Иккинг привык, что все шло не по плану.
Сначала он верил в семью. В большую и крепкую, навсегда и точно. А потом после нападения драконов лишился матери, отец потерялся в лабиринтах собственной боли, и маленький мальчик долгие годы жил в сомнительной заботе Плеваки, который, конечно, научил всему, что умел сам, но нежности и уверенности в себе подарить все же не смог.
Потеряв эту веру, Иккинг стал верить в другое: в то, что станет великим вождем, достойным своего отца, Стоика Обширного. Что после заведет собственную семью, не позволит коварным драконам унести жену и воспитает детей правильно, так, чтобы им не хотелось лезть на стенку от одиночества. Так, чтобы их единственным другом не был сосед-кузнец без фильтров речи.
Однако реальность и здесь дала жестокую пощечину: Иккинг рос, а мышцы и кости делали это из рук вон плохо. Сморкала уже мог похвастать широченным разворотом плеч, Задирака тягал железо вовсю, а Рыбьеног хоть и был пухлый и несуразный весь, зато сильный и огромный, как самый настоящий викинг.
Но Иккинг честно старался, изучал книги, совершенствовал свои навыки в кузнечном деле, словом, делал все от него зависящее, чтобы хотя бы не слыть бесполезным. Он пытался не унывать, шутил со своим единственным другом — Плевакой — и в целом рос солнечным и добрым ребенком, несмотря на общественное мнение.
Он старался не обращать внимания на то, что люди вокруг шепчутся, закрывать глаза на то, что кто-то смеется над его неудачами, пропускать мимо ушей, если упрекают за излишние открытость и сумбурность.
А Иккинг бы и рад жить как все эти дурнопахнущие викинги, не способные реализовать себя в чем-то кроме убийства драконов, но не может смотреть на мир так однобоко и ограниченно. Он бы и рад хмуриться всю жизнь и ненавидеть зиму, которая длится почти весь год, но смеяться ему нравится куда больше, да и зима может быть приятной, если лепить снеговиков и играть в снежки, а не жаловаться на обилие снега, если одеваться потеплее, а не ворчать, что холодно, если зиму проживать, а не переживать.
Но все поменялось, когда Иккингу было одиннадцать.
В тот день шел дождь вперемешку со снегом, люди трусливо сидели дома поближе к огню, а скот, оставленный на улице, блеял и мычал. Под этот аккомпанемент Иккинг выполнял очередную достаточно сложную деталь, изготовление которых с недавних пор начал доверять ему Плевака, и никак не мог перестать гордиться собой. Рассказать кому-нибудь — обсмеют, потому что велико ли достижение? Но это все равно достижение, каким бы мелким оно ни было, а Иккинг привык, что больших от жизни фиг дождешься.
С улицы послышался шум и возня, а порядком уставшие руки требовали передышки, поэтому сын вождя решил, что может отдохнуть несколько минут. Он подошел к окну и открыл ставни; в помещение сразу же ворвались брызги снега и дождя, перемешанные с морской солью, постоянно витающей в воздухе, а так же смех и веселые крики. Сощурив глаза и приглядевшись как следует, он смог различить силуэты двух девушек, играющих под дождем.
Капли падали вниз с сумасшедшей скоростью, лужи топили все вокруг, воздух пропускал окружающую действительность лишь через едва уловимую туманную дымку, а девушка с пахнущими солнцем волосами и глазами цвета бескрайнего неба смеялась, пытаясь догнать подругу.
В тот день шел дождь вперемешку со снегом, люди трусливо сидели поближе к огню, а Иккинг влюбился.
Нисколько не обманываясь насчет собственной внешности, он решил, что сможет изменить себя. Стал вставать раньше, убегать в лес, чтобы тренироваться на заброшенной поляне, интересоваться политической жизнью острова (если таковая имелась), больше практиковаться с оружием. Все это было частью плана по завоеванию сердца Астрид, которая боец, отличник учебы и просто хороший человек. Но план как-то растянулся на… Да что уж там, на всю жизнь он растянулся. Потому что вокруг есть мускулистый Сморкала, остроумный Задирака, добрый Рыбьеног, а Иккинг вроде уже и не дрыщ, тоже может пошутить и в помощи не откажет, но почему-то внимания все равно привлекает примерно нисколько.
