Послание душевнобольным

I О чем поет птица в час ранний? И солнце так светит печально. О чем ревут недра машины, Колесами пыль разгоняя? Быть может, поют о спешке? Или о парке центральном. Скорее, поют о смерти, С которой тот парень играет. Стоит он и смотрит бездонно С моста, но никак не решится, Ведь там же дорога, движенье, Никак не речная водица. В воду нырнул бы он сразу, Точно, без лишних сомнений. Ах, лишь бы смыть ту заразу, Жизни тяжелой стечений. Вот закрывает глаза он. И брови свел до морщинок. Не надо молитв и икон, Тут не поможет уж инок. Жизнь пролетает как птица И падает — подстрелили. Так же давненько его Душу люди убили. Они ее долго пинали, Рвали до крови, смеялись, Словно стервятники плотью Его несчастьем питались. А он что? Молчал и терпел, Терпел и молчал, так по новой, Давно уже не было сил, Ни в ком он не видел опоры. Обратный отсчет уж пошел, Точка видна невозврата. Давай же, нырни за забор, Порадуй большого брата! И будут пестреть один день Газетные заголовки “С моста упал человек, Худ, с бородой и в толстовке.” Но только всего один день, На большее не надейся. Взгрустнем чуть-чуть, дальше лень. Я занят, давай дальше тлейся. И будут тебя материть, Машину свою провымая, Водилы, ошметки руки Из колеса выгребая. Ах, как красива смерть, Кровавые пятна на трассе. Ах, как надоело жить, Жить в ебаном этом стрессе. Итак, твой последний полет, Он так красив и прекрасен. Ограда скрипуче поет, Когда чрез ее перелазишь. “Ты что, охренел?!” — крикнул тот, Обряд кто заметил издáли. “О боже, какой идиот” — Схватил его зá плечи парень. “Не надо, прошу, нет, вернись” — Молил он, держась так же крепко, Как может сибирская рысь, Когда ее садят в клетку. По телу бежала как ток Злодейка проклятая дрожь. Внезапно он вновь занемог. “Не надо, ведь ты же умрешь!” “Не уж то не выйдет опять?”; “На это я полагаюсь”. “Сука, ну еб твою мать! Ладно, вот, все, возвращаюсь”. Он вылез обратно на мост, В лицо посмотрев человеку, Который к нему как прирос, Не отпуская калеку. “И что, ты доволен?”; “Я рад” – Над тем мостом проносилось. “Скажи только мне, человек Что же с тобой приключилось? “Хочешь сходить до кафе? С тобой я побуду, не против? Как ты меня напугал”; “Ты все равно все испортил”. Ветер завыл веселей, Черные пряди качая. “Как тебя, друг мой, зовут?”; “Миша”, — ему отвечают. Он свел второго с моста, Русланом себя величая. Снова скривилась уста: “Так как насчет все таки чая?” И нечего было терять, Ведь все он давно потерял. Пошел он с Русланом гулять И, видно, не прогадал. Высотки блестит панелька, Чирикают воробьи, Знак “осторожно, ступенька!” И вот они вместе внутри. На МузТВ крутят клипы, Часы же мотают круги. Хохочут тихонечко дамы, И пиво пьют мужики. А лампочки светят ярко, Ярко и даже тепло. За разговором, кстати, Очень им хорошо. Немного стесненно, но все же, Уютно и весело им, Так, как будто бы встрече Не было вовсе причин. Блестели в сонном задоре Хрусталики глаз голубых. Летел бы сейчас в крематорий, Если б не встретил он их. А речь лилась его мягко, Шутка, за шуткой. Глоток. С купленной шоколадкой Очень прекрасен чаек. Кажется, он человека Встретил вконец своего, Ласка, комфорт и опека — То, что ну очень нужно. Весь день они вместе бродили, Любуясь на облака. Но иногда все ж вздыхали: “Да, жизнь — она нелегка”. Листья шуршали надменно, Их наблюдая дуэт. Седой старичок умиленно Дул в деревянный кларнет. Кто-то играл на гитаре, Кто-то писал дев портрет. Дети во всю хохотали, Голубь клевал их багет. Гирлянды горели огнями. Кто-то тусил под Зверей. А с мыльными пузырями Все аж вдвойне веселей. Номер, страница вконтакте, Вот и кончается день. “Если случится вдруг что-то — Сразу звони, не робей”. Ночь — для воспоминаний. Не спишь или даже во сне, Схватят они без стараний И стукнут по голове. Смотреть на экран телефона В час ночи — не очень, поверь. Ложись лучше спать, вошь ядрена, Ведь в шесть ты покинешь постель. II Работа Руслана ужасна. Что он вообще в ней нашел? Милый парнишка — медик Патологоанато́м. Ему ли не знать цену жизни? Ему ль не рассматривать смерть? Когда каждый день видишь трупы, Душа начинает чернеть. Синий потресканный кафель, Холод собачий и вонь, Что ты мне скажешь, приятель? Как проходит день твой? Трупы бомжей гниющих, Забытые старики. Мало врачей непьющих. Блюющие новички. И весь ты пропитанный смертью, Свидетель негласных картин, Черствеешь как сука, поверьте, Ведь он каждый раз так шутил. И юмор черный уж в радость, И горе людей нипочем, Когда уминаешь сладость, На вскрытье болтая с врачом. Когда-нибудь все мы сдохнем, Это не новость вообще, И с биркою будем лежать На ледяном том столе. Под скальпелем все мы равны: Бандит, проститутка и коп. Не бойся, они так нежны, Когда твой вскрывают живот. Главное тут — коллектив, Он здесь подвижный, живой. Напевая веселый мотив, Входит второй рядовой. Это его лучший друг, Антисептика после, конечно. Рыжий, смешной и говнюк — Данечка Поперечный. Но все разговоры о Мише, Который был Русом спасен. “Сделал работы мне меньше, Спасибо, я очень польщен”. “Вообще, ну конечно изврат он, Чтобы себя так убить. Это ж представь, как гранатой В клочья себя раскрошить.” Он надевает перчатки. Работа бессмертна одна. “На лицо повреждение матки. На лице, кстати, тоже пизда”. Давно им не снятся кошмары, И вряд-ли их чем удивишь. Разве что очень печально, Когда перед ними малыш. Детские трупы — так страшно. И бьет всего до костей, Когда несешь пеленашку В последнюю колыбель. Человечность стала пороком, Жалость в себе он убил. Смотри, он отрекся от бога! Плачь же, Эммануил! В общем-то, это все, Что стоит знать вам об этом. Только давайте, друзья, Это оставим секретом. III Кому интересны кишки, Ведь дело идет к новой встрече. “Вы же, типа, дружки? Эт не свиданка на вечер?” В ответ Руслан только фыркнул, Рукав продолжая утюжить. “Когда наконец я привыкну, Что ты отвратительно шутишь?” “Вот врешь ты и не краснеешь”, — Рыжий ответил с упреком. “Чувак, да ты же балдеешь, Когда я шучу о жестоком.” Общажные серые стены, Мебель из прошлых столетий. Они же не бизнесмены И не герои наследий. Тут им ютиться дешевле, Позже, глядишь, и накопят. Снова он гаркнул Даниле: “Тихо, придурок, мне звонят”. Парень упрямо и гордо Спрятать улыбку пытался. Но все же какого-то черта С этой идеей расстался. Ярким огнем горели Недавно пустые глаза. Роботу чувства вернули, Это ль не чудеса? Улыбка от уха до уха. Он точно все еще трезв? “Лицо у тебя как будто Закоротило нерв”. Он счастлив и при параде, И даже пожертвовал сном. “Ты слышал о звездопаде?”; “Да, но только мельком”. Колышутся светлые шторки, Ласкает их ветерок. Чайник свистит на конфорке, Бьется в окно мотылек. Опавшие листья танцуют Танец под фонарем. Скоро уже все почуют: Повеяло сентябрем. И свитер заменит рубашки. Пора доставать теплый плед. На клумбе опали ромашки, Не скоро мы встретим рассвет. И дождик во всю накропает, Беги же домой ты скорей. Пока еще чай остывает, Ты руки об кружку погрей. И пар струится так мерно, Слегка обжигая лицо. А вечером можно, наверно, Еще посмотреть кинцо. Руслан надевает рубаху, Кидая в карман телефон. В косяк он влетает с размаху: “Ну ладно, все я, пошел”. Похоже, в последнее время Усачев совсем сам не свой, Как будто тяжелое бремя Он тянет вместе с собой. Всегда до дотошного точный, Бесстрастный и гордый собой В какой-то момент