Быть может, я снова полюблю Хэллоуин

— Ты снова не скажешь мне, куда идешь? — если раньше голос был полон сдержанного любопытства и, быть может, ревности, то сейчас он искрит негодованием и обидой. — Нет. — Драко холоден и отстранен. Как всегда, ничего не меняется вот уже сколько лет. — Это какой-то ритуал, да? Я теперь тоже Малфой, я имею право на ваши семейные тайны! Уж не думала, что Малфои черпают силу в Самайн… Ритуал? Да, для Драко это уже ритуал, но не имеющий никакого отношения ни к Малфоям, ни к силе. Пусть думает, что угодно, лишь бы не мешалась под ногами. Ответа Астория так и не удостоилась. — Ты не сможешь скрывать это от меня вечно! — Она совсем неаристократично визжит, потеряв все свое достоинство. Единственное, что может вывести ее из себя — это откровенное игнорирование. Драко чуть поджимает губы, едва заметно. И это единственная его реакция. Он выходит из своей спальни. Заходит в детскую и прикрывает за собой дверь, оставляя супругу в коридоре даже не взглянув на ее обескураженное лицо. — Сынок, как твое настроение сегодня? Ты знаешь, какой сегодня день? — Мальчик играет в игрушечных солдатиков со своим домовиком. Совсем как сам Драко в детстве. — Фибби мне больше не поддается. И моя армия проигрывает. — Нет и намека на обиду, лишь констатация факта. Характер Малфоев проявляется уже в таком нежном возрасте. А ведь ему всего семь. — Сегодня Хилло… Хэйло… — Эльф подбежал и что-то шепнул на ушко, хитро подмигнув ребенку. — Хэллоуин. — Драко улыбнулся на это и кивнул. — Скорпиус, ты любишь этот праздник? Когда я был ребенком, я очень любил играть в «Сладость или гадость»… Мы с мамой ходили к Паркинсонам, у них всегда были самые большие зачарованные тыквы, летающие по парку… — Глаза мальчика засияли, когда он представил, как это выглядело. Но что-то в голосе отца заставило его чуть задуматься. — А ты, папа, любишь этот праздник? — Вопрос поставил Драко в тупик. Но сыну он никогда не врал. — В детстве любил. А сейчас… Праздник уже не так важен для меня, а вот день этот я не люблю… В этот день случилось кое-что нехорошее — нет-нет, я расскажу тебе об этом позже — и я перестал любить Хэллоуин. — Драко был настолько честным, насколько мог. И в семь, и в восемь лет он все еще обожал выпрашивать сладости, умудряясь быть очаровательным, не теряя аристократических замашек. А вот совсем перед его девятым днем рождения он узнал, что случилось в этот день давным-давно. Узнал случайно, и никогда не рассказывал об этом родителям. И все так же изображал радость от визитов в Паркинсон-Парк. Но любить этот праздник он перестал. — Но, Скорпиус, мое отношение к этому дню не должно влиять на твое мнение о Хэллоуине. Это важно, чтобы ты сам решил, любишь ли ты этот праздник. В этом году вы с мамой пойдете к Ноттам. Уверен, это прекрасный шанс определиться со своим мнением, раз уж в прошлом году ты так не вовремя заболел. — Хорошо, отец. Я так и сделаю. — Скорпиусу понадобилось несколько минут, чтобы обдумать то, что сказал папа. Одновременно с этим, он направил отряд солдатиков в правый фланг врага. — Раз уж не могу выиграть это сражение, пусть оно пройдет с наибольшими потерями для противника. Драко еще немного понаблюдал за сыном. Времени у него почти не оставалось. Опаздывать было нельзя. Поцеловав его макушку, он уже собрался подниматься с пола, на котором расположился рядом с разворачивающейся баталией, но мальчик его остановил. — Ты не пойдешь с нами, да? У тебя опять то самое важное дело, да? — В голосе ребенка не было любопытства, скорее понимание и поддержка. Серьезные серые глаза не требовали ответа, только успокаивали и дарили уверенность, что все правильно. — Да, сын. Самое важное дело. — Он еще раз притянул Скорпиуса к себе и обнял. Затем поднялся и вышел, плотно притворив дверь. Он знал, что Фибби накладывал чары секрета, когда отец общался с сыном. Как и почему эльф понял, что разговоры Драко с любимым наследником были чем-то сакраментальным и глубоко личным, он не знал. Но никто никогда не смог бы подслушать, чем он делился с сыном. Как тот разговор два года назад. Драко объяснил мальчику, что есть одно дело — самое важное, которое папе обязательно нужно сделать. Чтобы все было хорошо. Чтобы плохого не случилось. И сын помнил об этом разговоре и на следующий год, когда отпускал папу от своей постели, немного сонный от зелья от простуды, и вот, в этом году.

