Разве что надеяться (You Can Only Hope)

Я лежу на траве спиной к нему. Мой зад измазан в липкой жидкости. В желудке назревает дурнота. Как и каждый раз, когда это происходит. Хотя это безусловно лучше, чем публичное унижение от стычек с Поттером и его шайкой. Это… защищает меня от них. Пожирая мое время. Давая мне другой объект для отвращения. И создавая связи: у него ведь тоже есть друзья, могущественные друзья, знакомые с Темными Искусствами. В этом есть определенная степень защиты. Его ладонь покровительственно гладит меня по спине, как собаку или кошку. Он пытается успокоить меня. Вроде бы. Черт его знает. — Северус? Как думаешь, тебе это начинает нравиться? — спрашивает он. Ни нотки эмоций в голосе. Я паникую. Понятия не имею, что ответить. Он хочет, чтобы я приучился наслаждаться этим? Или надеется, что я всегда буду страдать и все равно всегда покоряться? Я не знаю, что должен чувствовать, чтобы угодить ему. Я льну к нему. Он расслаблен после оргазма. Его разум открыт нараспашку. Туда легко проскользнуть. Легилименс. Войти и выйти. Он не замечает. Как я и думал. Он разрывается. Он хочет, чтобы мое тело принадлежало ему. Стало его, целиком и полностью. Но есть определенная гордость в том, чтобы причинять мне боль и встречать принятие и покорность. Если я скажу, что мне нравится, в следующий раз он будет грубее. Я не в восторге от перспективы ходить с задницей, покрытой синяками и ссадинами. Если я скажу, что мне не нравится, он может на меня плюнуть. И тогда Поттерова шайка опять атакует. Мне сложно придумать ответ. Я так устал от всего этого, устал от боли. Я просто хочу сохранить статус кво. Вариант с минимумом страданий. — А разве это важно? — тихо спрашиваю я. — Ты же знаешь, что я твой. Ответ его устраивает. Он притягивает меня ближе и поглаживает мой живот. Другой рукой он с неожиданной нежностью перебирает мои волосы. Приятно. — Знаешь, у тебя ведь голова грязная, — замечает он. — Это довольно противно. У меня перехватывает дыхание. Чтобы удержаться от слез, приходится закусить губу. Я слышу шорох. Он одевается. — Завтра. Здесь же, в то же время, — говорит он. Не плачь. Не смей плакать. Я не плачу. Я оборачиваюсь и смотрю на него. Нужно погладить его самолюбие. — Откуда мне знать, что ты защитишь меня от них? — спрашиваю я. Он снисходительно улыбается. — Ниоткуда. Разве что надеяться. ~ * ~ Идут месяцы. Мое тело привыкает. Оно привыкает к боли в ожидании издевательской доброты. Оно извлекает удовольствие из этих встреч, голодно, жадно, виновато, стыдно, зная, что такой, как я, никогда не испытает удовольствия иным образом. Ладонь, лежащая на моей спине, гораздо крупнее и сильнее, чем та, что мне нужна. Пожалуй, лучше не думать о Лили Эванс. Она недоступна. Навсегда недостижима. О ней лучше забыть. Она для другого. Она выбрала друзьями людей, которые едва не убили меня. Наши пути навсегда разошлись. Я стараюсь не зацикливаться на том, как это больно. Я льну к нему. Моя реакция ему нравится. Он ухмыляется, глядя на меня. Он успокаивает меня, сдабривая ласковые касания оскорблениями. Я слишком костлявый. Плохая кожа. Волосы слишком жирные. Ерунда, напоминаю я себе. Он доволен. Горд. Самоуверен. Барьеры его разума хлипки. Легилименс. Войти и выйти. Он не замечает. Я у него на хорошем счету. Я в безопасности. Этого достаточно. ~ * ~ — И что же может предложить мне Пожиратель Смерти? Черт. Черт, черт, черт. Почему-то я надеялся, что самой передачи информации Дамблдору будет достаточно, чтобы защитить ее. Он не особо за нее переживает. Он хочет чего-то в обмен на ее защиту. Скользкая сволочь. Нет, правда, мы рановато распределяемся. — Что угодно, — отвечаю я. Его глаза мерцают. Он знает, что владеет мной. Он позаботится обо