порочный Забил мозги ерундой. И мысли не строятся четко, Летают, всем роем жужжат, А каждая глупая тетка Готовит уже компромат. Неси же его, электричка, Что людом набита битком Туда, где жизни страничка Перевернулась тайком. А пишет ее новый почерк, Внося свой безумный контраст Порою смешных заморочек И самых прекраснейших фраз. И город вечерний полон Горящих оконных глаз, Пеплом от рок-н-ролла И выходок напоказ. При встрече сдержать улыбки Им было не суждено. Оставив душевные пытки, Они пошли сразу в кино. Там запах стоял карамели, И в лица светил неон. С билетом они получили На кофе бесплатный купон. Часы превратились в минуты, Весь фильм прошел словно миг, Хотя и был очень нудным, Без стеба и диких интриг. Над всем они тихо шутили, Порою не в силах не ржать. За что они заплатили? Самим чтоб себя развлекать. Волны реки качались, Зеркально топя фонари. По парку те шли, толкались. Миша светился внутри. Горький со сливками кофе Оставил смешные усы. Как хорошо что сегодня Нету в прогнозе грозы. Воздух свежее ночью — Известно и городским. Пока не холодно очень, Рядом садись, посидим. Даже сейчас было видно Все миллиарды звезд, Рядом уселся мирно Добрый косматый пес. Минута, и звездный первый За елки спрятался хвост. Смартфоны им надоели, Даже не сделать пост. Хотелось дышать моментом, Видеть и слышать так: Не сквозь инстаграмную ленту, А отпечатать в мозгах. Хотелось забыть о прошлом, Не думать, что будет потом. А просто как заворожен Сидеть с кленовым листом. Ах осень, промозглая осень, Все мошки замерзли давно. Но бабочкам пестрым очень В желудках кружиться тепло. И были забыты обиды На весь этот прогнивший мир. Чувства играли аккорды Прекрасных и сказочных лир. В какой-то момент все звуки Ниже стали на тон, Миши красивые руки Уткнулись в ночной небосклон. Как сосчитать созвездья И Ориона найти, Если где-то в предсердье Быстро и рвано стучит? Их посетили молчанье, Трепет и тишина. Миша почуял касанье: На плечи легла голова. Бедный невыспанный медик Только пол раза моргнул, Дремоты поймал букетик И прям на скамейке уснул. Миша не смел шевелиться, Словно Руслан — серый кот, Что на колени ложится: Дрогнешь — он сразу уйдет. Устроив его поудобней, Он вызвать хотел такси, Тихонечко зá плечи обнял, “Что?”;“Ничего, дальше спи”. И музыки нету в салоне, Руслан еле слышно сопит. Миша сидит в телефоне, Твиттера лента рябит. Серая многоэтажка. Ну вот и пора выходить. Руслан выползает так тяжко, Что Миша решил проводить. Ему перед Мишей неловко, Он сонный и чуточку пьян, Но парня второго трактовка Гласит — то вообще не изъян. Те вместе дошли до порога, В дверях так неловко молча. “Что ж, это моя берлога. Придешь на неделе на чай?” На школьницу мило похожий Сего обитатель жилья Смущенно стоял во прихожей, Рубахи края теребя. И каждый хотел сказать, Но оба не знали слов. “Ну ладно… иди уже спать”; “Да, и тебе добрых снов”. Квартиры захлопнулась дверь, И осознание пришло. Что же им делать теперь, Раз это произошло? Сполз Руслан по двери, Миша же лифт вызывал. Что-то завыло внутри: Горько и наповал. Привет, бессонные ночи, Здравствуй, тоски умиленье, Пляска в круге порочном В ритме сердцебиенья! IV На небе светила как серп С немым сожалением луна. Засохшие веточки верб Цепляли собой облака. И отчего-то морозно, А мерзнут пятки и грудь. В душе неспокойно, нервозно, Хочется отдохнуть. И дышится очень тяжко, И легким так нелегко, Как будто казачья шашка Уткнулася под ребро. Весь спальный район накрыло Туманной шалью дождя. В окно глядел Миша уныло, Вконец себя потеряв. С одной стороны наконец-то Душевный покой он нашел, Однако же по соседству Не очень-то все хорошо. Цветастые лужи бензина Вкрапленьем