Коконы

Один замечает, что Ава скатывается из одной депрессии - нарывающейся, отчаянной, в другую. Безразличную и глухую. Спрашивает у неё, мол, что, дорогуша, запрещёнка? У ТИТАНа ведь все счастливые. А она всё отрицает. И добавляет, что от ТИТАНа сбегала вместе с ним, так что изолента в сумке, в переднем кармашке, пусть использует по назначению. Ава рогатая такая, упёртая. Хочется назвать козой, но язык не поворачивается. Ава заворачивается в свою апатию, как гусеница заворачивает себя в кокон, и ждёт. Но, увы и ах, ничего прекрасного из этого не выйдет. Разве что какая-нибудь огромная космическая бабочка не разорвёт её изнутри, прогрызая мягкую податливую плоть и вылезая окровавленным младенцем на свет из незащищённого и всегда доверчиво открытого живота. С их образом жизни многое может произойти. Один смотрит на всё это безобразие и медленно выдыхает облако фиолетового дыма. Он как колдун - Мерлин, или, может быть, Гудвин, только вот мозгов для этой опилочной головы у него не завалялось. Как и для себя - нового сердца. А жаль. Ава всё сильнее закрывается, даже Педри свисает со стены с грозным «ЧТО С МОЕЙ ЖЕНОЙ». Один - честно - не знает. С Врасией всё, наверно, огонь (ха-ха), а вот с девчушкой дело пахнет керосином. Ха. Ха-ха. Один пытается докопаться со всей своей одиновской суровостью. Он же, чёрт побери, брат! Да не просто брат, а старший, на двух вертлявых каракатицах натренированный (но Ава ему отчаянно напоминает Мэгпай, и из-за этого ему хуже, чем могло бы быть). Гилу на затухающий огонёчек по барабану, он осквернил его божество, сжёг дотла святилище и воздвиг там свой тотем. Нэви его, судя по всему, сама бы с удовольствием затопила. Мэгги опасается за свою древесную натуру. Прям дрим тим. Один теряется в клубах фиолетового дыма. И думает о том, что было бы неплохо запрятать в них и Аву.