Поэтому любить девочку с волосами цвета лета стало чем-то обыденным, хранимым глубоко внутри и никогда не доставаемым на поверхность, чтобы не дай Бог перед кем-нибудь не засветить.
Любить девочку Астрид стало так же привычно, как сносить обидные шутки, уставать в кузнечной и оправдываться перед отцом за то, в чем не виноват. Обидно, неприятно, но необходимо.
За пять лет он, конечно же, ни разу ей не признался, потому что жить, в общем-то, еще хотелось, но было такое чувство, будто ему уже раз сто отказали. И все же доброе и полунаивное сердце подростка верило в любовь, верило, что в нем найдут что-то помимо мышц и похабных шуточек. Верило, что у него есть шансы.
Все снова пошло не по плану, когда отец заставил ходить на занятия вместе с остальными ребятами его возраста. Он бы и рад, потому что давно мечтал обучиться подобным вещам, но находиться рядом с Астрид несколько часов подряд не казалось чем-то, что не понесет последствий. Таких как астма или разрыв сердца, к примеру.
Слабоумие он не упомянул, хотя именно оно первым объявляется при взгляде на девушку мечты. Иккинг открывает и закрывает рот, пытаясь сообразить, о чем именно его спросили, а Задирака и Сморкала уже смеются, тычут пальцем и называют идиотом. Это даже почти не обидно, но вот то, что он опозорился на глазах Астрид, заставляет слезы навернуться на глаза. Отворачиваясь и стирая их рукавом куртки, он замечает, что девушка не смеется, и хотя бы за это благодарит богов.
Все повторяется от занятия к занятию, поэтому Иккинг даже не пытается начать отвечать. Он просто молчит, игнорируя любые вопросы, и из открытого доброго мальчишки превращается в негатив на ножках, блуждающий по Олуху в надежде найти путника, готового выслушать речь о его тяготах. Ладно, возможно, он ничего никому не рассказывает, но хочется безумно. Хочется высказать Сморкале, что стальные бицепсы еще не все, заявить Задираке, что плоский юмор уровня начальной школы не красит взрослого парня, объяснить Астрид, что он на самом деле не идиот, разговаривать умеет и любит ее очень. Всего этого хочется, но Иккинг молчит, держит в себе и лелеет почти так же, как детскую влюбленность, обернувшуюся невыполнимым планом и болью где-то под ребрами в неполные шестнадцать.
Будто не хватало ему проблем, на голову (почти буквально) валится дракон, да не абы какой, а ночная фурия. И любой нормальный викинг давно бы ее убил, но Иккинг не может не усложнять, иначе бы он не был собой. Сын вождя смотрит в глаза предполагаемой жертве и думает лишь о том, что, принеси он сердце дракона в деревню, проблемы исчезнут, общество его примет, и он наконец-то перестанет быть белой вороной. А там, глядишь, и план по завоеванию Астрид продвинется хотя бы на парочку пунктов (заставить ее выучить свое имя, например, вполне выполнимый в таких обстоятельствах пункт, потому что абсолютно все будут знать его имя). Но еще он прекрасно понимает, что никогда не был похожим на всех этих ограниченных людей, что никогда не был убийцей, что никогда не стремился быть таким же, как все. Поэтому обессиленно опускает нож и разрезает путы.
Боги были к нему благосклонны, потому что это стало самым важным и самым правильным решением за всю его небогатую на события жизнь.
Беззубик стал лучом света в том темном царстве, которое возникло вокруг Иккинга с приходом первой любви. Беззубик стал другом, которого никогда не было (Плевака старый вояка, он замечательный, конечно, но вечно обсуждать топоры и молоты невозможно). Беззубик стал практически всем миром подростка, который никогда и никого не интересовал.
А еще Беззубик открыл множество возможностей, например, позволил показывать лучшие результаты в учебе, злить этим Астрид до посинения и надеяться, что она его не убьет однажды ночью. Так себе возможности, но что уж есть, Иккинг не привык жаловаться на то, что имеет.
Пролетая как-то раз над ночным островом, он совсем не ожидает услышать Астрид, разговаривающую с Забиякой у костра.
— Знаешь, что самое поганое? Осознание того, что все, во что ты верил — абсолютная чушь. Судьба, родственные души, настоящая любовь. Все это — чепуха из детских сказок.