покрыли асфальт. Хотелось въебать героина И прыгнуть под магистраль. И их не коснется луч счастья, Лишь мнимый глумящийся свет. Он долго глядел на запястья, Ища на вопросы ответ. Где чертово мирозданье Его обошло стороной, Кидая на век на страданье Пока не падет сединой? Как можно себя ненавидеть За по кому-то любовь? Как можно об этом лить слезы, А что пострашнее — кровь? Не то чтоб он это делал, Это ж "не по-мужски", Но как результат темнели У глаз темно-карих кружки. Он никогда не курил, Но вдруг тяготить начало. На днях он сходил и купил Сигары и алкоголь. Руслану не нравится, кстати, Когда разит табаком. Поэтому бородатый Курит не часто, тайком. Холодно на балконе, Особенно босиком. Он в кофте и капюшоне, В горле стоит ком. И веки так низко пали, На свет не желая глядеть, Вороны в раздумье молчали, Коты перестали шипеть. И больше нет никого, Лишь он и клубы́ никотина. Вдохни же, вдохни глубоко, Пока поглощает рутина. Наполни себя ты смолой, Раз грязью давно уж пропитан. Умри ты пока молодой, Ведь так ты Россией воспитан. От нервов дрожали пальцы, От стресса стреляло виски. Они же просто паяцы, Гниющего мяса куски. "Вернее", — исправился он, Руслана и трогать не смея. "Кто-кто, а он не при чем. Тут я как в гостях диарея". Чертовы пухлые губы, Ночи темнее ресницы, Кафельно-белые зубы, Вены на светлой деснице. Но больше всего ворожили Хрусталики светлые глаз, Что нежно его воскресили, Блестя как на солнце алмаз. И осознал он давно, И это безмерно пугает, Но раз уж пробито дно, Он ничего не теряет. Данила, на все глядевший Нейтрально, со стороны, Считал - либо он сумасшедший, Либо они влюблены. Но это, в принципе, дело, Конечно, совсем не его. Поэтому эту тему Он обходит стороной. Однако, Руслана мытарство Он видеть уже не хотел, От стресса прилавок лекарства От этих двоих опустел. И ясно все без признаний , Стоит взгляд тот поймать, Полный борьбы колебаний За право существовать. Только один отвлечется — Второй им любуется всласть. Только б когда повернется Взглядами не совпасть. Вот так колесо сансары На них и оторвалось. Не засекут их радары Радиоактивную грусть. Данилу это бесило Желание всем угодить, При этом на зло запрещая Себе самому же любить. И Миша решает что с этим Надо бы как-то кончать. Однако, порыв этот тщетен, Он продолжает молчать. И вроде идет все по плану, По схемам, что были в мозгу, Но только увидит Руслана — Сразу затуп — не могу. И падает, кружится пепел, Коснувшись земли растворясь. В раздумьях он не заметил, Зима как подкралась, кружась V Как быстро опали все листья, Как снегом всю грязь обнесло. Как нынче все серебристо За старым и тусклым окном. И хочется верить в сказку — Такая настала пора. Ах, вот бы сейчас на салазку Как в детские вечера. Забыть про работу и горе, В сугробе лежать под окном. Лишь силы когда на исходе Вернуться назад в теплый дом. А там тебя ждут все и любят, И ужин на плитке стоит. Поймут тебя здесь, приголубят... Вот только теперь ты один. И дико так не хватает Под боком чужого тепла, Но счастье, Руслан отвечает! Похоже, настала пора! А как рандеву было нежно... И как безмятежен покой — Словно в лесу он подснежник Нашел на поляне зимой. Они, пускай, как снежинки Совсем не похожи, увы, Но, как всем известно, две льдинки Растают в две капли воды. И все вокруг очень ярко, Обвешано мишурой. Каждый на поиск подарка Ныряет в толпу с головой. Везде украшены ели, И деды морозы кругом. Фальцетом веселым звенели Бубенчики в хоре златом. В свете ярком искрится Ледяной городок. "Надо на всем прокатиться!"; "Смотри и завидуй, щенок". Он бегает по площадке, Пугая вокруг детвору. А им ведь почти по тридцатке. "Опа, смотри как могу!" Поймав