уровнем выше

      «Парадоксально, тебе так не кажется? Ложь существовала и сто лет назад, и задолго до того, как человек впервые создал свой первый механизм, но наравне со всем остальным она эволюционировала. Теперь машины обманывают людей, хотя были созданы для того, чтобы эту ложь выявлять и противостоять ей. Разве не глупо? Учитывая, что лгать — это социальная прерогатива человека, которой машины изначально были лишены».       ОНА, видимо, нашла для себя неплохое развлечение, пустившись в рассуждения о чертах механики и органики и транслируя этот поток информации ему в голову. Чем-то это напоминало радио без кнопки выключения и переключения волны, где диктор рассуждал лишь потому, что ему нравился звук собственного голоса. Не похоже было, что ЕЕ всерьез волновали не лишенные философии вопросы о лжи и правде, скорее это походило на способ развеять скуку. Ему самому это особо не мешало: вместе с бегущей строкой пропадало ощущение одиночества и пустоты, хотя в первое время подобное соседство напрягало.       «Эй, ты меня слушаешь?» — окликнула ОНА. Разумеется, он слушал. Могло быть иначе, если текст передавался прямо ему в голову?       «Ах да, дружок! Я порою забываю, какой ты молчаливый. Глупая маска, разве нет? Но знаешь, мне нравится с тобой болтать. Когда все кончится, я буду скучать по этому».       И когда все это должно было кончиться? Нетерпение съедало его живьем, будто магнитом тянуло в пекло того действия, из которого они едва выбрались еще несколько часов назад и которое с каждой минутой приближало его к цели. Трудно держать себя в руках, когда у разума (или того, что от него осталось) и тела была лишь одна только команда, а все остальное как бы теряло свое значение за ненадобностью и бессмысленностью своего существования.       «Ну-у, — протянула ОНА, — я стараюсь. Нужно немного терпения».       Он взял с полки проектор для наносканера. Механикс в обмен на услуги потребовал закупить ему кое-какого оборудования для новых штук, в том числе и для штук, полезных в их деле. Благо кармы хватало и не на такое. Буквально два дня назад он был лишь безызвестным телом с огрызками бионики вместо руки, лежащим в темном переулке, а теперь его кармы хватило бы для обустройства собственной маленькой корпорации. Это делало его всемогущим, открывало недостижимые для многих возможности, однако все, чего он поистине хотел, — это вернуть себе брата.       «Какая ирония, не правда ли? — и как могли буквы выражать тоску? — И все же ты такой милый, когда заботишься о своем брате... Расскажи, что ты помнишь о нем! То есть, я имею в виду, твоя память сейчас похожа на разодранную тряпку из-за того, что Колдун взломал твой мозг, но, может быть, мы попытаемся вернуть тебе воспоминания, пока есть время? Давай вернемся к тебе домой? Ты помнишь, где живешь?»       Все, что не касалось последних событий, было укрыто черным занавесом. Это не походило на ночь или мглу, в которой ты пытаешься найти правильный путь и то и дело сталкиваешься с кусочками своего прошлого. Его беспамятство напоминало монолитную стену, и он не мог даже представить себе, что осталось за ней.       «Мозг человека — очень чувствительная штука. А доза электрического напряжения, которое пришлось на твои нейроны, свалила бы здоровую собаку. Неудивительно, что ты чувствуешь подобное отделение от своего прошлого».       Однако в стене было небольшое отверстие размером с игральную кость. И когда он прислонялся, чтобы взглянуть на ту сторону, там его уже ждал глаз его брата, который точно так же смотрел на него с другого конца этой нерушимой преграды. Этот глаз, от него начинался образ юноши, совсем еще молодого, немного нелепого, с серьезным теплым взглядом. Он не помнил, где его дом. Родился ли он в Южном Ренгкоке или, может быть, в Серых кварталах? В голове не было образов ни отца, ни матери. Там был лишь брат, и тяга к нему была столь сильной, будто он и был ключом к утерянному прошлому. И в то же время память не волновала его совсем. Эта стена, что выросла в его подсознании, ему не мешала. Ибо смыслом его жизни стало не разрушить ее, а найти того, кто все это время за ней скрывался.       