Этот парень мой

Юра прикрыл глаза и запрокинул голову, подставляя лицо под горячие струи. Вода скользила по телу, разбиваясь о кафельные стены, оседала брызгами на коже. Он стоял неподвижно, со всех сторон окутывало ровным теплом, звуки успокаивали, вводя в подобие транса и вымывая из головы все слова и мысли. Юра наслаждался этим ощущением спокойствия простоты всего сущего в своем импровизированном святилище — пока внезапно чертов душ не окатил его мощным напором. Юра отскочил к стене. Весь дзен как рукой сняло. — Ах ты, блядский кусок!.. — он отплевался от воды, натекшей в рот. — Мне нужен новый рассекатель, от которого меня не крыло бы флешбэками про первый минет. Отабек у него за спиной шагнул в кабинку, задвинул за собой дверцы из матового стекла. — Почему? Хорошее воспоминание. — Для тебя! Я мог ослепнуть! — Ты преувеличиваешь. Ладно, возможно он и правда преувеличивал. Немного. Вообще-то, они потом даже поржали над этим. Юрино рвение, повышенная чувствительность Отабека и их общая неопытность в сочетании с неудачно выбранным временем для вдоха… в общем, это было попадание в самое яблочко. Юре не было противно или что-то такое, просто он долго морально готовился глотать, представлял реакцию Отабека и то, как неебически горячо это будет выглядеть… долго, короче, потом обтекал. В буквальном смысле. Закрыть глаза он успел, но ощущение спермы на ресницах помнил до сих пор — мало приятного. Отабек тогда еще без конца извинялся и совал ему салфетки. Юра непроизвольно потер глаз при воспоминании, когда Отабек вдруг обнял его со спины, возвращая в реальность. — Эй, — он попытался вывернуться из кольца рук — впрочем, без особого энтузиазма и больше для виду. Падение в ванной, определенно, вошло бы в историю как одна из худших и самых позорных травм, положивших конец карьере фигуриста. — Я весь потный и грязный, и вообще. — Ему всё-таки удалось прилечь ненадолго, так что организм понемногу справлялся с похмельем — но точно не с амбре, которое чувствовал даже сам Юра. — Не терся б об меня пока. — Здесь очень мало места, — искренности в голосе Отабека не было ни на грош. Он притиснул Юру еще крепче, вжимаясь сзади и демонстрируя, насколько мало. — Ничего не могу поделать, Юр. — Ну так. Мне теперь каждый раз придется напяливать юбку с каблуками, чтобы раскачать тебя на что-то? — поддел Юра, не оставляя ленивых попыток вывернуться. — Или, может, отшлепать тебя? Мне кажется, есть все шансы, что тебе понравится. — Возможно. Смотря где и как. Бесит, невозмутимая сволочь. — Р-р-р. Я тебя реально отшлепаю однажды. Но не сейчас, и даже не из-за того, что неудобно или мало места. Отабек подставил голову под душ, сунувшись Юре через плечо; вода потекла по липнущим ко лбу волосам, очерчивая острые скулы, строгие черты лица. Юра наблюдал искоса, и картинка немного размывалась, но даже так зрелище завораживало и умиротворяло одновременно. — Я вроде не спрашивал, — начал Юра, ощущая, как нарастающее чувство вины комом встает поперек горла: и правда ведь — не спрашивал ни разу. — А что тебе нравится? В сексе, в смысле. И зачем-то добавил после короткой паузы: — Со мной. Отабек потерся носом о его шею. — Мне нравится делать то, что ты хочешь. Юра собирался было сказать, что это вообще-то не ответ, но, если подумать, это как раз подтверждалось на практике — тем, как охотно Отабек выполнял все его требования, даже если не принимать во внимание прошлую ночь. Да, он любил дразнить и всячески провоцировать Юру, прежде чем дать желаемое, но если Юра чего-то хотел, будь то ролевые игры, новая поза, темп, да что угодно, — он выполнял все беспрекословно, без возражений и не задавая вопросов. Так что Юре пришлось принять ответ. Как минимум частично. — Ладно, принято, но блин, должно быть что-то конкретное. Что тебе по кайфу. — М-м… Отабек помолчал недолго (достаточно долго, чтобы Юра успел надумать, что ему вообще ничего не нравилось за все время, что они встречаются, и неважно, насколько нелепо это звучало), скользнул лениво большим пальцем по Юриному животу чуть выше пупка и целенаправленно двинулся к ладони. — Мне нравится то, что ты делал со мной своими пальцами. У тебя потрясающие пальцы. Юра, в общем-то, мог бы и догадаться, когда чуть не подавился плодами трудов своих, — которыми он, несомненно, гордился, — но