Часть 1
31 октября 2018 г. в 22:23
— Я не думаю, что у вас есть поводы для беспокойства, хозяин Энакин, вы отлично выглядите, — вкрадчиво произнёс C3PO.
— Отлично?! Я выгляжу младше, чем мой собственный сын, и ты говоришь мне, что всё отлично?!
Энакин с раздражением отдернул ворот длинного бледно-голубого больничного одеяния с такой резкостью, что раздался тихий, но противный звук рвущейся ткани, и выдернул иглу капельницы, что подавала его телу — новому телу — какие-то необходимые питательные вещества. Организм отозвался предупредительным головокружением и Скайуокер, бросив ещё один взгляд исподлобья в зеркало, которое держал перед ним болтливый протокольный дроид, ухватился ладонями за голову — то ли от отчаяния, то ли пытаясь заставить палату, непривычно режущую глаза белизной, перестать вращаться.
C3PO, поняв, что один здесь не управится, поспешил ретироваться, пробормотав, что позовёт кого-нибудь, а по дороге к двери едва не уронил зеркало и не опрокинул медицинского дроида заодно. Энакин со вздохом некоторого облегчения откинулся на подушку, дабы облегчить головокружение, сконцентрировавшись на разглядывании собственной руки — раздражающе хрупкой на вид, с россыпью синих вен под прозрачно-бледной кожей и выступающей косточкой на запястье, но живой.
Он живой. И пожалуй, дышащие лёгкие, конечности из плоти и крови, кожа, способная ощущать что-то, кроме боли — лучший аргумент против любого его недовольства.
— Папа? — в дверях появилась сначала светловолосая макушка, а затем и полностью фигура юного джедая (хотя в настоящем своём положении у Энакина бы язык не повернулся назвать сына юным). — C3PO сказал мне, что ты пришёл в себя и чем-то недоволен.
На этих словах Люк приглушённо хихикнул, вовремя прикрыв рот рукой, маскируя под кашель, хотя не то, чтобы у этого жеста был хоть какой-то смысл — озорной взгляд сына, прикованный к Энакину, выдавал его полностью.
— Я теперь точно не выгляжу, как чей-то папа, и уж подавно, как человек, который скоро станет дедом, — пробурчал Энакин, но скорее ради приличия, поскольку при виде родной улыбающейся физиономии и обожания в любимых глазах всё его недовольство безвозвратно сходило на нет. Прервавшись, он понизил тон и произнёс, протягивая руки: — Ну иди сюда.
Преодолев расстояние в виде разделяющей их палаты, Люк оказался в объятиях отца, впервые ощутив тепло податливого тела вместо холодной твердости металла. Эти ощущения он транслировал Энакину через Силу и тот ловил их, глотал, как живительную влагу. Тут нельзя было не упомянуть ощущение сухости во рту, к которому, в общем-то, привык Энакин, но не его новое тело, и чуть приоткрытые влажные губы Люка оказались наиболее привлекательным вариантом. Скайуокер ощутил, как вздрогнула спина сына под его ладонями в тот момент, когда их губы соприкоснулись, и воспринял это, как призыв, моментально углубляя поцелуй.
Он слишком много лет мучил и его и себя, пресекая каждую попытку Люка коснуться его огрубевших, обожженных губ. Энакин ненавидел свой массивный чёрный шлем, но ещё больше ненавидел снимать его, пусть во взгляде Люка ни разу не увидел отвращения к своему облику.
Сейчас он был красив, кожа сияла чистотой без единого изъяна, но как никогда раньше Энакин нуждался в громоздком костюме. В нём можно было спрятаться, укрыться от внешнего мира и не ощущать себя таким предательски хрупким в чужих руках.
Под больничной рубашкой не обнаружилось белья, что стало сюрпризом как для самого Энакина, ещё не привыкшего ощущать собственное тело и слишком одурев от тактильности, чтобы обратить внимание на такую мелочь, так и для Люка, чьи руки замерли на крепких юношеских бёдрах отца, задирая злосчастную рубашку и обнажая поистине прекрасный вид. Энакин попытался сдвинуть ноги, легкомысленно расставленные в стороны, но механическая ладонь джедая твёрдо легла на острую коленку, препятствуя ему.
Люк действовал мягко, одарив невесомым поцелуем колено и его внутреннюю, значительно более нежную, сторону, взбираясь вверх по ноге поцелуями, замерев на внутренней стороне бедра, касаясь так, словно боялся упустить хотя бы миллиметр. Энакин невольно раздвинул ноги и это оказалось ошибкой, поскольку влажный язычок сына не преминул воспользоваться таким безмолвным «приглашением», скользнув по сжатому отверстию, которое с лёгкостью раскрывалось, стоило лишь слегка надавить.
Энакин ощутил, как в кожу ягодиц впиваются пальцы, разводя их в стороны, и не сразу осознал, что эти пальцы — его собственные, что он так сильно желает большего, что пытается сильнее открыться под собственным сыном, и вместе с этим осознанием в разум въелось ощущение неправильности происходящего.
Язык сменился двумя пальцами внутри, и Энакин испытал кратковременное облегчение. Не так близко, не так откровенно, не так сводяще с ума, пусть он и знал, что это лишь подготовка к чему-то большему, иллюзия короткой передышки.
Энакин усмехнулся, видя, как замялся Люк при взгляде на его губы, и читая в глазах немой вопрос «Можно?»
«Можно, мой мальчик, теперь всё можно.»
Скайуокер притянул сына за ворот туники и поцеловал его губы своими, так быстро вновь пересохшими от частого и горячего дыхания. Помог избавиться от одежды, вместе переворачиваясь набок. Обхватил одной рукой оба возбужденных, налитых кровью твёрдых члена, умело лаская таким образом и себя и партнёра.
Энакин делал всё по наитию, по памяти из полузабытой жизни. Он предпочёл бы не помнить того, прошлого Энакина — по крайней мере этот, новый, полностью и безраздельно принадлежал Люку.
Энакин не уловил момента, когда оказался лежащим на животе, распластавшись на кровати. Тело ещё не обрело должной скорости реакции для человека, владеющего способностями к Силе. Но стоило головке члена мягко толкнуться в его жадное до ласки тело, по телу пробежала дрожь — смесь желания и нервного напряжения.
Люк не входил внутрь, лишь продолжал дразнить сгусток нервных окончаний у входа, к которому ощутимо приливала кровь. Джедаю хватало выдержки на такое, лишь тяжёлое ровное дыхание выдавало нетерпение. Энакин же джедаем не был, ровно как и ситхом, и железной выдержки не имел, а потому не прекращал попыток то ли потереться возбужденным органом о простынь, то ли насадиться и впустить в себя хотя бы головку.
— Пап… Папочка… — прошептал Люк, склонившись к покрасневшему ушку Энакина.
— Не называй меня папой, — нервно перебил его Энакин. — Не сейчас.
Обращение, до смешного нелепое в данной ситуации, резануло по ушам. Прямо сейчас, в этот момент, Люк не был его сыном. Сейчас он был любовником — равным ему или даже чуть более значимым. Более зрелым, как те, кого всегда предпочитал Энакин.
— Я люблю тебя, Эни…
Ответом послужила волна оргазма, захлестнувшая их обоих разом.