Без лишних слов

      — Черт, он убегает!       Тодороки реагирует мгновенно, оборачиваясь на крик Киришимы. Красный бунтарь выжимает из себя все соки, перепрыгивая через вырастающие прямо перед его носом каменные преграды. Злодей, что умело скользит на каменном блоке, будто бы это скейт или что-то подобное ему, только ухмыляется, наблюдая за жалкими попытками красноволосого догнать его. Ухмылка его гаснет в тот момент, когда прямо перед его носом вырастает огромная глыба льда, а каменный блок, что служил ему средством передвижения, застывает на месте в ледяных оковах. Шото усмехается и заковывает в холодный лед еще и ноги преступника. Так. На всякий случай.       Со своим противником он разобрался слишком легко. Человек, что умеет поглощать пламя, а затем выпускать его в виде целенаправленной чистой энергии, мог бы стать хорошим героем или просто пожарным, если бы не встал на кривую злодейскую дорожку и не валялся теперь в сторонке с ног до головы закованный в лед. Ну, не знал он, что Шото пользуется исключительно своей правой стороной, что ж теперь поделать.       — Прыткий гад, — для профилактики ударил каменного злодея Киришима, когда нагнал свою цель. Обладатель каменной причуды безвольно навалился на глыбу льда впереди него и, соскользнув, упал на землю. — Надо бы продолжить свои тренировки на скорость.       Тодороки не стал отвечать ему. Он только достал свой мобильник и скинул координаты одному из про героев из агентства отца. Практика на третьем году обучения значительно отличается от той, что была на первом. Если раньше они и шагу ступить не могли без разрешения наставников, то теперь с приобретением временной лицензии и ценного опыта после стычек с Лигой злодеев они были вполне самостоятельными в плане своих действий и решений.       — Кстати, я как-то забыл спросить, — связав злодея, обратился вдруг Киришима к Тодороки. — А ты что тут забыл?       — У меня к тебе тот же вопрос, — ответил Шото, убирая сотовый в специально отведенный для него карман костюма. Маршруты патрулей отдельных агентств обычно никак не пересекались, но на этот раз они почему-то совпали. Была тому причиной какая-то ошибка внутри агентства, или это они заплутали, Тодороки как-то не волновало.       — Я патрулировал с Пистолетоголовым, а потом заметил, как эти двое пытались ограбить ювелирный магазин, — сразу выдал свою историю Красный бунтарь. — А ты?       — Проходил мимо, — в свою очередь признался Шото. Свой патруль он на сегодня уже закончил и просто шел домой, когда вдруг перед его носом выросла каменная плита, и обрушились на голову громкие крики Эйджиро.       — Ох, прости уж, что втянул в это, — как всегда добродушно улыбнулся бунтарь, почесав неловко затылок. Шото только махнул рукой и резко развернулся, собираясь пойти домой. Он устал, устал настолько, что наверняка свалится в сон, как только переступит порог своей съемной небольшой квартирки. Интересно, насколько удобный у него коврик в прихожей? Вот и проверит.       Киришима помахал ему рукой на прощание, а затем вдруг посерьезнел.       — Осторожней, ты! Тодороки, быстрее! — крикнул он, снова срываясь с места. Тодороки обернулся, вопросительно взглянув на одноклассника. Осторожней? В смысле? Злодеи схвачены, конфликт исчерпан, чего еще остерегаться?       Ответ нашелся сам собой, когда он проследил взгляд красноволосого, со всех ног бегущего в сторону все еще торчащей из земли ледяной глыбы. Рядом с ней стоял парень, восхищенно смотрящий на ледяную преграду и записывающий что-то в потрепанной тетради. С места он не сдвинулся ни на миллиметр, несмотря на громкий крик Красного бунтаря и угрожающе нависающий над ним обломок льда. Обломок льда, что висит прямо над его темно-зеленой вихрастой головой и вот-вот отломится. Ох черт.       Тодороки успел среагировать за секунду до того, как парня придавило бы тем обломком. Ледяной купол прикрыл парня, у которого, кажется, отсутствовало всякое чувство самосохранения, и тот удивленно взглянул на идеальную полусферу из чистого льда. Видимо, все еще не понимая, в какой опасности он только что был, парень коснулся льда кончиками пальцев, улыбнулся и продолжил рисовать что-то незамысловатое на абсолютно ровной поверхности купола.       — Ты что, слепой? — спросил у него Киришима, дернув парня за руку. Тот посмотрел на него такими большими удивленными глазами. Шото даже показалось, что сейчас эти зеленые глаза выпадут из орбит и покатятся по тротуару. — Ты в порядке?       Парень нахмурился, убрал тетрадь с ручкой под мышку и сделал несколько забавных жестов руками. Киришима и Тодороки переглянулись и снова посмотрели на странного парня, который все еще не издал ни звука и продолжал смотреть на них так, будто перед ним не сверстники, а боги.       — Ты в порядке? — переспросил на этот раз Шото. Парень, не отрывавший в этот момент от него взгляда, мотнул головой, а потом кивнул, потом еще раз мотнул. Вздохнув и, видимо, запутавшись в своих действиях, он снова открыл свою тетрадь и начеркал что-то ручкой. Подумал, зачеркал, пробубнил что-то беззвучно, пожевал губу и снова что-то написал. Перечитал, кивнул сам себе и показал написанное юным героям. Те немного наклонились, чтобы разглядеть мелкие иероглифы.       «Я вас не слышу». Чуть выше много раз зачеркнутое, но все еще различимое «Расскажи о своей причуде!».       Уже сидя в полицейском участке, Шото внимательно разглядывал странного паренька. Темно-зеленые лежащие в полном беспорядке кучерявые волосы. Большие зеленые глаза. Веснушчатые щеки с милыми ямочками. Широкая улыбка. Парень сидел и улыбался, смотря на тщетно пытающегося что-то втолковать ему полицейскому. Киришима уже ушел. Пойманных злодеев уже закинули за решетку за попытку ограбления и применение причуд без лицензии, и Эйджиро хотел остаться с ними, но Шото уверил его, что приглядит за парнем, и отправил домой.       Прошло уже около пятнадцати минут, как полицейский безуспешно пытался выведать хотя бы имя парня. Он все что-то говорил и говорил, а парень только смотрел и улыбался. В конце концов он достал ту самую тетрадь и показал ему свою последнюю запись. Лицо полицейского нужно было видеть, серьёзно. Даже Тодороки позволил себе улыбнуться.       Еще через полчаса в участок влетела на всех парах женщина до ужаса похожая на уже порядком подуставшего безмолвного парня. Зеленоволосая, с такими же глазами, маленькая и пухленькая, она, запыхаясь, быстро извинялась и благодарила вперемешку того самого полицейского. Когда тот указал на Шото и сказал что-то, то бесконечно благодарить и извиняться она стала уже перед ним.       — Не стоит, — засмущался Тодороки, не зная, как вести себя в такой ситуации. Возможно, именно сейчас он впервые за всю свою жизнь по-настоящему растерялся. Женщина чуть ли не плакала, распиналась, как переживала за своего сына и прочее, прочее, прочее. Отвлекшись от героя, женщина обратила внимание на сына и сделала несколько незамысловатых жестов руками, попутно шевеля губами. Парень ответил ей в той же манере, и та облегченно вздохнула.       — Извините, если он доставил вам неприятностей, — продолжила женщина, сжимая в руках платок. — Понимаете ли, Изуку глухонемой от рождения.       Она поджала губы и снова вытерла навернувшиеся на глаза слезы. Тодороки хотел сказать что-нибудь, да только не знал, что. Сказать, что все в порядке? Что он ему не мешал? То, что на самом деле он не спасал его от злодеев, а, наоборот, чуть сам не пришиб, потому как не заметил? Или, что она не виновата в изъяне сына? Нет, нет и еще раз нет. Все это только сделает ситуацию еще более неловкой и неприятной для всех. А еще окончательно убьет надежду Шото хоть как-то социализироваться и научиться нормально общаться с людьми.       К счастью начинающего героя, ему ничего говорить не пришлось. Парень, что сидел за столом полицейского встал с места, подошел к своей матери, похлопал ее по плечу, как бы успокаивая. Они перекинулись парой…жестов. Женщина кивнула сыну, попрощалась со всеми и вышла, напоследок кинув еще несколько жестов. Боже, и как они могут общаться только жестами? Разве это удобно? И как вообще можно понимать, что они значат?!       В это время Шото одернули в сторону. Изуку улыбнулся ему и что-то сказал ему посредством жестов. Тодороки постоял немного истуканом, лихорадочно пытаясь понять, что хотя бы приблизительно может это означать, и как можно сказать ему, что он не понимает ничего от слова совсем. Парень, что стоял напротив него все это время и лицезрел его растерянное выражение лица, демонстративно закатил глаза. Он полез в свой рюкзак, вытащил уже знакомую сыну Старателя тетрадь и быстро начеркал что-то на последней странице.       — Я хотел сказать: «Спасибо», — гласила очередная немного кривая надпись.       — Тебе не за что… ох, — начал было Шото, но прервал сам себя. Парень же глухонемой, какого черта он все еще не может уложить это у себя в голове и продолжает говорить? Изуку, кажется, понял его дилемму и хихикнул в кулак, тут же отвлекаясь на то, чтобы сделать новую запись в тетради.       — Я могу читать по губам. Немного. — чуть подумав, он дописал еще что-то. Тодороки опять немного наклонился к тетради. При настолько плохом освещении холла полицейского участка трудно было разобрать мелкий почерк. — Мне есть за что вас благодарить. Вы же Шото из Юуэй! Вы столько всего сделали для всех! Вы — герой! Прямо как Всемогущий!       Вы — герой!.. Он даже на «вы» к нему обращается. И сравнивает со Всемогущим. Шото переводит взгляд с тетради на улыбающегося парня и обратно, закрывает глаза и старается улыбнуться в ответ. Никто и никогда не называл его героем вот так. Никогда еще это слово не вызывало сладкого трепета внутри.       Это не то, как называет его отец. В его голосе сквозит чистый эгоизм и удовольствие от того, что сын, желает он того или нет, идет именно по нужной ему тропе.       Это не то, как называли его однажды спасенные им люди. Они были благодарны ему, да, но в той же мере они были и напуганы. Сын Старателя, героя №2, славился отцовской хладнокровностью и безразличием. Геройство для него — не более чем работа. И отчасти Шото с этим согласен.       Это даже не похоже на ежедневные слова учителей, которые уже с первого дня учебы в академии пытаются вдолбить им в головы, что они — герои, и это уже настолько надоело, что как-то само собой пролетает мимо ушей.       Это что-то другое, что-то приятное. Приятно, когда на тебя смотрят восхищенными большими глазами. Приятно, когда тебе, именно тебе, улыбаются так тепло и добродушно. Приятно до глубины души, что его сравнивают не с отцом, а с тем, кем сам Шото восхищался еще в детстве и восхищается до сих пор. В груди неожиданно теплеет.       — Я… — Тодороки смолк, сглотнул, не зная, что сказать, но в итоге нашел нужное слово. — Спасибо.       Изуку улыбнулся еще ярче (боже, куда еще ярче-то?) и кивнул. Сердце почему-то забилось так быстро, как будто Шото сейчас находится в самом разгаре тренировки. Герой сглотнул и всеми силами попытался успокоить себя. Герои должны уметь держать себя в руках. Они не должны поддаваться эмоциям.       — Уже поздно, — говорит он, взглянув в окно участка. Он говорит это без всякой надежды, просто из-за секундного порыва. Смотреть в глаза Изуку стыдно. Еще более стыдно за свой шрам. За все это время Шото уже свыкся с мыслью о нем, лишь иногда вспоминая и подпитываясь от него новой порцией ненависти к отцу, но именно сейчас почему-то шрам кажется особенно уродливым и неприятным. — Тебя проводить домой?       Изуку хмурится. Нет, нет, нет, пожалуйста, только не говорите, что ему не понравилось это предложение. Или, о, нет, он же не подумал, что Тодороки какой-то ненормальный, правда? Шото готов был взвыть прямо сейчас, видя хмурый взгляд зеленых глаз. Он злится. Или расстроен. И это из-за него, из-за Шото. Он снова все запорол, ну зачем он вообще открыл рот, ну зачем, зачемзачемзачемзачем?!       Изуку пишет что-то в тетради и протягивает ее прямо под нос Шото, чтобы тот не наклонялся. Он выглядит смущенным и прячет свое лицо тетрадью.       — Простите, но я вас не понял. Можете написать?       Тодороки, внешне все еще донельзя спокойный, внутри ликовал и чуть ли не кричал от радости. Он не понял! Он просто ни черта не понял из того, что сказал Шото, и, черт возьми, это, наверное, первый раз, когда он настолько радуется этому. Он кивает, берет тетрадь и пишет. Руки немного дрожат. Ручка остается немного влажной, и Шото еле сдерживает себя от того, чтобы немного нагреть и высушить. Твою-то мать. У него еще и руки вспотели. Что вообще с ним творится?       — Ты точно в порядке? Может, тебя проводить домой?       Шото перечитывает написанное только тогда, когда он уже передает тетрадь в чужие руки. Он хотел было забрать ее обратно, вычеркнуть, переписать, но сдерживает и этот порыв. Изуку прочитывает его аккуратные иероглифы (ну, хотя бы написал красиво, хоть тут спасибо) и, вновь улыбнувшись, мотает головой.       — Мама все еще ждет снаружи. И живу я недалеко. Спасибо за беспокойство, Шото-сан.       — Просто Шото, — говорит вдруг Тодороки и резко закрывает рот ладонью. Хоть бы он не понял, хоть бы он не понял!.. Судя по удивленным оленьим глазам, на этот раз он все понял. Изуку смеется, его смех немного ломкий, неловкий.       – Хорошо, Шото.       Наверное, это чудо, что его сердце, разыгравшееся не на шутку, не выпрыгнуло из грудной клетки, а его левая сторона просто-напросто не вспыхнула алым пламенем. Таким же алым, как и его лицо.       Образ глухонемого парнишки из красно-белой макушки выходить не хотел ну просто ни в какую. Как только у Шото появлялось свободное время он снова вспоминал темно-зеленую вихрастую головушку, веснушчатые щеки с такими милыми ямочками на них, широкую улыбку, шире только у Всемогущего, да и то вряд ли. Практика кончилась, вновь начались обычные занятия, и его странное задумчивое поведение было немедленно замечено одноклассниками. Ашидо все донимала его вопросами, что же стряслось с мистером каменное лицо на практике, что у того душа не на месте. Минета попытался взять его нестабильное состояние за основу издевок, но Киришима быстро поставил его на место. Яомомо похлопотала немного, поохала, предложила свою помощь. Иида, как староста класса, предложил себя как хорошего слушателя в случае, если Шото нужно выговориться. Тсую что-то тихо квакнула о том, что тоже готова выслушать его нелегкую историю. Даже Токоями попытался выразить что-то типа сочувствия.       Тодороки уже открыто огрызался на них, грубил, грозился превратить в ледяную статую, если не отстанут, но никакие угрозы не могли сдержать его одноклассников, и те продолжали донимать его своими глупыми вопросами и предположениями.       Больше всех удивила Урарака. Всегда яркая и до невозможности простая, она выглядела какой-то обеспокоенной. После уроков она попросила Шото задержаться и поговорить с ней. Наедине. Это конечно же услышали Хагакурэ и Мина, от которых тут же полилась новая порция абсолютно диких предположений насчет состояния Тодороки.       Очако мялась, жевала губы в нерешительности. Тодороки терпеливо ждал, когда девушка решится и выложит то, что у нее на уме. В конце концов, Урарака неожиданно громко хлопнула себя ладошками по щекам и потрясла головой.       — Тодороки-кун! — начала она слишком громко, из-за чего Шото, удивленный таким поведением одноклассницы, поморщился. — Ты странно ведешь себя в последнее время. Я все думала, с чего бы это, и вот мне пришла в голову одна мысль. В общем… Тебе кто-то нравится?       Сердце снова забилось так, будто собиралось добраться до глотки и сбежать из его дрянного тела. Шото и рта не мог открыть, чтобы банально вдохнуть поглубже необходимый ему воздух, а сказать хотя бы слово и вовсе не представлялось возможным. Девушка же напротив него казалась настолько серьезной, как будто от его ответа зависела чья-то жизнь. Это давит на Шото, давит неимоверно сильно. Наверное, даже отец не давил на него так.       — Я… Нет, — отвечает Тодороки, собравшись с мыслями и сумев сохранить холодность. Может быть, он не до конца честен с Очако, но он и не обязан говорить своим одноклассникам абсолютно все о его жизни. Пусть даже ему кто-то и нравится. Пусть это останется секретом.       Урарака посверлила его немного хмурым взглядом, а потом вдруг улыбнулась. Извинившись за то, что полезла не в свое дело, девушка нервно рассмеялась и вышла из кабинета, оставив Шото одного.       На этом, правда, интерес к нему со стороны одноклассников никак не пропал, а наоборот, он приобрел новые обороты! Они все чаще обсуждали, что могло произойти с ледяным принцем Тодороки, ничуть не скрывая этого от последнего. И каково же было удивление Шото, когда даже сам Всемогущий вдруг подошел к нему, как бы невзначай заметив, что он всегда готов выслушать юных героев, какие бы проблемы их не тревожили. Тодороки вежливо отказался. Поскорее бы выходные. Такая обстановка в академии и классе начинали его знатно напрягать.       