мне. Пока я буду ему полезен, само собой. Другая форма рабства. Другой способ отыметь меня. ~ * ~ Есть своеобразная безопасность в том, чтобы быть нужным. Разумеется, не от смерти или пыток, как я быстро обнаруживаю, но безопасность уверенности в своем положении. Это само по себе облегчение. Я хочу сохранить его как можно дольше. Я хочу быть нужным. Моя связь с Люциусом теперь необходима как никогда. Изумительно, сколько я могу выудить из его беззащитного, расслабленного разума, когда он валяется в постели, блаженно улыбаясь в посторгазменной неге. Легилименс. Войти и выйти. Он никогда ничего не замечает. ~ * ~ — Дамблдор? Вы ошибаетесь в Квирреле. Нет, это не просто зависть к тому, что он преподает ЗОТИ. — Естественно, я чуть не с ума схожу от зависти, но это не суть. ~ * ~ — Малфой планирует переправить в Хогвартс Темный Предмет. Нет, не знаю, как именно. — Я остаюсь стоять. Не хочу стонать от соприкосновения истерзанной задницы с поверхностью стула. — Да, постараюсь выяснить. ~ * ~ В теории я не могу все еще ощущать привкус его спермы на губах. Это невозможно. Но я чувствую его. На нёбе, на языке. Только бы не скривиться. — Проследите, чтобы Уизли приглядывали за Поттером по время Чемпионата по квиддичу. Это все. ~ * ~ — А я говорю вам, что между разумом Темного Лорда и разумом Поттера есть связь, и Темный Лорд собирается ее использовать! Что должно случиться, чтобы вы приняли это всерьез, а, Дамблдор? Я злюсь. Я всегда злюсь. Наверно, все уже привыкли. ~ * ~ Я приподнимаюсь на локте и любуюсь его телом, пока он спит. Люциус действительно похож… на ангела, пока спит. На лице ни следа жестокости и презрения. Мягкие черты… такие мягкие. Безупречная кожа, белая, как алебастр, ровная, как свежевыпавший снег. Что такой, как он, хочет от такого, как я, после стольких лет? Мне любопытно. Легилименс. Войти и выйти. Он не замечает. Я перевариваю глупую, простую, нелестную истину. Ничего не изменилось. Я его грязный, отвратительный секрет. Тот, кого можно унижать, трахать, иметь. Ему нравится контраст между моим уродством и его безупречностью. Он знает, что лучше меня. Ему нравится это ощущение. Его ресницы вздрагивают, и он открывает глаза. — Северус? — Да. — Ты чем-то встревожен? Ты даже не представляешь. — Да, — тихо отвечаю я. — Ты… так мне нужен. Откуда мне знать, что ты меня не бросишь? Прекрасно. Моя уязвимость ему по душе. Как и следовало ожидать. Он снова выглядит самодовольным. — Ниоткуда, — холодно отвечает он. — Разве что надеяться. ~ * ~ Я надеюсь. Я надеюсь всем сердцем, что это продлится подольше. Оборвись наша связь, и моя полезность Дамблдору останется в прошлом. Или нет? Понятия не имею. ~ * ~ — Северус? — Голубые глаза Дамблдора смотрят на меня с чем-то, что я с удивлением опознаю как сострадание. — Что? — Ты ведь понимаешь, не так ли, что ты не обязан быть нужным, быть ценным? Я хмыкаю. — Кто бы говорил. Вы чего-то хотели от меня — вы получаете это. Его глаза впиваются в меня. В них тревога. — Но какой ценой, спрашиваю я себя? — Не надо. — Северус, я не знаю, как ты умудряешься узнавать столько всего, но ты должен понять: ты больше, чем союзник. Ты мой друг. Я считаю большим счастьем иметь такого друга. Он кажется искренним. Я ему почти верю. Но даже будь это правдой, этого мало. Дружбы недостаточно. Я слишком привык быть нужным. ~ * ~ Люциус отправляется в Азкабан. Я должен радоваться, но на самом деле я полон предвкушения и страха при мысли о его возвращении. Пытаюсь не думать о ярости и неутоленном желании, которые он на меня обрушит, когда освободится. Пытаюсь и терплю поражение. Тревога нарастает. Скорей бы он уже вышел. Я вымещаю раздражение на Поттере-младшем. Все равно это он виноват. Или его отец. Я не замечаю