***

— Я думала, мы со Скорпи пойдем к Ноттам отмечать Хэллоуин. — В голосе звенит укор. — Драко, он хотел бы вместе с отцом собирать конфеты. Это удар ниже пояса. Ярость поднимается из самой глубины души. Потому что у него нет на это времени, потому что Астория переходит границы разумного… Голос его ледянящий, взгляд, направленный прямо в душу, заставляет вздрогнуть и замереть, не донеся изящную ручку до щеки, чтобы заправить выбившийся локон: — Астория, ты не имеешь права ни на одну из тех эмоций, что испытываешь. И своим поведением ты в разы увеличиваешь свои шансы вернуть девичью фамилию до исполнения Скорпиусу 10 лет. Наш брак — это хорошо продуманная и задокументированная сделка. Гринграссам нужны деньги, Малфоям — наследник. Магия моего рода — как приятный бонус на эти 11 лет. Ты не имеешь права на эти вопросы, ты недостаточно умна, чтобы манипулировать мной с помощью сына, и ты уж точно не вызываешь во мне ни капли уважения подобными сценами. Ты никогда не займешь в моем сердце даже скромный уголок, чтобы надеяться, что под воздействием эмоций я продлю заключенный контракт. А потому берегись, Астория, и хорошенько думай, что ты говоришь и делаешь. — Драко развернулся и направился к камину. Ему предстоит несколько переходов по каминной сети, чтобы добраться до места назначения, а времени уже не осталось. Но он не может не сказать еще одного. — И да, моя дорогая супруга. — Отмеревшая было леди Малфой вновь застыла вполоборота. — Если ты еще раз посмеешь наложить на меня чары слежения, как в прошлом году, или нанять кого-то из бывших авроров французского управления, как в позапрошлом, или нацепить артефакт, как за год до этого… Семья Гринграсс будет разорена, по условиям магического контракта, а род Гринграсс никогда не отмоется от позора. Я понятно изъясняюсь? — дождавшись медленного и очень глубокого кивка, он бросил летучий порох и назвал адрес для перемещения.

