Не только разговоры

      Нога немного затекла в неудобной позе, но Кисаме не шевельнулся: он лежал на жесткой подстилке на земле, что было не впервой, и слушал как где-то далеко в лесу кричит ночная птица. Может, получится заснуть, если вот так притвориться перед самим собой, что почти уже видишь десятый сон, и если не открывать глаза. Слишком светло, полная луна была настолько яркой, что тени листьев высвечивались на тонкой ткани палатки, внутри которой царил полумрак. Привыкшие к темноте глаза различали темные полоски швов да сложенные у входа сумки, места для которых еле-еле хватало в одноместном шатре. Кисаме скосил глаза вбок: Итачи лежал, отвернувшись и закрыв глаза ладонью. Шел третий час ночи, когда ты уже успел подумать о том, что как всегда хочется трахаться после вида крови, потому что каждое живое существо желает продолжить свой род, оказавшись перед лицом смерти, и о том, что до ближайшей деревни, где есть бордель, полдня пути. Проще было бы тащить труп Роши, и тогда они бы успели заночевать нормально, а не в холодном сыром лесу. Но пленник нужен был живым, так что пришлось повозиться с шибари перед отходом ко сну, воткнуть кляп покрепче, чтобы джинчурики не привлек ненужное внимание. В общем-то, достаточно было и несложного гендзюцу, но всегда лучше перестраховаться, к тому же, как Кисаме успел подметить, его напарника сильно выматывали все эти их мудреные техники. Уж лучше по-простому. После размышлений о джинчурики подоспели мысли о жизни вообще, и тут Кисаме решил, что хватит, так он не сможет заснуть точно. Повернувшись на бок, он принялся сверлить тяжелым взглядом затылок Итачи. − Итачи-сан! – негромко позвал Кисаме, но ничего не произошло. Он вздохнул и поерзал. Какой смысл просто валяться в темноте, если никто из вас не может заснуть? Но нет, нужно продолжать имитировать сон, как будто трудно понять, спит лежащий в десяти сантиметрах от тебя человек или нет. Вообще, за день обычно уже так намахаешься мечом, что просто отрубаешься раньше, чем голова касается подушки. Ну, так он думал, пока они с новым напарником не пошли на первую миссию. Так вот, оказывается, еще ни разу Кисаме не видел, чтобы этот парень из несуществующего клана спал при нем. Утром Итачи всегда был уже собран, даже если удавалось проснуться в несусветную рань. Иногда даже он приходил уже после тренировки, присаживался у костра и спокойно ждал, когда Кисаме закончит свои утренние ритуалы и они тронутся в путь. Сегодня ночью же сна не было ни в одном глазу, и чем дальше, тем хуже. Даже как будто стало тяжело дышать, так тяжело, что захотелось выскочить из палатки поразмяться. Или там, не знаю, отойти подальше в лес и передернуть; может быть, разрядка поможет хотя бы пару часов до рассвета подремать. − Итачи-сан, я знаю, ты не спишь. Ну зачем притворяешься? Ты так громко думаешь, что не даешь заснуть и мне. Кисаме был готов взглядом проделать дыру в затылке напарника. Он изучал темную макушку и белеющее в темноте ухо, наполовину закрытое волосами. − И все мысли такие тяжеелые…− процедил он сквозь зубы. Итачи еле слышно вздохнул и ответил голосом, не вызывающим сомнений, что тот не спал ни минуты с самого начала: − Если скажешь еще хоть слово, будешь ночевать на улице. Кисаме хмыкнул. − Ты прямо как строптивая женушка, которая грозится выгнать из дома… − Ты раздражаешь меня своей болтовней. − Глупо оскорблять того, с кем тебе придется провести еще много времени на этой работе. Особенно когда я пытаюсь помочь тебе. Итачи снова вздохнул, но промолчал. − Ведь у нас есть что-то общее, и я сейчас не говорю о том, что оба мы опасны. Почему бы хотя б не попытаться найти общий язык? Почему бы не провести это время с большей пользой и удовольствием? − Хорошо, − голос Итачи был безразличным и холодным,– а теперь давай спать. Кисаме с усталостью подумал, что как всегда Учиха готов сказать что угодно, лишь бы от него