нелестные взгляды От разных "яжматерей", Рус в дело пустил снаряды Снежные, прохиндей. И, кстати, с первого раза Мише попал он в лицо. "Иди-ка сюда ты, зараза... Так, на пару словцов..." И по сугробам катались, За шиворот снег загребя, А позже отогревались, В кафешку поближе зайдя. Как прост, но как важен момент — Наушники на двоих, В ютубе смотреть треш-контент, Не видя проблем никаких. А позже снова на улицу. Туда, где совсем уж темно. И от снежинок чуть жмуриться, Глядя́ на салютов пятно. И вязаный шарфик так мягок, И шапка сползает на лоб. Миша впадает в осадок — Руслан его поволок. За рукав он резко схватил, Улыбкою дикой блеща, Сквозь толпы его потащил, Маршрут свой не сообща. И просто как две копейки, Но ближе к витрине придя, Увидел он старую денди С картриджами тремя. "Ё-мое, "Чип и Дейл". Я часто в нее зависал", — Как будто имея идею, Как заговор прошептал. "С Новым Годом, я полагаю", — Миша достал кошелек, К продавцу подошел: "Покупаю", — Гордо и важно изрёк. "О, мой герой", — улыбнулся, Мягко коробку приняв. Пулею словно шмальнулся В Мишино сердце, пиф-паф. "Может ее испытаем?" — Кокетливо локтем поддел. В мыслях своих пролетая, Сам же слегка покраснел. Колеса скользят по снегу Заледенело окно. Системы пора ковчегу Улечься на самое дно. VI Прихожая. Сняты ботинки. Ванная, зеркало, кран. В чашке остались чаинки. Радостный балаган. Телевизор стоит у кровати, Миша на ней уж лежит "Готовься молить о пощаде!"; "Ой, аж внутри все дрожит". Легкий пластмассовый джойстик, Музыка в восемь бит. "Сегодня я твой диагностик, Диагноз — ты аутист". "Сук, ну давай же, давай!"; "Что? А стой, погоди"; "Сдрысни в туман, не мешай"; "ЯЩИК, ЯЩИК БЕРИ!"; “Ебучая крокозябра”; “Елы-палы, ну вот”; “Ах ты ж поганая швабра!” — Как видно, им не везет. Миша, слегка бомбящий, Забавен, честно сказать. Живой такой, настоящий, Мог бы весь город питать. В баночках энергетик, С левой ноги сполз носок, Чипсов лежит пакетик, В венах кровь — кипяток. Внезапно вокруг все померкло, Как будто бы каждый ослеп. “Я жив ведь? Проверка-проверка!”; “У нас отрубили свет”. И слева чуть слышен шорох, Руслан куда-то идет. “Не дом — лабиринт, блядский потрох”, — Вот-вот, и все Миша снесет. Быстро нащупал мобильник, Экраном под ноги светя. “И дальше что? Где рубильник?”; «Похож на электрика я?» Соседский бубнеж, кучи желчи, Но это им все невдомек, Он выудил старые свечи И зажигалкой поджег. Он Мишу взглядом серьезным В глухом осужденьи пробил. Как будто бы утром злостным Отец с сигаретой спалил. О, милые 90-е, Откуда вы снова пришли? Пронзая свечами тьму острыми, Настольные игры нашли. Какие-то просто ходилки И карты тут разных сортов, Но все ж вызывал ухмылку Вид монопольных значков. Азартен Руслан невозможно, А побеждать он любил. Ты погребен безнадежно, Если к нему угодил. И есть лишь два состоянья: Вкусивший пылкости яд, Демон побед ликованья, Гордыней обглоданный гад. И черная грусть пораженья, Надутые губы провала. И выигрыш не в наслажденье, Ведь радость его умирала. Он мило, но горько обижен И злобные взгляды метает, Четырежды Миша унижен, Что лучше него он играет. И Миша всегда поддается, Но чтоб это было неясно. Он пусть раз за разом сольется, Да хоть каждый день ежечасно, Зато с детской гордостью Рус О бравой победе кличет. Вот-вот неподвластный Эльбрус Покорности шанс увеличит. И он, подобно горе, Не всех на себе принимавшей, Позволит, даст шансик тебе, Мечте неровно дышавшей. Позволит себя покорить, Лавинами впредь не пугая, Спокойствие будет дарить Как луг в перевале Алтая. Пьянящая сладость фортуны И власти невидимой взгляд. Он смазал душевные струны, Что нынче как пламя горят. А снегопад все крепчает, То