разницы. Меня это не волнует. Пять лет я пробыл личной шлюхой Малфоя, пытаясь уберечь чертова отпрыска Поттера-старшего. Видеть его не могу. Он такой отвратительно беззаботный, так равнодушен к собственной безопасности, что мне хочется его встряхнуть. Пятьдесят баллов с Гриффиндора. Скажите спасибо, что не больше. Я засыпаю и вижу Люциуса, который гладит меня по волосам. Когда я просыпаюсь, подушка влажная. Я иду в ванную, думая, что меня стошнит. Почему-то этого не происходит. На сей раз. ~ * ~ Дамблдор мертв. Мертв от моей руки. Я не знаю, что чувствовать. Я должен скорбеть о человеке, который пытался быть моим другом. Но я скорее скорблю о себе. В каком-то смысле он стоял между Люциусом и мной. Я не осознавал, в какой степени, пока он не погиб. Теперь… теперь остались только мы двое. Я втайне гадаю, нет ли способа взорвать Азкабан и перебить всех его обитателей. ~ * ~ Он освободился. Черт. Просто… черт. ~ * ~ Его рука сжимает мое горло, не давая дышать. Касаясь губами моего уха, он шепчет: — Я скучал по тебе, Северус. Я так по тебе скучал. Голова кружится. Я прижимаюсь к его ладони. Если повезет, он просто задушит меня, и все закончится. Чуть ослабляя хватку, он целует мою шею. Моя эрекция трется о его бедро. Что и следовало ожидать. — Какой же ты уродец, — зло шепчет он, раздевая меня. Мантия опадает на пол. Верхняя рубашка, нижняя. — Мерзкий. Отвратительный. Ты даже на человека-то не похож. В его словах нет обычного яда. Он как будто повторяет заученные реплики, сам в них не веря. Мои глаза широко раскрыты. Я изучаю его. Он изменился. Его лицо почти того же желтоватого оттенка, что и мое. Тут и там его украшают мелкие шрамики, вне сомнений, следы отнюдь не райского времяпрепровождения в Азкабане. Руки нервно подрагивают. Что-то щелкает в моей голове, и меня затапливает облегчение. Он мне не нужен. Он потерял милость Темного Лорда. Я все еще могу его использовать, но он мне уже не нужен. — Да уж, уверяй себя, — язвлю я. — Ты и сам сейчас не совсем образчик классической красоты. Азкабан не пошел тебе на пользу, Люциус. Он завершает спор пощечиной. Больно. Я ощущаю на губах вкус собственной крови и умолкаю. Он обхватывает мое лицо ладонью и притягивает окровавленные губы к своим. Его поцелуй неожиданно ласков. Он выпивает боль, смешанную с кровью, и поглаживает большими пальцами скулы. Я опускаю веки, расслабляясь. Так приятно на одно мимолетное мгновение поверить, что это настоящий поцелуй, а не притворство, как и все в моей жизни. Когда я открываю глаза, он смотрит на меня с незнакомым выражением. — Ты дал Нерушимую Клятву защитить моего сына, — нерешительно говорит он. Я киваю. — Нарцисса уверена, что это благодаря ее женским чарам, — с еле слышной насмешкой продолжает Люциус. — Но… я тебя знаю. Ты сделал это ради меня, не так ли? Самодовольная тварь. Он все еще уверен, что мир вращается вокруг него. Не вращается. Уже очень давно. Я целую его руку и потираюсь о ладонь, оставляя губами еле заметный кровавый след на бледной коже. — Да, — шепчу я. — Ради тебя. Возможно, мне следовало бы закончить все прямо сейчас. Я в нем не нуждаюсь, а он… он, кажется, достаточно благодарен, чтобы отпустить меня восвояси. Он замечает мои колебания. — Хочешь уйти? — осведомляется он. И в ту же секунду я осознаю, что мне не хватит решимости бросить его. Сейчас я провозглашен предателем Света, лишен настоящих привязанностей, раздавлен, это — единственное, что у меня осталось. Оно не настоящее, конечно. Но оно есть. Неужели так страшно будет насладиться несколькими минутами чудесной фантазии, дозволить себе блаженство человеческого прикосновения, пусть причины и будут не теми, которых я хочу? Я качаю головой. — Не хочу никуда уходить. Он ведет меня к