросли такие проценты! Рокэ, не удержавшись, снова рассмеялся. В обществе Марселя он чувствовал себя так, будто ему снова двадцать лет, и можно просто дурачиться и любить, не задумываясь ни о чём ином. И, проклятье, он намерен этим воспользоваться! Когда Марсель, с легким полупоклоном пропустив его вперед, закрыл за ними дверь небольшого садового домика, герцог потянулся к своему шейному платку. Граф, уже не тратя времени на досужую болтовню, быстро шагнул вперёд. Марсель Если бы в момент приступа Рокэ видел себя со стороны, ему бы и в голову не пришло отговариваться мигренью. Они никогда не поднимали тему странных недомоганий герцога, в основном потому, что Рокэ не желал обсуждать как предизломные события, так и сам Излом, но... Но Марсель слишком хорошо помнил, как часами сидел у постели не приходившего в сознание, кровоточившего, похожего на выходца в своей жуткой худобе и совершенно беспомощного Рокэ. Сидел, поглаживал его руку и ненавидел себя за то, что не успел, не сказал, не добился... Второй эпопеи с возвращением Рокэ с того света граф Валмон не хотел и потому был твердо намерен вытрясти из регента всю правду. Но чуть позже... Уже полностью обнажённый, Рокэ обнимал себя за плечи и насмешливо смотрел на до сих пор возящегося с застёжками Марселя. — Как твоя голова? — Для того, что я собираюсь сделать, сгодится, не волнуйся... — Да Вы пошляк, герцог! — Марсель с остервенением дёрнул застежку на бриджах, порвав ткань. Ну и ладно — стянув с себя бриджи вместе с бельем и уже на ходу избавившись от чулок с туфлями, граф сцапал изображавшего статую в лунном свете регента и, надавив тому на плечи, предложил использовать герцогскую голову по назначению. Рокэ послушно опустился на колени, но вместо того, чтобы взять настойчиво предлагаемый ему член в рот, резко дернул Марселя вниз. Не ожидавший подобного граф некуртуазно выругался, но удержаться на ногах не смог. Растянувшись частично на полу, частично на самом Рокэ, Марсель попытался прижать руки герцога своими и заодно обездвижить того своим весом, логично рассудив, что если не вышло полюбить Алву в рот, нужно добрать в другом месте. Но Рокэ извернулся, как ызарг, и непостижимым образом оказался сверху. — Марсель, не дёргайся... — с этими словами герцог, усевшись удивлённому Марселю на грудь — спиной к нему! — склонился к паху графа и, сжав губами налитую головку графского члена, одновременно приподнял бёдра, погружая свое возбуждённое достоинство в вовремя открытый рот любовника. Чуть не задохнувшийся от немыслимого, непотребного желания Марсель вцепился в бедра Рокэ, стараясь заглотить герцогский клинок так глубоко, как это только было возможно. Графу казалось, что он сходит с ума — настолько острое, жалящее удовольствие он сейчас испытывал. Одновременно брать и получать, чувствовать, как Рокэ ласкает его ствол языком, а потом заглатывает практически полностью — и самому делать то же самое… Это щекотало все самые потайные струнки в душе Марселя, и так приятно щекотало… Приноровившись к ритму, заданному Рокэ, Марсель понял, что ему этого мало. Проведя пальцами между ягодиц Алвы, он надавил на пульсирующий вход, аккуратно проникая внутрь. Реакция не заставила себя ждать — граф почувствовал, как вздрогнул Рокэ и тут же стал подаваться не только вверх-вниз, но и назад. Проклятье, как бы продержаться ещё немного, продлить этот угар… В этот момент Рокэ внезапно выпустил член Марселя изо рта и выдернулся из цепких рук друга. Что бы ни побудило его это сделать, Марсель, которого прервали в одну из самых упоительных минут жизни, не собирался легко отпускать недодавшего ему любовника. Но прежде чем он