поскорее отстали. − «Спать!» Можно подумать, ты будешь спать. Думаю, Итачи-сан, ты и не спишь вообще. − Сплю я или нет, это не твое дело. Мы выполнили задание, на этом наша работа закончена, и моя работа не заключается в том, чтобы беседовать с тобой ночью, рыба. Кисаме подпер голову ладонью и зацокал языком. Ему не очень нравилось, что его считают тут за мебель или за дурачка, который не может понять таких тонких материй, что заботят сейчас этого мальчишку сопливого. По тону собеседника было ясно, что тот начинает злиться. Кисаме чувствовал в чужом голосе скрытые напряжение и боль, и уж не настолько Хошигаке Кисаме был недалеким, чтобы не догадаться, что дело тут не только во всей этой давней истории, что пацан вырезал весь клан или что-то типа того. Сегодняшняя ночь была как камень на сердце: полная луна не давала темноте сокрыть эту тяжесть и дать им поспать спокойно. И, да, Хошигаке был слишком хорошим воином, чтобы не ощущать всем телом состояние противника, физическое и моральное. Да и любого человека рядом, раз уж на то пошло. И даже его рыбьего мозга хватило на то, чтобы действительно заткнуться и протянуть руку к спине напарника, точнее, к тому месту, где он предполагал, под складками ткани есть спина. Было страшновато, но лежать вот так всю ночь, чувствуя рядом с собой всю эту тяжесть и черноту ему не хотелось. Для верности Кисаме привстал на локте и протянул обе руки, нащупав через одеяло сначала плечи, а потом и каменную спину. Да-ааа… Итачи глянул на него через плечо; судя по отсутствующему взгляду, он был мыслями далеко отсюда. Иногда эта отстраненность раздражала, пугала, было что-то ненормальное в таком равнодушии ко всему, что происходит вокруг. Как будто сам он, Хошигаке Кисаме, не был напарником Итачи, с которым они не раз уже проходили через опаснейшие передряги, как будто сейчас он не сжимал пальцами его спину, сведенную болью. Нет, вовлеченности в происходящее во взгляде черных глаз было не больше, чем если бы напарник его смотрел на какую-то далекую неизвестную звезду или в стену. Пустой и бессмысленный взгляд. Но этот взгляд, хотя бы, говорил о том, что Кисаме ничего не угрожает, и сжигать его вместе с палаткой и лесом вокруг никто не собирается. − Очень больно? И часто с тобой такое? − Нет. − Я могу помочь. Я совсем не медик, просто про тело знаю многое… До конца не вылечиться, конечно, но полегче станет. Нужно просто в особых местах надавить. Кисаме уже понял, что разговаривать тут бесполезно, так что он просто аккуратно надавил, укладывая напарника на живот, да убрал одеяло, прикрывающее его спину. Если бы тот был против, то все в округе уже давно узнали бы об этом. Но Итачи, кажется, было все равно. Где-то в лесу снова закричали птицы. Кисаме поймал себя на мысли, что не хочет, чтобы начало светать: ведь они совсем не спали, а после рассвета не заснуть и подавно. − Эти зелья, которые ты принимаешь, ведь они не лечат, так? Они просто блокируют все симптомы? Мне нужно снять рубашку, приподнимись. − Прошло полночи, а ты все никак не поймешь, что я не хочу разговаривать. − А мог бы и поблагодарить за помощь… − Спасибо. Но не думаю, что ты сможешь мне как-то помочь. Только если ты, Хошигаке Кисаме, бог всемогущий, способный изменить прошлое и настоящее. − Нельзя помочь тому, что не верит в возможность помощи, Итачи-сан. Грубые ладони Кисаме с нажимом скользили по узкой спине, твердой как камень, но уже не такой холодной. Конечно, несколько зажимов не были причиной столь плачевного состояния здоровья его напарника, но хуже от того, что тело расслабится немного, точно не станет. Было даже приятно прощупывать каждую мышцу вдоль, снова и снова надавливая на больные места, пока кожа там не становилась горячей. Руки привычно делали свою работу. Множество шрамов украшали эту спину явно оттого, что ранам не уделили должного внимания вовремя: отметины были глубже, чем могли