***

Они вернулись в Англию, когда Скорпиусу исполнилось пять. Поместье во Франции послужило прекрасным убежищем, но время прошло, острые углы немного сгладились, и Драко предложили место в Британской Гильдии Зельеваров, с возможностью возглавить ее в будущем. Конечно, если бы не вмешательство в его послевоенную судьбу одного старого знакомого, ничего бы этого не было… И сейчас он торопился, чтобы отдать этому знакомому долг, пусть он об этом ничего и не узнает. Каждый год, после победы, в этот день он незримо следовал за своим спасителем. Это для всего мира он был Героем, Избранным и Спасителем с большой буквы. Особенно после памятного мая. А Драко он спас гораздо раньше. В тот первый страшный год он только вышел из застенков Аврората. Почему его не содержали в Азкабане, как всех остальных Пожирателей, он узнал только при освобождении. За него попросили. Даже не так. Его место здесь, в сухой теплой камере без дементоров, отвоевали с боем. Едва только вдохнув свежий воздух, уже морозный и оттого давящий на легкие, он ощутил небывалую ранее тревогу. Рвущую, заставляющую метаться, как зверь в невидимой клетке, зовущую куда-то. Закрыв глаза, он не знал даже, куда собрался аппарировать, пока в последнюю секунду не встала перед глазами Годрикова впадина. Оказавшись там, он, шокированный и ошеломленный увиденным, бросился к могиле. Не нужно было много времени, чтобы понять, кто под плитами. И кто на плите, лежит, раскинув руки, глядя пустыми глазами в небо. Драко знал, что он дышит, но жизни в глазах не было. Наложив сонные и согревающие, он перенес его к Норе. Оставил у границы охранных чар и аппарировал прочь, убедившись, что его появление заметили все еще находящиеся в постоянной готовности отразить нападение Уизли. После этого страшного, пережитого с огромным трудом дня, Драко не мог не быть рядом с ним каждый Хэллоуин. И никакие расстояния, никакие дела не были преградой. Порт-ключи заказывались на доверенных лиц загодя, экипажи и фестралы подготавливались заблаговременно, предусматривались любые эксцессы и неожиданности. Но в этот день Драко был рядом. Он никогда не приближался, был незримым наблюдателем, готовым вмешаться в случае крайней необходимости. Стоял вдалеке и злился, злился на всех приближенных, которые так безрассудно отпускали его одного. Слепцов и глупцов, несмотря на все достижения в магических науках и на карьерных поприщах. Почему никто никогда не приходит сюда с ним? Почему его рыжая не может догадаться поддержать его? В такой тяжелый день? Хотя, чему удивляться, еще в Хоге все с радостными визгами развлекались в нелепых костюмах, пытаясь вовлечь его в глупые игры. А он, как настоящий Герой, стараясь не тяготить никого своими проблемами, умудрялся как можно незаметнее улизнуть и спрятаться ото всех, чтобы не пришлось изображать веселье в самый трагичный день его жизни… Но сегодня все пошло не так. Астория его задержала, и он не сумел прийти заранее. За год на облюбованном им месте построили какое-то монументальное строение, и занять наблюдательный пост пришлось совсем близко. Все пошло не так. Он видел каждую морщинку на лице, слышал каждый тяжелый вздох, казалось, даже чувствовал тепло, исходящее от протянутых к выбитым на камне именам ладоней. И так сложно было не подойти еще ближе, так нечеловечески сложно было не предложить утешение, пусть осознавая, что предложение будет отвергнуто. Он наложил столько Дезиллюминационных, что ему стало немного зыбко дышать. И замер. — Мама, ты знаешь, сегодня я никого не чувствую. Помнишь, помнишь, я ведь делился с вами своим сумасшествием. И пусть это был выдуманный друг. Но без его присутствия мне было бы совсем невыносимо. Знаешь, мам, мне иногда казалось, что я как дома здесь, у вас. Такое комфо-о-ортное, привычное чувство, будто всю жизнь ты с ним прожил. А