успел озвучить своё возмущение, Рокэ, сверкнув глазами и потянув Марселя за волосы, потребовал: — Трахни меня… Без лишних слов навалившись на Алву, Марсель выполнил приказ. *** — Как твоя голова? — Марсель воевал с порвавшейся застежкой, пытаясь зафиксировать бриджи там, где они и должны были находиться. — Нормально. Челюсть только устала… практики давно не было, знаешь ли. Если бы Марсель ещё сохранил способность краснеть, он бы сделал это сейчас. Беззастенчивость Рокэ смущала, но, Леворукий побери, и возбуждала тоже… — Да Вы пошляк, герцог!.. — А Вы зануда, граф. Сдаётся мне, все эти реплики я имел удовольствие выслушать не далее как полчаса назад. — Рокэ, что с тобой случилось на приёме? — Я же сказал, мигрень, — герцог аккуратно повязывал синий шейный платок, глядя в небольшое зеркало. — Ты лжёшь. — Вот как? — Рокэ обернулся к Марселю, высокомерно смерив его взглядом. — В таком случае я готов выслушать твои версии, раз уж ты, как тебе думается, осведомлен лучше меня. От внезапной холодности Рокэ, несколькими минутами ранее вжимавшегося в Марселя и исступлённо целовавшего его везде, где только мог достать, графу стало физически плохо. Он приблизился к герцогу и потянулся его обнять — потребность в том, чтобы убедиться, что всё, что только что было, не сон, не галлюцинация, не плод его распалённого воображения — буквально толкала графа к Алве. Но Рокэ спокойно отстранился и принялся расправлять кружева на рубашке. Марселю было не привыкать к перепадам настроения регента и его частенько дурным манерам, поэтому он, насколько это было в его силах, спокойно пожал плечами. — Я знаю, что дамам иногда свойственно капризничать после любви, но подобные выходки в твоем исполнении — это что-то новенькое. Рокэ сверкнул глазами, в полумраке казавшимися кошачьими — злыми и хищными — и надменно вздёрнул голову. — Вы забываетесь, граф. Марсель вспыхнул, чувствуя, как в нём закипает совсем не верноподданническое желание ударить регента прямо в его высокомерную физиономию. Взяв себя в руки, он поклонился и со всей возможной куртуазностью заметил, что после того, как поимел некоего не в меру злобного герцога во все возможные места, не грех было и забыться. После чего с милой улыбкой поинтересовался, желает ли господин регент, чтобы его проводили обратно в дом. — Нет, — Рокэ даже не соизволил посмотреть на Марселя, — вы можете быть свободны. Не понимающий, какого Леворукого происходит, и уже очень злой, Марсель откланялся и покинул комнату, не удержавшись от того, чтобы хлопнуть дверью. *** — Граф, никогда ранее не замечала за вами любви к сельскому времяпрепровождению. Ещё пару лет назад никто бы не подумал, что для того, чтобы выманить вас из Валмона, потребуется смена династии! — Дорогая... - Марсель чуть не назвал Марианну по старой памяти баронессой — воистину жизнь в провинции не способствовала живости ума, — герцогиня, откровенно говоря, если бы не необходимость приносить присягу новому монарху, — легкий поклон в сторону королевского кресла, — навряд ли бы я выбрался из своей глуши. С каждым днём я всё лучше понимаю покойного папеньку, который оставил Олларию с её соблазнами и возлюбил тихую, неспешную жизнь в Валмоне. — Граф, полагаю, ТАКИХ соблазнов, как ваши, покойный ваш отец в Олларии не оставлял, — любезная до тошноты улыбка нового посла Гайифы в сочетании с наглым, не свойственным дипломатам взглядом явно была призвана вызвать у Марселя вполне определённую реакцию. Впрочем, ещё год назад она бы и вызвала — тогда Марсель ещё не научился загонять мысли о Рокэ в самые темные уголки своей неугомонной души, и любое напоминание о герцоге Алва заставляло