Хитин и пепел

Илвар Лленду прибыл в Воронью Скалу третьего дня Руки Дождя. Плыл он на утлой нордской лодчонке, ее хозяин согласился довезти его на Солтсхейм за пару бутылок меда и серебряную серьгу из уха. Серьгу было немного жаль — Илвару она досталась от отца, которого видел давным-давно, в детстве. Мать рассказывала о Дароне Лленду истории, мало похожие на правду — однажды тот превратил тролля в злокрыса, в другой раз — сумел подоить скалу, да не просто подоить, а выцедить отличный мацт. Чушь все это, думал Илвар; он сутулился, опираясь на борт «Крыла Светлячка», — но все же отец научил его нескольким простым заклинаниям, а еще — держать в руке меч. Это помогало до сих пор. Но великий герой Дарон Лленду был всего лишь бродячим магом-наемником; однажды Илвар осознал это, наверное, когда выпил пару бутылок дешевого бренди. И отправился по стопам погибшего папаши. Дымка над островом Солтсхейм не обещала ничего приятного, и все же Илвар приложил пятерню с обгрызенными ногтями к груди. Амулет Вивека, Воина-Поэта, достался ему от бабки Бралсы; она стыдливо рассказывала о живых богах, что некогда правили Морровиндом, далекой родиной. Лленду жили в Бруме много лет — и предки Илвара бежали из Вварденфелла столь же давно; и все же из своего раннего детства старуха вынесла память о городе-муравейнике, о нависшей и наблюдающей, подобно злому глазу, луне. Об Ординаторах в безликих масках. Когда ты снимаешь ее, за ней пустота, говорила бабка. Мать всегда одергивала бабку: не морочь ему голову. Илвар пересек недружелюбные земли Скайрима, направляясь теперь на Солтсхейм. Этот забытый богами и даэдра остров значился в его плане перевалочным пунктом, далее он собирался к материку. Островной Морровинд безнадежно мертв — трогай амулет Вивека или нет, но города вроде Блэклайта еще существуют. Жизнь теплится. Мы живучие твари, думал о себе Илвар не без тайной гордости. На борту «Крыла Светлячка» его отчаянно мутило, то и дело он бегал — перегибался за доски борта, чтобы извергнуть остатки завтрака, обеда или ужина. И без того костистый, как большинство данмеров, он превратился в подобие драугра из нордской гробницы за время путешествия. Но чувствовал себя неплохо, даже вроде как привык к качке — и гордился собою. Амулет ощущался в ладони теплым и живым, словно вырезанный не из дерева, но созданной из плоти и крови. Илвар Лленду прибыл в Воронью Скалу третьего дня Руки Дождя. Он сошел на берег, думая: теперь я добьюсь успеха, вот прямо здесь, в этой холодной земле. Его качало, когда ступил на скрипучие доски. Порыв ветра едва не опрокинул в ледяную воду. В воздухе парил бурый пепел; путался в волосах и лип к лицу. Илвар постоял немного на деревянном причале, словно бы отделяющим море от Солтсхейма — и шагнул на землю своих предков. Он старался не закашляться от очередного порыва пепельного ветра. Могло быть хуже, правда? Бабка рассказывала о чудовищных бурях; они закрывали небо и землю сплошной чернотой и несли болезни и страдание. По сравнению с ужасами древних времен — ничего страшного. Илвар улыбнулся стражнику в хитиновых доспехах. Мол, все хорошо. И закашлялся. Ладно, Солтсхейм не встречал его розами и бриллиантами; и все же не повод сдаваться. Просто нужно отдохнуть. Пять лет Илвар путешествовал по Сиродилу, перебрался через охваченный гражданской войной Скайрим и одно уяснил точно: иди в таверну. Даже если нет денег — все равно иди, найдутся те, кто заплатит тебе за выпивку, ночлег и предложит в меру грязную работу. Среди льда и пепла конкуренция должна быть невелика. Постройка в редоранском стиле из хитина заставила Илвара улыбнуться — он никогда не был на родине предков, но словно бы нырнул в чужие воспоминания. Порой ностальгия передается через поколение, словно цвет волос или черты лица. А вот название «Пьяный нетч» показалось не по-редорански забавным. Внутри было людно — и сплошь данмеры. Путешествуя через Скайрим, Илвар видел только одно подобное место — в Старом Городе, Виндхельме. Там заправляли норды, а «темные эльфы» просили милостыню или чистили за теми же нордами выгребные ямы ради пары септимов в день. Здесь сородичи Илвара были полновластными хозяевами, но именно поэтому встретили незнакомца безо всякого энтузиазма. Еще один мер в редоранской хитиновой броне сделал глоток из большой кружки и презрительно