Рахмет.

      Юрий, наверное, так бы и спал, если бы лучи солнца не начали издеваться над бедным юниором. Юрий не хотел вставать с постели, он совсем забылся. Ему хотелось лишь валяться в мягкой постельке после той пьяной ночки, которую они устроили с Никифоровым, однако всё же он поднялся в постели на локтях и протяжно зевнул — Юра не смог выдержать издёвки солнца.

Но солнце уже ушло. Как и его Любовник.

      Кошатник добрался натренированной рукой до телефона и посмотрел на время, после чего вскочил с постели с фразой: "Ёбаный Никифоров, я проспал!", после чего вспешке, незаметно для себя, собрался и оказался на улице, где принялся ловить такси.

Он снова проспал. Это непростительно.

      Наверное, Юра обматерил всё, что только мог, даже водителя, казалось бы, ни в чём не виноватого, и даже свой телефон, в трубке которого всё твердилось "абонент вне зоны действия сети". Это раздражало Плисецкого, заставляло его грустить, ведь он не хотел терять того, кого встретил не так давно, в кого влюбился и замечает это только сейчас, когда опаздывает на его рейс, рвёт и мечет и почти плачет, ведь ему стыдно.

Он пил Кумыс. Такой же кислый, как привкус у него во рту.

      Он хочет Кумыс. Хочет Любит Отабека и хочет Кумыс. Хочет его Бешбармак и любит его тело душу. Следующая фраза "Мы приехали, расчитайтесь" заставила Юрия придти в себя и выскочить из машины, даже не заплатив бедному водителю.

А на часах уже 11:36.

— «Началась посадка на рейс Санкт-Петербург — Алматы»

      — Көтен!* Опаздываю! — кричал Плисецкий, кажется, на весь Шереметьево, что даже люди кидали косые взгляды на него. Однако ему явно было наплевать. — Ю~у~у~ура~а~а, — пропел Никифоров, будучи за спиной блондина, отчего последний резко развернулся. — Где он, мать твою?! — Видишь вон ту очередь, — указал он тонким пальцем на колонну людей, шедших к выходу в самолёт, — он там, а маму вот мою не трогай — не заслужила.

И он увидел среди людей его.

      — Казах! Стой, казах! — Отабек повернулся, — Я опоздал, прости.       — Ничего, всё хорошо. — он улыбнулся. Улыбнулся так красиво во все тридцать два, потому заставил Юру стать помидором.

А очередь сдвигала Алтына всё дальше и дальше.

      Юрий убрал с лица влажные от пота и слёз локоны, зачесал их назад. — Я просто хотел сказать тебе "рахмет"*. Рахмет за твой Кумыс...И за Бабадука! — Отабек поправил его своим "Бешбармак", — Да, за Бешбармак! Барлық үшін рахмет*...Рахмет.       Отабек рассмеялся. За всё то время, проведённое вместе, Юрий смог выучить несколько слов, однако он говорил их совсем без акцента, так, будто казахский — его родной язык. Алтын был рад. И он тоже хотел любил Юрия. Любил и его Борщ, и Пирожки его дедушки, однако он слишком боялся сказать это любовнику, поэтому обошёлся одной фразой, также выученной Юрием, и скрылся за дверьми.       — Өтінеміз. Біз тағы да кездесеміз. Жылама.*       — Біз тағы да кездесеміз...

Они ещё встретятся, и Отабек это знает, ведь он не сможет не спасти свою Вечноплачущую Принцессу Несмеяну, а Юрий не спасётся без Принца-Любовника.