Хороший мальчик

      Марьпетровна снова у бабули сидела. Час назад они цветочки пересаживали, а теперь пили чай и обсуждали мировые новости. Идиллия эта заканчивалась всегда с Лёвиным появлением. Лёвик бы к себе пошёл, но у него, как всегда, холодильник пустой, а жрать хотелось. И, нацепив невозмутимую рожу, он пришёл к бабуле, благо всего-то на этаж выше подняться. Вежливо поздоровавшись и бросив обычное: «Погодка, а?», полез за плюшками.       — Погодка — дрянь, — тут же откликнулась Марьпетровна.       А бабуля закудахтала:       — Лёвушка, оставь плюшки в покое — я супчик погрею!       Лёвик замотал головой.       — Как всегда! — ядовито заметила Марьпетровна. — Ни рук помыть, ни поесть по-человечески. Нахватаются своих бамбурберов, налакаются пойлом американским и счастливы! А вот мой Женечка… Он без бабулиного супчика жить не может. Картошечки ему сегодня с тефтельками сделаю. Да разве какие бамбурберы сравнятся с моими-то тефтельками? А ты, Ниночка, старайся, — обратилась она к Лёвиной бабуле, — пеки, вари, жарь — всё равно не оценит. Покидает в рот и ускакнёт. Ещё квартиру ему, балбесу, купили… Хорошо хоть рядом с тобой — присмотришь… Не заслужил, не заслужил… А вот мой Женечка…       Лёвик запулил в рот кусок плюшки и внимательно слушал.       — Весь в учении, весь в учении! — у Марьпетровны на лице благоговейный восторг. — В школе одни пятёрки были, теперь в институте на красный диплом идёт. Даже девушек не водит — некогда ему! Ему тоже хотели родители квартиру снять, да я не позволила. Ещё выдумали! Женечке-то с бабулей куда как лучше. Брал бы пример, Лёвушка, — ткнула она в парня пальцем. — До чего же хороший мальчик!       Лёвик со скорбным лицом кивал и вспоминал, как час назад жарил хорошего мальчика Женечку в зад. Когда он уходил, Женька даже встать не мог, валялся на кровати мордой вниз, раскинув подрагивающие конечности. Жопка красная, в отпечатках Лёвиных пальцев, и из дырки вытекала сперма. Для такого изврата, как Лёвик, это было бесподобное зрелище. Женька терпеть не мог, когда в него спускали, но сумел только голову поднять и проквакать:       — Бля-а-а-а… — и потом умирающе: — Водички дай!       Лёвик принёс стакан и пару минут издевался, то протягивая руку, то отдёргивая. Женька пытался рычать, но на это тоже сил не было, и он лишь скулил.

***

      Ещё полгода назад хороший мальчик Женя интересовал Лёвика не больше мухи, пока однажды не пришлось тащить его домой. Какой был праздник, Лёвик не помнил, но отмечал его Женя явно с размахом. Помимо того, что набухался, он, похоже, и ещё чего-то принял. Яростно что-то доказывал афише с Бабкиной и периодически оглашал улицу воем: «Не перебивай, я сказал!». Лёвке стало интересно, и он поближе подошёл.       — Я хочу тебя, ты такой красивый, — говорил Женька Бабкиной. — Чёт холодно, да? Целовать не буду, это нериге… нигигире…тьфу! Еба-а-ать… Чёт жарко… Ой, комарик укусил! Не, ну пиздец — ты страшный… А реально холодно!       Первую секунду хотелось взять его за шиворот и притащить Марьпетровне, чтоб полюбовалась на внучка. Но потом пожалел. Не хорошего мальчика, конечно, а старуху. Хватанёт сердце и привет! Он, Лёвик, тоже будет виноват. В результате Женьку он потащил к себе.       — Я бабочка! — орал Женька, отпихивая Лёвика. — Я бабочка! Не, ну нахуй — я слон! — и Лёвику пяткой на любимую мозоль.       Лёвик в долгу не остался и легонечко шмякнул Женьку об стену. Хороший мальчик поморгал и сказал:       — В Тринидад и Тобаго дожди… — и завалился на Лёвку.       Лёвик приволок его к себе, раздел, долго разглядывал, обдумывая ситуацию… Женька светленький и кудрявый — щёки розовые, как у куклы. Лёвик у них был как-то. Все стены Женькиными фотками увешаны: годовалый Женечка с голой пипкой, семилетний Женечка в школе, на Красной площади, на теннисном корте, в бассейне и даже, бляха, на разрисованном слоне… Лёвик перевернул спящего на живот, подумал и тоже щёлкнул телефоном.       — Будет Марьпетровна шибко доставать, точно покажу, — ухмыльнулся он.       Женька ноги раскинул, словно реально позировать собрался. Ноги у него длинные, а жопка тоже розовая и гладенькая. И родинка на правом полупопии. Больше Лёвик думать не стал...       Он ещё ни с кем так не поступал, но угрызений совести не было. Зато радость была, что мальчик Женя, пример для его подражания, сейчас валялся голый и невменяемый, пускал слюни в подушку и отклячивал свой круглый зад. Лёвик подсунул под этот задик подушку, наскоро подготовил Женьку и лёг на него. Тот закряхтел, заелозил и начал пыхтеть.

***

      Сто процентов, что внук Марьпетровны ничего не вспомнит. Утром разбудить и одеть… Лучше наоборот — одеть, а потом разбудить, и выпинать из квартиры. Ещё спасибо говорить будет, что приютили. Но Лёвик не успел, потому что, едва вытащив из Женьки член, тут же вырубился сам.       И ещё сладко похрапывал, когда в бок ощутимо ткнули и дыхнули перегаром:       — Который час?       — М-м-м, — ответил Лёвик и дёрнул ногой: мол, отъебись.       Но тут же проснулся и уставился на Женьку.       — Это… короче… тебе вчера плохо было… Ну, и я… ну не бросать же тебя… От бабки пизды, наверно, получишь?       — Она на даче, — промямлил Женька. — А я в гости ездил.       — Хорошо гульнул! Я думал, что такие, как ты, крепче чая ничего не употребляют. Пить хочешь? Помнишь чего-нибудь?       Женька помотал головой. Залпом выпил шипящей воды с растворимым аспирином, оделся и поплёлся к двери. Лёвик вдруг расстроился, догнал у двери:       — Прям совсем ничего не помнишь?       — Прям совсем, — ответил Женька. — Приду вечерком — напомнишь. Но если ещё раз, сука, без резинки в меня кончишь — укокошу…