без этого чувства будто холодно, так холодно. И вот, я сюда приходил согреться. Согре-е-еться. Потому что только здесь это воз… возможно… И нет, мама, я не пьян, просто слишком много зелий… — Он вздохнул. Потом снова. Все протирая буквы пальцами, касаясь их нежно, словно чьего-то лица. — Знаете, родители, а я ведь почувствовал это тепло пару лет назад не только здесь. Подумал, что сумасшествие мое прогрессир-р-рует. На весеннем балу в честь Победы. Будто кто-то погладил меня по волосам теплой рукой. Да… Да… Но потом все пропало. — Он снова горестно вздохнул. — Пропало. Драко помнил тот бал. Помнил, как не мог отвести взгляд от Героя. Помнил, как неприлично долго следил за ним, удивляясь, что он совсем один стоит на балконе, точно прячется ото всех, пока его дражайшая супруга улыбается и пышет счастьем где-то в центре событий. — Ты знаешь, папа. Ты бы не разочаровался во мне. Я все важные в жизни вещи сделал. Важные для мира. Важные для дорогих мне людей. И в этом году… Папа, я наверное могу сказать, что все закончил, что мы скоро встретимся. С Сириусом. И с… С ними, с теми, кого не уберег. — Его взгляд скользнул к небу, словно и сейчас он видел там их лица. — Джинни ведь права, как я могу быть хорошим отцом, если сам никогда не видел, как нужно кого-то любить, как нужно воспитывать сына. А Дин, он из полной семьи. И он очень хороший, и любит Джеймса. И хорошо, что у них получается полноценная семья. Потому что дети должны видеть, как родители любят друг друга. А в нашей с Джинни семье он никогда не увидел бы этого. Я ведь наверное не умею… Ну… Любить… Мне ведь никто не показал… — Сам испугавшись своих слов, он встрепенулся. — Нет! Мам, что же я такое говорю, не то хотел… Меня ведь никто не любил, кроме вас. А вас забрали так рано. Так… Хех… — Голос его сорвался. Но в потухших глазах возникла искра. Возникла и тут же пропала. Драко смотрел, не отрываясь ни на секунду, и отдал бы многое, чтобы взгляд его спасителя — только так он позволял себе его называть — всегда светился этой искрой. — Он прав был, я косноязычный, шрамоголовый придурок. Пап, не могу подобрать слов, чтобы все правильно рассказать. — Он задумался. Замолчал и уставился в небо. А Драко забыл, как дышать. Вопреки всем доводам разума подался вперед, впитывая слова, но не давая себе права поверить в то, что слышит. — Но знаешь, я так счастлив, что он счастлив. Что у него настоящая правильная семья, жена, сын. Я бы не простил, если бы с ним что-то… Ну, после войны… То, что он выжил — это чудо, и после победы он должен быть счастлив. А я… — Он снова задумался. Опять надолго. — А я, папа, плохой отец. Джинни с утра прислала сову, что сегодня я могу отметить Хэллоуин с Джеймсом. Но, как же я? В таком состоянии — не спав всю ночь, оставаясь спокойным и на ногах только благодаря зельям. Да, папа… Я плохой отец. Джеймсу будет лучше без меня. Им всем будет лучше. И знаешь, я привык, что с годами все оставили меня в покое. Только… Мне бы хотелось, чтобы Он помнил. Мам, понимаешь? Пусть все помнят Героя. Мне кажется, если бы Он помнил, то помнил бы меня. Вы ведь не обидитесь и поймете меня, если я приду к вам пораньше? Не могу больше. Не могу, не могу, не могу! Тогда, сразу после победы, не знаю, как попал в Нору. Не знаю, почему передумал. Не знаю, не помню. Казалось, что закончил все дела, да их было и немного, главное, Ему смог помочь… Но сейчас точно знаю, что здесь мне больше нечего делать. Что у всех все будет хорошо. Шок, однозначно, шок заставил Драко забыть обо всей скрытности. Да и о логике. Обо всем вообще. Он вышел из своего укрытия и на негнущихся ногах подошел к низенькой оградке. Оставляя следы на свежем снегу, появляющиеся из воздуха, он подошел непозволительно близко. Но все также остался незамеченным. Или нет? Парень на земле встрепенулся: — Он пришел, мам, я