бы. Убрав длинные волосы Итачи, собранные в хвост, чтобы они не мешали массировать плечи, Кисаме про себя отметил, что в голове и шее напарника тоже полно проблем. Во всех смыслах этого слова. Не спрашивая разрешения и немного даже в восторге от своей бесцеремонности, Кисаме распустил чужие волосы и засунул в них свои крупные ладони, подушечками пальцев нажал на точки за ушами и замер, чтобы понять, можно ли продолжить или уже пора расчехлять Самехаду, отбежав на безопасное расстояние. Он видел только щеку и уголок глаза. Кисаме наклонился, чтобы заглянуть Итачи в лицо и понять, помогает ли его телесная техника. Было странно видеть это лицо так близко: казалось, это был совсем другой человек, его взгляд больше не был таким холодным и отрешенным. Волосы упали на лицо, и было видно только приоткрытый рот и взгляд из темноты под ресницами. Почему-то резко захотелось выпить, но он не смог отвлечься и выпустить из рук чужое тело, ведь вряд ли будет еще когда-то такой шанс. Кисаме сглотнул. − Ну, и что ты остановился? − Я задумался…Вот, думаю, как будто другой человек передо мной. Непривычно просто, что ты не с каменной рожей как всегда ходишь, Итачи-сан. − Ты не знаешь, какой я человек, но все равно берешься рассуждать. − Так, может, расскажешь мне? Ну, я знаю твою историю, но… − Кисаме заткнулся и разозлился сам на себя. Нечего лишний раз напоминать человеку про такие истории, вот что. − Нет, ты не знаешь. А знаешь, почему ты не знаешь? − Не знаю! – с готовностью отозвался Кисаме, он был безумно рад показать себя хоть незамутненным идиотом, лишь бы они отошли подальше от опасной темы. − Потому что я и сам не знаю, каким человеком стал. Вот и ты не знаешь то, каким ты станешь в итоге. − От меня зависит то, каким я стану. Пока мозги на месте и сам можешь принимать решения, можно выбрать, каким становиться. − Ты думаешь, что можно что-то там выбирать, рыба, и в этом твоя ошибка. − Ну да. Вот я сам выбрал стать убийцей, и что? Это паршивый выбор, но если бы я его не сделал, то был бы уже мертв и не разговаривал бы сейчас с тобой. − Иногда и смерть – это не самый худший выбор. Ты вот выбрал стать другим, стать убийцей близких тебе людей. Легко ли было убивать последнего человека на земле, которого ты любишь? −Итачи-сан, осторожнее там ворочай своим языком! Как будто ты не знаешь, что не мы выбирали это для себя. − Стоять перед таким выбором? Да. Но можно было не делать его, а, например, сбросить эту тяжесть на кого-то другого. Например, на своего лучшего друга. Ты бы вот сделал такое? − Не твоего ума дела, что бы я там сделал. − Злишься на меня, но ты сам завел этот разговор. Как будто что-то можно исправить, и как будто кому-то станет легче от того, что мы тут будем лежать и трепать языками. − Лучше бы сейчас девчонки в борделе трепали языками. Уж от этого-то точно всем становится легче, учитывая, что при этом они и не разговаривают. Итачи хмыкнул. − Итачи-сан, может, нам вместе в следующий раз сходить? Саке, горячие источники и горячие девочки еще никому хуже не сделали. − Нужно быть примитивной рыбиной, чтобы любить такие развлечения. Можно подумать, ты знаешь, как помочь всем на свете только при помощи дешевой выпивки и дешевых девок. − Да совсем они недешевые! Много ты обо мне знаешь… − ухмыльнулся Кисаме. Он мазнул пальцами по щеке напарника. − …О том, что я знаю, а что нет. Я так понял, ты привык общаться с умственно-отсталыми, судя по тону твоего голоса… Итачи усмехнулся. Он, кажется, впервые почувствовал себя более-менее живым за время этой миссии, с его лица исчезало напряжение. Кисаме подумал, что хотел бы посмотреть на него спящего. Сам не зная, что делает, он провел по раскрытым в полуулыбке губам с мыслью, что если это последнее, что он сейчас сделает в своей жизни, то все равно ни капли не жаль. Губы были сухими и горячими. Недолго думая, Кисаме надавил и просунул свой шершавый палец в