Кто вы такие?

Эрвин как наяву увидел себя в учебном классе. — Итак, Смит, ты потерял лошадь. Твои действия? — Оценить обстановку и найти укрытие. — Укрытие? — Высокое дерево, сэр. Забраться повыше и постараться привлечь внимание следующего отряда. В классе духота. Весна ранняя, а из окон еще не вынули гвозди, которыми заколачивали ставни на зиму, чтоб их не распахивали сквозняки. Густой запах курсантского пота. Майк по правую руку почти что спит, смотрит перед собой, на доску, а глаза осоловелые. Инструктор Борхес в своей излюбленной позе: сложенные на груди руки, скрещенные щиколотки, задница уперта в торец столешницы. И взгляд: чтой-то из вас выйдет, недомерки? Чтой-то выйдет, наверное. — Не хватает оповещающих сигналов, — говорит Эрвин. — Отряд не задержится, чтобы снять разведчика с дерева, а возвращаться инструкции запрещают. По сонному классу волной пробегает гул: ну не начинай, Смит, кто в разведку пошел, считай, помер. Эрвин не может не начинать. Для Эрвина речь идет о человеческих жизнях. Инструктор меряет его долгим взглядом, на удивление нечитаемым, и приказывает садиться. Лошадь по кличке Ромашка рванулась так, что едва не угодила Эрвину копытом в висок. Он кувыркнулся по грязи, поскользнулся, вскочив на ноги, и на полном ходу влетел в ствол молодого деревца. Ухватился обеими руками за нижнюю ветку и… понял, что смысла нет. Слишком низкое, слишком тонкое. Титан его сдернет или просто сломает ствол в попытке залезть. За спиной оборвался крик. Зачавкало. Внутренности подпрыгнули к горлу. Не смотреть, не оглядываться и не смотреть. И он побежал к лесу. Трава после дождя скользила под подошвами, Эрвин дважды чудом удержался на ногах, а на третий раз упал. Сосчитал ребрами кочки, вскочил и на долю секунды разминулся с тяжелой лапищей. Четырехметровый. Навык определять высоту вырабатывается мигом, и к третьей вылазке, Эрвин думал, можно запросто считать не то что в метрах, а даже и в полуметрах. В этом конкретном четыре метра и еще сантиметров тридцать. Рука у него размером почти с Эрвиново туловище. Титан замахнулся опять. Не пытался прихлопнуть человека, как комара, а загребал сбоку, как сытый кот играется с мышью, и только благодаря этому снова удалось отскочить. Мелкий, а медленный. Повезло. Хоть в чем-то да повезло. И лес рядом. Не лес, лесочек, но деревья на опушке солидные. Только бы добежать. Только бы… Эрвин выхватил оба клинка, развернулся, воспользовавшись гладкостью травы и инерцией, и рубанул с размаху — пальцы разлетелись в стороны. Титан поднял руку, изумленно уставился на задымившуюся плоть. Этого Эрвин уже не видел. Он бежал, бежал, удерживая дыхание, взял влево, когда показалось, что на него справа шагнуло, но оказалось, это просто вибрация от шагов десятиметрового, а сам он далеко. Достаточно далеко, чтобы Эрвин успел добежать до ближайшего к полю ствола. Он почти успел. Его схватило за ногу, как кузнечными щипцами стиснуло, и потянуло назад и вверх. В уши ввинтился крик, такой яростный, что в Эрвина хлынул настолько мощный прилив сил, словно его подбадривал кто-то могущественный, кто-то, кто способен на все, а уж выжить — тем более. И только когда титан, пятиметровый на этот раз, отступил, шаря пальцами по торчавшим из глаз клинкам, понял, что это кричал он сам. Карабины вошли в дерево как по маслу. Эрвина подняло в воздух, он развернулся в полете и уперся подошвами в шершавый ствол. Прикинул расстояние до земли — слишком низко. Выстрелил карабинами снова. На высоте девяти метров он остановился, огляделся и сел на ветку. Ноги не дрожали, это была не дрожь, мышцы хаотично сокращались сами собой. Боли Эрвин не чувствовал, но видел, как мускулы дергаются под натянутой тканью штанов. Штаны, все в грязно-зеленых разводах, противно прилипли к коже, Эрвин