вот ответом все еще удовлетворен не был. — Да, я крут и все дела, но это был единственный раз. — Отабек неторопливо водил подушечками пальцев по его костяшкам, словно вспоминая их форму и ощущения, которые они дарили. — Как насчет того, что было до? — Тебе не угодишь, — Юра затылком почувствовал, как он выдохнул ему в мокрые волосы. — Просто ответь, ну. — Это приказ, Юра? — спросил Отабек так тихо, что его голос почти сливался с шумом воды. — Ага, именно, — осторожно согласился Юра. Было чертовски интересно, куда это все заведет. — Я тебе приказываю. Последовала пауза — Юра ждал. — Ну? — М-м-м. Возможно, мне нужен… ну, знаешь, некоторый стимул. Юра еще раз прогнал эту фразу у себя голове. — Это ты сейчас просишь тебя отшлепать? — Может быть. Отабек коснулся губами его плеча, прошелся поцелуями выше, огладив ладонями бока. Юра почувствовал задницей начавший твердеть член. И он не был уверен, стоит радоваться или пора начать беспокоиться, что у Отабека встает на него, когда он воняет, как проспиртованный потный носок. Хотя куда интереснее было другое — почему он еще не воспользовался предоставленной возможностью? Он развернулся в кольце рук, подставив спину под упругие струи; ладони Отабека сползли ниже, скользнули по бедрам. Юра обнял его, устраивая одну ладонь на пояснице, и, забив на принятое ранее решение, что сейчас было не место и не время, на пробу припечатал ягодицу Отабека второй — сдержанно, но без излишней осторожности. — Норм? — спросил Юра, заметив, как едва уловимо дернулись уголок рта и бровь. — Ага. — Отлично, — на этот раз шлепок вышел куда более ощутимым. — А теперь отвечай. — Мне нравится, когда лицом к лицу, — выпалил Отабек без паузы, словно Юра какой-то рубильник дернул. Пожалуй, прозвучало бы даже грубо — если б это не было ровно то, чего он хотел. — Видеть, как ты реагируешь на все, что я делаю с тобой. — Да? — шлепок. — Продолжай. — Нравятся твои волосы… знаешь, когда ты подо мной… Хватать тебя за них, когда ты мне отсасываешь. Самое время было начинать смущаться, заикаться и всячески тормозить — и в любой другой ситуации так оно и произошло бы, Юра был уверен, но то, что происходило в данный момент, словно имело какую-то силу, питало его уверенность в себе, и ничто не смогло бы ее поколебать. Хотелось услышать все, что Отабек мог ему рассказать, хотелось заставить его говорить, хотелось… — Еще, — скомандовал Юра, подкрепив свой приказ очередным шлепком. — И глаза твои, нравится видеть твои глаза, — выговорил Отабек, дернувшись к нему навстречу. — У тебя нереальные глаза. Хотя может, это Юра дернулся. Как бы там ни было, теперь Отабек терся крепко стоящим членом о его собственный, — стоящий пока не так крепко, но однозначно очень неравнодушный к этой неожиданной маленькой игре. И Юра был вовсе не против продолжения. Он сам не знал, что им двигало в тот момент, когда он то ли в порыве страсти, то ли просто чтобы хоть как-то унять покалывание в ладони, вдруг с силой сжал чужую упругую задницу, ломая заданный ритм. — Что еще, Бека? — Люблю, как ты произносишь мое имя. Пальцы на ягодице Отабека сжались еще сильнее. — Бека, — прокатилось по языку тяжело и медленно, но Юра словно обнял губами глухой звук, сглаживая шероховатости, — и вышло тепло и зовуще. — Типа того? Отабека выдавали мелочи: широко распахнутые глаза, прикушенная губа, вырвавшийся неожиданно едва слышный стон. Как он ни слова не сказал, кроме того, о чем просил Юра. Как вдруг замер, когда Юра практически выстанывал его имя (да что там, Юра сам офигел, что смог такое воспроизвести). И эти мелочи смешивались в такой потрясающий ядреный коктейль, разливающийся внутри чувством удовлетворенности. Юра разжал ладонь и с силой снова опустил на чужую ягодицу — раздался звонкий шлепок. На этот раз Отабек не смог сдержать стона. — Бля, сильно получилось, — удивленно выдохнул Юра. — Все еще окей? — Более чем, — Отабек снова потерся о его бедро в подтверждение, притянул ближе за бока. Юра, улучив секунду, посмотрел вниз, на его стоящий колом член, которому признавался вчера спьяну в любви. Головка была вся покрыта смазкой. Он не сдержал ухмылки. — Тебя это реально заводит, м? — Заводит, — выдохнул Отабек. — Думаю, могу сказать, что мне нравится, когда ты шлепаешь меня по заднице. — Это первый