фыркнул поверх своего напитка. Его шлем лежал рядом, повторяя безучастно-неприязненное выражение лица. Мужчина и женщина в простых одеждах обернулись и тут же возвратились к своей беседе. Только хозяин приветствовал Илвара радушным: «Добро пожаловать, чего изволите». Ровно как все остальные трактирщики мира. — Выпить, — твердо сказал Илвар. У него оставалось несколько монет, как раз на пару кружек. — И еще ищу работу. — Наемник? — покивал трактирщик. — Эх, у нас, в Вороньей Скале, работы-то много, но денег у народа — не очень. Он перегнулся через стойку: — Вон, твой конкурент. Называет себя лучшим мечником в Морровинде. Илвар обернулся. Увидел фигуру в редоранском доспехе с плотным хитиновым шлемом — ни лица, ни даже намека на то, что под маской нечто живое. Сидел мер — или человек, или каджит, или аргонианин, фигура оставалась непонятной совершенно, — сложив руки на груди. Круглые окуляры не выражали ничего, но Илвар понял: его тоже рассматривают. Конкурент, значит. — Ну... разберусь. Спасибо, мутсэра. — Гелдрис, — подсказал трактищрик свое имя. — Гелдрис Сатри. — Сэра Гелдрис. Илвар взял свою кружку — налита в нее была крепкая, сладковатая суджамма, тягучая и приторная по сравнению с медом или вином. Она пахла травами и кислинкой муравьиного брюшка. Глоток напитка тоже как будто возвращал в чужое-свое прошлое; пробовать ее — все равно, что носить амулет Вивека. Наемник в закрытом шлеме следил, не меняя позы. Илвар догадался: поединок между ними уже начался. Необязательно доставать мечи или вульгарно, по-нордски, разукрашивать друг другу физиономии синяками. Следующий глоток суджаммы подтолкнул Илвара пересечь нейтральную территорию в несколько шагов и сесть на свободный стул. — Илвар Лленду. Из Брумы... хотя мне очень хотелось сказать «из Вивека», но это о моих предках, не обо мне. Шлем промолчал. На миг захотелось постучать по нему — вдруг он пустой внутри, как древние доспехи в крипте? — Телдрин Серо, — все же сказал тот. — Из... Блэклайта. А также из Квартала Серых или Вороньей Скалы. Откуда угодно и куда захотите, мутсэра. Всего за пятьсот септимов. — Лучший мечник в Морровинде? Снова молчание. Телдрин словно обдумывал, насмехаются над ним или нет. — В том, что от него осталось, — ответил он. Илвар кивнул. — А я просто маг и немного алхимик. Могу сварить зелье от несварения желудка или для похода по воде. Могу поджарить кому-нибудь зад. Побывал в паре айлейдских руин, крипт и нескольких пещерах. Однажды прогнал от лошади нанимателя ледяного тролля. — И даже не убил? — Я похож на поцелованного Шеогоратом? — усмехнулся Илвар. — Гнаться за ледяным троллем в одиночку? — Значит, говоришь правду, Илвар Лленду, — голос из-под шлема звучал мягче. — Вот только зря ты сюда пришел. Я торчу в Вороньей Скале уже несколько лет, и мне едва хватает на выпивку и комнату. Дай-ка догадаюсь: ты вряд ли пришел нанять меня. Илвар смутился. Ему стало бы легче, сними Телдрин свой непроницаемый хитиновый шлем, а так непонятно — гонят его или сочувствуют? — Нет, — сказал он. Кружка из-под суджаммы показывала дно, после долгого плаванья и на голодный желудок крепкий ликер был сродни удару гуара в затылок. Илвар смутно ощущал, что пожалеет о своих словах после, а может, собеседник просто посмеется над ним. И все же выговорил: - Но... знаешь. Если так все паршиво, почему бы просто не вернуться в Морровинд? «Крыло Светлячка», на котором света было меньше, чем в самой глубокой... пещере, плыл и плыл. С западо-востока надвигался шторм. Волны маслянисто блестели, дотягивались темнотой все выше, касались бортов. Илвар забыл, что якобы привык к качке — все, на что его хватало, забраться под мачту, прижать колени к подбородку и надеяться, что смерть его в бурю окажется быстрой. Волна закрыла собой горизонт. Он проснулся. Доски и качка никуда не делись. Зато вместо мачты Илвар обнаружил не слишком свежий спальник — на котором и лежал. Попытка пошевелиться отозвалась «штормом», желудок сжался, Илвар предпочел вернуться на место и замереть. Даже колени подтянул, чтобы принять позу зародыша. Скрип несмазанной двери был сродни грохоту грома. — Эй. На, выпей — легче станет, — открыв глаза, Илвар увидел хитиновый шлем, и только потом — кружку с чем-то пахнущим травами. — Извини, до кровати не дотащил. Для тебя вчера было высоковато. Телдрин Серо, вспомнил