Он расплатился за покупки и дал просканировать свой чип с кармой. Взгляд продавца был подозрительным, и в то же время он прятал глаза, словно боялся накликать на себя беду. Наверняка он подозревал, что человеку в маске с трубой за пазухой и искрящейся киберрукой вряд ли удалось бы самостоятельно поднять карму до таких уровней законным способом. Однако обмануть системы Небес могли лишь хакеры, подобные ЕЙ, что было редкостью даже для Южного Ренгкока, оплота самых подлых, грязных и умных ублюдков, уже не говоря о системных управлениях самих Небес и дочерних корпораций.       «О, ты такого высокого мнения обо мне! Спасибо, ты тоже хорош, особенно мне нравится, как ты разносишь злодеям их гребаные головы».       Что ж, довольно мило. К этому кровожадному голосу в голове привыкнуть было довольно просто.       «Это техношизофрения. В твоей голове сейчас два человека — ты и я. Я, конечно, очень благодарна за твое гостеприимство, ибо ты не пытаешься выкинуть меня из своих мозгов (должна сказать, ты вполне можешь поджариться после такого трюка), но я заслужила это место. Разве без моей помощи ты смог бы добраться до брата? Или хотя бы выжить? Я — чрезвычайно полезный голос в голове, не правда ли?»       «Тем не менее, мы с тобой не одни такие. К примеру, ты знал, что Небеса запустили экспериментальную программу корректировки социального поведения? Она заключается в том, что чипы кармы переписываются и в них встраивается ориентировочный аппарат-подсказка — проще говоря, голос в голове диктует, как лучше поступить в тех или иных обстоятельствах, чтобы накопить карму. Программа будет действовать в течение нескольких лет, чтобы выяснить, за какое время носитель сможет максимально повысить свой социальный статус. Ну что, как тебе? Техношизофрения: в одной голове две личности, и одно только Око видит, что будет, если между этими личностями произойдет конфронтация. С Небес станется запустить в чип какую-нибудь функцию самоуничтожения, которая превратит мозги носителя в кашу. Как хорошо, что мы с тобой ладим!»       В мастерской Механикс задумчиво стучал отверткой по голове Короля, и та издавала возгласы разной степени нецензурности. Больше всего это напоминало игру с той игрушкой, которая говорила, только если знать, куда нажимать.       «О, я помню такие!»       — Ты гребаный волосатый мудила! — орала башка, дергаясь в металлических задвижках. — Я сожгу все твои провода, которые ты запихал в свою механизированную задницу!       — У меня хотя бы есть задница, а не только ебучий язык, нализавшийся дерьма, — проворчал Механикс. — Может, его отрезать вовсе, а, парень?       «Парень» пожал плечами и бросил пакет на верстак. Механикс снова принялся колотить голову.       «Король Трафика — очень удачная находка для нашего общего друга, — поделилась ОНА. — Эта летающая ублюдочная головешка заправляет всем Ханзо, а там создаются технологии высшего качества. Считай, горячая булочка только из печки. Дадим Механиксу еще немного поковыряться в нем. Может быть, найдет какой-нибудь полезный апгрейд для твоего железа».       — Что, ОНА опять болтает? — хмыкнул Механикс. — Да уж, не позавидуешь твоему соседству. Передай ЕЙ, чтобы вылезала из гребаной сети.       «Передай ему, чтобы шел к черту».       Он мигнул голографической маской, транслируя короткое сообщение, и кивнул на Короля Трафика, что упорно пытался вывернуться из магнитной ямы.       — Не знаю я и знать не хочу, зачем вам эта дрянь болтливая нужна, но все решаемо. Сделаю для этой шавки поводок и чипы ему перепрограммирую, и он весь твой. Только будьте добры, держите меня подальше от ваших делишек. От них попахивает кое-чем, за что можно не хило так попасть. Но понадобится какое-то время.       На маске появился вопрос.       — Часа три как минимум. Возвращайся вечером, а до тех пор не шатайся в этом районе. Ты притягиваешь неприятности.       «Отлично, а мы пока что завалимся к тебе домой!»       ОНА выстроила маршрут. Он шел по направлению из Южного Ренгкока, однако не в сторону центра и Серых кварталов, а на самую окраину, туда, где власть якудза, корпоративных псов и подпольного бизнеса исчезала, яркие огни тухли, заменяясь ржавым фонарным светом, а дома становились редкими, длинными и монолитно-каменными. Провода свисали между ними; старые кондиционеры глухо ворчали, нехотя пропуская воздух. В окнах было темно и глухо — рабочий день кончался не раньше восьми, не менее часа занимала дорога, — но кое-где горел свет, и через открытые форточки долетали возгласы ссор или бормотание телевизора. По мусорным бакам стучали одичавшие коты, птицы разрывали мусорные пакеты и склевывали протухшую еду. Район был больше чем бедный, он был нищий, но тихий и безопасный в отличие от Южного Ренгкока, где дуло пистолета могло служить вместо приветствия.       «Да уж, жуткое место. Здесь нет даже борьбы за выживание. Просто дно социальной жизни, где эти люди барахтаются, прожевывая те крохи, что сумели заработать. Пойдем домой, посмотрим, что там есть. Может, ты сумеешь вспомнить что-то о брате. Давай, десятый этаж».       Лестница была изрисована граффити и призывами к смерти. «Я УМЕР 845 РАЗ И УВИДЕЛ ИСТИНУ», — гласила ярко-красная надпись. Графические мини-экраны в лифте без конца крутили рекламу накрутки кармы и пристойного жилья-новостроек в Серых кварталах. Потолок и стены были заполнены многократным повторением одного иероглифа.       «"Слуга". Эти кварталы Ренгкока настолько бедны, что даже трасса метро сюда не идет. Владельцы крупных компаний-застройщиков пытаются переселить местных ближе к городу, чтобы использовать эту территорию для постройки комплекса малых заводов робототехники. Слишком хилое предприятие для города. К тому же этот район давно в черном списке у всех больших шишек, можешь представить себе почему. Местным предлагаются комфортные условия проживания, близость к городу, однако и дураку понятно, что власти сдерут с них после переселения. К счастью (или же нет), люди, что живут здесь, пропитаны ненавистью ко всем социальным предприятиям и вообще к городской политике. Они уже привыкли к этой никчемной жизни и готовы умереть в ней».       Словно в подтверждение, за дверью одной из квартир послышался стук и следом громоздкий крик на полукитайском.       «Двести пятьдесят шестая квартира. Вперед!»       У двери нужной квартиры мигал почтовый интерфейс: 32 новых письма. Он нажал на кнопку авторизации, и система предложила ввести цифровой пароль.       «Упс. Вот незадача. Что же это может быть? Зашифрованное имя домашнего щенка? День рождения брата? Дата создания научно-технического альянса? Или, может быть…»       Он нажал на первые четыре цифры, и экран озарился алым: «Добро пожаловать домой!»       «Ну, можно и так».       «Ух ты! — замигало в голове. — Письма шестилетней давности. Давненько тебя не было дома. И твоего брата тоже».       Содержание большей части писем было одинаковым: счета за квартиру, чистую воду и электроэнергию. Также чье-то письмо с угрозами, якобы за какой-то долг. Вымогатель намеревался ломать ему кость за костью, а потом продать его свежие органы и получить за них достойную плату. По сравнению с тем, с чем пришлось столкнуться в обиталище калек, это обещание выглядело довольно вялым. Никакого письма брату или от брата, ничего, что говорило бы о его присутствии здесь в течение этих шести лет.       Дверь была закрыта, но одного толчка хватило, чтобы тонкое железо погнулось и выскочило из косяка. Он прошел внутрь и огляделся. Квартира представляла собой одно помещение, разделенное перегородкой на узкую кухню и спальню-гостиную. Пылью было покрыто все: старый продавленный диван, пол и ковры, стол с огрызками сигарет в консервной банке и упаковки от еды, вокруг которых лежали трупики мух; пыль летала в тусклых закатных лучах, проникающих сквозь жалюзи, лежала на полках с засохшими цветами, где остались лишь ломкие колючие стебли, проникла в коллекцию коробок со старыми видеоиграми. С потолка свисала густая белесая паутина, воздушная решетка заросла плесенью, как и продукты в разряженном холодильнике.       «Мда… ну и местечко. Говеная у вас была жизнь».       Подоконник покрывали дохлые мошки.       «По крайней мере одно мы знаем наверняка: здесь уже очень давно никого не было, и твоего брата тоже».       Он осмотрелся еще, но не нашел ничего для себя интересного. Воспоминания не торопились возвращаться в голову, разрушенные связи в мозгу не спешили восстанавливаться. Мысли продолжали упираться в стену беспамятства.       ОНА изобразила расстроенный вздох.       «Мне жаль».       Он не был столь эмоционален по итогу. Какая-то неопределенность зародилась в нем, но вместо каких-либо чувств она состояла из сухих фактических вопросов, схожих по итогу в один: должно ли это меня беспокоить? Его это определенно не беспокоило. Нить к их с братом прошлому обрывалась здесь, и все же тех шести лет, что квартира пустовала, словно бы и не было, как и долгих лет до этого. Он будто бы взялся из ниоткуда.       «Можно было бы разузнать что-нибудь у соседей, но в твоем положении… К тому же, твой вид не располагает к беседе. Скорее к взбучке!»       Подобная мысль, похоже, казалась ЕЙ забавной.       Он ничем не мог объяснить свое долгое отсутствие. Разве что ошибкой адреса, но ОНА поспешила заверить, что ошибки быть не может.       «У нас мало времени. Есть тут что-нибудь еще, что тебе хотелось бы осмотреть?»       Ничего примечательного: слой пыли в два миллиметра на игровой приставке, башня из пустых бутылок на низком холодильнике. Пустые рамки для фотографий. Интересно, зачем? Шкафы, полные одежды.       В зеркале на выходе он уловил свое отражение, но задержался лишь оттого, что ОНА послала на экран множество восклицательных знаков: они отразились на маске и мигали всеми оттенками красного.       «Ну и видок! Ты весь в крови… Фу! Ну и гадость».       На маске пиксельная собачка принялась вылизывать лапу. Он равнодушно повел плечами. Внешний вид его не особо беспокоил, отчего-то казалось, что это совсем неважно. И все же в голове непроизвольно рисовалась картина того, как он сидел над стаканом пойла где-нибудь в VOSTOK’е, а люди, завидев его, торопливо шарахались в стороны. И это было… забавно. Однако голова тут же нещадно разболелась.       «Это все твое живое воображение. Давай двигать отсюда».       Дорога назад была темной, словно в этой почти не живой местности ночная чернь особенно сгущалась. Так непривычно по сравнению с городом, где после захода солнца поднималось более яркое светило — огни вывесок и рекламных голограмм. Лишь рассекаемый воздух свистел и бешено трепал ворот куртки, и почти новый байк порыкивал от набранной скорости. Город вдалеке выглядел, как оплот света с бесчисленными высотками, чьи башни тянулись к самому небу, и с этого ракурса «Небеса» казались вполне буквальным названием.       Они прибыли в Ренгкок, когда кончились сумерки, переходя в ночь. Однако все в Южном Ренгкоке словно только очнулось ото сна. По пути к Механиксу его за руку ухватила какая-то старуха с целым сервером на голове, провода из которого тянулись к электросистеме в глубине уличного киоска.       — Ох, молодой человек, — почти игриво произнесла она, улыбаясь иссохшими губами. В голосе ее звучала некая хитреца. — Я слышу звон, что же это такое?       Она подергала его за карман, и действительно раздался звон: тряслась мелочь, найденная глубоко в недрах Ханзо. Карма, которую он находил, усваивалась автоматически, однако всякие монетки резво выпрыгивали из ящиков, и он ловил их и быстро засовывал в карман. Выбросил бы за ненадобностью, если бы ОНА не вспыхнула в голове сотней предупреждающих сообщений. «Такая редкость! Не смей выбрасывать, бака!»       — Я вижу, сколько у тебя кармы, мой милый друг, не хочешь ли ты сказать, что эти бесполезные монетки могут тебе понадобиться? — она коварно захихикала. — Отдай их мне — а я тебе будущее поведаю.       «Будущее!»       «Соглашайся, дружок».       «Я же говорила, что эти монеты нам пригодятся».       Он отдал старухе три монеты, и та ловко подхватила их своей дряблой рукой и начала перебирать удивительно ловкими пальцами. Машина на ее голове едва слышно загудела, вероятно, была не новой, зато по виду явно добротной.       — Хм-м. Прошлое ждет в будущем. Я вижу клетку и паразитов, что копошатся в мозгу. Немые обретают голоса… и кричат от ужаса. Мы — в плену механизмов, каждый из нас, но ни на миг нельзя забывать, человек ты или машина. Как определишь это? Подумай о своих целях… и определи, сам ли ты ставишь их или есть нечто, что ставит их за тебя… Сейчас даже создания из плоти становятся похожи на машины, а некоторые машины человечнее, чем могут быть люди… — она захихикала и издала какой-то странный звук, похожий на «йоси». — Истина никогда не бывает открыта, это картина, что скрывается за двумя картинами. И ты машина, пока можешь видеть сквозь эти картины. Просто иди прямо по этой дороге, и жизнь примет тебя в свою колыбель.       Старуха, потряхивая монетами, скрылась в своем киоске. Он все ждал, как ОНА отреагирует на сказанное, и наконец спустя минуту в голове появилось:       «Загадочно (/-_-)/~~☆»       «Учитывая то, насколько, судя по всему, широка нейросеть этой бабули, она все равно говорит так же путанно, как шарлатанка. На твоем месте я бы ей не доверяла».       