Впрочем, с приходом выходных проще не стало. В будние дни он всегда был занят в академии либо на практике, и поэтому общение с семьей было сокращено практически к нулю. В выходные же ему приходилось целый день сидеть дома, и это очень, ну очень тяжело. Особенно, когда дома есть кто-то помимо него. И этот кто-то — его отец. В то время Шото всегда с утра пораньше выходил из дома и гулял по городу в надежде, что так время пролетит быстрее. С неким сожалением он вспоминал первый год в Юуэй, когда из-за Лиги злодеев им пришлось некоторое время жить в общежитии при академии. Никакого Старателя, никакой семьи, никаких воспоминаний о тяжелом детстве и матери. Сейчас академию перевели обратно в привычный режим и об общежитии осталось только мечтать. Промучился он год или чуть меньше, а потом отец позволил ему съехать в отдельную квартиру, чтобы остальная его семья не мешала его развитию и тренировкам. Наверное, это единственное, за что он был действительно благодарен своему отцу.       Сегодня настроения сидеть в полупустой однокомнатной квартире не было, поэтому Шото снова вернулся к своей традиции гулять по городу по выходным. Черт, если бы он знал, что встретит его, то лучше бы остался дома. Или находил бы время гулять каждый день. Он не знает. Еще не решил.       Знакомая темно-зеленая макушка промелькнула у кондитерской лавки. Тодороки резко остановился неподалеку, уставившись на парня, который неумело пытался объяснить, что же он хочет купить. Продавец начинал потихоньку вскипать, а Изуку все больше и больше нервничал, что было видно по бегающим по витрине глазам.       — Ты что, язык проглотил? — вспылил продавец. Изуку растерянно уставился на него и пожевал губу, походя на растерянного котенка. Нет, Тодороки просто не может пройти мимо. Он просто не может.       — Он глухонемой, — жестко сказал начинающий герой, подойдя к кондитерской лавке. Продавец перевел свой рассерженный взгляд на него, и злость его тут же поутихла. Сыну Старателя перечить обычно не осмеливались, и Шото сейчас был этому очень рад.       Изуку, завидев знакомое лицо, улыбнулся и приветственно махнул рукой, и Шото повторил за ним этот жест. Так, уже лучше, по крайней мере он не стесняется пытаться выражать себя невербально.       — Что ты хочешь? — максимально отчетливо и медленно сказал Шото, надеясь, что парень поймет его, прочитав по губам. Его надежды оправдались полностью, потому как Изуку тут же указал рукой на пышные булочки с корицей и показал один палец. — Одну булочку с корицей, — обратился герой уже к продавцу. — И будьте внимательнее к покупателям.       Уже через минуту Шото и Изуку сидели на лавочке в стареньком парке. Глухонемой парень с довольным выражением лица жевал свою булочку с корицей, а Шото сидел рядом, чувствуя себя настолько неловко, как будто он забыл надеть штаны или, что еще хуже, вообще забыл переодеться и сидит сейчас здесь в одной пижаме. И это они еще не общаются. Тодороки до дрожи в коленках боится представить, что будет, когда Изуку захочет с ним поговорить.       Изуку доел булочку, запив ее водой из бутылки и сначала приложил сложенную в кулак правую руку ко лбу, а потом к подбородку. И что это значит? Он спрашивает что-то? Интересуется, что Шото забыл здесь? Просит больше не вмешиваться? Парень, заметив замешательство собеседника, потянулся и вытащил из открытого рюкзака уже знакомую толстенькую тетрадь с разноцветной яркой ручкой. Через пару секунд он сунул ее под нос Тодороки. Перед его глазами оказался изрисованный неровными эскизами листок. В некоторых легко узнавались повсеместно известные герои, в других — тоже герои, но их Тодороки еще не знает или видел мельком один раз. В самом низу было написано несколько слов все тем же мелким почерком.       — Это означает «спасибо».       Шото повторил жест, немного неуверенно, как будто на пробу, из-за чего Изуку тихо посмеялся, прикрыв рот рукой. Его смех немного необычный, какой-то странный. Тодороки успел почитать немного о глухонемых в интернете и знал, что их голос может быть немного странным из-за того, что они не слышат речи себя и других, но на слух это все равно воспринимается по-особому. А еще у них очень яркая мимика, и Тодороки просто не может с этим не согласиться. Он еще ни разу не видел, чтобы чьи-то эмоции можно было так легко прочесть по одному лишь выражению лица.       Изуку вдруг перестает смеяться, смотрит какое-то время на Тодороки каким-то странным сосредоточенным взглядом и снова начинает быстро строчить в тетради. Он все пишет, пишет и пишет, не останавливаясь ни на секунду. В конце концов он промаргивается, смотрит на исписанный вдоль и поперек листок и вырывает его. Комкает и выбрасывает в ближайшую урну. Шото еле-еле останавливает себя и старательно выбрасывает из головы мысли достать потом тот листок из урны и прочесть все то, что написал глухонемой. Вместо этого он читает то, что Изуку написал на уже чистом листке.       — Я забыл представиться. Меня зовут Мидория Изуку.       Шото про себя несколько раз повторяет его имя, читает по слогам, выжигает каждый иероглиф в мозгу, чтобы дай бог не забыть их. Мидория Изуку. Твою же мать, как может имя настолько подходить человеку? Как будто его родители обладают причудой предвидения, и еще до рождения ребенка они смогли узнать, каким он будет, из-за чего и подобрали просто идеальное имя для него.       — Можно? — спрашивает Шото, пальцем показывая на тетрадь, а затем — на себя. Мидория кивает, без всяких сомнений передавая ученику Юуэй тетрадку с ручкой, и снова тянется к рюкзаку.       — Меня зовут Тодороки Шото.       Тодороки передает тетрадь Изуку, но тот мотает головой и ставит ее посередине так, чтобы она лежала на коленях обоих одновременно. Это кажется Шото таким одновременно милым и непозволительным, что он стремительно краснеет и старается стабилизировать свою температуру тела. Интересно, и с чего бы тут было так жарко? У Изуку в руках вторая ручка, такая же яркая с мини-Всемогущим на колпачке.       — Я знаю, — пишет он и улыбается. — Ты же сын Старателя и третий год учишься в самой крутой геройской академии Юуэй! А еще ты…       Изуку пишет очень быстро, сбиваясь с мысли, делая ошибки и прикусив от старания кончик языка. Он начал перечислять все заслуги Шото, которые были и не были обнародованы по СМИ, и о которых обычные люди просто не могли знать. Когда в расход пошла вторая страница, а Шото был близок к тому, чтобы в прямом смысле запылать ярким огнем от переизбытка смущения, он остановил Изуку, схватив того за тонкое запястье. Мидория удивленно уставился на него, явно не понимая причины данного действия.       — Достаточно, — говорит Тодороки и, чуть подумав, указывает пальцем на испещренную мелкими иероглифами страницу, затем на Мидорию, а потом недавно изученным жестом говорит «спасибо». Изуку заулыбался, а потом вдруг спохватился и достал вибрирующий телефон из кармана мешковатых брюк. Настрочив сообщение и убрав телефон обратно, он снова написал что-то в тетради.       — Мне пора домой. Мама уже заждалась. Спасибо еще раз, Шото.       Тодороки вдруг стало неимоверно грустно. Он уже уходит? Ну почему? Неужели нельзя посидеть с ним еще немного, научить еще нескольким жестам? Шото почти высказывает это вслух, когда видит, как Изуку закидывает бутылку с водой и тетрадь в рюкзак и, жестом попрощавшись с ним, чуть ли не вприпрыжку уходит из парка. Шото остается один. Снова.       По пути домой, весьма печальный и расстроенный, он иногда заходил в какие-то магазинчики, и забрел случайно в небольшой книжный магазин. Без всякой цели он рассматривал заполненные известными и не очень книгами стеллажи, как вдруг наткнулся на одно очень интересное издание. На мягкой обложке были изображены какие-то странные призрачные руки, а название гласило «Язык жестов для начинающих».       С того самого дня учебное пособие по языку жестов лежит на рабочем столе рядом с учебниками по героике, а образ зеленоволосого парнишки сидит в его голове круглосуточно без перерывов на обед и выходные.       Через неделю после той случайной встречи Ашидо и Урарака каким-то чудесным образом уговаривают Тодороки пойти с классом по торговым центрам. Они уговорили даже Бакуго, хотя его, наверное, притащил с собой Киришима. Встретившись у кафе-мороженого, они дружно направились к одному из крупнейших торговых центров города. Все без остановки болтали о своем, смеялись над Минетой и Каминари. Бакуго периодически рычал и кричал на окружающих, обязательно желая кому-нибудь сдохнуть в ближайшей канаве. Среди всего этого зоопарка особенно сильно выделялся Иида, который старался утихомирить толпу подростков, ссылаясь на свое звание старосты. В общем, Шото не увидел большой разницы между тем, что обычно было в академии, и что происходит сейчас.       — Может, зайдем в Мак? Хочу съесть самый большой бургер, который там есть! — предложила Мина, и ее незамедлительно поддержала большая часть класса. Тодороки поплелся за ними, не чувствуя никакого удовольствия от времяпрепровождения с классом. Лучше бы он посидел сейчас в парке, в относительной тишине. Еще лучше, если бы он в этот момент был не один, а с одним страдающим сурдомутизмом парнем, у которого с собой непременно будет тетрадь с изображением Всемогущего на обложке.       Из приятных мыслей ему пришлось вынырнуть, когда мимо него прошел Катсуки, то ли случайно, то ли специально задев Тодороки плечом. Шото промолчал, только зло взглянув на противно ухмыляющегося блондина. Хотелось съязвить, нагрубить, хоть как-то выместить на нем свое недовольство, если бы не одно «но», за которое Шото чуть ли не поблагодарил одноклассника. Если бы он не посмотрел в сторону ухмыляющегося одноклассника, то не заметил бы, что за столиком напротив сидит Мидория и попивает молочный коктейль.       – Тодороки-кун? — Очако попыталась остановить его, в то время как остальные одноклассники молча смотрели, как тот поднимается с места и идет за заветный столик, за которым расположилось его личное наваждение.       Изуку увлеченно смотрит видео по телефону. Звук выключен, да и зачем он ему? Шото присел рядом с ним и заглянул через плечо на дисплей гаджета. Субтитры. Блин, это же очевидно! Теперь ясно, каким образом Изуку может смотреть всякие видео в интернете.       Почувствовав, что рядом с ним кто-то сел, Мидория поднял на Шото свой испуганный взгляд, а потом, узнав подошедшего человека, приветливо улыбнулся и показал в знак приветствия раскрытую ладонь. Тодороки повторил за ним. Теперь-то он знает некоторые жесты, спасибо той книжке, и сможет контактировать с Изуку так, как удобно последнему. Шото указательным пальцем прочертил в воздухе короткую прямую линию слева-направо и затем показал указательным и средним пальцами на глаза. Мидория засверкал не хуже солнышка в летнюю погоду и пододвинул телефон поближе к Шото, чтобы тот тоже мог посмотреть.       Он понял его! О господи, Тодороки смог сказать что-то Изуку с помощью жестов и не облажаться при этом! Да он никогда не был так рад, и, наверное, уже не будет.       Полное отсутствие звука немного сбивало с толку, но субтитры и знакомые кадры давали понять, что это фильм. Причем не просто фильм, а документалка про Всемогущего. Мидория снова полностью погрузился в просмотр фильма, а Шото украдкой смотрел на его профиль, на то, как периодически на его лице расцветает улыбка, и глаза блестят восхищенно. Атмосферу портили только шепотки со стороны. Ох, точно. Его одноклассники же все еще здесь. Как бы от них?..       Давай, Шото, напряги свою память, в той книжке точно было что-то подобное. Тодороки нажимает на паузу, останавливая фильм на самом интересном моменте, что вызывает крайнее недовольство Мидории. Он реально недоволен. Это видно по его лицу. Шото старается выполнить каждый жест правильно, попутно одними губами, беззвучно, проговаривая то, что хочет донести до Изуку. Старается так сильно, как не старался на вступительных экзаменах, на годовых тестах и на экзамене на получение временной лицензии.       «Давай пойдем в другое место?» — предлагает он и добавляет. — «Тут шумно».       Мидория смотрит на него, на его лице можно увидеть явное сомнение, и тянется к сумке, из которой снова достает две ручки и тетрадь. Тодороки тяжко вздохнул. Ну, первый блин комом. Попытка не засчитана. Удачи в следующий раз.       Изуку раскрывает тетрадь на чистой странице и ставит так, чтобы обоим было видно ее содержимое. Одну ручку он ставит перед Тодо, вторую берет сам и начинает писать.       — Если тебе скучно, то мы можем посмотреть что-нибудь другое.       Что? О нет, нет, нет, черт! Как он мог перепутать?! Тодороки быстро хватает лежащую перед собой ручку и пишет быстро, делая ошибки и тут же исправляя их.       — Нет, нет! Не скучно, а шумно. Тут шумно.       Мидория прочитывает написанное и оглядывается по сторонам. Народу здесь не то чтобы много, но достаточно, чтобы создать противный шум из смеси голосов, постукивания стаканов о столешницы и прочих звуков. Особенно сильно раздражали одноклассники Шото. Они все еще обсуждали его странное поведение, и Тодороки прекрасно все это слышал. А еще и видел. Кто-то из них сфотографировал его и Изуку. И он даже знает, кто. Только один человек из всего его класса всегда забывает выключить вспышку перед тем, как сфотографировать что-то на телефон. Шото делает себе маленькую пометку вытрясти у Каминари сегодня вечером эту фотку или заставить удалить ее. Но лучше сначала вытрясти. Вдруг на ней будет хорошо видно милое веснушчатое лицо Мидории?       — Прости, я не заметил.       Нет, нет, ты не виноват, ох черт, и зачем он выбрал именно эту причину? Теперь Изуку чувствует себя неловко. И не только Изуку. Тодороки готов сам себя проклинать за то, что напомнил ему о своей болезни. И почему он такой неловкий овощ, ну что с ним не так?       — Если тебе неудобно, то мы можем уйти отсюда. Кстати, я все хотел спросить у тебя кое о чем.       Изуку замялся, словно бы не решаясь задавать интересующий его вопрос. Чтобы облегчить ему ситуацию, Шото написал короткое «спрашивай», и Мидория, кивнув, продолжил.       – Можешь рассказать о своей причуде?       И чуть замявшись на секунду, добавил. Рука его дрожала то ли от страха, то ли от нервов, и почерк его стал немного прыгучим, неаккуратным.       — Пожалуйста?       Боги, ну и как мог Тодороки отказать этому щенячьему взгляду зеленых глаз? Найдя место потише и без посторонних глаз и заказав для Изуку большой стакан молочного коктейля, он подробно расписал все о своей причуде, ее особенностях, преимуществах и недостатках. Изуку внимательно все прочел и еще около получаса что-то строчил в толстенькой цветастой тетради. Записи свои он показывать отказался. Шото еще долго терзался догадками, что же он там писал.       Шото не замечает, как пролетает мгновенно несколько месяцев. Учеба стала заметно сложнее, теории стало поменьше, практики — побольше. Например, сегодня целый день занятия были практическими, и Шото прямо говоря устал. Мышцы противно ныли из-за того, что он на время забросил свои почти ежедневные тренировки, все еще болит бедро, куда пришлась атака молнией Каминари. Ожога уже нет, спасибо Исцеляющей девочке, но мнимая боль все еще нет-нет, да и тревожила, заставляя иногда прихрамывать на правую ногу. Плюс еще и тренировочный костюм нужно сдать на починку. Одна только морока.       Тодороки переодевает обувь и выходит из здания академии. Чуть поодаль он видит одноклассников, которые тоже идут домой. Они не менее уставшие и не менее травмированные сегодняшней практикой, но все-таки радостные. Он все еще не особо ладит с ними, но уже более терпимо относится к попыткам сдружится. Урарака мельком заметила, что, чтобы с ним не случилось в последнее время, это, кажется, идет ему на пользу. То же самое говорят и остальные.       Шото и сам замечает, что становится значительно мягче, особенно если где-то поблизости находится зеленоволосое чудо. Он просто не может по-другому. Ну нельзя оставаться холодным, когда тебе так тепло улыбаются, когда просто спокойно идут рядом и так мило размахивают руками, пытаясь донести свои мысли. Шото каждый раз не может сдержать улыбку, когда Изуку задумывается о чем-то и начинает беспорядочно жестикулировать или без остановки строчить что-то в тетради или специально купленном для этого большом блокноте. Юный герой представляет, как это выглядело бы, если бы Мидория мог разговаривать. Наверное, он просто начинал бы безостановочно бормотать что-то себе под нос. Одновременно мило и как-то пугающе.       Тодороки выходит за ворота академии и тут же встречается взглядом с большими зелеными глазами Мидории. Тот стоит, облокотившись на стену из светлого камня, и приветливо машет ему рукой. В животе становится тепло и щекотно, как будто там, внутри, летает множество разномастных бабочек, раздражающих своими крылышками брюшину. Унять это чувство не получается и раза с пятого. Впрочем, как и всегда в последнее время.       Тодороки машет рукой в ответ и немедленно подходит к Изуку. Тот с ходу принимается рассказывать ему невербально, посредством жестов, и начинает медленно шагать по ровному тротуару. Шото смотрит внимательно на точные и не очень быстрые движения рук и мысленно переводит все их в слова. За все время общения с Мидорией и прочтения еще нескольких книг по жестовой речи он вполне научился различать простые жесты и понимать друга без помощи тетради с ручкой и телефона. Единственное, что все еще ему не давалось, так это самому выражаться жестами. Он все время путал что-нибудь, чем вгонял в краску их обоих.       – Новый фильм про Всемогущего вышел в сети! Пойдем к тебе, посмотрим?       