Иккинг замирает и чуть не падает с дракона, потому что совсем не ожидает услышать от Астрид такое. Иккинг дышать не может, потому что совсем не ожидает узнать об Астрид нечто личное. Ему кричать хочется, что он знает, что он понимает, что он тоже так чувствует, но кто он такой, чтобы объявляться среди ночи и заявлять подобное? Да и вряд ли она вообще знает, как его зовут.
Поэтому он шепчет себе под нос: «Будь уверена, Астрид, в неведении не останусь», — и просит Беззубика снижаться к его убежищу. Хватит с него
пролетов полетов на сегодня.
На следующее утро Стоик, пришедший проверить успехи сына у Плеваки, становится счастливым наблюдателем роняющего буквально все Иккинга, который испортил уже две детали и останавливаться, кажется, не собирается.
— Думаешь, у него рак мозга? — в привычной встревоженной манере спрашивает обеспокоенный отец.
— Думаю, он влюбился, — хитро улыбаясь, отвечает кузнец.
Тем временем сам Иккинг осознает, что шансов на любовь с девочкой, разочаровавшейся в этой самой любви, совсем немного, поэтому жить хочется примерно столько же. А люди, которые бездумно рискуют своей жизнью, всегда умирают.
Вот он и суется везде, куда может: и в ночные вылазки, и в камеру с громмелем, и в поход с отцом, который его ожидаемо не взял, но попытаться стоило.
А потом Астрид каким-то неясным способом узнает о Беззубике, и внутри только одно желание — защищать. Защищать друга от людей, от их предрассудков, от необоснованного гнева. Но что может хилый парень шестнадцати лет?
Иккинг убеждается, что ничего, когда в разгар испытания Беззубик прилетает, чтобы помочь, но в итоге сам оказывается связан.
Иккингу кажется, что это его связали и спрятали в темный угол, что это с ним обращаются, как с ничтожеством, что это его ненавидят, потому что фурия давно уже стала частью молодого викинга, которую оторвать безболезненно нельзя: кровь так и хлещет.
И когда к нему подходит Астрид, не хочется верещать от счастья, как впервые влюбившаяся школьница; хочется, чтобы она ушла. Иккинг долгие месяцы обсуждал пункты гребаного плана по завоеванию ее сердца с Беззубиком, который давал советы (рычал с разной интонацией) и просто поддерживал, позволяя совсем не по-мужски рыдать в свое чешуйчатое плечо, а теперь его нет рядом. Теперь он далеко, и радость от разговора со своей мечтой нисколько не красит действительность. Она лишь напоминает, что действительность эта полное дерьмо.
Но Астрид, кажется, не собирается читать нотации, она просто молча садится рядом и берет его за руку. Через несколько минут девушка все же говорит:
— Знаешь, что самое поганое? Осознание того, что все, во что ты верил — абсолютная чушь. Судьба, родственные души, настоящая любовь. Все это — чепуха из детских сказок. Не убивайся слишком сильно, Иккинг. Это нормально — постоянно терять кого-то.
Она смотрит вдаль, куда-то за горизонт, а молодой викинг смеяться хочет. Ведь вот оно — с ним говорит его любимая девушка, делится мыслями, об обсуждении которых он мог лишь мечтать, держит его за руку. А еще он не понимает, в какой момент успел настолько необоснованно смириться с неизбежной смертью своего лучшего друга. Почему он сидит здесь?
— Если не спасу Беззубика, будь уверена, в неведении не останусь, — резко заявляет он, встает с места и идет в сторону деревни.
— Куда ты идешь?
— Я спасу его.
— Ты не сможешь.
— Он мой единственный друг, Астрид. Поверь мне, я либо смогу, либо умру, пытаясь.
Он нисколько не кривит душой, а еще он, кажется, впервые разговаривает с ней спокойно и открыто, не боясь обидеть или получить очередную порцию осуждения. Он говорит то, что думает, и это так освежающе приятно, что воодушевления становится только больше. Видимо, это замечает и Астрид, потому что она ставит перед фактом:
— Тогда я пойду с тобой.
Не то что бы Иккинг был против. Он, господи-боже-мой, всеми руками за.