кровати, и я падаю на живот. Он гладит меня по спине. Я приподнимаюсь, вставая на четвереньки, и раздвигаю ноги в молчаливом приглашении. Он не торопится, доставляет мне удовольствие, готовит меня к себе, убеждается, что я его хочу. Я не против. Приятное разнообразие. На грани оргазма он с силой гладит мой член, собирая сперму в ладонь. Излившись, он укладывается на меня, и у меня подламываются руки. Мы падаем вместе. ~ * ~ Он расслаблен. Его разум лишен барьеров. Он так беззащитен рядом со мной, просто смешно. Я, конечно, не смеюсь. Я проникаю в его разум. Легилименс. Войти и выйти. Он не замечает. На сей раз информация мне не нужна. Он сейчас в немилости у Темного Лорда, вряд ли знает что-то важное. Мне плевать, что он там думает обо мне, я ничего не ищу. Просто оставляю намек в глубине его разума. Тебе надоедает то, как обращается с твоей семьей Темный Лорд. Ты достоин лучшего. Твоя семья важнее всего. Не планы Темного Лорда. Что такого, если ты совершишь невинную ошибку в критический момент? Это сработает, только если он сам на каком-то уровне думает об этом. А он думает. Я его неплохо знаю. Он открывает глаза и глядит на меня. Его лицо поразительно открыто. — Я люблю тебя, — говорит он. Я вздрагиваю. Какого черта? Я не ожидал такого. Он явно ждет ответа. Было бы безумно приятно встать, одеться и уйти, оставляя его, голого и дрожащего. Часть меня ужасно этого хочет — но я бы просто не смог. Я не в состоянии так поступить с человеком, который сказал мне нечто подобное. Даже если он бессовестно солгал. Он ждет. Ждет моего ответа. — Как я могу тебе верить? — тихо спрашиваю я. — Откуда мне знать, что это не очередная игра? Его выражение лица становится чуть настороженнее. — Ниоткуда, — прохладно отвечает он. — Разве что надеяться. ~ * ~ Война окончена. На моем теле еще больше шрамов. В волосах серые пряди. Я смотрюсь в зеркало с удовлетворением: это тело человека, который жил и сражался. Я знаю, кто я. И я знаю, чего хочу. Я вхожу без приглашения. Он один. Самонадеянный дурак. Он настороженно смотрит на меня. — Ты использовал меня, — чуть хмурится он. — Давно? Кто бы говорил. Я молча улыбаюсь. Я снимаю мантию и аккуратно складываю ее. Он не сводит с меня глаз. В них что-то вроде паники. Я медленно расстегиваю верхнюю рубашку. У него сбивается дыхание. Чудно. Когда мой торс обнажен, он облизывает губы. Я тянусь к ремню. Он закусывает губу. Я раздеваюсь донага и опускаюсь перед ним на колени. Он неверяще смотрит на меня. — Почему? — спрашивает он. Я не знаю, что ответить. Возможно: я привык к этому. Возможно: это лучше, чем ничего. Возможно: это напомнит мне ощущение нужности. Я молчу. Смотрю на него и гадаю, о чем он думает. Он растерян. Встревожен. Заметно напуган таким развитием событий. Скользнуть в его разум так легко. Легилименс. Войти и выйти. Он не замечает. Но я замечаю все. Неуверенность. Одиночество, гнев, безумную опустошенность человека, который отдал всю жизнь идее, обрушившейся у него на глазах. Что-то подозрительно напоминающее вину. И еще страх. Искренний ужас перед моим коленопреклоненным, нагим телом. Он боится небезосновательно. Я мог бы убить его невербальным проклятьем в один из таким беззащитных моментов, прежде чем он бы даже подумал потянуться к палочке. Поттер-младший мог его пожалеть и спасти от заслуженного наказания после войны, но я уверен, что никто из сильных мира сего не испытал бы тревоги, если бы однажды Люциус Малфой пропал без вести. — Откуда мне знать, что ты не убьешь меня? — спрашивает он. Я поднимаю на него глаза. И слегка ухмыляюсь. — Ниоткуда, — спокойно говорю я. — Разве что надеяться. Он чуть расслабляется. Он знает, что в безопасности. Право, из моих уст это практически признание в любви.