***
Следующие несколько дней прошли спокойно, меня не трогали, давая «оправиться». Я проводила время, читая и слоняясь по лагерю, особо не зная, чем заняться. И пыталась отыскать Бена. Без него мне было не по себе. Наш фургон я обнаружила в гаражах и решилась заглянуть в него. Меня охватили смешанные чувства, но стоило зайти в спальню, как смятение усилилось. Я коснулась матраса и проглотила подступивший к горлу комок. Что не так? Почему я не в состоянии чувствовать себя как дома? Сейф Бена под кроватью остался нетронутым. Осмотревшись и убедившись, что за мной не следят, я попробовала набрать код, наугад — мой день рождения. И невольно заулыбалась, когда он подошел. Я спрятала оружие за пазуху. На всякий случай. Лея клялась, что с Беном все будет прекрасно. Обратная промывка воспоминаний займет пару недель, а потом он будет совершенно здоров, после чего займутся мной… Но мне очень хотелось повидаться с ним, хотя бы пару минут, несмотря на слова Леи о том, что это плохая идея. Но я придумала, как это сделать. Однажды за обедом, подсев к Роуз, я пожаловалась, что мне так и не удалось заставить Бена извиниться, и, недолго поколебавшись, она сообщила по секрету, где его держат. — Он в одиночке, — нахмурилась Роуз, попивая чай. — Поверь, тебе сразу полегчает, когда увидишь, что с ним происходит. Но я не была в этом так уж уверена. Итак, я подошла к невысокому зданию на окраине лагеря. Набрав полученный от Роуз код, я тихо скользнула за массивную дверь. В коридоре было темно. Освещение включалось автоматически, пока я шагала вперед и, наконец, вышла в широкий холл. Здесь находилась вторая стальная дверь, для которой требовался отдельный код. Над головой вспыхнул свет, и вот тут, в центре мрачного помещения, я увидела его. Бен лежал на койке под тонкой простыней, его тело трясло крупной дрожью. Черные волосы свисали на лицо сальными сосульками, губы покрывала короста. Рядом с койкой стояли две собачьи маски — одна с мутной водой, другая с невзрачной кашей. В углу находился стульчак. Я ошеломленно разглядывала его. — Бен? — шепотом позвала я. Он приоткрыл один глаз, но смотрел сквозь меня. Прохрипел что-то и снова опустил ресницы. — Что? Я в ужасе огляделась: — Что… что это за место?.. — Тюрьма, я тут, пока мне не выскоблят мозги, — Бен пошевелился, и я заметила ярко-красные пятна на его предплечьях и бледной спине. — Если, конечно, успеют до того, как я сойду с ума. — Но… Лея не стала бы… — Лее это безразлично. Война всех заставила отбросить сострадание, Рей. Лея хочет вернуть своего ребенка, чтобы он стал еще одной полезной для нее пешкой. Прямо сейчас я на это не гожусь, так что она делает то, что должна. — Он вдруг закашлялся и вздрогнул. — С тобой она сделает то же самое. — Рей?.. Бен снова кашлянул, и я обернулась — в дверях стояла Лея. На ее лице играла легкая улыбка — настороженная, это я видела отчетливо. Я обвела рукой камеру: — Что… что это такое? — Рей, дорогая. Пойдем домой. Бен очень болен, — она протянула руку. — Идем. Я отступила на шаг, к Бену, прислушиваясь к его прерывистому дыханию. — Он — ваш сын, — произнесла я дрожащим голосом. — Как вы позволяете так с ним обращаться? — Это не мой сын. Это искажение, а я пытаюсь вернуть того, кого мы знали и любили. С ним все будет хорошо, Рей. — А я? — взглянула я ей в глаза. По спине у меня побежали покалывающие мурашки. — Я вам больше не дочь? Лея помедлила с ответом, но потом улыбнулась и снова протянула руку. Меня замутило. Я смотрела на нее, внезапно осознав: то же самое ждет и меня, пока я не «вернусь» — вот что она намерена сделать! Родной дом дал трещину, перестал быть надежным. Зло этого мира отравило все, что я любила, включая мою приемную мать. Дрожа, я медленно потянулась к парализатору, но Бен выхватил его первым. Он оттолкнул меня и направил оружие прямо в лицо матери. Он тоже дрожал. Разряды, готовые вырваться, тихо пощелкивали. — Бен, — Лея закатила глаза. — Я ухожу, — прохрипел он. — И только попробуй еще раз меня выследить. — Бен… ты мой сын. Ну конечно же, я буду искать тебя. Он