***
Когда все испытания позади, когда Беззубик спасен и викинги наконец-то приняли соседство с драконами не как причину убивать их, а как причину сосуществовать с ними, Иккинг снова сидит и смотрит за горизонт. В небе летают счастливые змееголовы, громмели, древорубы, жуткие жути, словом, всевозможные драконы, на некоторых виднеются их новые хозяева, а собственный валяется в траве где-то поблизости. На душе небывалое спокойствие, однако не все так просто.
Все снова упирается в Астрид. В прекрасную Астрид, которая сильная, храбрая, умная, добрая и просто идеальная, и в Иккинга, который по-прежнему шутит глупые шуточки, роняет молот, когда им надо замахиваться, и опрокидывается на щит, которым надо защищаться. Словом, все как всегда, но легче от этого, естественно, ни на грамм.
— О чем думаешь?
«О тебе», — рвется наружу, но Иккинг лишь качает головой:
— Да так, ни о чем.
— Каково это — быть легендой?
— Не смеши меня, я скорее так, сказочка на ночь.
— Я не верю в детские сказки, — смотря ему прямо в глаза, заявляет Астрид, и викинг буквально кожей чувствует, что у фразы этой есть двойное дно. Ладони потеют, потому что он его, несомненно, нашел, но поверить в него не может. Не может все сложиться удачно, ведь план давно уже свернул на тропинку «забудь» и поселился в домике «никогда», покрывшись слоем пыли и пеплом сожженных заживо нервных клеток.
— А во что веришь? — глаза в глаза, душа в душу.
— В тебя, Иккинг. Я верю в тебя.
***
С тех пор прошло несколько месяцев, отношения со сверстниками наладились, а Задирака и Сморкала оказались всего лишь неуверенными в себе парнями с кучей комплексов, которые старались самоутвердиться за его счет. Они извинились и объяснили причины своих поступков, поэтому Иккинг не видел смысла их не прощать.
Сидя перед костром всей большой и теперь уже дружной компанией, они поют песни и поглаживают расположившихся рядом драконов. В кои-то веки теплый ночной воздух ласкает кожу, светлячки порхают в темноте леса, а кузнечики стрекочут в траве. И все так правильно и прекрасно, что Иккингу даже не верится, что так может быть.
Он берет Астрид за руку, потому что все еще нуждается в подтверждении своего счастья.
— Вы такая милая пара! Когда я вас вижу, вы всегда держитесь за руки, — шепелявя, воркует Забияка, поправляя волосы и обнимая Сморкалу.
— Он держит меня, чтобы я никуда не убежала! — посмеиваясь, ворчит Астрид, и Иккинг влюбляется в нее еще больше.
— У меня на то есть причины! Вспомни свой замечательный забег, когда ты только узнала о Беззубике!
— Я тогда думала, что он меня сожрет!
— Но не сожрал ведь!
— Так откуда мне было знать?!
— Я там был!
— Он бы меня съел и тобой закусил!
— Неправда!
— Лжец!
— Коза!
— Идиот!
— Да поцелуйтесь вы уже, — устало тянет Задирака, на что получает полный негодования ответ сразу от обоих:
— Еще чего!
Они смотрят друг на друга с секунду, а после улыбаются и смеются, потому что оба идиоты. А поцеловаться и правда стоит.
***
Иккинг привык, что все идет не по плану, поэтому боится верить, что все может быть так идеально.
Теперь Астрид его жена. Это слово греет душу и заставляет собственника внутри не ревновать ее к каждому столбу хотя бы часочек в день. Теперь Астрид мать его детей. Очаровательных ангелочков, которые дерутся, кричат друг на друга и забирают игрушки, темноволосой девочки и светловолосого мальчика. Иккинг любит эти троих до безумия и никогда не позволяет хоть кому-нибудь из них почувствовать себя одиноко.
Теперь Иккинг вождь вместо своего отца, погибшего в бою. Его уважают все жители острова за мудрость и заботу о народе, за умение выигрывать битвы еще до их начала.
Теперь Иккинг взрослый мужчина, и у него вполне приемлемый размах плеч, да и силы в натренированных кузнечным делом руках хватает на то, чтобы держать молот.
Теперь у Иккинга есть друзья: Сморкала, Задирака и Забияка, Рыбьеног и, конечно же, Беззубик.
Теперь Иккинг наконец-то счастлив и планов на будущее не строит.
Все равно никогда не работают.