вальсом, то в танго кружась. Усачев опять побеждает, Во всю его прыть завелась. “Ну все, а теперь я желанье Уж должен тебе загадать”; “С какой такой стати, созданье Геенны огненной, блять?”; “Талант должен быть награжден”; “А в чем талант? Кубик кидать?”; “Как девочка ты возмущен”; “Я драл тебя в рот, твою мать. И что тебе надо, ублюдок? Давай, не тяни, добивай. Но только без проституток, И я не достану насвай.”; “Ну черт! Ну за что? Так хотелось! Какой же ты злобный. Ах, жаль. Ну ладно, так коли сложилось, Мне авторский стих прочитай.” “Сейчас ты серьезно?”;“Я жду. Давай, начинай уж, давай.”; “Раз это тебе по уму, Ты сам попросил, так и знай”. Руслан весь застыл в предвкушеньи. Что ждал он? Не знает и сам. К чему его странно прошенье? Язык алкоголь развязал. “Твои ноги, вроде, прямые, И даже на месте глаза. Немного, правда, косые. А пот на щачле — что роса! Твой нос — что гора средь равнины, А твой кадык… Его нет. И сребром сияют седины, И редких усишек просвет.” Руслан изумился вначале, Но их кульминация ждет. Чего еще вымолвит парень? Что в мозг тот несчастный придет? “И к странным привычкам твоим Мне свыкнуться времени нет. Но раз уж мы вместе сидим, Хочу сказать тет-а-тет…” Невиданно Миша напрягся И голос теперь уж хрипит. Твердит он себе — “не напрасно!”, Вот-вот сам себя победит. Второй, затаивши дыханье, Все ждет не дождется подвох, Но вот, прокусивши молчанье, Поэт пропускает вздох. “Все, что сказал я — неправда, И можете четвертовать Меня… Ну чертов Усачев, Не над на меня так взирать! Я дам свою мысль, а дальше Хоть стой, хоть те падай, прими. И прямо сейчас, и без фальши Скажу тебе всякой хуйни. Так, видно, выпала карта, Так, видно, уж звезды сошлись, Я так себе, правда, гадалка, Но… прошу, мне больше не снись” Руслан тут вмиг протрезвел, И словно их жаром накрыло. И вот наконец прозвенел Вопрос, когда время застыло. Истерика подошла Так близко, никто и не ждал. И щеки красны как свекла, И здравый рассудок пропал. И даже Руслан, вроде, рад Но сам он себя презирает. Пока не сорвался на мат, Миша таки продолжает: “Я просто хотел сказать…”; “Как много сейчас ты сказал”; “Не знаю, ты сможешь ль понять…”; “Давно я уже понимал”; “И что ты ответишь теперь?”; “Не знаю… Не хочется знать”; “Я ненавистен? Я зверь?”; “Не мне тебя осуждать”. Но что же творится сейчас? О Боги, о Боги, зачем? Зачем он тот принял окрас Яд выпускающих змей? Ох глупый, дурное творенье, Зачем же ты плохо так лжешь? Ведь было под носом спасенье, Но ты лучше хлора хлебнешь. Ты сам себе жизнь же ломаешь, Рвешь в клочья лишь словом одним, Ты рушишь, хотя понимаешь, Что любишь и будешь любим. “Прости.”;“Смысла нет извиненьям”; “Пожалуй. Тогда я пойду”. Пойдет, только нет уж спасенья. Пойдет теперь только ко дну. Руслан не пошел провожать. Не вышел он даже к двери. Не надо теперь проливать Слезы несчастной любви! И нет, не лежи на диване, Как дева ты плача в ладонь. Ты сам себе выбрал страдание, И сам ты прогнал свой покой. Второй же — забудь сюда путь. Всего себя забери. Настало время пить ртуть. Теперь ты мертв изнутри. Забудь эту дверь, этот лифт, С ботинок смети часть сугроба, Ох, друг мой, похоже, что миф — Любовь с первого взгляда до гроба. Люблю я тебя. Ненавижу. Тебя ненавижу любить. Но, сука, ведь сам же я вижу, Мне без тебя не прожить. Как грустно, целебное семя, Единожды жизнь сохранив, Роскошным открылось цветеньем, Своими шипами убив. VII Покрой все, зима, слоем снега, Сокрой ты весь мусор и грязь. Дай силы дойти до ночлега, Прерви кровожадную связь. Кажутся в ряд сугробы Буграми могильных плит. Покоятся в них зазнобы, И будто б он рядом лежит. Зима — это мертвое время. Зима — это время