соскользнул с койки в одной майке и трениках, дернув меня за плечо, притянул к груди. Прижав к себе, зафиксировал на месте и приставил дуло парализатора к моему виску. — Тогда я убью ее, — рявкнул Бен. Мое сердце гулко заколотилось. Я чувствовала его дыхание возле уха, и на миг меня охватила паника: не приняла ли я неверное решение, явившись сюда. Но я успокоилась, услышав едва различимый шепот: «Предохранитель». — Ты совершаешь огромную ошибку! — прошипела Лея. — Я так не думаю. — Бен наклонился, подхватил с пола рубашку и толкнул меня вперед. — Думаю, любая участь лучше, чем ожидание того, как ты поджаришь мой гребаный мозг. Бочком мы протиснулись мимо Леи и выскочили в коридор к выходу. Бен натянул рубашку и распахнул дверь, пропуская меня первой. Он потер лицо: — Где фургон? — В сарае… в сарае! Они починили шины. — Хорошо. Тупые пезды хоть на что-то сгодились. — Бен ткнул меня в спину парализатором. — Я знал, что ты придешь за мной. Не такое уж светлое местечко, а? — …Нет. — Хм. Не волнуйся, детка. Теперь только ты и я. Я покраснела: — Пошел к черту. — Узнаю свою девочку. Мы побежали закоулками, старательно держась в тени, к гаражу. Фургон охраняли несколько женщин, но Бен оглушил их парализатором, и мы без проблем забрались в машину. Как только я оказалась в знакомой гостиной, мне полегчало. Упав на диван, я слышала, как Бен, по-прежнему кашляя, заводит двигатель. Машина рванулась вперед, и мы поехали навстречу судьбе, в неизвестность. Я закрыла глаза и неведомым образом ухитрилась заснуть.***
— Хей, детка. Просыпайся. Я лежала не на диване, а в кровати Бена, растянувшись под одеялом в шортах и в футболке с его плеча. С волос Бена, мокрых после душа, капала вода. Он отвернулся и закашлялся в локоть, пока я, зевая, садилась в постели. Поморщившись, он потер грудь. — Черт, кажется, все-таки воспаление легких. Иди за мной. Я выбралась из кровати и двинулась за Беном в переднюю часть фургона, с тревогой наблюдая за ним. Надеюсь, у него обычная простуда. В фургоне были антибиотики. Пара дней уйдет на поправку, и он выздоровеет… Но что, если Лея уже пустилась по нашему следу? Бен спрятал парализатор в кобуру на поясе и вывел меня наружу, в утреннюю прохладу. Я вздрагивала, зябко сложив руки на груди; мы обогнули фургон. Перед нами открылось бесподобное зрелище: колоссальный каньон, который прорезала ревущая река, спадавшая вниз со скалы огромным водопадом. Я разинула рот, окидывая взглядом высокий сосновый лес вокруг, местами обугленный от пожаров, и потрясающие цвета. Ничего, сравнимого с этой красотой, я не видела никогда. Как будто я смотрела на ожившую открытку. Бен прокашлялся: — Это место называется Гранд-Каньон Йеллоустоуна. До Аризоны и настоящего Большого Каньона еще далеко, но я решил, что тебе захочется сделать здесь привал. — Он указал на растрескавшуюся дорогу, где мы припарковались. — Тут есть на что посмотреть: гейзер Старый Служака, кальдера. И все кишит проклятыми бизонами. Как зачарованная, я смотрела на это чудо. — Это… непередаваемо. — Да, все так. А сколько такого еще по стране. Я подумал, неплохо бы увидеть разные места, раз уж полжизни и так прошло в бегах. Мы долго смотрели друг на друга, и в конце концов я расплакалась. Я прыгнула в его объятия, толком не осознавая, почему так расчувствовалась. Бледные щеки Бена порозовели, он засопел и забормотал что-то неловкое, поглаживая меня по затылку и по спине. — Будет, — пробормотал он, — расслабься. Это всего лишь каньон. Их полно. — Он поцеловал меня в макушку. — Что, собираешься плакать каждый раз? — Наверное. — Я спрятала лицо у него на груди — чуть повернувшись, чтобы любоваться каньоном. — И ты мне не помешаешь. Бен фыркнул: — Вот еще. Мы застыли в молчании, чувствуя, как движемся к чему-то новому и неуместному, но каким-то образом единственно правильному для нас. Я потянулась к Бену, и он со вздохом прижался щекой к моим волосам. Многое в этом странном новом мире, в который я вернулась, было неправильным, многое — но не Бен. Тишина царила вокруг нас, и мы тоже погрузились в безмолвие.