даже не подумал их отдирать. По дереву прошел импульс. Эрвин поглядел вниз и поинтересовался, не рассчитывая на ответ: — Существуют ли способные забраться на дерево девианты? Если да, то надеюсь, ты не из их числа. Четырехметровый скреб кору уже отросшими пальцами. И действительно — не ответил. — Никудышный из тебя собеседник, — припечатал Эрвин. Титан вовсе не оскорбился. На поле осталась лежать покалеченная лошадь Ирмы. Она поднималась на передние ноги, но задняя, сломанная при падении, подкашивалась, и кобыла снова падала на бок. Ее отчаянное ржание мешало Эрвину сосредоточиться. Он укрепил один из карабинов в стволе для надежности, сам прижался к стволу спиной и оценил ситуацию со всем доступным хладнокровием. Итак, он в пяти часах езды лошадью от стены Мария, лишился коня, снизу с ним страстно желают познакомиться ближе три титана: уже знакомые четырех- и пятиметровый и еще один, метров трех, наверняка еще парочка подтянется для компании, и чудо, если десятиметрового не будет среди них, потому что на последней более-менее широкой ветке Эрвин уже уселся, подниматься выше небезопасно — это минусы. Солнце садится, и скоро опустится темнота, титаны уйдут, никто никогда не видел титана ночью, и можно будет спуститься — это плюс. Топот копыт он услышал издалека. Вскинулся, попытался отделить скребот титаньих пальцев о дерево от естественного шума леса, и стук копыт о землю от этого шума. Да, определенно, четвертый отряд, они идут последними. Титаны, увидев, что он поднялся, зашевелились активнее, заулыбались шире. Хотя один, пятиметровый, хмурился, словно бы сознавал, что скоро ложиться спать, а он не успел поужинать. — Ничего, — утешил его Эрвин, — я вообще-то не очень вкусный. Все вкусное хорошо пахнет, а Майк говорит, что я не пахну совсем. Майк с первым отрядом должно быть уже далеко отсюда, у места предполагаемого лагеря. Отряд Эрвина, третий, задержался, пришлось вступить в бой с титанами. Они с Ирмой остались вдвоем, уничтожили четверых и… Эрвин остался один. Остальные титаны разделились, одни вознамерились караулить под деревом Эрвина, другие погнались за вторым отрядом, но там опытные разведчики, они справятся. В любом случае заметить преследование и дать бой куда проще, чем сразиться с неожиданно оказавшимся на дороге титаном. С тремя. Эрвин прицелился, синхронно нажал на клавиши, тросы с пронзительным свистом рванули жадными змеями к соседнему дереву и впились в него. Опускаться нельзя, но можно маневрировать. Необходимо предупредить приближающийся отряд. Но как? Голосом? Кроме голоса ничего и нет. Эрвин огляделся — были бы сосны, набрал бы шишек, но шишек не было. Ну же, думай, черт побери. Надо было хоть камней с земли захватить. Ну конечно, и перепугать лошадей. Топот нарастал. Между деревьями блеснули светлые куртки, и Эрвин решился. Утяжеленный карабином трос ухнул вниз, Эрвин прыгнул следом. Рука титана просвистела в полуметре, поток воздуха закрутил Эрвина, развернул и впечатал поперек толстой нижней ветки. Хрустнуло. То ли ветка, то ли ребро. Эрвин взмахнул клинками, оттолкнулся и взвился вверх. Под ним, подбадривая себя криком, пронеслись семь лошадей и семеро всадников, их внезапно осталось шестеро, через десять метров пятеро, а дальше, кажется — Эрвину было уже не видно, — четверо. Ни один не услышал, как сержант Эрвин Смит, девятнадцати лет от роду, орал им вслед. Первая ветка оказалась самой удобной, лучше он, поскакав по деревьям, как дятел, так и не нашел, к тому же отсюда открывался вид на пустое поле с раскиданными по нему юными деревцами, и закат. Что же, он все сделал по инструкции. Что делать, после того как забрался на дерево, но не сумел привлечь внимание проходящего следом отряда, инструкции умалчивали. Каждый, вступивший в разведку, сам