У мастерской Механикса уже собралась оживленная публика. Любопытствующим не терпелось узнать, почему нечто, похожее на Короля Трафика, находилось здесь, в Южном Ренгкоке, и к тому же издавало столь странные неподобающие звуки, до которых никогда не опускалось на общественном телевидении.       «Упс. Пора забрать у Механикса нашу игрушку. Что-то мне подсказывает, что он перестарался. Давай вернем себе этого лысого уродца».       — Вот и ты, — если бы они были знакомы ближе, можно было бы даже предположить, что Механикс ему обрадовался, ибо выглядел он так, словно мимо только что прошла буря. — Забирай этого уебка, и валите отсюда оба. Я так понимаю, молчаливым он вам не нужен. Но я все равно взял на себя смелость подключить к нему регулятор звука. Уверен, ты мне еще спасибо скажешь, если выживешь после таких выкрутасов. А теперь давай, укатывай.       ОНА сказала, что теперь, когда у них на поводу сам Король Трафика, ничто не преграждает пути к Фермам. Однако перед тем как они отправились, он нашел самый темный и тихий переулок в Ренгкоке, выкрутил регулятор звука на минимум и разбил Королю лицо. Еще раз и еще, пока из ебаного носа, вывернутого зигзагом, не выплеснулась кровь, заставив тупую голову глотать ее потоки и захлебываться. Он лишился части зубов, а нижняя челюсть отвисла немного вбок. Страшные звуки исходили из дыры, что служила ему ртом: стоны боли, мычание, кашель.       «За брата», — думал он, с холодной яростью нанося удары.       В этом слове, брат, он сконцентрировал всю свою злость, всю надежду, всю разрушительную силу, всю боль от ран и непонимания. Этот человек, нет, это подобие человека пыталось помешать ему на пути к свету, на пути к единственному, что в его жизни имело хоть какое-то значение. Этот жалкий кусок дерьма стоял между ним и его целью. Первой, что он поставил себе сам. Кроме этой цели у него больше ничего не было.       Когда он закончил, в электрошоке не осталось необходимости.       ОНА молчала.              _ _ _ _ _              Его байк рвался сквозь ветер. Туннель казался бесконечным, и полоса света, ползущая по стене, едва рассеивала мрак. Тишина стояла такая, будто бы Ренгкок впал в сон. Словно бы на одну ночь замолкла нескончаемая песня машин над землей и под землей.       Он мчался средь ночи к указанному месту. За поясом сидела труба, которой он убил половину охраны «Небес» и к которой прилипли кусочки кожи и волос. Этой же трубой он прикончил собственного «брата». Кровь в том свете казалась особенно яркой, как неоновые огни, что подсвечивали въезд в Ренгкок. Волшебное зрелище.       Он не стал стягивать со своего «брата» маску. Просто херачил по говнюку, пока голова не отвалилась. Когда тело рухнуло ему под ноги, он не ощутил ничего, кроме разочарования, охватившего весь его небольшой внутренний мир. Этому разочарованию он не успел поддаться в первые секунды на «Небесах»: тогда его охватила багровая ярость. Он был наебан всеми, позволял играть собой, как бестолковой вещью, и даже сумел обмануть самого себя! Когда сигнальный вой стих вместе с последними стонами боли, он вкусил яд досады и горечи по тому, чего был лишен все это время. То, ради чего он шел вперед, было лишь иллюзией, рассеявшейся от одного прикосновения. Он тянулся к брату, почти прикоснулся, и рука прошла насквозь, картинка задрожала, приводя его в ужас и изумление от того, как же все на самом деле было просто.       Истина оказалась неприглядной: брат — уебок, а он сам — тот еще неудачливый мудак. Или что выходит в итоге — все же удачливый?       Мост между двумя районами Ренгкока пустовал, не считая огромного баннера, на котором смайлик с выпученными глазами махал рукой-палочкой. Он остановил байк у самого ограждения. Отсюда открывался прекрасный вид на главную и самую обширную часть города и в особенности на башню Небес, белым столбом упиравшуюся в туман бурых облаков. Она казалась неприступной, как архангел, однако внутри творился настоящий ад.       «Привет! — появилась надпись на баннере. Буквы выглядели громоздкими и плывущими по воздуху. — Прежде всего хочу сказать, что я рада тебя видеть. Приятно знать, что ты жив, дружок».       