его либо скрипеть зубами от злости, либо закрываться в ближайшей спальне и, проклиная и себя, и герцога, отчаянно удовлетворять себя руками, либо... либо ему просто становилось так плохо, что хотелось то ли завыть, то ли пойти и пристрелить кого-нибудь. Но вот чего хотелось больше всего — так это найти Рокэ и упасть перед ним на колени, умоляя, чтобы тот вернул их отношения в прежнее русло. Но Марсель понимал, что если не удержится и сделает это, дальше останется только застрелиться. Так или иначе, выпад посла оставил его равнодушным. Почти. По крайней мере, внешне. — Господин Капелло, не буду с Вами спорить. Уж Вы-то в ТАКИХ соблазнах наверняка понимаете куда больше меня, — с очаровательной улыбкой кивнув послу, Марсель поклонился герцогине Эпинэ и отвернулся. Малый приём, посвященный коронации Рокэ Первого, был в самом разгаре. Здесь, в отличие от дневных торжеств, было немного гостей — так что затеряться в толпе и тем самым избегнуть пристального взгляда нового короля было гораздо сложнее, чем днём. Впрочем, как с желчной усмешкой отметил про себя Марсель, не особо-то на него и смотрели. Один нарочито небрежный взгляд, холодной змеёй скользнувший по лицу графа Валмона, навряд ли можно счесть за знак внимания. Что ж, тем лучше. Легче будет держать себя в руках и сохранять голову ясной — своим поведением Рокэ ясно дал понять, что всё в прошлом. Всё. Марсель, повинуясь некоему безотчётному порыву, с силой сжал ножку бокала, и тот с предательским хрустом лопнул, а на пол вместе с осколками упали несколько алых капель. Валмон не сразу понял, что внезапная тишина вокруг него связана не только и не столько с разбитой посудой, сколько с августейшим присутствием в непосредственной близости от него. — Граф, ваши пыл и жажду крови следует использовать в интересах Талига. Может быть, стоит назначить вас маршалом Севера? Марсель краем уха слышал угодливые смешки придворных, шелест шёлка и парчи — все старались оказаться поближе к Рокэ, раз уж он изволил влиться в толпу гостей. Все взгляды сейчас были обращены на него — придворная шушера желала знать, как бывший любовник нового короля поведет себя. Как комнатная собачка Марианны? Или всё-таки как борзая со своего герба? Преданная, но независимая? — Если на то будет воля Вашего Величества, — изящный поклон и безмятежный взгляд на нового короля Талига Марселю вполне удались. — Но я бы предпочёл стать маршалом Юга — климат, Ваше Величество… В моём возрасте он имеет значение, увы. Ещё один поклон, и Марсель невинными глазами смотрит на Алву, который на пять лет его старше. Вот так, Рокэ, хотел пикировки — наслаждайся. Наслаждайся, Леворукий тебя дери, потому что Марсель — не может. Как ни убеждал себя граф Валмон в том, что всё кончено, как ни вытравливал из души и разума образ любимого человека, стоило посмотреть в смеющиеся над его наглостью синие глаза — и всё, глупое тело уже готово скулить и вилять несуществующим хвостом. Воистину — левретка, со злостью одёрнул себя Марсель. — Что ж, граф, коль скоро вы не желаете военной славы, мы найдём вашим способностям другое применение. Задержитесь, я приму вас позже. Марселю показалось, что ему прилюдно дали пощёчину. Тут же в душе вскипели все обиды на Рокэ, которые он холил и лелеял долгие два года, вспомнились все пренебрежительные отмашки тогда ещё герцога, высокомерие и надменность соберано. С другой стороны, стоит поблагодарить Его Величество — от излишней сентиментальности он умеет избавлять как никто! Что бы ни произошло между ними двумя, Марсель считал, что не заслужил такого обращения — как с подстилкой! Будь ты проклят, Рокэ! Рокэ Этот день казался