раз, — шлепок. — Может, чистое совпадение. — Уже как минимум пятый. — Шлепок. — Ай, шестой. Смени сторону? Юра поменял руки у Отабека на заднице, впиваясь пальцами еще сильнее, почти как если бы пытался удержать его, схватив за футболку. А потом хлопнул по другой ягодице, с новой волной восторга наблюдая, как нетронутая половина тоже наливается алым. — Люблю, когда ты обхватываешь меня ногами. Шлепок. — Когда комкаешь простыни. Шлепок. — Когда ты на мне. Шлепок. — Когда говоришь, чтобы я заставил тебя кончить. Шлепок. — Просто… кончать с тобой, — Отабек шумно выдохнул, в очередной раз дернув бедрами. Говорить ровно у него уже не получалось. — Одновременно. Вместе. Так охеренно. — Бля, у меня встает, когда ты материшься. Предполагалось, конечно, что не он тут будет говорить, но Юра не сдержался. Потому что знал, что Отабек ругается, только когда теряет контроль. А еще Юра знал, что очень немногое может заставить его потерять контроль — а Юра мог. Снова и снова. И каждый раз, когда Отабек начинал шипеть ему на ухо всякую нецензурщину, он чувствовал себя так, как будто, блядь, взял главный приз. — Просто… — Шлепок. — Просто ебануться, Бека. — Мне нравится твой грязный рот, — пробормотал Отабек, провел по его губам, подцепив пальцем, оттянул нижнюю. — Все, что ты им делаешь. — И что же я делаю им лучше всего? — Юра растянул этот самый грязный рот в дьявольской улыбке, припечатав вопрос хорошим таким, увесистым шлепком. — Целуешься. — Реально? — он удивленно фыркнул с тихим смешком. — Я что, так плохо сосу? — Нет, просто охрененно целуешься. — Хм. Что-то не припомню, чтобы ты кончал от одних поцелуев. — Может, и не кончал, — не стал спорить Отабек, — но они, блядь, однозначно делают все еще лучше. И в этот момент они, кажется, перешли границу, где одних намеков и легких касаний было достаточно. Они оба дернулись навстречу, словно пытаясь обогнать друг друга, столкнулись ртами. Поцелуй вышел жадный, нежный, но напористый — идеальный, и, выглаживая язык Отабека своим, Юра думал, что в принципе понимает эту его фиксацию: поцелуи могли подогреть аппетит или же притупить голод, а сейчас были просто как живительная влага для умирающего от жажды. Он подался чуть назад, не разрывая поцелуя (не то чтобы Отабек позволил бы, даже если бы он вознамерился), придержал Отабека за бедра, чтобы не вздумал отстраниться (не то чтобы Отабек собирался куда-то). Вода, до того хлеставшая Юру по макушке, потекла по их лицам, просочилась между разгоряченных тел. Юра попятился, пока не нащупал спиной стену, оказавшись зажатым между ней и Отабеком — как ему всегда нравилось. Отабек — прекрасно зная, что и как ему нравится — уперся в стену ладонью, легко погладил Юрино ухо большим пальцем, коснувшись плеча запястьем, и как будто отгородил собой со всех сторон. Словно подчиняясь всем его желаниям — без единого слова. Юра и не подозревал, насколько Отабек успел его выучить. Он положил руку Отабеку на плечо, наклонив голову набок, и тут же почувствовал, как к щеке прижался чужой голодный рот. — Я хочу, чтобы ты кончил со мной вместе, — выдохнул он ему на ухо, подцепив зубами мочку, и обернул тонкие пальцы вокруг обоих членов, едва ощутимо сжимая ладонь и заставляя Отабека вздрагивать каждый раз. — Продержишься, как считаешь? — Конечно, — в голосе Отабека было куда больше самообладания, чем Юра мог сейчас ожидать. — Если разрешишь тебе немного помочь. Юра глянул на него с любопытством. Отабек, положив два пальца в рот, скользнул языком между фалангами, обильно смачивая слюной. В глазах, полуприкрытых тяжелыми веками, читались одновременно самодовольство и полная покорность. Учитывая льющиеся на них потоки воды, можно было обойтись и без этого, Отабек явно дразнил его. И у него неебически хорошо получалось — у Юры от этого зрелища аж электрические разряды разбежались везде и сразу — колени, грудь, живот, член — член особенно, — но кто тут, блядь, главный? — Давай уже, дразнит он, блядь, — раздраженно пробормотал Юра, сгребая волосы Отабека в кулак, и дернул его на себя, заставив снова прижаться ртом. Это было грязно, безумно, они теряли ритм, но настроя это не сбивало. Пальцы Отабека кружили вокруг сжатого колечка мышц, гладили промежность, не пропуская ни одного чувствительного места, их мокрые тела терлись друг о