И кто бы мог подумать?

Солнечные лучи упрямо пробивались через светлые жалюзи, рисуя на полу класса физики сияющие жёлтые полосы. За окном заливисто пела какая-то птица, заставляя меня снова и снова тоскливо вздыхать, украдкой отодвигая жалюзи и выглядывая на улицу. Как же, чёрт подери, хочется гулять! Нет ничего хуже, чем последние недели семестра, особенно когда знаешь, что впереди тебя ожидают целых два месяца больших летних каникул. Сидеть на скучных уроках в такой тёплый июньский день – самая настоящая пытка. С тяжёлым вздохом я отвернулся от окна и принялся без особого интереса рассматривать одноклассников. Кажется, тема урока их вообще не волнует. Впрочем, я могу их понять. Никогда не любил физику, да и вообще, с младшей школы не дружу с точными науками. Гуманитарные – пожалуйста, но не физика, алгебра и прочие прилагающиеся прелести. Переведя взгляд на учителя, я поймал себя на мысли, что вообще не имею понятия, о чём он рассказывает. Пожалуй, на уроки физики я хожу исключительно для того, чтобы выспаться, подумать о своей нелёгкой доле ученика старшей школы, и, разумеется, поглазеть на учителя. Физику у нас преподаёт очень интересная личность. Весьма эффектной внешности. Высокий молодой японец, с женственной стройной фигурой, длинными ногами и копной рыжих волос. Вообще-то, в школе над ним посмеиваются, мол, «какого оно пола», но я не могу не признать, что на лицо Такашима-сенсей весьма привлекателен. Выразительные светло-карие, почти медовые, глаза, хотя лично меня его взгляд слегка напрягает. Сенсей всегда смотрит либо сквозь собеседника, либо со странным выражением вежливого любопытства, причём его, по-моему, больше интересует не то, что ему отвечают, а в какой момент у собеседника, скажем, из ушей от напряжения повалит пар. Или там, я не знаю, кровь из носа пойдёт. Что-нибудь в таком духе. При этом он то и дело забавно дёргает головой, пытаясь стряхнуть с лица непослушную рыжую прядь. Такашиму, пожалуй, можно было бы даже назвать милым, если бы не этот его жуткий взгляд, но вот назвать его сексуальным мне вряд ли что-то помешает. Двигается он с грацией гордого лесного оленя, бесшумно и аккуратно. И эта его рубашка, небрежно расстёгнутая на несколько пуговиц… — Мацумото! – свистящим шёпотом окликнул меня кто-то из одноклассников. Обернувшись, я наткнулся взглядом на хихикающих брюнетов. Ютака, который меня и позвал, судя по его довольной роже, насмешливо ухмылялся, а его сосед, Широяма, как раз складывал в несколько раз листок, вырванный из тетради. Не успел я даже закатить глаза, как на мою парту приземлилась записка. Развернув её, я вгляделся в текст и трижды проклял Юу с его мелким быстрым почерком. Поучился бы хоть у того же Ютаки, тому только прописи для первоклассников сочинять. Чуть не сломав себе глаза, я прочёл-таки адресованный мне вопрос: «Чего это ты так пялишься на нашу Уточку?» «Уточка» — так прозвали школьники физика в первый же день, как только его имя появилось в списке преподавателей. Я, честно говоря, так и не смог понять, чем же сенсей заслужил такое прозвище, но его самого оно, видимо, вполне устраивало. В том, что Такашима знает, как ему между собой кличут ученики, я не сомневаюсь. Возмущённо фыркнув, я метнул на неразлучную парочку сердитый взгляд и метким броском отправил записку в обратный путь. Практически сразу, как по команде, прозвенел звонок, возвестив о конце учебного дня. Я поспешно сгрёб учебники в сумку, встал со своего места и выскочил из класса, ни с кем не попрощавшись. Мне дико хотелось поскорее прибежать домой, переодеться и пойти гулять. Пробегая мимо учительской, я едва не врезался в блондинистого учителя физкультуры. Судзуки-сенсей удивлённо взглянул на меня, автоматически поздоровавшись: «Добрый день, Мацумото-кун». Я даже не поднял на него глаз, торопливо пробормотал дежурное «Извините, пожалуйста, сенсей» и опрометью бросился дальше по коридору, оставив физрука с понимающей улыбкой глядеть мне вслед. Уже проделав полпути от школы до дома, я внезапно остановился, столбом встав посреди тротуара. Эй, гомен, а где мой пиджак? Неужели я оставил его в классе? Точно, повесил на спинку стула на перемене между алгеброй и биологией. Чёрт, мать убьёт меня, если я явлюсь домой без пиджака. Придётся возвращаться. Резко развернувшись, я стартанул обратно к школе, проклиная свою забывчивость. Сумка больно билась о ногу при каждом шаге, но я мужественно игнорировал тупую боль в бедре: мне нужно было успеть вернуться в школу до того, как