заснуть. Сними с горба сéдло и стремя, Продолжи без кáндалов путь. Ну что? Не выходит? Прискорбно. Он по уши в этом засел. Нырнул прям в пучину болота, А нервов настал уж предел. И не к кому больше податься. Единственный праведник сдал. Зачем же за город держаться? Взял вещи и на вокзал. Круглосуточный супермаркет. И деньги все в крепкий коньяк. Ногами, плетутся что, шаркать. С сигарами стенд как маяк. Курить и бухать — прости, мама, Но в жизни творится пиздец. За что-то боролся упрямо, А в деле же полный слепец. Лавочка обледенела. Холодно и мерзко. Богу больше нету дела, Почернела фреска. Как же выкинуть твой облик? Мысли под запрет. Где же взять теперь уж проблик, Где увидеть свет? Ах, зачем же ты игрался Так неосторожно? И зачем вперед поддался, Если голы ножны? Коль язык острей меча, Боле горький желчи, Коли к сердцу нет ключа, Что открыл бы дверцы. Больно сердцу: кровоточит, Ноет и зудит, То давленье вверх подскочит, То вдруг защемит. Путь идет не разбирая: Шаг за шагом в тьму. Все, приехал, нету рая, Зато ад в яву. Небо рушится, бушует, Вьюга вдруг взревет. Тропку чтоб найти дрейфует, Только не найдет. Переход! Ну наконец-то! Близок, близок дом! Только вот таких последствий Не предвидел он. Вспышка ярче всех салютов! Лязг в ушах звенит! И бутыль на сорок футов В сторону летит! Кровь повсюду, снег алеет, Не понять где что! И водитель что-то блеет, Увидав тряпье! Верещит сирена скорой, Тут и плач, и стон, Ну скорей, скорей грузите Тело вы в салон! И секунды каждой важен Мизерный момент, Кто же так обезображен? В чем же инцидент? Красным-синим, красным-синим Отражает снег, Взгляд стеклянный и пустынный, Сгинул оберег. Небо рушится, пугает, Вьюга вдруг взревет. Хочет все Руслан исправить. Миша не берет... VIII Тишину утра похитил Громкий звон часов. Только смысла в нем и нету, Он не видел снов. Беспокойна ночь, кошмарна, Все внутри скребёт. Не душа — ну чисто псарня, Все в труху порвёт. Глаза красные опухли, Пересохла глотка. Тонет он в водовороте Мыслей, словно лодка. Завтрак просто не в попад, Он что есть, что нет, Объявил себе джихад — Вот менталитет. Все идет нескладно сразу — Встал не с той ноги. Миши вспоминает фразу, И в груди свербит. Всей душой он извиниться Хочет. Горе вот, Тот пустился как синица В дальний свой полет. Ни поймать, ни даже вести Ни одной о нем. Если так — подкинь бересты, Пусть горит огнем. Не скупись ни керосина, Не жалей углей. Опустела жизнь так сильно, Хоть глаза залей. И хлопок железной двери — Все противно, все! В ядовитой атмосфере Он лишь вторсырье. Силуэт перед глазами, А в ушах тот смех. Сердце выключил, мозгами Он твердил — все грех! То лишь тихо-тихо билось, Только каждый стук Словно эхо разносилось, Добавляя мук. За своим самотерзаньем Время потерял. Такси в помощь, чтоб уменьшить Этот интервал. Утро поднялось безмолвным Ледяным дыханьем. Шел Руслан путем знакомым. Душу тянет камень. Все такое неживое, Замерло, исчезло. Чувство глупое людское — Корень всех болезней. Уж работы видно место, Скоро он вдохнет Воздух, где уже уместно Все вокруг гниет. Птицы огибают крыши, Никого вокруг. Кажется, что даже Свыше Не касал тут рук. Коридоры еле светят, Мрачно как всегда. Ищет он, с кем день свой встретить, Чтоб сошла беда. Чтобы раны сгладить речью, Чтоб совет найти. Наконец-то Поперечный На его пути. Что-то выглядит неважно. Хуже, чем всегда. И гримаса не муляжна, Стало быть — беда. “О, привет!”, — сказал Данила, Чуть переиграв, (Что-то въявь нечисто было) Крепко сжал рукав. “Утро. Что ты так не весел? Не случилось ль что?”; “А, нет-нет, и день чудесен, Как и ремесло”; “Отчего такой ты мятый? Ну-ка выдавай. Неужели что с зарплатой? Что-то стухло