Шото отвечает коротким кивком и видит, как Изуку расцветает. Он восторженно поднимает руки вверх, открывает рот так, как будто сейчас закричит от переполняющих его эмоций и начинает идти быстрее. Вырывается вперед, а затем останавливается и подзывает Шото идти быстрее. Как же ему не терпится посмотреть этот фильм. Как ребенок, ей-богу.       Они успели многое узнать друг о друге. Первым, конечно же, открылся Мидория. Впрочем, он и не стеснялся особо, раскрываясь перед Тодо целиком и полностью. Он легко поведал о своих родителях, о своем детстве. О том, как узнал, что у него нет причуды и не будет, как расстроился, но смирился. Шото не знал, что сказать, и в итоге выразил неловкое сожаление, написал, что из Изуку наверняка вышел бы хороший, нет, отличный герой. Изуку улыбнулся как-то грустно и помотал головой. «В этом мире все изначально неравны», — написал он в ответ одну единственную фразу на небольшом листке. Когда Тодороки прочел ее, написанную обычно жизнерадостным и простодушным Мидорией, он на секунду засомневался в том, что это написано действительно его рукой. Настолько взрослыми и мрачными показались ему эти слова среди всего остального текста.       Мидория на этом не остановился. Шото узнал о том, как он попытался учиться в обычной школе, но не срослось. И проблема была не столько в его болезни, сколько в его одноклассниках. Например, тот, кого он называл Каччаном, с которым был в одном садике и в начале первого класса, часто задирал его со своими друзьями, все время оставляя обидные надписи на его парте и шкафчике (знал бы Шото, где сейчас этот Каччан, лицо бы ему разбил, честно).       Через какое-то время о себе поведал и Шото. При помощи ручки и тетради, конечно же, ведь он делает ошибки даже в коротких фразах, а тут целое эссе.Много раз зачеркивая слова, которые казались неподходящими, переписывая некоторые предложения множество раз, он сидел над тетрадью около получаса, чувствуя на себе обеспокоенный взгляд Мидории. Оказалось, что выложить словами на бумаге то, что так легко можно высказать в словесной форме, тяжело, очень тяжело. Тем более, что любое твое слово может быть понято неправильно и, если при вербальном общении ты можешь сразу пояснить истинное его значение, то тут с этим все гораздо сложнее.       Мидория читал его мини сочинение на тему «Моя жизнь» долго, чем не на шутку взволновал Шото. Ученик Юуэй сидел, нервно постукивая пальцами по коленкам. Глаза Изуку быстро пробегались по аккуратным строчкам, иногда возвращаясь назад и перечитывая некоторые моменты. В конце концов, когда Изуку закончил, он ничего не сказал. Отложив тетрадь, глухонемой встал со своего места, подсел к Тодо и ни с того ни с сего обнял его за плечи. Не почувствовав особо сопротивления, он даже начал тихонько поглаживать красно-белые волосы. Шото застыл на месте каменным изваянием. Легкие прикосновения к жестким волосам, чужое дыхание на собственной шее, мягкие, до невозможности теплые-теплые объятия. Все происходящее казалось каким-то больным сном, в котором вдруг начали исполняться сокровенные мечты Шото.       Хоть раз в жизни получить от кого-то искреннюю ласку. Хоть раз в жизни почувствовать, что кому-то в этом мире нужен ты, а не твои способности и амбиции. Хоть один гребанный раз понять, каково это, когда тебя любят, или, когда любишь ты.       Сердце бьется сильно, быстро, как испуганная птичка, и Шото с ужасом понимает, что его левая рука горит. Нет, она не покраснела, она реально горит алым пламенем, и Тодо быстро берет под контроль свою причуду, мгновенно потушив пламя. Его лицо, шея и плечи наверняка красные из-за всей этой ситуации и его чувств, и он не находит ничего лучше, чем обнять Изуку в ответ, уткнувшись носом в его хрупкое на вид плечо. Мидория то ли просто не замечает, то ли специально не обращает внимания на все то, что с ним творится, и продолжает медленно поглаживать разноцветные волосы. После он сделает пару простых жестов, которые Тодороки переведет как «все будет хорошо», а потом прочтет то, что Изуку написал ему в блокноте.       

«Ты — не он. Абсолютно не важно, чего хочет или чего добивается твой отец. Важны только твои желания и твои стремления. Я верю, что ты станешь героем, и героем гораздо лучшим, чем Старатель. Помни, что твоя причуда именно твоя, она принадлежит тебе и только тебе, поэтому тебе решать, как ты будешь ею распоряжаться.»

      С каждым прочитанным словом Тодороки натурально хочет разреветься и попросить Изуку снова обнять себя. В душе возникает много противоречивых вопросов, уже вполне устоявшееся за всю его сознательную жизнь мировоззрение начинает песчаным замком обрушиваться и осыпаться. Он не знает теперь, что и думать, как относиться теперь к семье и остальным. Семья?..       — Я… хочу увидеться с мамой, — говорит через какое-то время Шото и чуть ли не умоляюще смотрит на Изуку. — Сходишь со мной?       Изуку спокойно кивает и ободряюще хлопает по его плечу.       — Спасибо, — выдыхает Тодо, и это самое меньшее, что он на самом деле хочет сказать этому удивительному парню.       Уже на следующий день Тодороки стоял у двери в палату матери и все никак не решался даже коснуться ручки двери. Он уже тысячу раз пожалел о своей затее и еще столько же раз подумывал развернуться и пойти домой по дороге в больницу. Единственное, что удерживало его от этого, так это желание расставить все по своим местам и Изуку, который шел рядом и постоянно поддерживал его всякими приободряющими заранее приготовленными им дома фразочками, который он написал крупными разноцветными иероглифами на альбомных листах. «Ты сможешь!», «Не сомневайся!», «Я уверен, она тоже будет рада тебя видеть!», «Все будет хорошо!» и все в таком духе. Каждый раз, когда Шото уже готов был начать упрашивать перенести эту затею на завтра, Мидория ярко улыбался ему и показывал очередной изрисованный разноцветный листок с вдохновляющим высказыванием.       Прошла еще минута, и Изуку, демонстративно закатив глаза, сам открывает дверь и вталкивает Шото внутрь палаты. Тодороки почти паникует, но Мидория заходит следом и мельком, тихонько хлопает его по спине. Он рядом, тоже стоит здесь и переживает ничуть не меньше Тодо. Ему вообще кажется, что он тут немного лишний, но не уходит и продолжает оказывать немую поддержку. Шото выдыхает, кивает ему благодарно и смотрит вперед, на женщину, что сидит на постели.       Рей медленно поворачивается к двери, она выглядит спокойной, немного усталой, но глаза выдают искреннее удивление.       — Шото?.. — тихо спрашивает она, как будто не верит собственным глазам. Тодороки отчего-то становится стыдно, он отворачивается от матери, старается не показывать ей свою левую, уродливую сторону и шрам на лице. Он чувствует, как на спину ему ложится теплая ладонь первого и единственного пока друга, и мягкий толчок вперед.       — Здравствуй, мама, — говорит он неуверенно и осмеливается поднять глаза на мать. На глаза наворачиваются непрошенные слезы, когда он видит на бледном лице Рей слабую улыбку.       — Здравствуй, Шото, — Рей продолжает улыбаться и легонько хлопает по краю постели, приглашая. Юный герой сомневается всего секунду, а потом неровным шагом подходит к матери, присаживается рядом с ней, чтобы потом быть схваченным в нежные объятия слабых, тонких рук.       — Я скучал по тебе, — вырывается у него, он все еще со страхом обнимает в ответ, прижимается теснее. — Правда.       — Я тоже, — тихо говорит Рей.       Мидория стоит в сторонке и смотрит на картину воссоединения матери и сына. Он улыбается, видит результат своей работы и очень, ну очень доволен им. Как можно более незаметно и тихо он приоткрывает дверь палаты и выходит в коридор, чтобы не мешать. Третий, как говорится, лишний, и, даже если он и глух, есть вещи, которые просто нельзя говорить в присутствии посторонних.       Через час, выделенного на встречу времени, медсестра просит Шото покинуть палату и говорит, что в следующий раз навестить Рей можно будет на следующей неделе. Тодороки неуверенно мнется и смотрит на свою маму взглядом побитого щенка. Он не хочет уходить, он хочет еще раз обнять ее, почувствовать ее мягкую тонкую ладонь на своей голове. Они разговаривали, пусть и немного неловко, упуская некоторые фразы невпопад, но все же разговаривали. Шото потихоньку выложил то, что случилось с ним после того, как Рей попала в больницу, потом извинился перед ней, извинился еще раз, а потом извинился еще разочек. Мама только улыбнулась, глухо засмеялась прикрыв рот ладонью. Смех у нее такой же приятный, такой же странный, как и у Изуку.       Изуку? Черт!       