Илвар. Мы вчера... Что? Пили суджамму. Гелдрис еще предложил попробовать фирменный рецепт. Потом разговаривали. Потом спорили и даже едва не подрались. Или подрались? — Больше не разбрасывайся огненными шарами в тавернах. Ну, и домах. Не так поймут, хотя был у меня один наниматель, который любил призвать дремору посреди светской беседы. В конце концов заклинание сорвалось, и дремора проткнул его насквозь. Илвар пошевелил сухими губами. Руки немного тряслись, когда брал кружку. На вкус варево напоминало мыльную пену с солью, но Телдрин оказался прав: желудок вернулся на место, «шторм» унялся. — Спасибо. Э... только денег у меня нет. — Знаю, — Телдрин сел на край низкой кровати. На тумбочке рядом лежал череп, пара камней душ и веточка снежноягодника. — Ты вчера все про себя рассказал. «А ты?» Илвар сел на спальнике, скрестив ноги. Пожалуй, мог попытаться встать. — Ну, ты помнишь, что я сказал? Воронья Скала — неважное место для типов вроде нас с тобой. Разве скаалы из своей деревушки спустятся, предложат завалить нескольких хоркеров на засолку. Та еще работенка, скажу я тебе. Вот ты когда-нибудь свежевал хоркера? И не берись, лучше не надо: они воняют хуже канав в Квартале Серых. Телдрин болтал, как ни в чем не бывало, пока Илвар складывал одно с другим. Наемник-соперник заплатил за него? Ах да, они же общались и болтали накануне... О чем? О Морровинде. Это он помнил — хотя и очень смутно. Илвар допил содержимое кружки. — Извини. Я не... собирался навязываться. — А ты бы и не сумел «навязаться», — передразнил его Телдрин, — если бы я того не хотел. Знаешь, я слышал много пьяных разговоров, если бы получал за каждый по септиму, уже купил бы дом в Имперском Городе. На Талос Плаза. Но вообще-то я не хочу в Имперский Город и на Талос Плаза. Зато обдумал твои идеи — и согласен. Напиток против похмелья или нет, соображал Илвар все еще туговато. — Что? — Как — «что»? Ты же сам предложил. Вернуться — не просто в Морровинд, а на Вварденфелл. Я видел, ты носишь амулет Вивека. Старейшина Отрелот из храма сейчас сказал бы, чтобы мы выбросили из головы ложных богов-Трибунов, но... это не так просто. Вон, норды так и не сумели отказаться от Талоса, правда? — Да. В Бруме есть святилище, — Илвару хотелось посмотреть в глаза Телдрину — да ладно, хотя бы в лицо, понять, шутит он, насмехается или пытается что-то выведать. Не всерьез же принял вчерашний пьяный бред? — Так чем мы хуже, правда? Он протянул руку — в отличие от лица, была она голая, без перчатки, Илвар разглядел покрытые шрамами костяшки. На мизинце не хватало ногтя. — Идем, Илвар Лленду. Тот открыл рот, чтобы возразить — но у меня нет денег, и вообще, я собирался заработать, стать известным, — но вместо этого сжал ладонь Телдрина, словно вынырнул из темного штормового моря на свет. — Это безнадежно. Илвар пнул жесткий корень трама, который мстительно хлестнул его по колену. — Два корабля, оба капитана послали меня Молаг Балу в... В общем, стоит им заслышать о Вварденфелле... Шлем Телдрина отчетливо выразил насмешку — для шлема он вообще был крайне богат на мимику, или за пару дней безнадежных попыток уплыть, мелкой работы за жалкие десять септимов на алхимика и норда-торговца Илвар успел узнать нового приятеля достаточно близко. — Как и вчера, впрочем, — продолжил он. Сквозь прорезь для рта раздался присвист. — Ты бы еще прямиком за Призрачный Предел потребовал доставить. В Блэклайте тебя бы послали еще дальше. — И как же мы туда попадем? — Кто-нибудь согласился плыть до материка? Илвар кивнул. — Да, тот же тип, который меня сюда привез. «Крыло Светлячка». Та еще утлая лодчонка, и ни единого светлячка я на ней не заметил. Эх, вот бы телепортироваться! Говорят, прежде Трибунал являл чудо, Вмешательство АльмСиВи, хватало свитка, чтобы вернуться в ближайший храм! — И эти свитки продавались за немалые деньги, — уточнил Телдрин. Он похлопал Илвара по плечу — руки у него оставались голыми, что казалось странным на фоне шлема и доспеха, которые носил, даже пропалывая подмерзший батат за пару монет. Пепельные бури острова позволяли выращивать хорошие урожаи, Воронья Скала больше ворчала на жизнь, чем действительно бедствовала. Неладное творилось лишь в эбонитовой шахте. — Вот и хорошо. Собирай вещи... ах да, у тебя их нет. У меня тоже. Почти. Илвар спросил бы: «А дальше?», но