рот, ощутив влажный жар языка подушечками пальцев. Второй палец отправился следом. Кисаме был удивлен тем, что пальцы сначала несильно прикусили, а после чужой язык прошелся по его коже. Только бы не сказать ничего лишнего, подумалось ему: казалось, что слова могут все испортить. Но судя по тому, как пульсировало в паху, говорить уже ничего и не придется: Итачи-сан точно в курсе всех мыслей своего напарника, если уже какое-то время ему в поясницу упирается каменный член. В соседней палатке что-то зашуршало: наверное, связанный джинчурики ворочался в попытке сбежать. И пусть валит на все четыре стороны, со злостью подумал Кисаме: плевать. После того, что он только что выяснил про себя, остальное было как-то не слишком важно. Кисаме облизнул губы и провел языком вдоль позвоночника, уткнулся в шею напарника, просунул руку ему под голову, ожерелье царапнуло по запястью. − Ты никогда не снимаешь его? – сказал Кисаме и снова пожалел: он не хотел этого спрашивать и, уж тем более узнавать ответ. И вытаскивать пальцы из чужого рта. Итачи повернулся и глянул через плечо, его, кажется, совсем не смущало то, что происходит. − Нет. Это подарок, − сказал Итачи, и снова его глаза стали пустыми и мертвыми,− но тебя ведь не это интересует? − Да, вообще-то я хотел сказать, что хочу снять его с тебя, Итачи-сан. Как и все остальное. − Твоя проблема в том, что мы не дошли до публичного дома, а кроме меня тут никого нет, поэтому тебе и не терпится засунуть свой хрен хотя бы куда-то? − Нет. Просто ты кажешься мне интересным. И это не потому, что я предпочитаю парней, девушки гораздо лучше… Но, знаешь, я ведь не только мечом умею махать... Я тебя не обижу, не воспользуюсь твоей беспомощностью или что-то такое... − Ты меня не обидишь, это уж точно. Ведь я сильнее тебя. − Ох, Итачи-сан, да какая разница сейчас, кто сильнее? У тебя же, я вижу, никого давно не было. Даже не знаю, как можно не свихнуться в этом аду, в этом море крови, если периодически не расслабляться. − Может быть, я и хочу свихнуться. Тебе это не приходило в голову, глупая ты рыбина? − Приходило. И знаешь, я совсем не в восторге от того, что придется работать с сумасшедшим напарником, Итачи-сан. − Не придется: найдут тебе другого, нормального. И вместо того, чтобы иметь мне мозги, лучше бы ты просто поимел меня молча. Безо всех этих прелюдий с бесполезными… − Так и сделаю, если ты не перестанешь быть такой надменной маленькой сучкой, − не сдержавшись, Кисаме рывком поднял его на колени и притянул к себе. Итачи не сопротивлялся, когда с него стащили штаны и развели ноги пошире, заставляя прогнуться в пояснице. Последним Кисаме не без удовольствия снял чертово ожерелье, не сорвал, как ему хотелось, а аккуратно расстегнул и положил рядом со спальным мешком Итачи. Кисаме не посчитал нужным раздеться, его слегка колотило, и скорее хотелось разрядки, он только приспустил штаны, вжался в чужое тело, раздумывая о том, как бы не причинить боль своим немаленьким размером. Поплевал на пальцы и осторожно засунул внутрь сначала один, потом другой, ощупывая изнутри чужое тело. Итачи напрягся и судорожно втянул воздух, Кисаме замер и накрыл свободной рукой его член; рука совершала привычные движения, уже ощущая приятную твердость. Итачи вжимался в него спиной, выгибаясь и насаживаясь на пальцы, он запрокинул голову и закрыл глаза. Кисаме терся о его бедра и ухмылялся. − Давно ты один, да, Итачи-сан… А ведь у него есть опыт с парнями, подумал было Кисаме, но предпочел не развивать свои мысли в этом направлении. Еще бы спросил, кем подарено это ожерелье, вот тогда бы точно был тупой акулой. − Это… неважно… − еле слышно простонал тот ему на ухо, прижимаясь так близко, что слова вместе с дыханием чувствовались кожей. − Все, что касается тебя, для меня важно, потому что мы напарники. Кисаме уже не мог терпеть, он не хотел дожидаться, когда совсем потеряет контроль от желания: напарника нужно беречь и быть аккуратным с его телом, таким хрупким по сравнению с его собственным. Он осторожно вынул пальцы, притянул Итачи к себе и по привычке сделал пару движений вдоль собственного члена, но стояло у него так крепко, что этого и не требовалось. − Может, будет больно, тогда скажи… − начал он. − Может, уже выебешь меня как следует? − возможно, это только казалось в сумраке палатки, но Итачи, похоже, было весело. Кисаме ругнулся себе под нос, шумно выдохнул и толчками вбился в зад этого наглого, высокомерного провоцирующего его... Додумать не удалось, все мысли как по щелчку исчезли из головы. Так что он просто замер и прижал напрягшуюся спину напарника к себе, сам переводя дыхание и давая привыкнуть другому. Итачи тяжело дышал, кажется, он даже закусил губы, но не издавал ни звука и не отстранялся. Ручищи Хошигаке сжимали и гладили его тело. − Как следует, значит?.. – Кисаме удивил звук собственного голоса, глухой и хриплый. Он целовал шею с выступающими позвонками. Итачи явно было больно, но он никак не показывал этого, и Кисаме гладил его везде, куда смог дотянуться, пока тот хоть немного не расслабился. Тогда Кисаме провел ладонью по его голове и слегка потянул за волосы, заставляя запрокинуть голову, и потихоньку начал двигаться, наращивая темп. − Тебе сейчас… не все равно, − шептал он, наклонившись к левому уху Итачи, засунув в его правое ухо палец. Зачем, Кисаме и сам не очень понимал. Он вообще плохо соображал сейчас. − Тебе все равно… что происходит вокруг… с другими.., − продолжил он, не забывая ритмично двигать бедрами, вбиваясь в тело под ним, и заставляя партнера склониться ниже, лицом в одеяло, − и тебе все равно… что происходит со мной… Итачи… сан… и в этом нет… ничего такого… В ответ на свою речь он услышал только стон, только чувствовал, как их руки с переплетенными пальцами сжимаются все сильнее, и Итачи впивается в него ногтями. − …Но тебе все равно… что происходит с тобой! − Это не твое дело, – говорить тому было явно тяжело, потому что Кисаме навалился сверху почти всей тяжестью, просунув руку под живот напарника и обхватил его член, чтобы помочь тому кончить. Сам-то он был уже на грани, но боялся, что слишком быстро все произойдет, и он не успеет прочувствовать и запомнить это. Кончил Кисаме так, что потемнело в глазах и горло свело судорогой, где-то на краю сознания отметил, что слишком сильно сжал шею и поясницу своего напарника, и могут остаться синяки, но Итачи не подал виду, что что-то было не так. Он только тяжело выдохнул и приподнялся на локтях, чтобы улечься поудобнее. Итачи свернулся клубком, и Кисаме притянул его к себе, прижал, пристроив голову со влажными спутанными волосами у себя на груди. − Тебе не должно быть все равно: неправильно это, − сказал Кисаме тихо. Ответа он не услышал, только почувствовал, как прижимается мокрая щека к его голой коже. − Ну что ты.., −начал Кисаме и, взяв за подбородок, поцеловал Итачи в мягкий и влажный рот. Отстранился, посмотрел, чтобы запомнить. Заметил и распухшие губы со следами зубов, и темные пятна на шее, от вида которых Кисаме стало стыдно. − Не все вещи можно изменить, но можно измениться самому. Стать кем-то, кто считает, что ему можно помочь. И кто не будет вечно себя наказывать. Итачи не ответил, он закрыл глаза и устроился поудобнее, обнимая своего напарника, и через какое-то время заснул. На следующий день двое выдвинулись в путь поздно, ближе к полудню. Кисаме брел сзади, таща на себе здоровенного пленника джинчурики, улыбка на его рыбьем лице была от уха до уха. Итачи шел спереди, и Кисаме пялился на его шею: ожерелья не было. − Эй, напарник! – раскрыл довольную пасть Кисаме, − неужели ты выкинул свое украшение? А я-то думал, ты и после смерти его носить будешь. − Надену в следующий раз, глупая акула. Кисаме усмехнулся и подумал, что в следующий раз обязательно спросит, кто же его подарил.