Тодороки резко обернулся на дверь. Мидории не было в палате, а был ли он вообще? Ну, конечно, он был, ведь именно он открыл дверь и втолкнул Шото внутрь и поддержал его по-дружески. Шото настолько сильно потонул в своих неопределенных чувствах, что умудрился позабыть о нем. И ведь именно Тодороки попросил его пойти с ним, не наоборот. Что же он за человек-то такой?       — Твой друг вышел еще в начале, — сказала вдруг Рей. — Он ведь твой друг?       — Да, — растерянно кивнул Шото.       — Он кажется хорошим человеком. Ты выбрал себе хорошего друга, — Рей взяла его холодную ладонь в свою и сжала ее настолько крепко, насколько хватило ее сил.       — Спасибо, — Шото встал с пригретого места, неуверенно переминулся с ноги на ногу, смяв пальцами край сумки. — Я… Мне нужно идти, мам. До скорого?       — Я буду ждать, — вместо прощания заверила его Рей. Шото сделал несколько шагов к двери спиной, все еще не в силах отвести взгляда от спокойного профиля лица мамы, и только потом вышел из палаты.       По коридору гулял прохладный сквозняк, и Шото немного поежился от пробежавшегося по спине холодка. В палате матери было тепло, почти душно, а тут даже немного холодно. Напротив двери на скамейке с мягкой обивкой восседал Изуку, рядом с которым сидела та самая медсестра. И все бы ничего, да вот только они общались. Жестами. Девушка в аккуратном белом халате мастерски изъяснялась с помощью жестов и было видно, что они прекрасно понимают друг друга. На лице Мидории была широкая улыбка, он понимающе кивал и в свою очередь тоже что-то рассказывал медсестре. Тодороки стало немного завидно. Совсем чуть-чуть.       Медсестра заметила застывшего у двери палаты парня и снова что-то сказала Изуку. Тот удивленно взглянул на Шото и махнул рукой, подзывая.       — Можем идти домой, — сказал Шото медленно и тихо. Мидория кивнул и начал собирать всякие свои листочки с тетрадью в рюкзак. Когда они были готовы уходить, Мидория снова обратился к медсестре, что провожала их, и, хихикнув, сказал ей что-то парой жестов. Девушка тоже посмеялась в кулак и ответила ему. Шото вдруг подумал о том, что ему стоит найти еще какие-нибудь книги о жестовой речи, потому что сейчас он не понял абсолютно ничего.       — До свидания, Тодороки-сан, — попрощалась с ним медсестра, а затем попрощалась и с Изуку.       Уже на пути домой Тодороки старался переварить все, что случилось с ним сегодня. Он никак не думал, что встреча с матерью пройдет так легко, ему почему-то казалось, что между ними должно было быть больше неловкости, больше непонимания, но мама слушала его, понимающе кивала, приободряла или мягко журила, щипая за правую щеку. А еще… еще она извинилась. Извинилась за шрам и за то, что ей пришлось оставить Шото один на один с Энджи без всякой защиты.       — Ты не виновата! — резко воспротивился Шото, поддавшись вперед. — Если бы не отец, то ты бы никогда не попала сюда, и наша семья была бы нормальной, а не…       — Шото, что бы ты не говорил, это я виновата во всем, — улыбнулась тогда Рей. — Именно я не смогла понять Энджи, я не смогла прийти с ним к общему решению, не смогла уберечь тебя, Фуюми, Нацу и остальных от него.       После этого они долго сидели просто обнявшись, как будто извиняясь друг перед другом за все те ошибки, которые когда-то допустили.       Из мыслей его выводит Мидория. Шото оглядывается и вдруг понимает, что они уже стоят у его дома. Он кивает другу, достает ключи из кармана и открывает дверь подъезда. Чуть подумав, он отходит в сторону, пропуская Изуку вперед. Тот мнется, жует губы, явно нервничает, но Шото показывает рукой на дверь и туда же кивает головой. Мидория выпрямляется, преисполняясь решимостью и заходит внутрь подъезда.       О том, что в квартире у него немного бардак, Шото задумывается только в последний момент. Сегодня утром он никак не мог решить, что брать с собой, во что одеться и так далее, и потому сейчас в его однокомнатном жилище царит небольшой хаос из разбросанных вещей. Тодороки впускает Изуку в квартиру, закрывает дверь, быстро скидывает с себя обувь и в спешке старается прибрать то, что особенно сильно бросается в глаза. Он почти бросает какую-то футболку в шкаф, как позади него раздается громкий ломкий смех. Мидория почти сгибается от смеха, вытирает выступившие на глаза слезы. Шото так и замирает с футболкой в руках у открытого шкафа. Изуку садится на пол и пытается успокоиться. Шото уже не знает куда деваться. Ему настолько стыдно, что он готов под землю провалиться, но в то же время он не может не любоваться смеющимся парнем.       Солнышко.       Ты — натуральное солнышко, Изуку. Просто знай это.       В конце концов Мидория снимает с себя рюкзак, ставит его на низкий столик и начинает помогать ему с уборкой. Он аккуратно складывает его вещи, с искренним интересом заглядывается на лежащие на рабочем столе учебники и тетради, несмотря на все протесты Тодороки убирает так и не заправленный утром футон и выбрасывает все ненужное в мусорный пакет. Шото ничего не может поделать с ним и его упрямством и потому сдается, ретируясь на кухню, где включает электрический чайник. Из основной комнаты все еще раздаются шуршание, хлопки и прочие звуки, к которым так не привык Тодо. У него дома всегда была полная тишина, или ему так казалось, потому что большую часть времени он проводил с отцом на тренировках причуды или в своей комнате, которая находилась в самой дальней части дома. С другой стороны, это как-то пригревает и успокаивает. Он дома не один, помимо него тут есть еще один человек. Сейчас они сядут и будут вместе пить чай и… разговаривать? Шото мотает головой и напоминает себе подготовить пару листочков и ручек. Для большего удобства, так сказать.       Уборка закончена, и Изуку, довольный собой так, будто он не в комнате прибрался, а как минимум целый город спас от злодеев, садится на подушечку рядом с низким столиком. Он внимательно осматривает каждую деталь квартиры и записывает что-то мельком в тетради. Шото видит это и улыбается. Если речь заходит об интересах, то Изуку — именно тот человек, у которого они немного странные. Оказалось, что он просто обожает собирать информацию о героях и анализировать ее, причем собирает он информацию буквально всю — от стиля боя до предпочтений в обычной одежде, еде и средствах для умывания. Все он записывал в свои тетради, которые были больше похожи на какие-то учебники или учебные пособия о героях современности, а также некоторые заметки в электронном виде в телефоне. Он даже знает таких героев, как Сотриголова, которые работают не на публику, а в тени. Когда Шото спросил, откуда Изуку столько всего знает, тот только загадочно улыбнулся и ничего не ответил.       Они сидят в тишине и тихонько потягивают зеленый чай. Никаких сладостей кроме непосредственно сахара у него в доме не водилось, и Шото уже жалел, что не догадался купить чего-нибудь к чаю по пути домой. Изуку не жаловался. Он спокойно пил немного подслащенный чай и смотрел в одно единственное окно. В конце концов он решил воспользоваться заранее подготовленными листочком и ручкой.       — Как все прошло? Вы поговорили?       Ну, конечно, что еще может его волновать? Шото наверняка вышел из палаты матери потерянным, как котенок, и даже слова ему не сказал. Тодороки берет чистый листочек и вторую ручку. Не пишет. Вот же зараза! Мидория хмыкает и протягивает ему свою, а потом тянется к рюкзаку. В его руках появляется уже знакомая ручка с фигуркой Всемогущего на колпачке.       — Да, все в порядке. Мы хорошо поговорили. Я извинился перед ней. И она передо мной тоже.       Чуть подумав, Шото добавляет.       — Спасибо тебе. За все.       Изуку кивает, улыбаясь, и продолжает пить чай. Больше они ни о чем не переписывались. Им вполне было комфортно и просто в компании друг друга. С того самого дня Изуку стал часто напрашивается к нему в гости, чтобы посмотреть фильмы или почитать его книги и конспекты, а в каком-нибудь из кухонных ящиков обязательно лежала пачка вкусного печенья или конфет.       После того, как Шото стал посещать свою мать, он слегка преобразился. По крайней мере все его одноклассники и учителя неустанно твердили об этом. То, что он стал использовать обе его стороны, заметно повысило его боевые навыки и способности в целом, из-за чего оценки резко взлетели вверх. С одноклассниками стало как-то проще общаться. Теперь он мог спокойно кооперироваться с остальными, строить совместные планы и просто разговаривать, например, во время обеденного перерыва.       — Юный Тодороки! — обратился к нему однажды во время занятия Всемогущий. — Ты делаешь большие успехи! Продолжай в том же духе!       