Старая темная Норвегия

В такие вечера, когда ведьмы собираются на полянах, а воры вылезают под покровом беззвездной ночи, только самые смелые женщины способны ходить в одиночку. Но в Норвегии таких дам водилось много, и одна из них, подбирая подол мышиного платья, направлялась в путь из Тюснеса в Корснес. Она была мудра не по годам, а ее волосы только тронули проблески седины. Серп луны недобро подмигивал, обещая, что скоро скроется за тучами. Небо трепетало под вздохами ветра, и старая мельница здесь, в Херойвика, тревожно поскрипывала, черпая лапами воду в необъятном пруду. Воды в нем в тот год прибавилось, и берег мельницы от того размывался. Про тот пруд говорили женщине в детстве, что водятся в нем утбурды, то бишь духи умерщвленных младенцев. Она носила звучное имя Волкири, и бояться ей не пристало, так что, переночевав в окрестностях, женщина успела много наслушаться об этом пруде, который словно воскрес из потайного детства. Когда Волкири ночевала у старухи, муж и сын которой погибли, а осталось у нее на старость лет внучка, беспокойная и шаловливая, то слышала от нее много предупреждений, чтобы не шла в ночь по тем местам, якобы духи деток бродят там и кличут матерей, а, как известно, утбурды имеют скверную привычку запрыгивать на спину и душить беднягу. — Да, в лесу-то том… — говорила старуха, чуть шамкая и лениво поглаживая внучку. — Там ведь около мельницы видели мальчиков… Мертвых мальчиков… В грязи, да голеньких, заплаканных, а в глазах огонь злой. Убила их мать, вот и бродят они, неприкаянные. А в лесу… Все поселение наше в страхе пред этим явлениям, слышится из него плач, детский, аж за душу берет и силы все вытягивает. Да только никто не идет на него, конечно… Пойдешь — погибель сыщешь. Но Волкири была женщина набожная и верила, что бог сильнее ее и всех сим на земле, а потому, переждав непогоду у доброй женщины, направилась под покровом тьмы в путь. Сколько отговаривала ее приютившая, ничего не подействовало, вера ее была сильна и давала ей крылья. И вот идет она, вокруг ни души, лишь скрипят доски, да свистят кроны, и слышится ей плач. И плач этот прерывает ее ход мыслей, сразу она позабыла думать о делах быта, о том, что башмаки стоптались, и воды бы достать. Дрогнула ее душа. Но тут же вспомнила она о рассказах, и прислушалась, остановилась. Рядом с Волкири возвышалась мельница, а там, рядом, таинственно поблескивал пруд. И слышался такой заливистый плач и стоны, что все внутри сжималось, и она, как мать, хотела уже броситься к потерянному ребенку, но вовремя остановила себя. Не ее это дети, а покинутые и обездоленные. Она глубоко вдохнула и спокойно, уверенно произнесла, и голос ее донесся до леса: — Нарекаю тебя Сигрид или Йон во имя Отца, Сына и Святого Духа. Только прозвучало это, как тут же все затихло. С тех пор не слышал никто более в лесу и пруду плача и жалостливых стонов, все пропало, как дым. Весь страх множества развеялся одним.

По легенде Норвегии, записанной в 1935 году.