друга, когда они вразнобой вскидывали бедра, заполошно вколачиваясь в Юрин кулак. Юра уже просто старался удерживать руку неподвижно, сжимая там, где приятнее всего, периодически проводя большим пальцем по их бордовым, налитым кровью головкам. Поцелуи попадали в цель все реже, руки беспорядочно шарили везде, куда могли дотянуться, а с приоткрытых губ безостановочно срывались стоны и шумные выдохи. Юра ловил дыхание Отабека вперемешку с паром, и от недостатка кислорода кружилась голова. — Я почти, — задохнулся Юра, когда пальцы Отабека снова прошлись по его промежности — пиздец, он же даже не вставлял, чуваку медаль, блядь, надо дать за то, что он пальцами своими вытворяет. — А ты? — Тоже, — голос у Отабека был такой охуенный, хрипловатый, что Юра уже только от этого чуть не кончил. — Если еще… сожмешь посильнее. — Так? — М-м, да-а, это… — В яблочко. Юра слышал по его голосу, чувствовал по тому, как напряглись разом все мускулы: вот она, точка невозврата. И Юра перешагнул ее вместе с ним. — Кончишь со мной, — простонал Юра, — сейчас, Бека. Отабек оттолкнулся ладонью от стены, схватил Юру за подбородок, с силой вжавшись в его рот своим, — и их обоих накрыло оргазмом, с разницей в секунду или две, не больше. Напряженные стоны прерывались голодными поцелуями, они сталкивались языками, и Юра продолжал водить рукой чисто рефлекторно — казалось, все было мало, и он все двигал ладонью, обхватив оба члена и выжимая их до последней капли. Все, что слышал Юра в следующие несколько мгновений, — звуки их сбитого дыхания и льющейся на кафель воды. Его сердце суматошно колотилось где-то в ушах, с каждым ударом понемногу успокаиваясь. — Вау, — Юра сыто выдохнул — как могут выдыхать только люди после чего-то… такого. На лице расплывалась широкая, дурная улыбка, видеть которую позволено было только Отабеку. Раз уж он был ее причиной. Ладонь Отабека, которой он держал Юру за подбородок, расслабилась, нежно погладила по щеке. — Мне нравится вот это, — мягко произнес Отабек. — Видеть тебя счастливым. Делать тебя счастливым. — Это так мило, Бек. — Серьезно, охуенно мило. — Но вот сейчас ты меня реально осчастливишь, если дашь наконец смыть весь этот пиздец. Юра поднял руку, демонстрируя ладонь, всю в сперме, которая затекала между растопыренных пальцев — и невозможно было сказать, где чья. Юра не без удивления поймал себя на мысли, что это, на самом деле, даже романтично в каком-то смысле. В каком-то странном и немного грязном… вообще-то очень грязном смысле. Юра рад был выплыть из своих странных романтических мечтаний, когда Отабек, все еще немного дезориентированный, наконец отодвинулся, пропуская его к душу. Который снова начал плеваться, едва он успел ополоснуть руку. — Опоздал, — прокомментировал Отабек, вообще, кажется, без тени эмоций. — Это щас прозвучало, как будто у нас на троих с душем было, фу, извращенец. Юра решительно вознамерился вернуться к тому, ради чего, собственно, полез в душ — к душу. Они мылись по отдельности, натираясь мочалкой каждый в своем углу, пока Юра не предложил Отабеку потереть спинку, а тот не согласился. Его взгляд тут же прикипел к Отабековой заднице, всей в ярко-красных пятнах — особенно та половина, которой досталось больше. Юра тут же забыл, что собирался делать. — Юр, ты чего? — Не, ничего, просто пялюсь на твою задницу. — Любуешься делом рук своих? — хмыкнул Отабек, явно довольно и с каким-то удовлетворением. — Не думал, что твоя задница может выглядеть еще лучше, но мне удалось. Этого и мыслей о том, что Отабеку, кажется, на самом деле понравилось то, что Юра с ним делал, оказалось достаточно, чтобы у Юры снова встал, но он старательно концентрировался на чужой спине, в зародыше давя все крамольные мысли с непоколебимой, железной решимостью. Он знал, чем все закончится, начни он потакать своим сиюминутным желаниям: они прообжимаются в душе весь день. Плавали, знаем. Они потом были все морщинистые, а Отабеку пришел громадный счет за коммуналку. Намывшись, они выбрались из душевой кабины и вытерлись, обмотав полотенца вокруг бедер — больше по привычке, чем из скромности. Пока Юра промакивал волосы вторым полотенцем, чтоб с них хоть не текло везде, Отабек успел намазаться пеной для бритья и теперь методично водил по лицу станком, перемещаясь от уха вниз короткими