должен был понимать, что ему в такой ситуации делать — умирать. — Да как-то не хочется, — буркнул Эрвин себе под нос. Титаны, и без того не опускавшие рук и голов, ответили ему дружным мычанием. Улыбчивые методично обдирали кору, хмурый куда-то делся, Эрвин догадывался, что просто обошел дерево и пропал из поля зрения, но уйти не ушел. Куда ж он уйдет, без десерта, да? Майк, к примеру, не вставал в столовой из-за стола, пока не выдадут булку или печенье, или то, что должны выдать к той бурде из котла, которая гордо именовалась чаем. Вдоль стволов, прямо на тропинке, лежало нечто похожее на пожеванные отбивные с кровью, Эрвин старался туда не смотреть. Взгляд возвращался словно бы сам собой, тогда он повернулся к тропинке спиной, а лицом — к закату, подергал за трос, хорошо ли укреплен в стволе карабин, и подтянул колени к груди. Чего-то хотелось. Может быть, плакать. От обиды, от злости, от страха. От несправедливости мира. Вот есть солнце — и оно вечно, есть лес — и он, если не вечен, то долговечен, а есть человек — которому отведено девятнадцать лет. Часть из которых, он не помнит себя, часть потратил на какую-то ерунду, часть на обучение, и только четвертую, самую меньшую часть, уделил исследованию этого мира. — Забавно, — сказал Эрвин. Забавно на самом деле не было, но лучше слова не подобралось. Титаны внимали ему, задрав головы, скалили морды в жутких улыбках. — Какие вы дружелюбные, — Эрвин перестал прижимать колени к груди, опустил ноги и сел на ветке нормально, по-человечески, а не как говорящий ворон на жердочке. Внутри тут же стало что-то мелко дрожать, но он решил, что проще не обращать на это внимания. Потер ребра. Совсем забыл, что приложился, тем более почти что и не болело. — Я в порядке, — сообщил он титанам, — даже если сломал, это не так важно сейчас. Вам же все равно, с переломом я или без, правда? На вкус одно и то же. Вас вообще заботит вкус или все люди вам одинаковые? Хмурый титан высунулся из-за соседнего ствола. Надо же, уходил куда-то, но вот вернулся. Какой-то тихий, если не сказать, вялый. Солнце еще горело в небе, но уже образовывая над горизонтом слепящий полукруг. О своих гастрономических предпочтениях титаны не спешили распространяться, тогда Эрвин спросил: — Куда вы уходите по ночам? Вы спите? Или, может быть, исчезаете? Темноты боитесь? Я, признаться, сам ее не люблю. Он перекинул одну ногу через ветку, прижался к стволу спиной, и сидеть стало почти удобно. Титаны вновь отреагировали на движение дружным мычанием и новыми попытками вскарабкаться по коре. Один подпрыгнул, не сумел зацепиться и упал на задницу. — Ума у вас не больше, чем у… У кого? Лошади и собаки умные или хотя бы обучаемые, а вы? Зачем вы нужны? Кроме того, чтобы держать нас взаперти, разумеется. Титан поднялся, повертел головой и прильнул к стволу снова. — Вы сами знаете? Кто вы и откуда. Я понимаю, сомнительно, что вы задаетесь такими вопросами, но все же: кто вы такие, ребята? Знаете, чертовски не хочется умирать, не узнав. Так скажите, что ли. Я-то никому уже не передам, все равно рано или поздно ваш буду, так что можете не таиться. Что? Не можете говорить? Вот это, если хотите знать, и печалит меня больше всего. Может быть, мы бы договорились. Отдавали вам ежегодно, ну, сотню человек. Если б человечество имело земли и не огранивалось стенами, я думаю, лишнюю сотню наплодить не было бы проблемой. Сто преступников в год точно бы набралось. Люди, они, знаете ли, такие, если они хотят творить зло, их ничто не остановит. Взяли бы такую плату, а? Мы бы поторговались. Титаны рвались к нему снизу, ревели, терлись о ствол, бились лбами и улыбались, улыбались. А хмурый так и стоял поодаль. Просто стоял и глядел на Эрвина, будто тот ему задолжал. Плакать больше не