бесконечным, и когда он наконец перетёк в вечер, Рокэ вздохнул с облегчением. В буквальном смысле — в тяжёлой мантии, избавиться от которой до окончания официальной церемонии он не мог, было невыносимо жарко. А жару с некоторых пор Алва переносил плохо, но, кроме Марселя, никто об этом не знал. Марсель... Как ни странно, если произнести это имя, оно всё ещё отзывалось на языке горьким привкусом и ещё более горьким послевкусием, хотя Рокэ и считал, что давно перелистнул ту страницу своей жизни, на которой они с Марселем были изображены вдвоём. Но если по правде — а лгать себе Рокэ не привык — не по своей воле он это сделал. Он скучал по единственному человеком, которого считал — пусть и ошибочно! — всё понимающим и принимающим другом, который его не боялся, с которым можно было разделить любые, самые странные и нелепые мысли, который всегда понимал, когда нужно промолчать и отойти в сторону. И когда выяснилось, что это не так, Рокэ было очень больно — гораздо больнее, чем он хотел бы признать. Он прекрасно помнил их последний разговор, когда Марсель начал его провоцировать — непонятно только, зачем... Позднее Рокэ понял, что граф просто не хотел брать ответственность за разрыв на себя, и потому ждал, что Рокэ пошлёт его к Леворукому. Не дождался и исчез сам. Ну что ж, Росио, тебе не привыкать к тому, что тем, кого ты любишь, ты не нужен. А навязываться Рокэ Алва никому не будет. Но как же это было больно, карьяра! Вспомнив, как выбирался из клятого садового домика с раскалывающейся, плохо соображающей от боли головой, пытаясь понять, какого Леворукого произошло и кто укусил Марселя, Рокэ вздрогнул — фантомная боль настигла его, и в висках опять закололо. Поднеся руку к глазам, он прикрыл их и глубоко вдохнул. Хватит ныть, как брошенная женихом невеста, впереди малый приём, на котором будет в том числе и Марсель. Посмотрим, может, граф Валмон захочет что-нибудь сказать своему новому монарху. Рокэ усмехнулся. Марсель «Мы найдём Вашим способностям другое применение». Эти слова бились в висках у взбешённого Марселя все те три часа, что он ждал, пока Его новоявленное Величество изволит принять его у себя в кабинете. Мало того, что Рокэ прилюдно оскорбил его, так ещё и… так ещё и убил надежду — а теперь Марселю было очевидно, что она всё-таки тлела в каком-то потайном уголке его души, спрятавшись там от разума — на то, что между ними ещё могло что-то быть. Пусть и не так, как раньше, но… Но граф Валмон был бы рад и возможности просто побыть рядом с человеком, так долго составлявшим чуть ли не весь смысл его существования. Разжав инстинктивно стиснутый кулак, Марсель с отстраненным удивлением отметил, что впился в ладонь ногтями до такой степени, что боль была вполне ощутимой. Ну да, всё, что было связано с Рокэ, всегда вызывало боль — так или иначе. Когда слуга пригласил его в королевский кабинет, Валмон, внутренне подобравшись, шагнул через порог. Что его там ждёт, он не знал, но в то, что ничего хорошего — верил. Рокэ сидел за столом, откинувшись на спинку кресла и заложив руки за голову. Он выглядел настолько уставшим, что у Марселя поневоле сжалось сердце. Перед тем, как склониться в полагавшемся по этикету церемониальном поклоне, граф успел заметить валявшуюся в кресле корону. — Ваше Величество, чем могу служить? — Ты знаешь, чем, Марсель. Валмон настолько удивился, что даже забыл ещё раз оскорбиться и с искренним изумлением вскинул глаза на Алву. — Ваше Величество?... Рокэ с раздражённым видом поднялся из-за стола и, оперевшись на него ладонями, уставился на Марселя в упор. — Не пытайся казаться глупее, чем ты есть. Ты прекрасно меня понял. — Не