отчего-то стал доверять Телдрину; если тот считает, будто главное — попасть в Блэклайт, значит, так оно и есть. Пожалуй, самое время начинать скучать по суджамме Гелдриса Салтри, но не по редоранским хитиновым хижинам. Блэклайт — тоже город Редорана. — Тогда встретимся на борту, — кивнул он, но пошел отчего-то вверх по холму, которым на самом деле было гордая «скала» — к храму, в котором до сих пор не был, хотя видел старейшину Отрелота на улицах, узнал по расшитой в эшлендерском стиле ритуальной одежде и настороженному взгляду, направленному не столько на «чужака», сколько на амулет Воина-Поэта на шее Илвара. Храм был темным и холодным — как большая пещера, согреть его не мог ни свечи, ни очаг. В центре возвышался круглый алтарь. Он был засыпан песком, а в песке покоились кости; Илвар вздрогнул и укорил себя за это: его народ не страшится ни смерти, ни праха своих предков, а призраки и после того, как закончится бытие во плоти, остаются со своими потомками. Жрец стоял к нему спиной, то ли готовя на каменном уступе зелье, то ли совершая ритуал. Илвар помялся, прежде чем тихо обратиться: — Мастер Отрелот... — Дитя из чуждых земель, тоскующее по тому, чего не знало, — жрец говорил, будто поднимая камни, каждый весил сотню фунтов. — Я знаю, зачем ты здесь и куда собираешься. Но тот, кто идет по ложному пути, окажется над пропастью. — Я просто хочу увидеть Вварденфелл. — Знаю. И о том, что ты продолжаешь верить в ложных Трибунов — тех, кто мог бы стать святыми, но в алчности своей возжаждали большего. — Но мастер Отрелот, АльмСиВи столько лет защищали и хранили нас. Неужели они хуже даэдра? Азуры, проклявшей нас? Мефалы, Госпожи Тенёт и Коварства? Боэтии, прославляющей убийство? Только теперь Отрелот обернулся к нему. Темно-алые глаза показались Илвару подернутыми старческими бельмами, или просто жрец надышался испарениями корня трама. — Ты носишь амулет Вивека, но говоришь, как человек из страны людей, где вырос. На Вварденфелле не любили чужаков. Веришь ли ты, будто после Красного года что-либо изменилось? — Не... не знаю, — смутился Илвар. Он сжал кулаки. — Телдрин согласился. То есть, он позвал меня... — Я знаю Телдрина Серо. У него свои тайны — такие бывают лишь у того, кто никогда не снимает шлем. Он принялся перебирать пепел, словно омывая им серовато-желтые и сухие от времени кости. Мелкие крупицы пронизывали череп, ссыпались там, где когда-то был рот. — Я никогда не был в настоящем данмерском храме, мастер Отрелот. И... наверное, пришел за благословением. Или советом, — Илвар пожал плечами. Глупо просить у упорного старика нечто подобное. Он чужак, верно? В Вороньей Скале много подобных, но он на особом счету. — Тогда получи его: пусть ни огонь, ни пепел не испугают и не отвратят тебя. Да, Илвар Лленду, таково твое благословение. Норда-капитана звали Торбьорн Хоркеровым Клыком, но по внешнему облику и упрямству он скорее напоминал целого хоркера — грузный, медлительный и туповатый. По первому путешествию, впрочем, Илвар знал, что Торбьорн может двигаться удивительно быстро для человека, похожего на бесформенный шестифутовый мешок, а стоит ему увидеть монеты — и думать начинает быстрее иных мудрецов. Илвар увидел капитана со спины. Пока тот разворачивался, Телдрин успел кивнуть — мол, тебя ждем. — Мне удалось договориться, — невозмутимо сообщил он уже после того, как ветхое корыто с гордым названием снялось с якоря. — Что? — переспросил Илвар, стараясь не смотреть на покачивающиеся в воде водоросли и вообще вглядываться во что-то неизменное. Например, в окуляры телдринова шлема. — Он согласился довезти нас до Вварденфелла. Сказал, что подойдет со стороны Альд Велоти — конечно, скорее всего, нас не ждет там ничего, кроме пепла, раскаленных камней и, может быть, еще пепла. Но никакого Блэклайта и даже никакой Садрит Мора. Не хочу я встречаться с Телванни, мне хватило местного Нелота и его учеников. Илвар слушал с открытым ртом. — Но как же пепельные бури? Раскаленные ветра и... Телдрин уже знакомым жестом хлопнул по плечу — мол, не твоя забота. — Так что нам остается лишь пить и вспоминать о величии предков, — добавил он невозмутимым тоном. — Хотя подобного дерьма я вдосталь наслушался в Квартале Серых. Когда у тебя на ужин жареный злокрыс, а в крыше и кармане по дыре, потому что твой нордский господин не