секциями. Его движения были отточенными и четкими — Юра засмотрелся, залипнув от того, насколько естественно это выглядело — хоть снимай для рекламы бритвы, и это, блин, была бы идеальная реклама. Не то чтобы Юра не брился ни разу в жизни, но его так задалбывало вечно думать, пора уже или еще норм, что он почти забывал, что бриться все-таки не мешало бы хотя бы иногда. Раз в месяц, плюс-минус, как какой-то, блядь, оборотень-лузер, который каждое полнолуние, как персик, покрывается жалким пушком. Он провел ладонями по щекам — в голове невольно всплыло про «мягкий, как попка младенца». Так что вместо бритвы он потянул с полки скраб, убрал волосы под ободок и выдавил на пальцы пару капель, растирая по лицу. — Юр. — М? — Я хотел спросить… Ты можешь отказаться, само собой, просто… мы вроде как говорили о том, что мне нравится… Юра замер, переключив все свое внимание на него. Движения Отабека замедлились, пока он ждал ответа, стали какими-то осторожными, без обычной уверенности, типа я-точно-знаю-что-делаю, которую он излучал еще секунду назад. Юра полностью ему доверял, но чувствовал, что это хождение кругами должно было порядком его напрячь, учитывая, как не свойственно это было Отабеку. — Жги, Алтын. Отабек приподнял голову, чтобы лучше было видно, и прижал бритву к нежной коже под подбородком, открывая Юре отличный вид на напряженное горло. Если это и не был коварный прием по утихомириванию Плисецкого, прежде чем просить у него чего-то безумного, сработало в любом случае. — Оденешься так еще как-нибудь? Повисшее молчание прервал Юрин короткий смешок. Он выдавил еще немного скраба. — В бабское? — Ну, да, — смутился Отабек, поспешно добавив: — Если не хочешь… Не стоило мне спрашива… — Эй, эй, не кипиши, — Юра успокаивающе похлопал его по плечу тыльной стороной ладони, чтобы не испачкать. Жест вышел неловким, но, кажется, возымел нужный эффект. — Конечно, если тебе хочется. — Правда? — Отабек выглядел так, будто ожидал непреклонного «нет». — Не хочу, чтобы ты это делал только из-за меня. — Ты знаешь, если б я не хотел, я бы не стал, — заверил его Юра. — Я мог бы купить что-то новенькое, а не как в этот раз — все в последнюю минуту. Как бы странно это ни звучало, он в некотором роде был собой разочарован по этому поводу. — Блин, я так наспех все сделал. — Ты выглядел потрясающе, Юр. — Да. А теперь представь, насколько охуенно я бы выглядел при полном параде. Юра представил — хоть и смутно: макияж, прическа, что-то такое; может, чулки, и обязательно каблуки — чтобы на голову выше Отабека. Неудобство определенно стоило веселья. — Если честно, — продолжал Юра, — если б я так не парился, как ты отреагируешь, я думаю, это было бы забавно — не знаю, выбирать там всякое. Но если я оденусь, то ты тоже принарядишься. — Справедливо. Во что? Юра подумал немного, смывая с рук остатки скраба. И точно знал ответ к тому моменту, как выключил кран. — Костюм. Приличный чтоб. С галстуком. — Заметано, — Отабек протянул руку. — И я буду тягать тебя за галстук, так, чтоб ты знал. — Я предполагал. Они пожали руки, веселясь над нелепостью ситуации. Юра, наклонившись над раковиной, смыл скраб, промокнул лицо полотенцем. Отабек быстро оглядел себя в зеркале, проверяя, не пропустил ли чего (конечно, нет) и последовал его примеру. Странная мысль, конечно, но Юра столько раз смотрел на себя в зеркало за эти дни, что теперь видеть их вдвоем было как-то непривычно. Но когда они стояли вот так плечом к плечу, разница между ними становилась еще более очевидной: мускулистый, рельефный, сильный и мужественный Отабек, и Юра — тонкий, поджарый, хрупкий на вид — женственный, просто-таки типичный топ и типичный пассив — Юрин мозг не уставал подкидывать сравнения. Но в данный конкретный момент все, что Юра видел — это как круто они смотрятся вместе. Прям реально охуенчик. И по здравому размышлению, наверно, большинство комментов под фоткой про то и были. Кстати, о фотках… — Да, кстати! — крикнул Юра уже на ходу, выбежав из ванной, не дожидаясь Отабека. Он нашарил свой телефон, поймав распустившееся полотенце одной рукой — опять же, скорее по привычке, чем из реальной необходимости, — и нашел утреннюю фотографию. Отабек как раз подошел сзади, заглядывая через плечо. — Можно, я запощу? Ты должен разрешить мне ее запостить, — затараторил