уверен, — обида толкала Марселя под руку и тянула за язык, — меня тут принимают то ли за вашу подстилку, то ли за шута, так что не знаю в каком именно качестве, по-вашему, я могу быть полезен именно сейчас. Рокэ молча обошёл стол, и, опустившись в одно из кресел, закинул ногу на ногу. — Граф Валмон, я имел глупость понадеяться, что могу обратиться к Вам как к старому другу с одной деликатной… просьбой. Но, судя по всему, ошибся относительно того, как видите наши отношения вы. А в качестве подстилки или шута вы меня не интересуете. Можете быть свободны. И… передавайте моё почтение вашей супруге и поздравьте её от моего имени с рождением третьего сына. Марсель понимал, что если он скажет то, что вертелось сейчас на языке, утро он с большой вероятностью встретит в Багерлее. Если вообще встретит. Но тот же демон, что в своё время толкнул его к Первому маршалу Талига, заставил графа ударить бывшего друга в самое больное место. — Благодарю вас, Ваше Величество. И… позволю себе заметить, что поскольку принцесса Юлия подарила своему венценосному супругу уже второго сына, полагаю, что и у её сестры проблем быть не должно… так что… а с учётом Вашего нового положения… я могу предложить… Сделав многозначительную паузу, Марсель, затаив дыхание, стал ждать. Он сам не знал, чего пытался добиться этой самоубийственной глупостью. Однако та же жажда острых ощущений, причём именно в компании этого человека, что заставила тогда ещё главного бездельника Олларии, виконта Валме, бросить столицу, любовницу и прочие удовольствия и увязаться следом за самым опасным в Золотых Землях человеком, заставляла его сейчас вести себя так глупо. Но проклятье!... Марсель впервые за два года снова почувствовал вкус к жизни. И даже если сейчас ему свернут шею, оно того стоило. Рокэ меж тем медленно поднялся из кресла и сделал пару шагов по направлению к Марселю. Склонив голову набок, он изучающе смотрел на него — так, как смотрят на диковинного зверя и оценивают, взять его в домашний зоопарк или пристрелить трофейной головы ради. — Без меня ты растолстел, Марсель. Всё, что последовало за этой фразой, Марсель мог описать одним словом — сумасшествие. Он не помнил — или не понял — кто сделал первый шаг, кто с кого сдирал одежду, по чьей вине они грохнулись на пурпурный ковёр. В какой-то момент граф вспомнил, что дверь в кабинет не заперта, но оторваться от горячего, жадного тела Рокэ было слишком высокой платой за секретность. Марсель не был готов её заплатить. Оказавшись в какой-то момент сверху, Марсель прижал руки Рокэ к ковру и, нависнув над ним, замер, любуясь. Потом опустил голову и поцеловал Алву, чьё дыхание пахло «Дурной кровью»… Дурная, какая же она у них дурная — кровь… два года, два дурных года… Проведя ладонью по голой, вздымавшейся груди Рокэ, Марсель склонился к его уху и, касаясь его губами, задал вопрос, который злым молоточком стучал у него в голове. — Ты был с кем-нибудь, с тех пор как?.. И тут же понял, что, всматриваясь во всё такое же красивое лицо, ждёт ответа, как подсудимый — свой приговор. Лучше бы не спрашивал… — Нет. У Марселя окончательно сорвало крышу. *** Рокэ, всё ещё тяжело дыша, поднялся с пола и, слегка пошатываясь, добрёл до стола, с которого взял полупустой бокал с вином. — Она тебе идёт, — сидевший на ковре Марсель откровенно рассматривал обнажённого Алву, на волосах которого красовалась новая корона талигойских королей. — Проклятье, зачем ты её на меня нацепил? — Рокэ снял корону и положил её на стол. — Как зачем?.. — Марсель блаженно растянулся на ковре. — Раз уж я заехал в Олларию, хотелось выебать короля Талига при исполнении, так сказать...