классный руководитель закроет кабинет и уйдёт домой. В таком случае мне придётся вытерпеть взбучку от матери, которая до жути бережно относится к вещам, а уж к моей школьной форме питает какую-то нездоровую любовь. За каждое пятно на белой рубашке готова снять с меня скальп. Отец только качает головой в ответ на мои умоляющие взгляды. «Твоя мать росла в бедной семье и привыкла бережно относиться, в первую очередь, к одежде», — говорит он всякий раз, когда я жалуюсь на боль от очередного подзатыльника. У моей матери на зависть тяжёлая рука. В школе уже было пусто, но ворота по-прежнему открыты, а значит, у меня есть надежда вернуться домой с пиджаком и спастись от материнского праведного гнева. Приблизившись к двери нужного класса, я невольно замер и прислушался. Кто это там разговаривает? Такашима-сенсей? А второй голос… Судзуки? — Акира, отвяжись, — хихиканье физика было таким непривычным звуком для ушей его ученика, что я сначала сам себе не поверил. Но этот голос определённо принадлежал рыжему сенсею. – А если сюда кто-нибудь войдёт? — Брось, мы одни в школе, нам никто не помешает, — негромко усмехался ему в ответ Судзуки. – Я взял у Ватанабэ ключ, сказал, что сам проверю и закрою его кабинет. У бедняги жутко болела голова, я решил смилостивиться. Я осторожно приоткрыл дверь и заглянул в образовавшуюся щель. Мне открывался чудесный вид: Такашима сидел на парте, а Судзуки стоял между его ног, упираясь руками в столешницу по обе стороны от бёдер физика. — Акира, ну потерпи до дома! – Уговаривал блондина физик, вцепившись в его плечи. Правда, он скорее пытался притянуть Судзуки к себе, нежели оттолкнуть. Мои брови недоверчиво поползли вверх, я прищурился. Они что, любовники? Даже живут вместе? Обалдеть. Я, конечно, догадывался, что Такашима гей, но что он – любовник нашего ненаглядного учителя физкультуры, я даже представить не мог. Блондин тем временем лишь покачал головой на протесты физика. Я заметил, что он уже успел одной рукой забраться ему под рубашку, поглаживая по спине. — Заткнись, Койю. Просто заткнись и всё. Дальнейшие их действия я смотрел, чувствуя себя зрителем, который ошибся залом в кинотеатре, обалдело распахнув глаза и придерживая отваливающуюся челюсть. Забыв про то, что только что пытался сопротивляться, Такашима дёрнул любовника на себя и впился в его губы требовательным поцелуем, скользя языком между зубов, зарывшись пальцами в жёсткие высветленные волосы. Услышав, как Судзуки застонал ему в рот, я тяжело сглотнул и осторожно опустил сумку на пол, стараясь ничем не выдать своего присутствия. Парта, на которой сидел физик, стояла как раз напротив двери, но в среднем ряду, так что я прекрасно видел обоих сенсеев и не боялся, что они меня заметят. Пиджак мирно висел на спинке моего стула, но я про него даже не вспомнил, поглощённый зрелищем. А посмотреть определённо было на что. Судзуки с глухим рычанием повалил рыжего сенсея на парту и теперь покрывал его шею грубыми поцелуями, прикусывая чувствительную кожу и тут же зализывая укусы. Койю тихо стонал в ответ, задрав чёрную футболку блондина и царапая ногтями напряжённую спину, водя тонкими пальцами по светлой коже, старательно пересчитывая выступающие позвонки. Такашима настойчиво подался бёдрами вверх, очень прозрачно намекая любовнику о своих желаниях, и зашипел, получив толчок в ответ. Ухмыльнувшись, блондин выпрямился, оставив шею физика в покое, и погладил заметную выпуклость на брюках последнего. Рыжий застонал, схватив Судзуки за запястье одной рукой, и ловко расстегнул свои брюки пальцами другой. С понимающей, донельзя довольной улыбкой, Акира издевательски медленно стянул с его бёдер грубую чёрную ткань вместе с боксёрами и небрежно бросил на пол, освобождая бесстыдно возбуждённый член любовника, и обманчиво нежно погладил пунцовую головку подушечкой большого пальца, размазывая выступившую влагу. — Акира! – не то застонал, не то захныкал физик, невольно прогибаясь в спине, скользя руками уже по собственной груди, сжимая побелевшими пальцами затвердевшие бусинки сосков. – Акирааа! Ну!.. — Тише, — блондин ласково погладил живот Такашимы, поспешно убрав руки от его члена. – Не кричи так громко, сладкий. — Заткнись, садист, — бессильно застонав, Койю сам потянулся, стремясь хоть немного унять пульсирующее внизу живота возбуждение, но Судзуки хлопнул его по протянутой руке, пресекая эту попытку. – Ты маньяк, Судзуки… — А что я такого сделал? – Невинно поинтересовался тот, запустив в рот указательный