Юра, показывая ему фото, на котором чудом умудрился заснять Отабека, спящего в той самой позе. — Эм, ладно? Я не против, — учитывая несколько потерянное — чтоб не сказать крайне озадаченное — выражение лица Отабека, вся соль снимка от него ускользнула. Юра выгнул бровь. — Ты вообще понял, почему я хочу ее запостить? — М-м, нет. Юра раздосадованно фыркнул, все-таки уверенно продолжая набивать подпись к фотографии, потом дал Отабеку прочитать, прежде чем отправить: нарисуй меня, как одну из своих французских девушек, Юра. @otabek-altin Отабек распахнул глаза — не прям как «охуеть-мой-бойфренд-в-миниюбке», конечно, но достаточно широко, чтобы можно было понять, что до него наконец дошло, почему Юре так не терпелось это запостить. — Окей, теперь я понял, — пробормотал Отабек. — Как до тебя сразу не дошло? Ты ж лежишь прям как она, точь-в-точь. Ты же не специально? — Юра, я спал, — он помедлил, переступив с ноги на ногу. — Вообще, как насчет бартера? Ты постишь мое фото, а я — твое. — Да, канеш, — не долго думая, согласился Юра, подбивая хэштеги: #титаник #спящийбека #непостановочное. — Там же не стыдобища какая-нибудь? — Нет. — Тогда давай, — кивнул Юра, нажимая «отправить» и уже заранее предвкушая все лайки, которые соберет импровизированный косплей Розы Дьюитт Бьюкейтер в исполнении Отабека. Пришлось претерпеть немало споров, подключить множество убедительных аргументов в пользу благонадежности Отабека и немного поканючить, но Юре-таки удалось получить разрешение поделиться со своим парнем секретным рецептом клана Плисецких. Дедушка, который поначалу был категорически против, в конце концов поддался на уговоры любимого внука, к которому всегда питал огромную слабость. Вообще-то, это было в Юрином списке дел, обязательных к исполнению до отъезда Отабека. Оставшееся время стремительно утекало, так что в один из дней Юра наконец усадил его раскладывать суперсекретную начинку от Плисецких в конвертики из домашнего теста. Кошка крутилась в ногах, выписывя восьмерки, терлась о щиколотки, выпрашивая еду, и они подкармливали ее по очереди. — Я тебе не рассказывал, как в первый раз делал пирожки? — спросил вдруг Юра, обозначив перепачканными в муке пальцами кавычки вокруг слова «делал». — Уверен, что нет. — Боже, ладно, — он рассмеялся, уже заранее испытывая неловкость при воспоминании об этой истории. — Мне было пять или шесть, я проснулся очень рано — даже дедушка еще спал, так что я решил приготовить пирожки сам, чтобы сделать ему сюрприз. — Кажется, я уже примерно представляю, чем все закончилось. — Ха, нифига. По кухне как будто торнадо прошелся, мука была просто везде, я уронил яйца на пол, но что-то напоминающее тесто у меня в итоге получилось, так что я не сдавался. Никогда не догадаешься, что я использовал в качестве начинки. — Что? — Луковицу. — Целую, что ли? — Целую, блядь, сырую луковицу! Мне не разрешали брать ножи, так что я просто завернул большую желтую луковицу в это так называемое «тесто», которое могло подняться и залепить всю духовку. Точно спалил бы дом, если б знал, как включается духовка. Отабек рассмеялся. — Прелесть какая. — Ага, просто прелесть какой чудесный маленький дебилоид. Ну и вот, короче, в итоге деда встал, зашел на кухню, а я там сижу на полу в куче муки и реву над духовкой, потому что я прождал полчаса где-то, и нихуя это не напоминало пирожки, вообще почти все тесто вытекло в поддон. А деда такой, — Юра сделал голос ниже и грубее, изображая дедушку: — Юрочка, малыш, что случилось? Ударился? Он вернулся к своему обычному диапазону: — И тут я понял, что реально облажался, потому что он выглядел таким перепуганным, и я как давай извиняться: «Деда, не сердись, пожалуйста, я просто хотел тебе пирожки приготовить». А он даже не сердился. Сказал, что гордится мной — что желание накормить и позаботиться о людях, которых я люблю, означает, что я становлюсь мужчиной. Его слова повисли в воздухе, окутав теплом детских воспоминаний. — Он научил меня потом, как правильно их делать, и мы вместе готовили, — Юра фыркнул, сдерживая смешок. — После того, как заставил все убрать. Господи, это была катастрофа. — У тебя классный дедушка. — Классный, — с гордостью кивнул Юра, — но он тебя из-под земли достанет и заставит пожалеть, если ты хоть одной живой душе