снова чувствую это тепло! Тепло его присутствия! Пап, мой воображаемый друг здесь! — Он не озирался по сторонам, пытаясь найти его глазами, он просто вдохнул глубоко и закрыл глаза, улыбаясь. — Я могу теперь и с ним попрощаться! Знаете, я ведь сразу думал, что это кто-то из вас, или Бродяга. Да… Глупый я! — Он звонко рассмеялся. Так искренне, так радостно. — А потом я думал, точнее, мечтал, и в какой-то момент принял желаемое за действительное, — что это Он. Мне казалось, я чувствовал его запах, что его взгляд согревает меня, как в Хоге. Вот дурак! Представьте только Его Величество Слизеринского Принца Драко Люциуса Малфоя на кладбище в Годриковой впадине! Торчащем без дела столько часов к ряду! Смех, да и только! — Драко задохнулся. Нет. Он ошибся. Так не могло быть. Ветер растрепал и без того лохматые волосы, а Герой закрыл лицо руками, подозрительно всхлипнув и надавив на глаза. С такого расстояния было видно, насколько он истощен. Было видно, насколько он обессилел. Это не просто магическое истощение. Он и правда был на пороге… Он потянул воздух с силой, пытаясь заполнить легкие до отказа, и внезапно отнял руки от лица, являя миру дорожки слез и дикий блеск глаз. — Я сошел с ума… Папа, я сошел-таки с ума. Хорошо, что последний флакончик с собой. Вот, еще немного подышу. — Он перешел на шепот. — Я слышу его запах, мама. Я так люблю этот запах. Никогда не мог им надышаться, и вот сейчас он со мной… Позади послышался всхлип, и его повело, потянуло назад. И он готов был упасть, но вместо холодной запорошенной земли оказался в чьих-то теплых объятьях. Крепких, сильных… Запах усилился, а спиной он ощущал чью-то горячую грудь с бешено стучащим сердцем. Он весело рассмеялся: — Ну вот, теперь тактильные галлюцинации. Нужно спешить, — он некрасиво шморгнул носом, а слезы новой волной покатили из глаз, — пока я еще могу сам решить, как мне закончить этот путь. — Не позволю. Не дам. Не отпущу. — Его перевернули лицом к невидимому собеседнику, позволив без удивления вглядываться в пустоту. Потом ненадолго отстранили от себя. — Фините Инкантатем. Мордред. Фините Инкантатем. Фините… Руки не слушаются. — Просветление надежды мелькнуло в мокрых глазах. И он позволил себе понадеяться. Что ему терять? — Фините Инкантатем, — обыденным, немного глухим голосом заклинание прозвучало на кладбище неоправданно громко. А потом его сердце остановилось. Руки Драко все еще тряслись, и он разглядывал их с истинным недоумением. Подняв глаза, он будто вернулся в это мгновение. — Гарри. — Он только сейчас понял, что натворил. Что так раскрылся. Что… — Так это был ты, все это время? — Драко молча кивнул, вмиг осипшее горло не давало и шанса произнести хоть звук. — Но. Ты был во Франции. — Снова кивок. — Порт-ключ? На чужое имя? — Драко сглотнул, но снова промолчал. — Зачем? — И еще миллион вопросов, невысказанных, но очевидных. — Я без тебя не смог бы. И сейчас не смогу. Не смогу, Гарри. И не позволю. — Гарри улыбнулся. Так робко, едва заметно. — И не оставлю. Мне многое нужно сказать… — Немногое. Я думаю, я понимаю… Вот только уже поздно. Но я уйду счастливым. — Такой сияющей улыбки уже давным-давно не видел никто. Уж тем более, «Пророк». — Не думаю, что ты понимаешь. Малфои очень ревностно относятся к своему. Не отпущу. Не отдам никому. Мне еще нужно объяснить тебе, насколько бессмысленную чушь ты тут нес. Нам всем нужно поучиться у тебя, как любить. И лучше тебя отца у Джеймса никогда не будет. И… — Столько всего было на уме, что невозможно было понять, что главнее. — Но для начала, — он не успел договорить. Его губы накрыл легкий, скромный, едва ощутимый поцелуй. Словно касание ветра — мимолетный, непревзойденно нежный. Будто попытка поверить, что самого Гарри тоже стоит спасать. — Для начала, неплохо. Быть может, я снова полюблю Хэллоуин.