палец, и погладил судорожно сжатое колечко мышц, получив в ответ ещё один измученный стон. – Теряешь форму, Такашима, раньше ты мог терпеть гораздо дольше. Эй! Расслабься, ты и без того тугой. — Извращенец, — восхищённо выдохнул физик, неосознанно лаская собственную грудь. – Что за привычка комментировать мои действия, когда мы занимаемся сексом? — А сам-то, — Акира пожал плечами. – И прекрати обзываться, девственница. А то я засуну в тебя указку. – С этими словами он присел на корточки так, чтобы бёдра физика оказались на уровне его лица. – Целиком, чтобы до мозгов достала. – И припал губами к по-прежнему сжатому входу в тело любовника. Наблюдая за их милой дружеской беседой, я сам не заметил, как возбудился. Расстегнув пуговицу собственных брюк, я запустил ладонь под резинку боксёров и обхватил затвердевший член, медленно двигая рукой сначала вверх по всей длине, а затем обратно к основанию. Мой сдавленный стон был благополучно заглушен куда более громким стоном физика. Судзуки старательно мучил его, скользя языком внутри, так глубоко, насколько позволяли ему его физически возможности. Руками он удерживал Койю за бёдра, потому что тот бессознательно дёргал ими, елозя по парте в попытке получить хоть какое-то облегчение. — Акира! – Снова взвыл он, вцепившись пальцами уже в собственные бёдра. – Засранец, если ты… сейчас же… меня не трахнешь, я… ааах… я тебя просто кастрирую!.. Или Судзуки решил сжалиться над любовником, или так на него подействовала угроза, но он, наконец, оторвался от своего занятия и разогнулся, облизнувшись с таким выражением лица, что я сам едва не застонал в голос, вовремя укусив себя за палец свободной руки. — Я же сказал, не кричи, — негромко напомнил Акира, неторопливо расстёгивая свои штаны и до колена приспуская их вместе с трусами, освобождая, наконец, собственный, давно уже вставший член. — Давай же, — Такашима шире развёл ноги и приподнялся на локтях; он тяжело дышал и то и дело облизывал пересыхающие припухшие губы. – Давай, Акира, трахни меня уже, ты же сам этого очень хочешь, сильнее даже, чем я… давай… ах! – Он захлебнулся стоном, когда блондин приставил член к растянутому колечку мышц и надавил, дразняще медленно вводя головку. — Так? – Выдохнул он, войдя наполовину и замер, поглаживая стройные бёдра любовника. – Этого ты просишь? — Дааа… — запрокинув голову, хрипло вскрикнул Койю. – Да, так! Судзуки дёрнул уголком рта в еле заметной довольной улыбке и резко вошёл до основания, вырвав из груди физика громкий стон. Такашима выгнулся эротичной дугой и подал бёдра навстречу, стремясь насадиться сильнее. — Двигайся, — прохрипел он, нетерпеливо ёрзая, и обнял любовника ногами за талию. – Только двигайся, Аки!.. И Акира послушался. Притянув рыжего к себе за бёдра, он толкнулся назад, а затем снова вошёл до основания, сразу же попав по простате, заставив Такашиму в голос закричать. Я, не прекращая ритмичными движениями ласкать себя, подумал, что кроме нас троих в школе, должно быть, действительно никого больше нет, иначе на этот крик сбежались бы все остальные, он наверняка был слышен на всю школу. Физик же продолжал громко стонать, вряд ли его уже заботило, слышит ли его кто-то кроме Акиры, который явно наслаждался звуками, которые выбивал из него с каждым резким толчком. Он двигался всё быстрее, вбивая Такашиму в парту. Несчастная ходила ходуном, с трудом выдерживая такой напор. Физик снова потянулся к своему, явно требующему особого внимания, члену, и на этот раз блондин не стал ему препятствовать. Койю ласкал себя в одном ритме с быстрыми толчками, и я, признаться, не отставал от них, чувствуя скорую разрядку. Любовники, кажется, тоже приближались к финалу, среди хриплых протяжных стонов физика было слышно тяжёлое дыхание Акиры. Такашима кончил первый, издав при этом неописуемый, совершенно неповторимый звук; он закинул одну руку за голову, ухватившись за край столешницы с такой силой, что даже мне было видно, как побелели от напряжения его пальцы. Судзуки же в последний момент выскользнул из него, забрызгав спермой парту и бёдра любовника, и обессилено навалился на физика сверху, чувственно целуя его в губы. Глядя, как тёплая вязкая сперма стекает по моим пальцам, я слушал тихий смех Судзуки. Кажется, они оба остались весьма довольны собой. Застегнув брюки, я взял сумку и, стараясь ступать как можно тише, медленно пошёл в сторону лестницы. Пиджак, за которым я, собственно, вернулся, был благополучно забыт. Вот блин! И кто бы мог подумать?..