соизволил заплатить за двадцать часов работы по пояс в ледяной воде, на язык так и лезут воспоминания. Чужие, по большей части. Или вовсе ложные. — Ты как будто не в особом восторге от... — Морровинда? Земли моих предков? — Тебе стоило только заговорить о нем, чтобы во мне проснулась тоска. Но я знаю правду: в огромном муравейнике города-Вивека кишели нищие, а с недовольными беседовали ординаторы в камерах пыток. Илвар замахал руками — спорить не хотелось. — Почему ты не снимаешь шлем? — внезапно задал он вопрос, который висел на кончике языка едва ли не с первой встречи. Голос жреца, говорящего с костями, пеплом и даэдра свистел в ушах морским ветром. На миг молчания Илвару почудилось: Телдрин уйдет и больше не произнесет ни слова, а может быть, заберет свои деньги и попросит Торбьорна вернуться в порт Вороньей Скалы. Он успел прикусить язык и подумать о себе: дурак. Лезть в чужие тайны все равно, что заключать сделки с даэдра на пьяную голову. Илвар моргнул: Телдрин снял шлем. Лицо у него было настолько типично-данмерским, что имперцы могли использовать портрет в качестве иллюстраций для одного из своих изданий про нечеловеческие расы. Телдрин был немолод, хотя и далек от старости — костистые скулы и морщины выдавали скорее непростую жизнь. Он носил небольшую бородку и усы, брил голову, не считая жесткого черного гребня по центру. Единственной приметной деталью Илвару показались татуировки либо странные шрамы от глаз до рта. — Я привык защищать лицо. А в Вороньей Скале к тому же часты пепельные бури. Шлем — удобная штука, — сказал Телдрин. Илвар моргнул — и зачем-то протянул руку, коснулся темного следа-татуировки. На ощупь линия скорее напоминала ожог, до странности симметричный. Телдрин отпрянул, как от укуса ядовитого паука. Илвар смущенно пробормотал: — Извини. — ...это было лучше пепельной бури, — проворчал тот, прежде чем вернул шлем на место. Вварденфелл встретил мертвым штилем. Безветрие напало на последнем десятке миль, поэтому капитан Торбьорн по большей части поминал чьих-то матерей, чередуя ругательства с молитвами Талосу. Илвар наблюдал искоса, прикидывая: поможет ли бог людей данмерам? Ну, высоким эльфам бы точно не помог, но лорд Вивек заключил сделку с Тайбером Септимом, императором и будущим божеством, так что — почему бы и нет? Телдрин мерил палубу «Светлячка» шагами и молчал. Илвар безо всяких окуляров и подзорных труб уже видел остров: горы серого пепла и красные сполохи от недремлющей Красной Горы. Воздух с каждым вздохом становился теплее и гуще, словно насыщаясь не только мельчайшими частицами вулканической породы, но и ядовитыми испарениями. — Ты не передумал? — Телдрин подошел к Илвару. Его странный жест, когда он вроде бы хлопал или гладил плечо и будто смущался этого, стал уже привычным. Илвар ухмыльнулся. — О нет. Только не сейчас. Амулет Вивека жег кожу — возможно, иллюзорно; возможно, Илвар придумал. Зато штиль был реален. С полчаса Телдрин о чем-то общался с капитаном, потом подошел к Илвару: — Ты можешь создавать ледяные потоки? Тот смешался. Отец учил его сражаться огнем, но в сущности — ледяные чары отличалисьтолько мелкими деталями в произнесенной формуле. — Пожалуй, да. Ладно, произнесенной вслух. Не мысленно. Или же... правда никакой разницы? — Идем. Поддуем ему в парус. Телдрин начал первым. Холод вырвался с кончиков его пальцев. Илвару оставалось только повторить. — Элементарно. Красная Гора — горячее место. А у нас тут холод. Разница температур и дает ветер, — объяснял Телдрин, пока из-под его неровных и обломанных ногтей струилось льдистое кружево. Илвару оно давалось сложнее, но не из-за того, что привык к огню. Телдрин не соврал, назвавшись в первую очередь мечником. Магия у него держалась — слабенькая, как раз для паруса. Не разорвать парус ледяным шипом и не заморозить всех вокруг вьюгой. Илвару приходилось труднее — словно сосулька все пыталась выскочить и кольнуть его в зад. «Я смогу», — думал Илвар и гордился собою. Его ледяной бриз был холодным и ровным. Ничего кроме. — Представь, — говорил Телдрин каким-то невероятно ровным медитативным тоном, пока они создавали разницу температур и попутный ветер до Вварденфелла, — представь, что это все лишь некая иллюзия, видение. Кто знает, может быть, ты все еще спишь в таверне Гелдриса после его знаменитой суджаммы? Или