выдашь его рецепт. И не думай, что я буду тебя защищать только потому, что с тобой сплю. — Я человек слова, Юр. Память продолжала подбрасывать ему воспоминания, некоторые едва различимые, некоторые — четкие, как будто это было вчера. Но лучше всего он помнил, каким счастливым выглядел дедушка, когда ел тот первый пирожок, и каким взрослым чувствовал себя Юра, глядя на это все. — Знаешь, «быть мужчиной» у него прозвучало так просто, — размышлял он вслух, слепляя края теста вместе, как его учили еще в детстве. — Ничего про то как ты выглядишь или кто ты в постели. Просто… вот, — Юра обвел рукой кругляши теста, разложенные на столе. — Делай пирожки, корми людей. — Может, это и правда так просто? — Отабек сосредоточенно боролся с пирожком, пытаясь залепить тесто так, чтобы начинка перестала наконец вываливаться — и смешно дулся, когда у него не получалось. То, что и он не был экспертом абсолютно во всем, немного утешало. Он на секунду прервался, поднял взгляд на Юру: — Судя по твоим рассказам, твой дедушка знает, о чем говорит. — Да. Наверное. — По крайней мере, я думаю, твой дедушка знает о том, как быть мужчиной, куда больше, чем все те люди, которым заняться больше нечем, кроме как убеждать тебя, что ты им не являешься. — Ты хотел сказать, все те мудни? — Юра почувствовал, как губы расплываются в улыбке. Отабек кивнул с тяжелым вздохом: — Все те мудни. Почему-то так звучало убедительнее. Как только пирожки отправились в духовку, а Отабек ушел в спальню переодеваться, Юра решил проверить, что там нового в инстаграме. Он завалился на диван, почесав за ухом кошку, тут же свернувшуюся под боком, и открыл уведомления, быстро отыскав последний пост, под которым теперь висела куча лайков и комментариев. Он удовлетворенно хмыкнул. Фото, кажется, снискало особую популярность среди фанатов Отабека, судя по куче смайликов и восклицательных знаков в репостах. Были среди прочих и знакомые ники. milababe: Нарисуй его в золотой медали. В смысле, только в медали. ; D v-nikiforov: (три сердечка) (три лодочки) (еще три сердечка) katsuki-yuuri: Почему он спит на диване? Вы поругались? Надеюсь, вы помиритесь! Удачи! v-nikiforov: @katsuki-yuuri Стой… ты что, не смотрел «Титаник»? (шокированный смайлик) Нужно срочно посмотреть вместе! +leo.de.la.iglesia+: Остерегайтесь спящих Отабеков! (мишка) mama-nishigori: Такого Отабека мы еще не видели. Он выглядит таким расслабленным с тобой. :) Расслабленным или набухавшимся и отрубившимся, какая, в жопу, разница. Комментарий Юко все равно погрел, и Юра напомнил себе, что нужно как-нибудь написать ей, спросить, как дела на катке. Он пролистал еще несколько комментариев, прежде чем заметил другое уведомление — о том, что его отметили на фотографии, и вспомнил, что Отабек тоже что-то запостил — а Юра до сих пор не знал, что именно, потому что был так поглощен собой, что даже не удосужился проверить, что он там собирался загрузить. Он кликнул уведомление, снедаемый любопытством. Юра сразу же узнал это фото, не то чтобы можно было ошибиться. Это был Ленинградский зоопарк, одно из первых мест, куда он привел Отабека в Питере, и одно из его любимых мест в городе (о причинах было несложно догадаться по фотографии). На снимке Юра стоял перед вольером с тиграми, его лицо светилось от радости, он, вытянув руку, с явным восторгом показывал на едва заметную вдалеке пару львов, нежащихся на солнышке. Юра отлично помнил, как просил Отабека пофоткать тигров, и как смотрел потом эти фотки, но он и понятия не имел, что Отабек еще и его успел снять. У самого края фотографии были видны их пальцы, переплетенные на перилах ограждения. Юра чуть было не пропустил эту деталь. Он посмотрел ниже, на подпись. Этот парень мой. @yuri-plisetsky #myboyfriend Сердце пропустило удар, когда до него дошло, что написал Отабек, и если б Юра в тот момент говорил, он бы точно онемел. Он перечитал внимательно, еще раз, и еще, пока связь между этими словами и собственной фотографией не укоренилась намертво в его мозгу. То же, что он тогда написал про Отабека, слово в слово. Просто три слова, его имя и хэштег. Такой простой жест. Настолько простой, что было почти неловко от того, как его распидорасило. Простой, незначительный жест, который означал, что Отабек видел в нем то же, что он видел в Отабеке. Как