Шото благодарит его за такие слова, а сам думает, что, слышал бы его сейчас Изуку, то тот бы подпрыгнул выше солнца от счастья. Ох черт. Тодороки стискивает зубы и дает себе мысленную пощечину. Изуку же не слышит. Теперь ему почему-то кажется, что, встреться ему однажды Всемогущий, то он не смог бы ощутить всей полноты эмоций от встречи с любимым кумиром.       Чуть позже Шото подойдет к Всемогущему после урока с цветастым листом бумаги и ручкой и попросит дать ему автограф. Не для себя, конечно, а для очень хорошего друга. Герой №1 с радостью размашисто черкнул ручкой по листку.       — Как зовут твоего друга, мой мальчик?       Тодороки засомневался на секунду, стоит ли называть имя его драгоценного друга, но все-таки выдал его. И ни разу об этом не пожалел. Это стоило того, чтобы увидеть, как от радости на глаза Изуку чуть ли слезы не наворачиваются. Мидория несколько минут тупо смотрит на листочек, на котором большими буквами написано «От Всемогущего юному Мидории Изуку!», а потом бросается на шею Тодороки с обнимашками. Сколько же раз он поблагодарил двухцветного героя? Раз десять? Может двадцать? Нет, наверняка больше.       Еще больше благодарностей посыпалось на него, когда он не обдумав написал, что когда-нибудь, если ему разрешат, проведет для Изуку небольшую экскурсию по академии и познакомит с преподавателями, среди которых сейчас числится и сам Всемогущий. Теперь Шото всерьез раздумывал о том, как бы выбить это самое разрешение у учителей и директора.       Шото и Изуку стали общаться еще чаще и еще ближе. Тодороки чувствовал, к чему это ведет, он знал, что когда-нибудь это случится и, если честно, немного побаивался. И вот, это случилось. Изуку стоит перед ним, радостный донельзя. У него в руках альбомный лист, на котором крупными иероглифами выведено «Пойдем ко мне? Поиграем в приставку!». Ученик Юуэй очень хочет отказаться и спрятаться как можно дальше, но кивает, соглашаясь. Если он откажется, то Изуку расстроится, а если он расстроится, то и сам Шото уже будет несчастлив своему отказу.       Сказать честно, это было волнительно, даже очень. Особенно, когда его встретила на пороге та самая пухленькая, так сильно похожая на Изуку (или наоборот, Изуку был похож на нее), женщина. Мидория Инко оказалась женщиной очень приятной и немного нервной, суетливой. Она иногда заикалась, много-много раз предлагала ему чай и всякие угощения и неловко смеялась. Изуку как бы невзначай сказал ему, что Тодороки первый, кого он пригласил к себе домой, да и вообще его самый первый друг. Тодороки нервно сглотнул. Первый. Он первый, кто побывает в его доме и спальне. И, что еще важнее, что его первый друг. О мой бог, может ли быть человек еще счастливее, чем Шото в тот момент, когда он услышал это?       Мидория оказался ярым поклонником Всемогущего. Сам он, конечно, ни разу не говорил об этом Шото, но только шагнув в его комнату, юный герой понял это сам. Всемогущий был везде. Даже с постельного белья и циферблата будильника на него смотрело как всегда широко улыбающееся лицо Символа Мира, и от этого было немного… неловко. Особенно, когда хотя бы раз в неделю ты видишь его в качестве учителя, а иногда и чаще.       Сначала Изуку показал ему свою громадную коллекцию фигурок героев, манги и прочих вещей, которыми увлекались обычные подростки и которые никогда не были интересны самому Шото. Половинчатый рассматривал этот хлам, как назвал бы всю эту коллекцию его отец (да и сам Тодороки до недавнего времени), и отчего-то чувствовал себя счастливым. Может быть, это потому что Изуку любит все это, и каждая вещь, каждая фигурка, книжка, постер и остальное хранит на себе его след? Шото не может дать на это однозначного ответа.       Ответ он находит чуть позже, когда от коллекции истинного фаната они переходят к сокровенным сокровищам Мидории — его бесценным тетрадям, переполненным самой различной информацией о героях. До этого Тодороки видел только одну из них, которую Изуку постоянно таскает с собой, а теперь ему выпала честь изучить и старые тетради. Толстые, немного потрепанные и измазанные. Шото тихо листает их и удивляется. Эти тетради действительно можно использовать как универсальные учебники по причудам героев. Все их плюсы и минусы, привычки, отличительные черты, наиболее часто применяемые стили боя, краткая история и ее анализ. Попади хоть одна из этих тетрадей в неправильные руки, и кто знает, что могло бы случиться с описанными в них героями.       Пролистывая третью, Шото натыкается на, черт его подери, Бакуго Катсуки. Тодороки тут же спрашивает, откуда Изуку его знает. Тот улыбается криво и говорит, что это тот самый Каччан, который задирал его в детстве. Двухцветный удивленно смотрит на Изуку, потом на тетрадь, снова на друга и опять на тетрадь. Больше не задавая вопросов, он углубляется в чтение всего, что связано с Бакуго. Лишним не будет.       Потом они пьют чай, играют немного в приставку (Шото никак не может понять, как вообще можно играть с этим чертовым джойстиком, он же неудобный!), и под вечер Тодороки уходит домой. Изуку обнимает его, желает нормально добраться до дома и добавляет, что он был бы очень рад, если начинающий герой пришел бы к нему в гости еще раз. И только от этого на душе уже становится теплее.       Дойдя до дома и свалившись в постель, Шото думает о том, что Мидория ему, кажется, нравится, и нравится даже сильнее, чем ему казалось изначально. Он вспоминает улыбку Изуку, его сверкающие радостные глаза, веснушчатые румяные щеки, и от этого зарождается непонятное теплое чувство в животе. Тодороки бьет ногами и руками по татами, но это не помогает.       Мидория Изуку ему нравится.       Нет, даже не так.       Мидория Изуку, самый добрый, самый хороший, милый, светлый, теплый, воодушевляющий и неповторимый человек на всем свете, нравится ему настолько, что Шото при одной только мысли о нем чувствует себя странно и непонятно, как будто находится в невесомости высоко над землей.       На следующий день он заходит в класс с четким намерением попросить у учителя Айзавы разрешение на небольшую экскурсию. В светлом помещении уже собралась добрая половина его класса. Они весело болтают о чем-то, делятся своими мыслями о предстоящих тестах и смеются. Среди них особенно сильно выделяется рычащий и ворчащий на окружающих Катсуки. Тодороки не собирался обращать на него никакого внимания, но внутри у него проснулось что-то, очень сильно напоминающее злорадство.       — Успокойся, Каччан, — тихо говорит он, проходя мимо одноклассника к своей парте. Наверное, никогда еще Бакуго не был настолько удивлен и зол одновременно, как сейчас.       Учителя, только заслышав о том, что Тодороки хочет привести в академию постороннего человека, да еще и беспричудного, отвечали резким отказом, но кто будет их слушать, верно? Директор даже до конца слушать не стал. Налив себе чашечку чая он без печали разрешил Тодороки привести своего друга в любое время. Это ведь так хорошо, что их ученики уже налаживают отношения с обычными людьми, которых им предстоит защищать! Шото не особо понял, причем тут он и Изуку, но разрешение было получено, и поэтому он промолчал и согласно покивал. Все-таки их директор странный. И это не учитывая того, что он как бы мышь.       Тодороки старался продумать все наперед. Он выбрал день, когда занятий поменьше, а учителей — побольше, чтобы Изуку смог увидеть их всех вживую. Заранее посмотрел прогноз погоды, прописал маршрут этакой экскурсии, попросил учителей относиться к постороннему спокойно. Еще он нехотя поговорил с одноклассниками, чтобы они не напугали его друга. О болезни Изуку он хотел сначала промолчать, но все же рассказал о ней. Лучше уж все будут знать об этом заранее, чем узнают об этом только в процессе знакомства и начнут его жалеть. Все пообещали, что не станут заострять на этом внимание. Все кроме Бакуго, конечно. Тот все еще грозился взорвать все и всех, если Шото еще раз назовет его тем самым дурацким прозвищем.       Тодороки искренне недоумевал, почему оно дурацкое. Каччан. Мило же.       Он в тайне надеется, что когда-нибудь Изуку назовет его Шочаном.       В назначенный день Тодороки сам встретил Мидорию и повел в Юуэй. Парень явно волновался, нервничал, постоянно мял дрожащими руками лямки рюкзака. В рюкзаке наверняка лежит тетрадь, альбом и ручки. Все самое необходимое.       Одноклассники встретили его очень даже дружелюбно. Они подготовились заранее и принесли с собой карточки с наиболее интересующими их вопросами. Кто он? Где учится? Как они с Тодороки познакомились? Сколько уже общаются? Кто его любимый герой? Кем хочет стать? Есть ли у него девушка? Девственник ли он? Минеду пинками выгнали из класса и приказали ему не подходить больше к Изуку. Никогда. Они поочередно показывали эти карточки Мидории и терпеливо ждали, когда тот напишет ответ на специально приготовленном для этого альбоме. Больше всего карточек с вопросами оказалось у Мины. Кто бы сомневался.       