вовсе мы существуем лишь в виде символов, которые не сумели бы прочесть сами? Илвар кивал, просто потому что магика на кончиках пальцев не только кололась, но и жглась. Холод обжигает — старая истина. — Мы не существуем. Ничего нет. Ни этого моря в серо-лиловых оттенках. Ни черной громады на горизонте. Ни тебя, ни меня. Илвар чихнул. — И пепла, который тебе сейчас набился в нос, его тоже не существует. Трубный звук из-под шлема разрушил теорию. Телдрин ненадолго замолчал. Илвар улыбался ему, понимая: неважно, что он снова не видит лица спутника, главное — тот может видеть его. — Все, приплыли. Поднимайте свои костлявые серые задницы и мотайте отсюда. Торбьорн воздвигся над Илваром. Телдрин умудрялся курить длинную трубку, похоже, эшлендерской работы, через шлем. Он не сразу удостоил капитана «Светлячка» взглядом: — Еще полторы мили до берега. — Да, вот только вместо воды даэдрова лава, а вместо воздуха пепел! Тьфу, валите, чтобы духу вашего здесь не было. Илвар испуганно огляделся. Даже если они сумели бы доплыть — в обычной воде, то здесь это было слишком рискованно, Торбьорн прав — ни зги не видно из-за пепла, а вода черно-алая от проблесков лавы. На горизонте грозным исполином возвышалась Красная Гора. Теоретически до нее еще много миль посуху, вулкан в самом центре Вварденфелла, но из-за туч пепла и искаженного света возникало ощущение неприятной близости. — Шлюпка у тебя есть? — осведомился Телдрин. — Не бесплатно, — норд сложил огромные руки на груди. Телдрин поморщился. Конечно, Илвар не мог этого видеть — просто знал: поморщился, а то и скривился, словно наступив на облезлый хвост дохлого злокрыса. — Надеюсь, этого будет достаточно. Он вложил в массивную ладонь норда что-то, мелькнувшее золотом. Тот недоверчиво сощурился. — Безделушка, небось? — Нет. И мой совет: обратись к знатоку древностей, чтобы тебе дали за эту штуку настоящую цену. Поверь, ты сумеешь купить не только шлюпку, но и целый корабль, если тебя не надуют, как деревенского дурачка на карнавале Новой Жизни. — Да пошел ты троллю в... Однако норд лишь сплюнул, и спрятал золотой предмет за пазуху, после чего кивнул в сторону шлюпки — мол, можете брать. — Спасибо, — зачем-то сказал Илвар. В шлюпке обнаружилась течь. Она была небольшая, где-то с два пальца — однако Илвару пришлось вычерпывать воду. Телдрин не переставал грести, он разделся по пояс — жар Красной Горы дышал плотным черно-багровым маревом. У него было худое жилистое тело, много шрамов и незнакомая Илвару татуировка на груди. Татуировка напоминала сложную геометрическую фигуру, заключенную в полукружье. Она притягивала взгляд — Илвар возвращался к ней, а потом дул на пальцы, потому что прибрежные воды были почти кипятком. — Мы совсем близко, — периодически подбодрял его Телдрин. Шлем он так и не снял. Даже пил из кожаного бурдюка с пресной водой, аккуратно отодвигая щиток, Илвар мельком видел его губы — почти черные, как у многих данмеров. Илвар соглашался и тоже возвращался к веслам. Грести без передышки у него не получалось — давила жара, усталость; больше всего хотелось лечь прямо на дно шлюпки, закрыть собственным телом течь, пускай из нее и хлещет столбом горячая вода. Однако Телдрин был прав. Окончательно послать все в Обливион Илвар не успел — шлюпка мягко ударилась о покрытый толстым слоем пепла берег. Телдрин выскочил без всякой паузы или передышки, словно перед тем не греб пару часов, даже не делая пауз. — Давай за мной. — Стой. Илвар сделал большой глоток из бурдюка. Пресную воду стоило бы поэкономить — неизвестно, как скоро они найдут ручей, и что вообще сейчас творится на покрытом огнем и лавой острове, — но он просто не мог удержаться. — Ты... ты знаешь куда идти? Телдрин вздрогнул всем телом. На краткое мгновение Илвару почудилось, что он ответит: нет. Или: я ошибся, давай вернемся и попробуем догнать «Светлячка». — За мной, — повторил он. Тронул мокрой от пота ладонью плечо Илвара. Татуировка как будто шевельнулась, живя собственной жизнью, выпустила заостренные улиточьи рожки. Илвар отвел взгляд, но на спутника смотреть было приятнее, чем оглядываться по сторонам. Вокруг только камни, пепел и чернота со сполохами алого. Словно они на дне огромной погребальной ямы, в какой сжигают мертвых, прежде чем соединить пепел с пеплом в семейной гробнице. Весь Вварденфелл стал