оказалось, для Юры это значило так много. Блядь, да просто все. — Надеюсь, ты не против, — раздался голос Отабека. — Мне нравится, как ты там получился. Юра был так сосредоточен, раз за разом пересматривая пост, что даже не заметил, как Отабек уселся рядом. Он так и не смог ничего сказать — просто сгреб его в объятия со всей силы, прижавшись к чужому плечу горящей щекой. Голос его все еще подводил. — Эй, — мягко позвал Отабек, обнимая его в ответ. Юра не знал, как человек может быть таким теплым. И как он, блядь, не тает, когда Отабек его обнимает вот так. — Спасибо, — выговорил наконец Юра — едва слышно, но совершенно искренне. — За что? — За фотку, — пробормотал он. — За то, что ты сказал. Юра почувствовал, как Отабек коснулся его предплечья, неторопливо поглаживая вверх-вниз. — Ты сказал, что хотел похвастаться своим клевым парнем. Я тоже хотел похвастаться своим, вот и все. Юра отстранился, заглянул ему в лицо, которое просто светилось обожанием. К нему, Юре. Иногда все еще не верилось, что в его жизни может быть кто-то, кто смотрел бы вот так. Но он был. И смотрел. — Люблю тебя, — Юра говорил эти слова много раз, но они до сих пор кружили голову, словно впервые. — Пиздец, как я тебя люблю. — Я тоже люблю тебя, Юр. — Отабек осторожно убрал растрепавшиеся светлые пряди с его лица, заправил за уши. — Я знаю, что не могу повлиять на то, как ты себя воспринимаешь. Могу только рассказать, как воспринимаю тебя я. Нет ничего, что мне хотелось бы в тебе поменять. Я люблю тебя всего, как есть. — Бека… Они не сговариваясь подались навстречу друг другу, осторожно соприкоснувшись губами. Поцелуй вышел мягким, неторопливым, каким-то невинным, почти застенчивым, совсем не таким, как недавно в душе, но у Юры внутри все сжималось от нежности. — Ты ошибаешься, — сказал Юра, отстранившись. — По поводу? — Ты можешь повлиять на то, как я себя воспринимаю. Уже повлиял, — он ухмыльнулся. — Из-за тебя я становлюсь прямо-таки самодовольной задницей. Отабек фыркнул. — Ну, ты идеальный, так что у тебя есть все основания быть самодовольной задницей. — Вот, ты опять, наглаживаешь тут мое самолюбие, — он почувствовал, как щеки начали краснеть. Что не помешало ему сказать то, что активно напрашивалось в данной ситуации: — Лучше бы кое-что другое погладил. — Вот как? — Ладони Отабека скользнули ниже, едва ощутимо погладив чувствительную кожу под футболкой. — Думаешь, успеем, пока пирожки не испеклись? Можно было бы — если прямо сейчас, по-быстрому и не отвлекаясь на прелюдии. Как раз успели бы, но в этот раз не хотелось — так. Пока Отабек еще здесь — не хотелось просто траха на скорую руку. Хотелось его в личное пользование и растянуть удовольствие. — Давай дождемся пирожков. — Юра отодвинулся, все еще обнимая Отабека за шею. — Тебе нужно набраться сил. У меня на тебя большие планы. Хочу увидеть все, на что ты способен. Отабек не изменился в лице, лишь бровь выгнул, но щеки едва заметно покраснели. Кто другой не обратил бы внимания, но когда знаешь куда смотреть… — Уверен, что выдержишь? — поддел Отабек, явно дразня, — он прекрасно, блядь, знал, что Юра выдержит. Впрочем, Юра не против был напомнить. — Выдержу. Я мужчина, в конце концов. Юра знал, как он выглядит, что ему нравится и что думают люди, и забить на это иногда просто не получалось. Не то чтобы он перестал хотеть, чтобы все было немного (или много) иначе, глядя на себя в зеркало. Не то чтобы его внезапно перестало это беспокоить и за ночь (или за неделю, или хотя бы за пару месяцев) исчезли все загоны. Может, они до конца и не исчезнут никогда — пока он вынужден жить в собственной шкуре, пока существуют люди, которые видят в нем только бабское, фейское или что там еще. Но временами все это словно переставало иметь значение. Когда внезапно раздавался звук входящего сообщения, когда он слышал голос Отабека в наушниках, видел его лицо на экране ноутбука, когда получал от него фотки мест, куда Отабек хотел бы его сводить, когда садился в самолет, зная, что скоро его увидит. Когда наконец в отеле находил его взглядом и летел с другого конца лобби, чуть не сбивая с ног. Когда слышал его неизменное «Давай!» с трибун. Когда они наконец оставались одни. И в эти моменты он чувствовал себя полностью на своем месте — с тем, с кем был — и тем, кем был.