Детство.
Первым перемены, как ни странно, заметил мейстер. Не отец, увлеченный больше путешествиями и охотой; не мать, только недавно разрешившаяся от очередной беременности; не брат с сестрой, еще слишком маленькие, чтобы что-либо понимать. Именно мейстер обрабатывал глубокую ссадину на виске ребенка и уже тогда заметил странности – слишком уж спокойно мальчик перенес крайне неприятную процедуру. На следующей же день, на уроке истории, юный Тайвин слушал со всем вниманием и даже задавал вопросы, а не болтал ногами, ожидая позволения вернуться в свои покои. Однако мейстер списал это на собственный преподавательский талант и постепенное взросление ученика. Чуть позже уже слуги перестали гладить молодого лорда по голове и называть детским прозвищем. Хватило нескольких не по-детски тяжелых взглядов и пары холодных слов. В кухне и у колодца, в привратницкой и на конюшне изменения в юном Тайвине приписывали тлетворному влиянию сира Джейсона, окончательно забившего племяннику голову. Больше тайком не приносили молодому лорду сдобные пирожки, не застирывали спешно измазанных шоколадом рубашек и испачканных на коленях бриджей. Сам же Тайвин Ланнистер переживал глубочайшее потрясение. С дотошностью исследователя изучал он новый для себя мир. То и дело на него накатывали приступы паники. Он ощупывал себя, а потом бежал к зеркалу, чтобы убедиться в реальности происходящего. Быть может, весь этот мир – лишь агония разума, предвещающая вечный сон. Но пока он чувствует вкус еды, запах цветов и тепло утреннего солнца, это совсем не важно… Киван часто приходил к нему. Приходил, еле слышно скребся в дверь и оставался, пока няньки не замечали его отсутствие и не принимались разыскивать. Тихий, застенчивый мальчик – он был слишком робок, чтобы, подобно Таю, искать приключения, и потому тянулся к старшему брату. Раньше Тай чаще отмахивался от слишком медлительного младшего. Тайвин же после занятий с мейстером и мастером над оружием зачастую маялся от скуки, потому не считал за труд поиграть с Киваном в солдатиков. Чуть позже, выпросив у мейстера трактат о великих битвах от Завоевания Эйгона до Первого Восстания Блэкфаера, Тайвин стал совмещать приятное с полезным. Пол его покоев превращался в настоящее поле битвы. Летали драконы. Король Дейрон брал приступом Солнечное копье, обозначенное перевернутым кубком. «Зеленые» и «Черные» сшибались в двух битвах при Тамблтоне. Кровавый Ворон обстреливал Деймона Блэкфаера на Краснотравенном поле. Задумка Тайвина не осталась без внимания. Его пригласили к отцу, где погладили по голове и назвали «славным мальчиком». Этим все и ограничилось. Незаметно к их с Киваном военным играм присоединился третий участник. Дженна была прелестным златокудрым созданием с фарфоровыми щечками и изумрудными глазками. И она так же ловко сбегала от приставленной к ней септы. Направление игр пришлось несколько изменить. Теперь они придумывали сценки по историческим мотивам. Молодого Дракона убивали окружившие его дорнийцы. Королева Рейнис разбивалась вместе со своим драконом. Король Эйгон Недостойный передавал Черное Пламя Деймону Блэкфаеру. …Так протекала жизнь в их маленьком мирке. Все бы ничего, если бы в него постоянно не пытался проникнуть мир взрослых. В нем было немало вещей, что раздражали Тайвина, но снисходительные взгляды – без сомнения, сильнее всего. Вассалы отца часто смотрели на него, как на полное ничтожество, оставаясь образцами обходительности на словах. Словно соревнуясь друг с другом, в выражении верноподданнических чувств, они, тем не менее, продолжали сыпать двусмысленностями, на первый взгляд, безобидными и даже смешными. Титос смеялся. Тайвин – нет. Отношения с отцом нельзя было назвать теплыми. Титос растрачивал жизнь на развлечения и пытался купить любовь первенца подарками и редкой лаской. Слишком мягкий, слишком уступчивый. Именно эта уступчивость однажды разрушила замкнутый мирок Тайвина Ланнистера. Когда они с Киваном гуляли по крепостной стене, ворота распахнулись перед небольшой делегацией. - Как думаешь, кто это? – Тайвин напряг зрение, пытаясь получше разглядеть новых гостей. - Не знаю. Может, знаменосцы отца, - Киван беспечно