гробницей, пеплом и вечным пожаром. Наверное, они все же зря приплыли сюда. Телдрин как будто услышал его мысли, сжал плечо и затем пальцы: — Ничего не бойся. Мы же вместе. Илвар был уверен: под шлемом тот подмигнул. Одно было точно: Телдрин куда-то шел. Илвар переставлял ноги, чтобы повторять шаги в пепельной пустоте. Вокруг не было ничего, кроме густого серого тумана и запаха каменной гари, раскаленной близости неутихающего вулкана. — Нужно найти пресную воду, — Илвар не выдержал и плюхнулся на покрытый слоем золы валун. Он был горячий, но сквозь кожаные штаны не прожигал до боли, терпеть можно. — Мы так умрем от жажды. Телдрин остановился спиной к нему. Он вглядывался куда-то — словно бы за горизонт, вот только берег превратился в груду камней и остатков каких-то растений, но дальше лежала серая мгла, без проблеска какого-то еще пейзажа. — Ты знаешь, что любой другой бы уже потерял сознание от жара? Любой из тех нордов, которые били нас в Квартале Серых. Любой из аргониан, устроивших резню на наших землях — эти бы вообще превратились в кусок вяленого мяса. Мне доводилось пробовать сушеный ящеричий хвост. Маловато жира, много мышц, но вполне съедобно. Илвар подумал, что отлично бы обошелся без этой истории, но достал прихваченный еще со Солтсхейма подмороженный батат. На жаре он превратился в мягкое месиво. — На, — он честно разделил овощ. Телдрин качнул головой, отказываясь от своей порции. — Нужно идти. Дальше станет легче. — Правда? — фыркнул Илвар. — От моря хотя бы какая-то прохлада шла, а теперь каждый шаг приближает нас к Красной Горе. Может, мы и устойчивее к огню, чем норды или ящерицы, но тоже неизбежно превратимся в пару поджаренных в собственном соку данмеров. Ты бы хоть шлем снял. — Наоборот, — Телдрин подошел к Илвару. В руках он держал плотный платок из колючей шерстяной ткани и с серьезным видом повязал вокруг носа и рта. Стало еще жарче, но дышать — легче. — Так пепел не попадает в носоглотку. — А ты говорил, что вырос в Пепельном Квартале. Телдрин обернулся. Окуляры отразили оранжевый сполох фояды. Он промолчал. — Мы скоро придем, будет легче. «Придем — куда?» Вся затея теперь казалась совершенно безумной, она явилась Илвару в пьяном бреду, а наемник из Солтсхейма оказался достаточно чокнутым, чтобы не на шутку увлечься. И вот, они сбивают ноги о камни, ступни вязнут в горах горячего пепла, вода в бурдюке на исходе, а вокруг лишь бесконечное багряное марево и невыносимая, густая, как толстый слой золы, жара. Мы умрем здесь, запаниковал Илвар. Телдрин, будто услышав его мысли, взял за руку и помог высвободить ногу из очередного пепельного «сугроба». Телдрин шел удивительно легко — а еще он так и не оделся, к мокрому от пота телу липли хлопья пепла, темнея от влаги и становясь похожими на какие-то наросты, вроде чешуи или странного доспеха. Он не стряхивал пепел. Илвар брел за ним, тяжело дыша сквозь колючую тряпку. Иногда пытался оглядываться по сторонам, но вокруг по-прежнему не было ничего, кроме камней, русла фояды, вдоль которого они шли, и громады Красной Горы — несмотря на туман, казалось, что она совсем рядом, протяни руку и коснешься алого от жара камня. — Я больше не могу, Телдрин, — простонал Илвар. Тот горячий валун, на котором он сидел, остался в сотне шагов или тысяче миль. Он потерял счет времени от усталости, бурдюк почти опустел, хотя Илвар давно старался не пить, а лишь смачивал губы. Его спутник шагал и шагал вперед, словно был каким-нибудь двемерским автоматоном, а не мером из плоти и крови. Тот обернулся сразу всем телом. — Прости. Илвар ожидал, что тот скажет: давай передохнем, а лучше — эй, а тут поблизости ручей, который даже не испарился, несмотря на чудовищный жар, но тот лишь приобнял за плечи; вместо кожи Илвар ощущал наросты-пепел, словно ставшие хитиновым панцирем, как у воинов квама. Как будто мало даэдрова шлема. — Не надо меня обнимать. Телдрин засмеялся. — Понимаю. Ты звал меня сюда, потому что так завещали твои предки — и ты донес этот огонь в собственной крови. А теперь разочаровался. От Вварденфелла ничего не осталось: Вивек лежит в руинах под осколками Баар Дау, в телваннийских землях высохли гигантские грибы, превратились в скелеты-остовы самих себя. Эшлендерские юрты покинуты, и даже Балмора сейчас — лишь руины и пустые русла каналов. — Тогда зачем мы