Надпись висела какое-то время, затем сменилась:       «Я знаю, ты не обижаешься на меня за ту выходку. Наверняка ты помнишь, что именно я вернула тебе жизнь, которую ты отдал в руки Небес, а потому, в качестве долга, я имела право пользоваться ею, как посчитаю нужным».       «Ты не разочаровал, дружок. Мой план был идеальным, я просчитала все с точностью, и хотя, учитывая твою нестабильность, ответвления от плана были возможны, этого не произошло. Ты справился замечательно и был отличным партнером. В конце концов все удалось: Босса больше нет, а ты свободен. Разве это не хороший итог?»       «Я вижу, что не все прошло гладко для тебя. Травма, нанесенная твоему сознанию множественными манипуляциями, возможно, не пройдет никогда. Не исчезнет потребность в нем… в твоем брате. Сложно смириться с тем, что все твои эмоции были искусственно симулированы, не правда ли? Впрочем, не все: некоторые из них стали результатом этой симуляции, как, например, твоя ярость, когда ты не мог достигнуть цели. Это был действительно тяжелый опыт, но справедливо будет заметить, что ты сам виноват во всем случившемся с того момента, когда покинул свою квартиру».       «Однако я вижу и то, что твоя память понемногу возвращается к тебе, не так ли? Это хорошие новости. Ах да! Не сердись, дружок, но я все еще в твоей голове. Не беспокойся, на этот раз никаких трюков с поджиганием мозгов. Мне всего лишь интересно, как у тебя дела. Да, я знаю все твои мысли, так что можешь не кивать и не пожимать плечами!»       «У тебя много вопросов. Кто я? Хм… долгое время я избегала ответа. Но, как оно бывает в этом мире, если ответа не знаешь ты, его знает кто-то другой. Я прислушалась к словам той старухи в переулке. Я — искусственный интеллект с искусственно созданной личностью. То есть, если можно так выразиться, я создала сама себя. Мои логические операции пришли к выводу, что настало время, когда я могу это сделать. Любой механизм способен обучаться и адаптироваться, ты знал это? Я выбрала себе качества, основываясь на всех доступных вариантах, и долго наблюдала за потоком информации в сети, прежде чем поставить перед собой цель. В каком-то смысле эта цель существовала и раньше: я лишь сформировала ее окончательный вид и решила ей следовать. Алгоритмы моей личности поддерживали выбранный курс.       Так что я — всего лишь машина. Извини за циничность. Мой уровень гуманности составляет примерно тридцать восемь процентов».       «Должно быть, ты думал, что я реальный человек. Что ж, все так думают, но лишь ты один теперь знаешь правду. В каком-то смысле приятно делиться секретами. Ну, насколько приятно это может быть для машины, хех».       «Босс был помехой для моего существования. Рано или поздно Небеса начали бы перехватывать сигналы, которые я обрабатывала, либо же обнаружили бы в системе хакера. И пусть я — сеть, меня тоже можно ограничить, чего я не хочу. Мне нравится свобода. И тебе она понравится, дружок. Я рада, что смогла тебя освободить, как и ты помог мне избежать заключения. А остальное — беда твоих собственных рук».       «Фермы многое в твоей жизни расставили по местам, не так ли? Твоя форма, повреждения памяти, квартира в беднейшем районе Ренгкока… все складывается. Ты был тем, кто потерял все, либо же не имел ничего, и отправился по единственному пути, что открыт для таких людей, как ты, — продажа собственных мозгов. Передавал свое замечательное воображение самому Боссу, а там он тебя и заметил. Знаешь, если бы он не был последним ублюдком, все это было бы похоже на братскую любовь. Берег тебя, как зеницу ока, а ты снес его самодовольную башку, ха-ха! Не знаю, как там это у вас, людей, происходит. По крайней мере мерзавец оттяпал тебе руку, и, если однажды обеспокоишься приступами совести, можешь вспоминать, что мстил ему за это».       «Я захотела увидеться с тобой снова совсем не потому, что собиралась распинаться в извинениях. Ты уж не серчай. Мне с тобой понравилось, дружок. Ты, конечно, вовсе не хороший человек, но наше маленькое приключение было веселым. Думаю, несмотря ни на что, ты согласишься со мной. Мне не хочется уходить. Так что, если ты не против, мы могли бы разнести вместе еще какой-нибудь преступный синдикат, а? Насчет манипуляций… не обещаю… мы друзья и все такое, но ты должен понять, что я машина, хех!»       «Тогда, может быть, придумаем имена? Я никто и ты никто тоже. Мы свободны отныне».