Космос взглядом

Космос… космос — это ты. Космос — это твой разум. Это повторял Ватари постоянно, когда маленький Рюдзаки, сидя за сложной задачей, бился безуспешно над её решением. Сейчас, стоя у панорамного окна небоскреба, голова Рюдзаки, словно подушка перьями, была набита воспоминаниями из детского дома, в котором ему не посчастливилось оказаться. Плачущие дети и тот больной, ненормальный солнечный свет, который наполнял убогие коридоры. Эти здания не ремонтировали, на этих детей английское правительство не возлагало надежд, посему можно было и средств не выделять. Он помнит, как мягкая рука Ватари спасла его, укрыла и увела из этого ужаса. И всегда, когда воспоминания снова накрывали детектива с головой, он приходил к Ватари. Каждый раз мужчина спрашивал, словно в первый: «Что случилось? Что случилось, Рюдзаки?». Хотя сам прекрасно все осознавал. Сегодня выдался как раз тот день, когда черноволосый не мог думать ни о чем, кроме как о тех ужасных моментах его жизни. Может поэтому он ежедневно утыкался в книги? Дабы избежать травмирующей реальности. В любом случае, этот тернистый путь привел его именно к этому дню, именно к этому окну, об которое так уныло бились дождевые капли. — Рюдзаки? — открывшему дверь парню в нос вдарил сырой, влажный воздух, как обычно бывает при дожде. Хоть комната и была наполнена темнотой, его карие глаза блеснули, обнаружив сутулую фигуру. Темноволосый стоял, тоскливо взирая на желтые машины такси. Они, словно лодки в море, рассекали лужи и обливали невинных прохожих, которые с зонтиками, словно грибы, неуклюже толпились у светофора. Детективу хотелось видеть только морщинистое лицо Ватари, но сегодня седовласый мужчина был крайне занят экономическими делами Рюдзаки и уехал в другой город. Оставалось лишь слушать звуки дождя, вдыхать сырость и раствориться в темноте, как обычно и делал L в таких ситуациях. — Я войду? — спросил Лайт, уже закрывая за собой дверь. Словно зная, что бледнолицый не откажет. — Что? — оторвав черные глаза, Рюдзаки соизволил повернуться. Он сложил руки в карманы брюк и, с неким презрением, осмотрел Ягами. Он не любил, когда его вырывали из раздумий. Он позволял делать это только Ватари. — Я. Войти… — Лайт впервые почувствовал себя растерянным, ткнул пальцем в воздух, объясняясь. — Без проблем, — кивнул тяжелой головой и проследовал в другую комнату, не закрывая дверь, словно позволяя Ягами идти следом. Удивленный подобному настроению, но завороженный таким поведением, Ягами все-таки оторвался от пола и прошел за детективом. Они в молчании шли несколько комнат, пока L не остановился, словно раздумывая над чем-то. Казалось, эта комната ему пригляделась больше всего лишь потому, что там было невероятно холодно. Детектив присел на кресло, обращенное к окну. Согнул ноги, как делал это обычно, и уткнулся острым носом в колени. Ягами оставалось присесть на соседнее кресло, разглядывая мрачное лицо L. Бледно-мраморная кожа его сияла в темноте, а темные синяки под глазами показывали, сколь много детектив не спит. Ягами, уперев локоть в ручку кресла, подпер щеку рукою, едва склонив голову. — Все хорошо? — очередной сырой вдох, очередной вопрос, который L проигнорирует. Дождь, словно надоедливая шарманка, барабанил по ушам Ягами. Однако Рюдзаки словно растворился в этой атмосфере, словно пытался исчезнуть. — Мне одиноко, — он оторвал измученное лицо от коленей, взглянув на собеседника, — мне всегда одиноко. Ягами, впервые услышав эти слова от вечно-спокойно-равнодушного L, слегка оглох. Эти слова оглушали его, давая понять, что Рюдзаки не только вычислительная машина, но и человек. Человек, у которого есть чувства, прошлое, будущее. Он впервые посмотрел на него не как на конкурента в этой нелегкой игре за жизнь, а как на человека. Он так смотрел и на отца, и на мать. Но будешь ли ты сопереживать человеку, которого не знаешь? Ягами не стал бы. Однако сейчас в его грудной клетке упал сервиз из хрусталя. — Почему, — сжевано выплюнул он слова. Опять прозвучал вопрос, который останется без ответа. На секунду Рюдзаки захотел, чтоб они оказались в космосе. В вакууме он не услышит голоса Лайта. Да, они оба буквально вскипят или зажарятся от радиации, но… Казалось, словно этот мрак в комнате исходил от глаз L, словно они поглощали весь возможный свет. И внимание Лайта. Он смотрел в 'эту серую бездну, забыв о причине, по которой явился. Вдруг Рюдзаки выпрямился, словно его щеку обжег настойчивый взгляд оппонента. Он напряг свое худое тело так, что каждую мышцу можно было разглядеть сквозь тонкую белую ткань его кофты. Сощурился, поддался туловищем к Лайту: — Мне пора за работу. После этих слов он встал. Спустя пару мгновений Лайт перестал слышать шуршание одежды и легкий топот удаляющихся шагов. Теперь Ягами стала поглощать эта темнота и это тянущееся чувство одиночества, когда он сделал очередной вздох в пустой комнате.