вкрай?”; “Говорю же, все клубнично. Все с деньгами ок. Только попрошу я лично… Едь домой, браток...”; “Ну приехали. Ты бредишь. Что за чушь и вздор?”; “Повторяю, будет лучше. Выйди за забор”; “Ну не хочешь — так не надо. В кабинет я.”;“Нет, постой!”; “Друг мой, у тебя разлада С окружающей средой!" Дверь распахивает он, А второй лицо прикрыл… Удивленный страха стон, Что чуть ноги подкосил. Горе глотку обжигает, Все в глазах плывет. Больше воздух не вдыхает, Зомби как идет. Чем к кушетке ближе встанет, Тем больней в висках, И слезинка уж сверкает На его щеках. Наклонился ближе к телу, Рядышком присел, Песню адовою рёва Не сдержал, запел. Руки холодны сжимает, Треплет: “встань же, встань!” Только тот не отвечает. Отмерла гортань. Он к нему рыдать! И жмется, Жмется все к груди, Будто тот сейчас очнется, Сердце загудит. “Миша, Мишенька, прошу же! Миша, Миша, встань! Ах, за что так неуклюже Я ответил, дрянь!” Даня все стоит у двери, Силы нет зайти, И его от той потери Тоже воротит. Плачь, рыдай ты и режь вены, Все, конец пришел! Сгинул, умер благоверный, Жизни смысл ушел! Он лежит окоченевший, Вечный видит сон, В жизни так и не сумевший Пробыть в унисон Счастья легкого с тобою, Хотя так мечтал. Ах, зачем, зачем впустую Ты его терзал?! Но теперь-то он спокоен. Не спокоен ты. Внутри сердца разрыв гноен Аж до тошноты. Крысы шебаршат когтями, А в глазах темно. Мечты звякнули костями Об могилы дно. Жизнь — игра людских страданий, И напрасен путь. И в итоге что в канаве Сгнило — не вернуть. “Я виновен! Я виновен! Вся на мне вина! Это я был хладнокровен, Мнил — мораль ценна! Это я его угробил! Солнце задушил! Каб не я — он был б свободен! Жил, гулял, любил!” Мише же пришлось аж сгинуть, Чтобы понял он — Можно общество откинуть, Сжечь их эталон! Ради самых-самых крепких Искренних объятий Разлетелся он на щепки, Сгинул в рай приятель. Рев сменяется уж плачем, Тише, тише он. Он сжимается в калачик, Где ж Пантелеймон? Наконец ему лить слезы Не осталось сил, Лишь тихонечко, как в грезах, Что-то говорил. Нет смиренья, только робость, Кротости порыв. Миши осознал особость, Сердце перерыв. Он тихонечко пригладил Шелковые волосы. "Я, наверно, просто спятил," – Нотки скачут в голосе. Будто мать со всей заботой Чадо уложил. Только на песнь колыбельну Не осталось сил. Сил набравшийся Данила Ближе подошел. “Знаю я, Руслан, ты сильный. Этот рок тяжел, Но ты справишься, я знаю Встань с колен, прошу. Успокойся, умоляю, Я не осужу.” В трубах ветер отпевает Парня молодого, Реквием протяжный дарит Нового святого. Нет, зима уже не злится, Не бушует, лишь Недовольно серебрится Шифер старых крыш. Дальше больше — крест, могила, Колокольный звон. Солнце в сети угодило, Больно страшен сон. Да, жизнь – сон, его ж кошмарный, И крадется тень, Упоенно превращая В ночь их светлый день. Только и ему проснуться Впредь не суждено, Сердце уж от экзекуций Все истощенно. Он так себя сильно винил, Не в силах со смертью мириться, Что вскоре и сам он почил С синдром разбитого сердца. Второй раз скрипнула дверь В тот кабинет, с той кушеткой. Так странно, что здесь он теперь, Ведь был он тут гостем не редким. Однако, было кем-то так предрешено: Весь путь их, от начал и до конца. И мост с кафешкой, и кино, Блэкаут и слова лжеца. Мораль моей баллады так проста, Что можете вы просто не поверить: Жизнь коротка, она у нас одна — В ней нету времени, чтоб лицемерить. Ты сердце распахни наружу, Не огорчайся тут и там, Будь счастлив и в жару, и в стужу, С улыбкой ты прощай все дуракам. Нить судьбы завьется в множество сетей, И коли ум и сердце начал кто-то греть, Поторопись осмыслить это ты скорей, Ведь знай – потом ты можешь не успеть...