махнул рукой. Тайвин промолчал. Он знал, что у отца нет вассалов с двумя синими башнями на гербе. Тем же вечером устроили торжественный ужин. На почетных местах сидели гости – лорд Уолдер Фрей с сыном Эммоном. Ни тот, ни другой не вызывали у Тайвина теплых чувств. Отец – лысеющий пятидисятилетний мужчина с лицом мелкого хищного зверька - то и дело наклонялся к лорду Титосу и что-то тихо ему говорил; сын – квелый подросток с усыпанным прыщами лицом – лениво ковырялся в тарелке и смотрел в пустоту мелкими водянистыми глазками. Вдруг лорд Титос попросил внимания. Переглянувшись с Фреем, он заявил, что… выдает свою семилетнюю дочь за сына лорда Уолдера. Несколько мгновений в чертоге стояла тишина, после чего среди вассалов поднялся тихий гул. «Дочь Хранителя Запада за второго сына среднего лорда из Речных земель?». Их перекрыл злорадный смех Эллин Тарбек. Но никто громогласно не высказал своего мнения о намечающемся союзе. Молчала и леди Джейн. Тайвин чувствовал, как в нем поднимается гнев. Отдать маленькую Дженну этому увальню?! Перечеркнуть ей жизнь, потому что не в силах сказать твердое «нет»?! И все молчат! Когда он со скрипом отодвинул стул и поднялся на ноги, в голове крутилось: «В неравной схватке хорек одолел льва!». Он говорил, говорил, говорил, высказывал им все, что о них думает, ничуть не стесняясь своего детского срывающегося голоса. Отец покраснел, Фрея одолел озноб. Однако решение не стали пересматривать из-за слов десятилетнего мальчишки. Тайвин ничем не смог помочь сестре. В ночь перед отбытием Дженны в Близнецы он пробрался в ее покои. Малышка, уткнувшись в подушку, плакала. Грусть разрывала сердце, когда он обнимал свою прекрасную Рейнис и гладил по золотым волосам. - Если потребуется, я убью его, и ты будешь свободна, - шептал он ей сквозь слезы… Выходка Тайвина не была забыта. Лорд Титос стал откровенно побаиваться своего наследника, и потому поспешил услать его пажом ко двору. С потаенной болью Тайвин прощался со ставшим родным замком, с матерью, с маленьким Тигеттом. Особенно же тяжело было расставаться с Киваном, товарищем по играм, верным оруженосцем и другом. Поклявшись ему, что приедет при первой же возможности, Тайвин Ланнистер с немалой свитой отправился в путешествие на восток, в Королевскую Гавань.Отрочество.
Еще в дороге чтобы прогнать грустные мысли Тайвин размышлял на отвлеченные темы. Именно тогда зародились очертания цели, такой огромной и необъятной, на воплощение которой уйдет целая жизнь. Этот мир застыл, как муха в янтаре. Менялись короли, бушевали войны, но с момента Завоевания Эйгона Вестерос не сильно изменился. Исчезли драконы – это, наверное, самое существенное. Однако торговые связи развиты все также слабо – шутка ли, все порты столь огромного королевства можно по пальцам пересчитать! Не растут города, не развиваются ремесла. Короли не создают регулярной армии и не расширяют чиновничий аппарат. Нет единых законов – нет единства страны. Колесо развития нужно было немного подтолкнуть, и тогда оно побежит уже само… Столица поражала воображение. Огромная, как река, вышедшая из берегов, и столь же хаотичная. Королевская гавань умудрялась гармонично сочетать в себе нищету и богатство, порок и праведность, убогость и красоту. Тайвина словно подхватил бешеный водоворот жизни. Почти сразу он был принят при дворе и вошел в свиту юного принца Эйриса, внука короля. Вместе с принцем и его кузеном Стеффоном Баратеоном ему предстояло заниматься науками, учиться верховой езде и владению мечом. С первых же дней Тайвин понял – патрон ему по душе. Эйрис был младше на два года, но уже демонстрировал такую любознательность и энергию, что не могло не вызывать восхищения. По вечерам – утомленные и немного сонные – они втроем собирались в покоях принца и говорили, говорили, говорили о будущем. Больше всех старался сам Эйрис. В свете камина его фиалковые глаза влажно блестели. «Что это будет за король!», - восторженно думал Тайвин. – «Карл Великий! Октавиан Август!». Именно с Эйрисом он связал все свои надежды и чаянья. Если привлечь его на свою сторону и заинтересовать реформами, многие проблемы решаться сами собой. Для масштабного