здесь? «Умрем», — не закончил Илвар, но он понимал это. Шлюпка, должно быть, еще болтается у берега, но пробоина не позволит отплыть более, чем на пару миль. До материка не дотянут. Тот, кто идет по ложному пути, очутится над пропастью, сказал жрец из Солтсхейма. Он ошибался: на дне пропасти. Телдрин достал из поясной сумки маленький флакон. В нем плескалась густая жидкость, это была определенно не вода. — Выпей, — сказал он. Илвар предположил: зелье восстановления? Яд? Первое поможет, но ненадолго, второе... — Если ты меня хочешь убить, то я против, — пробурчал он. Телдрин снова засмеялся. — Нет, о нет. Ты не умрешь. Илвар пожал плечами и выпил залпом горьковато-терпкий настой. Вокруг стлалась бесконечность, всюду реяла тьма. Это была раскаленная золотисто-багровая тьма, воплощение Вварденфелла и самого Морровинда; вокруг лежал пепел, и он сам стал этим пеплом, потерявшим свое «я» и личность, но взамен он обрел нечто большее, важное, невыразимое. Он пытался позвать Телдрина; но во тьме был лишь пепел и полыхающий жар — и еще мерная мелодия, похожая на бой барабанов. Вываренные кости бьются о натянутую кожу. Мертвая плоть оживает и смеется. Песня была смертью и жизнью; и чем-то еще — Илвар не сумел бы подобрать точного слова, он сам стал этой песнью. Телдрин каким-то образом ощущался поблизости. Не отдельно — вроде продолжения собственного тела, плодородный пепел заставил их прорасти друг в друга, в тысячи других, в кости и кожу, в золу и фояды лавы, в жерло Красной Горы. «Ты знал, куда идешь», — промолчал Илвар. «Да», — сознался Телдрин. — «Но помог осознать ты». «Мы умрем». «Нет, о нет». Илвар хотел сказать что-то еще, вытянуть руку и нащупать амулет Вивека — бог-поэт, помоги мне, — но понял, что пальцы срослись плотными перепонками, покрылись костяными наростами и вытянутыми когтями. Он не видел себя, но каким-то образом догадался, что сам амулет затерялся среди пепла, ставшего его новой кожей и мясом. Повернуть голову все же получилось. Телдрин по-прежнему взирал на него дисками окуляров. «Сними шлем», — сказал Илвар. Тот кивнул. Их соединенные, похожие на серые переплетенные корни деревьев руки потянулись к уже ненужной хитиновой оболочке. Илвар проснулся. Он был весь мокрый от пота, волосы аж слиплись, но почему-то не ощущал ни голода, ни жажды. Он проснулся, правда? Пепел, музыка из плоти, кожи и костей, их с Телдрином сросшиеся тела — приснилось, да? Вокруг было темно, не считая далекого зарева Красной Горы на горизонте. Или это было что-то другое? Русло фояды сменилось каменистой местностью, а воздух ощущался затхлым и спертым. Илвар зажег огонек, понял, что они в какой-то пещере. Телдрин стоял к нему спиной. Он так и не отчистил слои налипшего пепла. Шлем почти успокоил Илвара, но потом тот прислушался к болезненно-зудящей тишине; и в ней различил мелодию костей и мяса. Телдрин, похоже, напевал ее без слов или не открывая рта, со сжатыми губами. — Телдрин? — позвал Илвар. Он сглотнул. Горло ощущалось пересохшим, но пить все равно не хотелось. Проклятый пепел набился в нос, рот, подмышки и другие места. Под ним кожа зудела. Илвар стал стряхивать черные хлопья, и закричал, когда вместе с хлопьями золы отделился клок кожи. — Телдрин, что это? Боли не было. Словно тело стало пеплом, а сон продолжался. — Телдрин? Тот сжал ладонями свой шлем, и на миг Илвар почти вздохнул с облегчением: он все-таки спит, ничего страшного не происходит, тот же самый дурной сон перешел в новый, зря они поплыли на Вварденфелл, утром он так и скажет Телдрину: давай вернемся. Хитин ударился о камни с жестким стуком, вплетаясь в монотонную музыку нотой вываренной кости о кожаный барабан. — Они думали, что Сердце мертво — но это не так, мертвое нельзя убить, только погрузить в сон, — проговорил Телдрин. Его лицо, понял Илвар, начало меняться не сегодня; возможно, сначала появились вон те раны на щеках, похожие на пару открытых ртов, а теперь процесс ускорился, рот и нос сливались в подобие хобота. Илвар коснулся амулета Вивека — и почти не удивился, когда понял: он под пеплом, а пепел стал наростами на его собственном теле. — Мертвое может лишь уснуть, — продолжил Телдрин, улыбаясь своим почти непристойно голым лицом. Он подошел к Илвару и протянул к нему руку. — Но я всегда слышал Зов, теперь слышишь и ты: Спящий пробудится вновь.