хотелось. Чем ниже опускалось солнце, тем сильнее хотелось смеяться. Мелькнула мысль, что это неплохо. Если от страха сойти с ума, то смерть, может быть, будет не так обидна. Молчание повисало на шее пудовой гирей, тянуло вниз, к раззявленным пастям. Эрвин заговорил снова. — Напрасно я так о преступниках. Они, во всяком случае, хотят жить. Нашлись бы энтузиасты, которые сами вам отдались во славу человечества. Это вообще в человеческой натуре — не жить спокойно, рваться куда-то, совать голову зверю в пасть. У меня есть подруга, вот она бы точно сунула, просто чтобы поглядеть, какие у вас зубы. Я знал, что может кончиться этим, и все равно влез в это дерьмо. Вам хорошо, вы своей судьбы не выбираете, так что в итоге и не терзаетесь муками неверного выбора. Он осекся на полуслове, поглядев вниз. Двое улыбчивых так и скреблись, бессознательные, а третий, хмурый, он… слушал. Эрвин покачнулся и схватился за трос. Хмурый титан опустил голову, отошел на два шага, развернулся и, разбежавшись, попытался взобраться на дерево. Копыта застучали после нескольких часов темноты. Эрвин решил, что уснул, и ему приснилось, но звук приближался, нарастал, и сомнений не оставалось — это скачет лошадь. Он зашарил по карманам, сам не зная, что ищет. Ни кремня, ни спичек, совершенно нечем подать сигнал, как и — казалось, неделю или год назад — группе разведчиков. Снова оставался только голос, им Эрвин и воспользовался. —Эй! Эй, я здесь! Здесь! Эрвин Смит, Легион разведки, третий отряд! Лошадь закружила на месте и остановилась, зафыркав. Фырканье двоилось, Эрвин вслушался, перестав примериваться, чтобы не промахнуться карабином в темноте. Он и так спустился метра на три ниже, но до земли все еще было далековато. Двоение звука объяснилось как нельзя проще: лошадей прискакало две. — Эрвин, — позвали его и обругали последними словами в придачу, — живой? — Если ты слышишь меня, то еще есть на это надежда. Трос свистнул, карабин впился в дерево, Эрвин нажал на клавишу, опустился, оттолкнувшись, на высоту своего роста. — Как ты меня нашел, Майк? Не говори, что по запаху. — Да по запаху было б куда уж легче. Ты б хоть кучу наложил, облегчил мне задачу! Как нашел, как нашел — единственное место, где можно зацепиться. Слезай уже. Титанов нет. Нет. Эрвин и без того знал это. Они ушли в темноте, медленные, тяжелые, и слились с черными стволами. Эрвин вглядывался, пока не заболели глаза, но так ничего и не разглядел. — Кто позволил тебе вернуться? Майк фыркнул: — Никто. Не бросать же тебя здесь. — Почему решил, что есть что бросать? — Да какой титан на тебя пасть распахнет? Подавится же. — Ромашка? — ахнул Эрвин, взяв лошадь под уздцы. Ноги после сидения на ветке гудели и были как будто чужие, он боялся не вспрыгнуть в седло. — Она самая. Сама к лагерю прискакала. Кровью не пахла, так что я решил, что стоит рискнуть. — Спасибо! — с чувством проговорил Эрвин уже сидя в седле, Ромашка под ним переступила ногами и тряхнула головой, словно извиняясь, что оставила одного. Эрвин потрепал ее по холке. — Спасибо, Майк. Поспешим. — Не мечись, говорю ж тебе, нет титанов. Ты погляди лучше, какая ночь. Ночь за опушкой стояла звездная. Во все стороны простирался бескрайний, неизведанный мир. Свободный мир. — Ни одного по пути не встретил, — сообщил Майк. — Куда-то они деваются. Знать бы, куда, придумали б, может, что-нибудь. Ты у них не спрашивал, а? — Спрашивал, — признался Эрвин. — Не сомневался в тебе, — сказал Майк, посылая коня вперед. — О чем еще говорили? — Спрашивал, кто они такие. Не рассказали. Майк рассмеялся, Эрвин, чувствуя, как перестает дрожать внутри, зато начинает дико болеть ребро, поделился тем, о чем думал с самого заката: — Помнишь, я говорил о недостатке сигналов оповещения? Мне пришло в голову кое-что.