Узнав, что ему разрешили посетить и занятия, Изуку чуть ли не взвизгнул от счастья (по крайней мере, так показалось Шото). Занятия сегодня тоже были практическими, а значит он сможет понаблюдать за тренировками 3-А класса с первых рядов. Мидория глаз не мог оторвать от тренировок. Он сидел на безопасном расстоянии рядом с Айзавой и безостановочно строчил что-то в своей тетради, периодически отвлекаясь на зарисовки. Когда в таком же состоянии тот провел и второй урок, не выспавшийся учитель заинтересовался им и бесцеремонно выхватил из его рук тетрадь. Шото, наблюдавший за этим, испуганно застыл, пропуская атаку Тсую. Классный руководитель 3-А класса мог не так понять простое и безобидное (на первый взгляд) увлечение Изуку и выгнать его из академии. К счастью ничего такого не случилось. Айзава почитал немного аккуратные записи, порассматривал эскизы и спросил у Тодороки, как с этим парнем можно перекинуться словом другим. После этого Тодороки обеспокоенно оглядывался на друга, но только облегченно вздыхал, когда видел, как они с учителем переписываются.       — Ему понравились мои записи! — чуть ли не прыгал на месте Изуку, когда подошел после урока к Шото. — Он даже попросил меня попробовать собрать информацию о некоторых злодеях!       Ох, ну да, это же Айзава Шота в конце концов. Видит выгоду во всем и пытается ее использовать. Хотя удивительные способности Изуку анализировать практически любую ситуацию действительно поражали.       После третьего и последнего урока Тодороки стал показывать Изуку здание академии и различные тренировочные поля и залы. Долго объяснять, что это за помещение или зоны, и для чего они используются, ему не приходилось. Он, как и его одноклассники, подготовился к этому заранее и сделал карточки со всей необходимой информацией, которая могла бы быть интересна Мидории. Зеленоволосое чудо ходило и все внимательно рассматривало. С его лица никак не сходила широкая счастливая улыбка, и все никак не переставал записывать свои заметки в тетради. Тодороки, каким бы милым он не считал эту замечательную особенность друга, это начинало потихоньку раздражать.       Впрочем, тетрадка со Всемогущим на обложке выпала из вмиг ослабевших рук, когда перед ними предстал настоящий герой номер один. Мидория, казалось, был на грани истерики. Его руки дрожали, как и губы. Если бы он только мог говорить…       — Это мой друг, — взял инициативу в свои руки Шото. — Мидория Изуку.       — Так это ты тот самый хороший друг юного Тодороки! — Всемогущий положил свою руку на плечо беспричудного. Еще секунду и Изуку упадет в обморок.       — Он глухонемой, — предупреждает героя сын Старателя, и Всемогущий начинает неловко что-то бормотать и извиняться. Даже забавно, как такой человек как Всемогущий может быть в принципе растерянным. — Вы можете написать.       Он протягивает Символу Мира альбом и ручку, которые тот принимает с благодарностью и начинает писать. Через мгновение он поворачивает альбом к Мидории и одновременно показывает большой палец вверх.       Надпись на альбоме гласит: «Добро пожаловать в Юуэй, друг юного Тодороки! Сегодня прекрасный день, не так ли, мой мальчик? Почему? Да потому что Я ЗДЕСЬ!».       Тодороки думает, насколько же Всемогущий неисправим в своих привычках и манерах. Всемогущий думает о том, что стоило, наверное, написать что-то попроще. Изуку не думает. Изуку падает-таки в обморок.       Очухивается он через примерно час в мед кабинете академии. Он испуганно оглядывается по сторонам, замечает рядом с собой уставшего и сонного Тодороки и мгновенно хватается за альбом и ручку. Он быстро строчит что-то и тычет альбомом прямо Тодороки в нос.       — Это же был Всемогущий?! Скажи мне, что это действительно был Всемогущий!!!       Тодороки немного заторможено кивает, и Мидория изображает на своем лице какие-то непонятные, но невероятно яркие эмоции, определить которые Шото не в силах. Зеленоволосый закрывает лицо руками, бьет ногами по кушетке и заходится в немом крике. Ну, Шото чего-то такого и ожидал. Изуку ведь чуть ли не первый фанат Всемогущего на всем белом свете. Шото вспоминает выученные вчера жесты и, обратив на себя внимание Изуку, старается их повторить. Мидория успокаивается и кивает. Он понял. Хорошее начало. Теперь главное не запороть концовку.       Они идут по уже почти пустым коридорам. Занятия закончились, остались только дополнительные уроки. Шото шел чуть впереди, Изуку плелся за ним. Сегодня он испытал так много душевных переживаний, что наверняка очень устал, но отказываться от задуманного Шото не собирается. Если не сегодня, то он уже никогда и не решится сделать это.       Через пару минут они оказываются на крыше академии. Вход сюда обычно запрещен, но директор Юуэй добродушно разрешил Тодороки один раз нарушить-таки этот запрет. Они устраиваются на специально притащенную сюда за день до этого скамейку. Тодороки вытаскивает из своей сумки пару свежих булочек с корицей и кремом и бутылки с соком. Изуку благодарно кивнул и сразу принялся за сладость. Шото тоже жевал мягкую сдобу, но без всякого энтузиазма. Чем ближе приближался момент, который должен был перевернуть всю его жизнь, тем больше он начинал нервничать. Хотелось оттянуть время еще больше, но нельзя. Изуку и так с этим хорошо справился отрубившись от переизбытка эмоций на целый час.       Шото достал альбом и ручки. Пора.       — Тебе понравилось?       Мидория посмотрел на него как на умалишённого, по-другому и не скажешь.       — Понравилось? Ты шутишь? Это просто САМЫЙ СЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ В МОЕЙ ЖИЗНИ! Я ПОБЫВАЛ В САМОЙ ЛУЧШЕЙ АКАДЕМИИ ГЕРОЕВ, ПОЗНАКОМИЛСЯ С СОТРИГОЛОВОЙ, НОМЕРОМ ТРИНАДЦАТЬ, ЭКТОПЛАЗМОМ, СУЩИМ МИКОМ И ОСТАЛЬНЫМИ ЗНАМЕНИТЫМИ ГЕРОЯМИ! Я БУДУ ВСПОМИНАТЬ ЭТОТ ДЕНЬ ВСЮ СВОЮ ОСТАВШУЮСЯ ЖИЗНЬ!       Вау. Просто вау. Тодороки, конечно, знал, что произведет огромное впечатление на Изуку, но, чтобы настолько? Шото прокашливается, глубоко вдыхает и резко выдыхает, снимая с себя лишнее напряжение и стараясь успокоиться. Пора. Еще немного и он снова начнет сомневаться, что абсолютно недопустимо. Тодороки начинает воспроизводить из памяти уже до дыр заученную последовательность жестов.       «Я хочу сказать тебе кое-что важное»       Мидория хмурится, но кивает.       Тодороки еще раз делает глубокий вдох и выдох, мотает головой и уже уверенно смотрит прямо в зеленые глаза. Нет, на этот раз он не заучивал жесты. Намного ведь приятнее будет, если он сделает это собственными жестами, предназначенными только для него, для Изуку. Шото указывает рукой на себя, затем на Изуку и прикладывает сложенные в сердечко указательные и большие пальцы к груди, чуть левее, на область сердца. Зеленые глаза удивленно распахиваются, Мидория, кажется, даже не дышит. Он дрожащими руками показывает что-то, и до Шото не сразу доходит, что он просто переспрашивает. Тодороки, на этот раз медленно повторяет свои действия, попутно одними губами проговаривая так же медленно и четко заветные слова.       — Ты мне очень нравишься.       Изуку еще какое-то время сидит, не делая ни малейшего движения. Он смотрит прямо в гетерохромные глаза, пытается понять, шутка это, или Тодороки говорит это всерьез. Он нервно мнет в руках край немного длинноватой футболки, закусывает губу. Шото уже клянет себя за нетерпеливость. Может стоило подождать еще месяц? Два? Полгода? Или лучше сразу года два? Он уже собирается начать оправдываться и забрать свои слова обратно, как вдруг Мидория делает пару простых жестов, останавливая его. Переводит их двухцветный сходу.       «Ты мне тоже»       Тодороки начинает дышать через раз, внутри снова ожили эти проклятые бабочки. Он чуть-чуть не потерял над собой контроль, когда Изуку, все еще стесняясь, пересаживается чуть поближе и вдруг обнимает его за плечи. Шото, убедившись, что причуда его все еще под контролем, и руки его не покрыты ни льдом, ни пламенем, бережно приобнимает хрупкое тельце в ответ. Изуку в его руках немного расслабляется и почему-то тихо хихикает. Тодороки чувствует на своей шее чужое дыхание, и от этого ему тоже хочется смеяться и улыбаться. Набравшись еще немного смелости, он осторожно касается губами темно-зеленых мягких локонов, и Мидория возмущенно пропискивает что-то нечленораздельное своим ломким, но таким приятным голосом.       Шото думает, что нужно будет выбить разрешение на еще одну экскурсию по Юуэй, когда будет проходить спортивный фестиваль или какой-нибудь другой праздник. Только вот уже не для своего очень хорошого друга, а для любимого.