строительства дорог требовалось огромное количество рабочих рук. И где их отыскать, если большинство населения Семи Королевств ведут натуральное хозяйство? А развитие ремесел. Будь у него даже чертежи ткацкого станка и доменной печи, никто не позволил бы построить их. Все упиралось в цехи, регламентировавшие весь процесс производства… Тайвин узнал об этом, заглядывая на кузнечную улицу. Он говорил, что присматривает себе кинжал, а сам все наблюдал, слушал. …При низком спросе на определенный товар происходит ограничение предложения – мастера берут лишь двух учеников, выпускают строго установленное количество товаров. Корона же, создавая армию и увеличивая число чиновников, попутно развивала и ремесла, увеличивая спрос на многие товары. Одним словом, Эйрис был ему необходим, как воздух. Только от его воли зависело – быть реформам или нет. Но не только Эйрис занимал думы Тайвина. Незаметно его мысли посетила тихая кроткая гостья. Рейлле было всего семь, когда Тайвин впервые увидел ее. Больше всего прочего в ней привлекало то, что она принцесса. Что-то грубое и эгоистичное мелькнуло тогда в мыслях Тайвина. Он казался себе легендарным героем, которому за десять подвигов непременно положена награда. На протяжении следующих лет Тайвин изучал ее с все той же скрупулезностью, с которой подходил ко всем делам. Она не любила заплетать свои пышные облачные волосы, лишь изредка вплетала в них цветы. Лютне предпочитала нежные серебряные переливы арфы; дню – вечер; смеху – молчание; компании сверстниц – одиночество септы или сада. Что за мысли теплились в маленькой сереброволосой головке? Что за тайны хранили индиговые глаза? Всеми силами Тайвин старался не выдать собственный интерес. Первым никогда не заговаривал, был скуп на слова и холоден. Принцесса не понимала подобного отношения и, кажется, начинала его побаиваться. Трепетная пташка. В одном крохотном наивном уголке души Тайвин представлял, как Эйрис соединяет их с Рейллой руки и благословляет на брак… Конец иллюзиям положило прибытие ко двору старой уродливой карлицы. Та сумасшедшая крестьянка, которую принц Дункан называл своей женой, почитала ее как одну из детей леса. Недолго думая, она изрекла «пророчество», которого все от нее так ждали. Как это просто – указать на двух ближайших к тебе детей и заявить, что их брак породит великого героя! Какой абсурд! Но ей безоговорочно поверили и, не откладывая, назначили день свадьбы! Тайвин сидел в покоях Эйриса и вместе со Стеффоном выслушивал его возмущения. Перед глазами же до сих пор стояло побледневшее от боли прекрасное лицо. - Я еще слишком молод, чтобы жениться! – возмущался Эйрис, расхаживая по комнате. – К тому же, почему обязательно на Рейлле?! Она скучная! Впервые принц вызывал у Тайвина столь сильное раздражение. Он разглядел перед собой не будущего великого короля, а капризного мальчишку. Эйрис мог бы найти в себе решимость и сказать твердое «нет». Мог бы, но лишь трусливо плакался друзьям. А еще этот мальчишка совершенно не понимал своего счастья. Чтобы отрешиться от переполняющих его чувств, Тайвин с головой погрузился в изучение королевской библиотеки. Он искал труды по механике, кузнечному делу, архитектуре – постигал все то, что могло пригодиться в будущем. В реальность он вернулся, заметив, что принцесса в положении. Месяцев этак семь. При дворе нарастало напряжение – в Вольных городах было не все спокойно. Банда Девяти, метко названная принцем Дунканом Девятигрошовыми королями, планомерно завоевывала Спорные земли. Однако король Эйгон, казалось, не замечал угрозы и отказывался даже говорить об этом. Стеффон по секрету рассказывал, что его отец из-за этого разругался с королем. Эйрис же предпочитал говорить о своем предстоящем отцовстве, из-за чего сделался особенно невыносимым. То и дело из него лилось недовольство Рейллой, что она не может родить поскорее. Тогда дед позволил бы ему поехать с ним в Летний замок. Через несколько дней произошло сразу два судьбоносных события. Во время пожара в Летнем Замке погиб король Эйгон V вместе со старшим сыном и многими приближенными. В тот же день принцесса Рейлла родила крепкого сына, названного Рейгаром.