Прозрение

Заключенного в красной униформе Марченко узнал с первого взгляда, но не сразу поверил, что такое возможно. Впрочем, и в то, что тот мог ему привидеться, Марченко тоже не верил. Занятно, если это все-таки окажется глюк. Воплощение, мать ее, мечты. — Эй, брат, — окликнул Марченко Гарри Взломщика, местного торговца информацией, — вопрос есть. Гарри был из тех аугов, по которым сразу и не поймешь, что они модифицированы. Вся аугментированная начинка внутри, снаружи только пара портов на висках. Тощий доходяга, способный только жать кнопки на клавиатуре. Интересно, как такой смог пережить Инцидент? Гарри дернулся, словно от удара. Марченко постарался сложить губы хотя бы в подобии улыбки. Ему не нужно было, чтобы Взломщик сбежал. Марченко знал, какую имеет репутацию: последняя сенсация новостей «Пик», самый известный террорист. Да и вообще кулак его аугментированной руки больше, чем голова Взломщика. Даже с отключенными модификациями это производит правильное впечатление. — Если могу, отвечу, — запинаясь, проговорил Гарри. О деньгах он речи не завел, хотя Марченко и знал, что его услуги стоят дорого. У репутации есть и полезные стороны. — Видишь вон того парня? — Марченко ткнул пальцем в замеченного мужчину в красном. — Кто он? Гарри быстро обернулся и пожал плечами: — Точно сказать не могу. Энди Джонсон, кажется. Или Алан Джохансен. — Взломщик поморщился. — Джефферсон, Джетсон — как-то так. — Хм, — Марченко издал удивленный звук. Он ожидал какое-нибудь замысловатое имя или, наоборот, очень простое типа Джон Доу, но никак не то, что он встретит Адама Дженсена в тюрьме под своим именем. Он не сомневался, что именно это сочетание имени и фамилии сейчас пытался вспомнить Гарри. Собственное. Реальное. Это наводило на интересные мысли. — Что еще о нем знаешь? — спросил Марченко. — Да, в общем, ничего. Если очень надо, узнаю, но мне нужны сутки хотя бы, а так сразу — только слухи. — Давай слухи. Гарри оттянул воротничок. — Говорят, что он бывший коп. Будто бы свои его сдали. Ну типа сейчас все законники избавляются от сотрудников-аугов в связи с Актом о восстановлении человечества. Есть слухи, что он вообще работал в каком-то особом подразделении по ловле аугментированных террористов, но это, наверное, чересчур. Я могу узнать точно, если… — Не надо, — буркнул Марченко. Слышать все это было странно. Он и так знал, кто такой Адам Дженсен, но слухи, переданные Гарри, его удивили. Если о Дженсене ходят такие слухи, значит, он не просто оказался здесь под собственным именем, он здесь без легенды, без прикрытия. Верхняя губа Марченко приподнялась, обнажив зубы. Это выражение лица нельзя было принять за улыбку, только за оскал, и Гарри Взломщик пригнулся и постарался побыстрее скрыться в блоке А. Впрочем, Марченко он не был больше интересен. Тот смотрел лишь на одного человека в тюремном дворе. * Марченко не сомневался, что Дженсен заметил его внимание. Тем не менее тот не прятался, не отсиживался в камере, поэтому Марченко был уверен, что скоро им придется встретиться, и решил не откладывать это. — Все на выход, — рявкнул он, встав в дверном проеме туалета. — Найдете себе другое место посрать. Вновь сработала репутация: никто не стал оспаривать его приказ, никто не попытался сопротивляться. Даже из дальней кабинки выскочил зэк, на ходу подтягивая комбинезон. В туалете, кроме Марченко, остался только один человек. Когда дверь с тихим жужжанием закрылась за последним заключенным, Марченко произнес: — Здравствуй, Дженсен. — Долго ты собирался, — буркнул в ответ стоявший у умывальника Адам. — Надо было убедиться, что ты — это ты, — усмехнулся Марченко. — Тебе закоротило глазной имплант в Апекс Центре? — Ты знаешь, о чем я. — Так ты пришел посмеяться? — холодно поинтересовался Адам. — Ну что ты, брат, — Марченко ударил себя руками в грудь. — Разве над тобой здесь кто-нибудь смеялся? Кто-нибудь сказал тебе какую-то гадость? А ведь о тебе здесь знают — кто ты, кем был. Если бы ты был «чистым» и при этом копом, в обычной тюрьме с тобой в первый же день случилась бы какая-нибудь неприятность. А здесь, посмотри, ты до сих пор жив. — И какой из этого надо сделать вывод? Что ауги добрее? Благороднее? Или трусливее? — Умеешь ты нарываться, Дженсен, — Марченко осуждающе покачал головой, однако выражение его лица осталось прежним — довольным и безмятежным, словно ничто не могло вывести его из отличного настроения, в котором он пребывал. — Ауги понимают стремление некоторых собратьев побыть человеком. Желание показать, что ты хороший пес, можешь ходить на задних лапах и не кусаться. Мы к таким относимся, скорее, с жалостью, как к наивным детям, которым придется повзрослеть. Каждый из нас понимает, что однажды вы прозреете. — Есть много аугов, которые не отделяют себя от «чистых», — презрительно поморщился Адам. — Есть просто люди. Люди с аугментациями и без них. И ничего не придется делить. — Смотрю, тебе все-таки мало досталось, Дженсен, — хмыкнул Марченко. — Ты все еще веришь в какой-то идеальный мир, которого нет. — Если делать то, что делаешь ты и другие террористы, то и не будет, — отрезал Адам. — И даже больше: ауги закончат в положении зверей, которых опасно спускать с поводка. Всем установят чипы контроля, и ты первый встанешь на задние лапы и будешь вилять хвостом по приказу хозяина. — А если мы начнем вести себя смирно, — спросил Марченко, — то, по-твоему, нам все простят? — По крайней мере, с нами согласятся обсудить наши права, — ответил Адам. — А как же взрыв на станции Ружичка и уйма погибших и раненых? — голос Марченко стал чуть громче. — Если подобные вещи не будут повторяться… — Десятки террактов по всему миру? — оборвал его Марченко. — Об этом я и говорю… — Апекс Центр? — Там ничего не случилось! — Инцидент? — голос Марченко громыхнул в пустом туалете, как выстрел. — «Чистые» простят нам Инцидент? — Нечего прощать! — рявкнул Адам. — Ты забыл, что в Инциденте пострадали не только «чистые», но и ауги. — А ты забыл, что это мы свихнулись и напали, а не «чистые»? — в тон ему спросил Марченко. — Это был сигнал Дэрроу, — сквозь зубы процедил Адам. — Ты действительно в это веришь? — В то, что это был сигнал? — уточнил Адам. — Нет, — качнул головой Марченко. — В то, что нам простят Инцидент. — С аугов сняты обвинения в агрессивном поведении и убийствах во время Инци… — Я не говорю об официальной амнистии! — перебил его Марченко. — Я говорю о прощении. Ты веришь, что на нас перестанут коситься в метро? Что копы не будут обыскивать нас на каждом КПП? Что нам будут давать работу не только потому, что мы можем поднимать грузы как десять «чистых», и что платить за нее будут нормально? С минуту он смотрел в глаза Адама, а потом тот отвел взгляд. Наверное, если бы у него до сих пор работали аугментации, он мог бы скрыть глаза за темными линзами встроенных очков и сделать вид, что выдержал взгляд — сделать вид, что полностью убежден в своей правоте. Наверное, он так обычно и делал. Но модификации отключили, и Дженсену пришлось смотреть самому. Путь до души стал короче, отгородиться от мыслей не получалось. Адам знал, кто здесь прав. — Понятно, — отрезал Марченко. О чем тут еще можно было говорить? Впрочем, у него остался один вопрос, и прежде, чем Дженсен кинулся оправдываться и опровергать все, что Марченко понял из его отведенного в сторону взгляда, спросил: — Если ты такой убежденный и правильный, какого хрена ты делаешь в тюрьме? Я видел твоего босса живым и здоровым, хотя после того, как мои ребята залили в него «Орхидею», его внутренности должны были превратиться в кашу еще в Апекс Центре. Я сразу понял, что, раз этого не случилось, значит, ему помог мой вездесущий друг Адам Дженсен. Ведь так? — Так, — почти на грани слышимости буркнул Адам. — У меня был антидот. — Какой расторопный, — усмехнулся Марченко. — Где же ты его достал? Ни у кого нет, а у тебя он так вовремя оказался в кармане. Дженсен закусил нижнюю губу и отвернулся. — А… — Марченко вдруг рассмеялся. — Значит, этим вопросом задался не только я, но и твои коллеги из Интерпола… И ты, брат, до сих пор веришь, что ауги и «чистые» могут ужиться рядом друг с другом? Ты вытащил своего босса с того света, спас толстосумов в Лондоне, не дал мне взорвать дома, лично обезвредил меня и сломал мои планы… Только этого всего оказалось мало. Интерпол зацепился за твою маленькую хитрость, и тебя выбросили на помойку. Или за этот секрет они вытащили и другие твои тайны? Ты жалок, Дженсен. — Если все так, зачем ты вообще со мной разговариваешь? — мрачно поинтересовался Адам. — Пришил бы где-нибудь в темном углу. Вряд ли я с тобой справлюсь, аугментации ведь у всех отключены. Все твои проблемы разом решатся. Марченко бросил на него задумчивый взгляд. — Видимо, я не уверен, что это так, брат. С тобой ничего не бывает просто так, Дженсен. Лучше посмотрю, что будут делать те, кто за всем стоит. Думаю, ты тоже этим займешься? — Мог бы сам у них спросить. — А ты уверен, что они МНЕ честно ответят? — Марченко улыбнулся, но губы поднялись только с одной стороны. — Если ты им не доверяешь, то зачем на них работаешь? — холодно поинтересовался Адам. — А у меня есть выбор? У кого-нибудь из нас есть выбор, брат? — Марченко покачал головой. — Мы должны заставить аугов прозреть, Дженсен. Прозреть до того, как нас окончательно превратят в рабов и посадят на цепь. Ты же понимаешь, что этого нельзя допустить. Ты, может, и считаешь, что добиваться надо другими средствами, но цель у нас одна. Подумай над этим, брат. Подумай. Сказав это, Марченко оставил Дженсена одного в туалете и ушел.