Заслуженное

Диор думает о том, чего хотели бы его родители — чего хотела бы его мать. Следом он думает о том, чего их наследство заслуживает, и тогда он отправляет посланцев к Маэдросу. Все Братоубийцы теперь стоят перед ним в Менегроте, и Диор знает: фэа его деда, должно быть, беснуется в Мандосе от того, насколько их присутствие беспардонно, и от того, как Диор не сумел уберечь честь рода. (Диору всегда был безразличен его дед. Знание о том, что он мудрее, чем Тингол, в самом деле доставляет ему удовольствие). Внимание всех шестерых братьев приковано к нему — или, скорей, к тому, что он держит в руках: словно у стаи потрепанных псов, рвущихся с поводка. Диор узнаёт Келегорма Жестокого по его волосам, и Куруфина-Лжеца — по перстням на его пальцах. Маэдроса невозможно спутать ни с кем, и в его присутствии Диор ощущает всю свою юность и неопытность до крупицы. Но всё же Диор — король Дориата, Маэдрос же — низложен и лишен всего, кроме своих ненасытных братьев и их безумных последователей. У Диора есть Нимлот, его сыновья и дочь, его королевство. И, может быть — он на это надеется — толика сил его матери. — Сильмариль ваш, — объявляет он, поднимаясь с трона. — Владычица Мелиан предвидела, что владение им принесет Дориату горе, и так и есть. Мы, народ Дориата, больше не желаем его. Он видит, как расслабляется лицо Маэдроса; видит, как со свистом выдыхает Карантир Темный. Келегорм улыбается. Диор улыбается в ответ, и эта улыбка не уступает ни в искусности, ни в жестокости никому из сыновей Феанора. — И тем не менее, у меня не лежит душа вознаграждать тех, кто принес моим родителям столько горя. Дориату ведомы повести из Нарготронда, и я не позабыл, как сыновья Феанора обошлись с моими матерью и отцом. Равно как не позабыл я смерть Финрода Фелагунда и его спутников. Куруфин. Келегорм. Подойдите и примите ваш приговор. Келегорм — видит он — не улыбается больше. Куруфин же — наоборот. Диор открывает шкатулку с Сильмарилем, и его свет не сделался слабее от того, насколько ему привычен. Он достаёт Камень, ощущая его прохладные грани, и позволяет шкатулке упасть. Куруфин протягивает руку ему навстречу, но Диор отворачивается от него. Он с силой хватает Келегорма за запястье и втискивает Сильмариль ему в руку, вжимает в его ладонь. Король Менегрота не ощущает ничего, но плоть Келегорма плавится и шипит от жара ожогов, словно бы Диор прижимал к его коже раскаленные угли. Братоубийца ловит ртом воздух, но не кричит; пот градом катится по его лицу, тем временем как он рефлекторно пытается отдернуть сгорающие пальцы прочь. Диор не позволяет ему. — Ты, мерзость!.. — восклицает один из братьев — с покрасневшим лицом, давясь собственным гневом. Уголком глаза Диор замечает, как Маэдрос удерживает его от броска вперед, произнося что-то на квэнья. Диор решает простить это нарушение, и отпускает руку Келегорма. Его пальцы не выпускают Сильмариль — чего Диор не ожидал. Впрочем, он ступает на шаг назад и — как если бы в этом с самого начала был его план — произносит: — Отдай же Камень своему брату. — Курво... — Келегорм вскидывает глаза на брата, чьи оскаленные зубы можно назвать улыбкой лишь формально. — Курво. Я не могу. — Не будь глупцом, — говорит Куруфин и выхватывает Камень из дочерна обугленной ладони Келегорма. Келегорм едва не падает, и Маглор — тот, у кого два меча, — помогает ему встать ровно. Куруфин издает низкий, продолжительный звук, обозначающий боль, пока сияние Сильмариля пробивается сквозь его сомкнутую ладонь вместе с запахом горящей плоти, но даже на миг не отводит взгляда от глаз Диора. — Господин мой, — Диор поворачивается и видит, как Нимлот поднимается с собственного своего трона. С ее лица отхлынула кровь, но, с другой стороны, она не выросла на историях о сыновьях Феанора и их жестокости. Она подходит и становится рядом с ними. — Господин мой, да будем мы милосердны. Ородрет Нарготрондский изгнал их за то, что они совершили, и твои родители одолели их. Этого довольно. — Они не сделали ничего, чтобы заслужить милосердие, госпожа моя. — Диор вновь возвращается к ним взглядом. Куруфин также не выпустил из руки Сильмариль, но он стискивает руку онемевшего, с помертвевшим лицом и побелевшими костяшками, Амрода. — Мой король, такова природа милосердия: оно не бывает заслуженным, — отвечает Нимлот. Безмолвной речью она добавляет: «Это послужит тебе позже, когда ты станешь обсуждать условия с Маэдросом. И... Диор, ты пугаешь меня. Это несвойственно для тебя. Он никогда больше не сможет пользоваться этой рукой; довольно же». Диор делает вдох. В конце концов, Куруфин не может простоять здесь целый день. — Ты столь же добра, сколь и мудра, моя королева. Довольно. Поступайте с камнем, как того пожелаете; его судьба более не заботит Дориат. Маэдрос отпускает Карантира, и тот встает на одно колено, поднимая шкатулку, в которой был Сильмариль. Пальцы Куруфина остаются сомкнуты на Камне, и выглядит грубой шуткой смотреть на то, как три сына Феанора — Маэдрос, Амрод и сам Куруфин, — пытаются поместить Камень в шкатулку, не коснувшись его лишний раз. Нимлот, слишком сострадательная, как всегда, помогает ему разомкнуть обуглившиеся пальцы, в прямом смысле слова отдирая их с мясом от Камня, и тот падает в шкатулку. Ее пальцы теперь перепачканы в пепле и клочках горелой плоти Братоубийцы, и Диор видит, как она трет их одну о другую. — Я пошлю к вам целителя, — говорит она; так тихо, чтобы не услышали придворные. — Благодарим вас, ваше величество, — отвечает Маэдрос. Куруфин испускает нечто среднее между смешком и стоном, но голос Маэдроса перекрывает этот звук. — Пусть же певцы воспоют в веках вашу мудрость и справедливость. Мы не желаем тревожить Дориат больше, чем уже потревожили, и нижайше просим вашего повеления удалиться. Диор глядит в огненные глаза Маэдроса и видит там, что подобное самоуничижение — ничто для него. Перед ним — тот, кто отказался от трона, не моргнув глазом; Диор помнит, как рассказывала ему об этом Галадриэль — как и о его пленении Морготом. Диор мог бы приказать Маэдросу вылизать его сапоги, и всё равно нисколько не возмутить гордость этого нолдо: осознавать это столь же отвратительно, как воображать. — Можете уходить, — объявляет Диор, вскидывая подбородок. — Для вас я велел приготовить комнаты; совет о дальнейшем мы будем держать утром. — Нимлот приближается к нему, всё еще неосознанно пытаясь оттереть пальцы, и Диор видит, что ей до безумия хочется вымыть руки, и ее ужасает, что прилипший к ним пепел принадлежит одному из эльдар. — Моя королева, пойдем же, — добавляет он и подхватывает ее под руку, увлекая за собой. Он не в силах смотреть на сыновей Феанора даже мгновением больше.