Об этом никто не узнает

       Ночь красовалась во всём своём великолепии. Там, где-то наверху, поочерёдно вспыхивали звёзды, словно переговаривались, подглядывая за нами. Мягкое свечение луны слабо касалось мужского лица. Прохлада обволакивала мои плечи, и нестерпимо хотелось, чтобы Гектор обнял меня. Он сидел за летним столиком, вальяжно развалившись на сиденье с таким видом, словно его ничто не заботило в тот момент, когда мне хотелось скулить от переполнявшей тоски. Расстояние между нами по существу было ничтожно малым, но для меня оно растянулось на число нескончаемых миль.        Гектор поднёс сигарету к лицу, с наслаждением втянул в себя никотин. Купаясь в серебряном свечении луны, он с видимым удовольствием выдохнул дым обратно. В туманном облаке, юлившем вокруг него, Гектор был особенно красив.        То, как он курил, сводило меня с ума. Лишало рассудка, подчиняло ему. Я ненавидела себя за эту глупую слабость, но мои чувства к нему были единственным, что когда-то смогло вытащить меня из безмятежного болота безразличия. В тот момент, когда Гектор подносил сигарету ко рту, мне хотелось обернуться ею, той самой сигаретой, зажатой между тонкими губами. Он очаровывал меня, выдыхая эти белые клубы дыма. И я медленно втягивала дым носом, едва-едва, чтобы Гектор, конечно же, не заметил этого.        Наверное, так сильно любить — это жесточайшее преступление для женщины. — Так, значит, это всё? — спросила я как бы невзначай, стараясь даже не смотреть на его красивое лицо.        Гектор медленно потушил сигарету, превратив ровный цилиндр в скособоченный кусок бумаги. — Ты знаешь ответ на вопрос.        Его голос, низкий и глуховатый, заставил задержать дыхание. В этот момент я позволила себе взглянуть на него. Облик Гектора отчётливо вырисовывался на фоне ночного неба, освещённого луной.        Скучала ли я по нему? Мне хотелось раствориться в нём, обвить его руки вокруг себя. Но если бы я показала ему, как сильно скучала, он бы сбежал от меня восвояси. — Ты любишь её? Ты любишь свою жену? — Мне хочется выпить, — на выдохе произнёс он. — Сначала я схожу за вином, ты не против?        Дождавшись моего одобрения, Гектор поднялся и стремительно пошёл в спальню, оставив меня на балконе наедине с отрезвляющим ветром. Я не знала, действительно ли он желал выпить вина или же просто выбил себе время для размышлений, однако это не имело особенного значения, потому как я знала, что Гектор не станет лгать в любом случае. Как правило, люди обманывают друг друга, когда им есть, что терять. Я знала, мы видимся в последний раз, и это означало, что смысла во лжи не было.        Гектор вернулся очень быстро, разлил алкоголь, напоминавший жидкий гранат. — Твой вопрос, Лида, свойственен юношам, а мы с тобой уже давно перешагнули эту черту, — Гектор снисходительно улыбнулся. — Что значит любить? Думаю ли я об этом человеке? Хочу ли я просыпаться с ним каждое утро? Волнуюсь ли я о нём?        Каждый вопрос, на который я уже знала ответ, вонзался мне в грудь и саднил. — Да, — ответил он, — и миллионы «да».        Я не винила его. Наши отношения зародились так же быстро и спонтанно, как и должны были в тот вечер закончиться. У него была очаровательная жена, и, если честно, в начале нашего знакомства я совсем не понимала, почему он предпочёл меня ей; у него было двое детей: сын Зигги и младшенькая дочь Ингрид. Милейшие создания.        Список того, что он потерял бы, если был со мной, намного длиннее, чем список того, что я могла ему дать. Конечно, когда я ощутила, что эта незримая связь, пролегшая между мной и Гектором, стала ослабевать, я впала в истерику. Я много кричала, помню, даже спросила у него тогда, что же мне нужно сделать, чтобы быть лучше неё. Но Гектор ответил: «Люди всегда останутся теми, кто они есть, и во всем мире не хватит магии для того, чтобы их переделать». И я осознала, что он был прав. Именно поэтому я не чувствовала ненависти к Гектору или к его жене, я просто внезапно ощутила всю несправедливость этого мира. И от этого было тошно. — Ты счастлив в этом браке? — Прелесть брака, Лида, состоит в том, что это стабильность. А в наши годы это необходимо как ничто иное. И да, я счастлив. Но что будет с тобой?        Я пожала плечами. Просто и по-детски. Мне не хотелось впадать в долгие и мучительные размышления о моём будущем. Я не хотела вцепляться в Гектора. Унизительнее одиночества бывает только то, когда в человека вонзаются своими руками, удерживают против воли и тащат его за собой.        Это так не работает. Любовь, ровно как и дружба, основана на взаимном согласии, это добровольный союз, который ценнее всего на свете. И следует понимать, что никакими силками вы не способны кого-то удерживать. Возможно, человек будет действительно находиться рядом с вами, но вы никогда не заполучите его чувства, мысли, и оттого он не будет принадлежать вам. — Ты вправе возненавидеть меня, — тихо произнёс Гектор, — но это больше никогда не повторится, помнишь? И чем быстрее ты с этим смиришься, тем будет лучше для тебя.        Гектор склонился к моим коленям, положил на них свою кучерявую голову, и я, проглотив тоску, которая комом встала где-то в горле, нежно погладила его волнистые пряди.        Он любил меня, эти чувства горели в нём мирным огнём, и я об этом знала. Мы никогда не признавались друг другу в любви: никто из нас не нуждался в этих словах. Гектор приподнялся, взглянул на меня из-под коротких ресниц, и в его взгляде я прочитала то, в чём он никогда не признался бы вслух. — Что я могу сделать для тебя? — с надеждой прошептал он.        Я постаралась улыбнуться, чувствуя приближающиеся слёзы, и ответила: «Оставь меня одну». Гектор поцеловал губами, похожими на лепестки чайной розы, тыльную сторону моей ладони и ушёл, тихо прикрыв за собой дверь гостиничного номера.        Он ушёл, а в воздухе осталось тяжёлое ощущение несправедливости.        Гектор сказал мне, что чем быстрее я смирюсь, тем легче мне будет самой. Я действительно смирилась. Однако прошло шесть лет с нашей последней встречи, и я не забыла. Я всё ещё помню его смех, который живёт внутри меня.