Остаться человеком

      — Если хочешь стрелять, то стреляй, не трать мое время.       Взвод курка. Руки непроизвольно дрожат, он в сомнениях весь, перебирает возможные варианты. Черт возьми, Коул, ты ждал этого больше десяти лет, что сейчас тебя останавливает?       — Давай же, ну!       Человек напротив совсем не похож на чудовище, каким показался в детстве. Синяки под глазами от бесконечного недосыпа стали неотъемлемой частью существования, в них сквозит отчаяние, злоба, боль и усталость. Коул бывал на войне, он знает, как смотрят те, кому терять нечего и нет страшнее ощущения, чем то, когда душа твоя наполовину мертва.       — Парень, выслушай меня, ладно? Пока я живой, дай объясниться.       Дин продолжает держать руки над головой. Мальчишку — а точнее, мужчину — понять не составляет труда. Когда умирает единственный, кто тебя любил, то жизнь теряет свои краски. Он бы все отдал за живых Джо и Эша, Бобби и Эллен, отца и маму. Он продолжает отдавать за брата. Сэмми — все, что осталось у него.       Трентон натянут, подобно струне, еще чуть-чуть и не выдержит. Часто во снах виделось, как несколько пуль всаживает в сердце, после контрольный в голову для верности. Почему сейчас не может так же — не знает. Дышится через раз и с трудом.       — Ты убил его! На моих глазах! И ничего тогда не объяснил! Почему сейчас я обязан тебя слушать?       Голос срывается резко, становясь почти глухим, едва различимым. По щекам давно не слезы, простая вода, и хочется утереть их с лица, как мальцу, что когда-то остался один.       — Ты не обязан, Коул. Я знаю.       Из уст Винчестера имя звучит, как электричеством вдоль позвонка. Будь они знакомы при других обстоятельствах, Трентон давно наслаждался бы его глубоким произношением, больше похожим на гипнотическое воздействие дудочника на змею. Сейчас колдовством и не пахнет, лишь порохом, когда сделал предупредительный в воздух.       — Ты был всего лишь ребенком.       Коул не уверен насчет выстрела больше, но ствол убирать не спешит. На учениях учили стрелять на поражение, не вдаваясь в подробности, приведшие врага в самое пекло. Любой просчет не будет прощен.       А он так и продолжает медлить, как неуверенный в себе малолетка, впервые взявший оружие.       Дин не похож на талиба, он понимает каждое его, Коула, слово. Им давно суждено оказаться лицом к лицу. Разобраться не в одностороннем порядке, а услышать иное мнение и сделать собственный выбор — замарать свою душу еще больше, чем когда бы то ни было или остаться человеком. Дать выговориться второй стороне, а после решать, где во фразе «казнить нельзя помиловать» поставить свою запятую.       — Мой отец не был чудовищем, — не выкрикнет, но скажет уверенно, держась до последнего. В Афгане он бы словил пулю минут десять назад.       — Понимаю, тебе трудно мыслить иначе, но поверь мне, та хрень перестала быть твоим отцом очень давно. Мы с братом гонялись за ним из штата в штат. Ты не представляешь, сколько та тварь погубила обычных людей, — едва заметный шаг вперед, осторожный, чтобы не спровоцировать.       Позади Сэмми, совершенно не знающий, чем может помочь. Дин отводит руку назад, дает знак оставаться на месте, не влезать, не его это дело сейчас. Старший должен нести ответственность за свои действия.       — Ты ведь не стал бы убивать невинных правда, Коул?       Сталь в ладони потеет. Коул больше не держит его на прицеле, но и поверить боится, иначе единственная надежда окажется ложной. В глазах Трентона — немая мольба. Из горла рвутся несказанные слова, но застревают где-то на кончике языка. Столько лет искать монстра, а найти его — уставшего и сломленного почти, несущего весь мир на своих плечах, подобно Атланту. Папа любил читать мифы ему перед сном.       — Мне жаль, правда жаль, что пришлось сделать это на твоих глазах, но не сделай я выстрел тогда, ты бы сейчас не смотрел на меня, — почти вплотную, грудью упираясь в дуло пистолета, чувствуя кожей холод металла. — Стреляй, если хочешь. Сопротивляться не буду.       Коул не станет убивать стоящего перед собой. Месть — не выход, она абсолютно ничего не решит и никого не сможет вернуть. Рука опускается, пистолет щелкает предохранителем и передается владельцу из рук в руки без лишних слов в тишине. Все, что следовало, он услышал.       Мимолетное касание Дина к его коже совсем холодное. Охотник напоминает безжизненный труп, существующий по инерции. Да, таких Коул тоже видел не раз и жалеет его совсем по-отечески.       — Иди домой, парень. К жене и сынишке. Не оставляй их одних. Никогда.       Трентон выдохнет хрипло и громко, слизнет застывшую кровавую корку с губы и кивнет.       — Не смей попадаться больше на моем пути, Винчестер. В следующий раз я обязательно выстрелю.       — Обещаю. Ты никогда меня не увидишь.       К машине Коул идет на ватных ногах, готовый упасть в любую минуту, но из последних сил сохраняет контроль. Нужно скорее уехать, покинуть их и свое прошлое. Перестать чувствовать противную липкую лапу, сжимающую горло многие годы.       Дин смотрит вслед, пока автомобиль не скрывается с глаз. Сегодняшний день в памяти он обязательно сохранит, как особенный, вернувший в жизнь небольшую надежду на будущее, но внезапно опомнится и просияет от касания ладони к плечу.       — Хочешь об этом поговорить?       — Нет. Не надо мне быть ручным психологом, — ухмыляется Дин. — Давай, Сэмми, лезь в машину. Найдем ближайший мотель, я что-то так спать захотел.