Twisted Tango: Истлевшая Черная Роза

— Это будет наш с тобой секрет, — шелестел низкий голос. Голос опутывал, обволакивал, словно паутина. Он был томным и нежным, но все время словно на периферии проскальзывало в нем что-то дикое. Что-то страшное. Он усыплял и одновременно заставлял почувствовать внутри комок шевелящихся потревоженных змей.       Жуткий голос. Льющийся прямо в душу. — Не бойся. Я сделаю все, что ты хочешь, девочка. Любое твое желание я могу легко исполнить. Любое… в обмен на мое.       Из зеркала мерцают белые зрачки; они исчезают, когда их обладатель лениво моргает. Или когда слишком сильно склоняет вниз голову, закрывая черной шляпой свой безобразный лик и оставляя видной лишь голую зубастую улыбку. Тебе мерзко и страшно. Ты хочешь отвернуться, убежать. Но не можешь. Только безмолвно смотришь, как желтая от времени костяная ладонь тянется к гладкой поверхности зеркала с другой стороны. — Я не… я не верю тебе… — шепчешь едва слушающимися губами. И вздрагиваешь от низкого смешка. — У меня все честно, маленькая. Это будет честная сделка. Я обещаю, — ты завороженно наблюдаешь, как тонкие пальцы твоего собеседника чертят на левом лацкане полосатого пиджака крест. Почему-то внутри у тебя все от этого жеста обмирает и начинает гнить. Ты дрожишь, не в силах сдвинуться с места. — Чего ты хочешь? Хочешь быть, как твоя сестра? Не-ет. Ты хочешь быть лучше, чем она. Более успешной. Более уверенной. Хочешь, чтобы люди замечали тебя. Ты хочешь быть Личностью. Этого ты хочешь, крошка? — тебе было стыдно, так стыдно. Ты никогда не позволяла себе признаться в этом. В своей зависти. Черной, дегтярной. Ты была такой слабой на самом деле… Господи, как же стыдно… Но низкий спокойный голос, вытащивший эти мысли из самых дальних закромов твоей слабенькой душонки, словно… ничуть не обвинял тебя. Он звучал так… понимающе. Сочувствующе. Пугающе. От этого голоса хотелось бежать.       А ты сидела. Дура. — Я помогу тебе. Я могу сделать все — и даже больше. Я никогда не нарушаю своих слов. Верь мне, малышка. Верь мне…       Подернутая плесенью челюсть на секунду приоткрывается чуть шире, и ты видишь скользнувший меж зубов раздвоенный фиолетовый кончик языка. Белые зрачки смотрят прямо внутрь тебя.       Ты всю жизнь провела в тени. Ты пыталась — правда, честно пыталась — научиться быть людям нужной. Быть кем-то, к кому могут обратиться за советом. Кем-то, кто может помочь. Кем-то, кто умеет правильно себя вести с людьми. Просто быть кем-то. И у тебя не получалось. Раз за разом ты терпела сокрушительный крах, и после каждого такого раза тебя ждала дома сестра. Ждала, чтобы обвинить тебя в том, что ты недостаточно стараешься. Недостаточно много трудишься. Недостаточно… похожа на нее. На Нее — Блистающую Великолепную Чару.       А сейчас… тебе выпал шанс утереть ей нос? Действительно, выпал?.. — Соглашайся. Я все сделаю. Твое желание в обмен на мое…       Ты трясешься, с ужасом понимая, что хочешь согласиться. Только… — Что тебе нужно? Что тебе надо от меня? Я ничего не могу тебе дать. Ничего… — ты вдруг захлебываешься воздухом и только сейчас понимаешь, насколько судорожно дышишь.       Жуткий лик приближается вплотную к зеркалу, и ты впервые так четко видишь скачущее в черных глазницах безумие. Голый оскал словно растягивается шире в пугающе-нежной улыбке. — Ты можешь дать мне очень, очень многое, малышка… — он достает из-за пазухи что-то и протягивает это тебе. Ты с ужасом смотришь, как через зеркальную гладь легко проходит в твою комнату черная, давно усохшая роза. — Ты можешь дать мне себя.       Не в силах выносить этот пристальный потусторонний взгляд, ты резко закрываешь ладонями глаза, словно испуганный ребенок. Тебя бьет такая дрожь, что ты буквально задыхаешься. Ты… хочешь согласиться?.. ты хочешь?!.. — Будь моей. Будь моей, и я сделаю все, что ты только попросишь. Все-все, девочка… — ты почти физически ощущаешь, как низкий голос трется о тебя бархатом. И колет — колет тебя всю изнутри. Ты пытаешься найти в себе силы, чтобы отказаться… и не можешь.       Зачем-то ты чуть приоткрываешь левый глаз и смотришь на истлевшую руку, едва ли не с трепетом протягивающую тебе сухую колючую розу. И что-то в тебе вдруг с треском обрывается.       Резко выравнивается дыхание. И ты не ощущаешь уже ничего — ни страха, ни даже первоначального любопытства. Ничего — кроме искреннего (?) желания коснуться мертвых черных лепестков. — Все будет хорошо… — едва слышно шепчет голос, и каждое слово льется в тебя, словно нежная патока. — Только будь моей… Я все сделаю… Верь мне, девочка… верь мне…       Ты словно смотришь какой-то фильм прямо у себя в голове. Это все будто происходит не с тобой. Не с тобой. Ты бы не согласилась. Ты бы не положила на зеркало свою ладонь, как бы через холодную гладь касаясь костяной руки. Ты бы не сжала пальцами колючий сухой стебель. Ты бы не сделала этого… не сделала бы… — Позови меня… — умоляет голос с придыханием. — Позови меня, Фриск… Позови меня…       И это не ты трижды тихо произносишь его имя. Не ты.       Уже не ты.