Honest hearts

      Куроо любит сидеть ночами напролет в казино, шумные гулянки в барах и слепящие огни Нового Вегаса, а Кей ненавидит это убогое подобие города, построенное на куче мусора, потому что иногда ему кажется, что он один все еще помнит – мир за стенами умер. Жестокая сука Мохаве сожрет с потрохами любого.       Сидя в какой-то не самой приметной забегаловке из множества других, он продолжает убеждать себя, что остался тут вовсе не из-за Куроо, а из-за базы Последователей Апокалипсиса, но вообще-то получается откровенно дерьмово. Но он все равно не признается в этом. Ох, Последователи Апокалипсиса, значит? Люди, посвятившие себя обучению людей и восстановление пустошей, как благородно. А вот быть курьером-неудачником, подставляющим свою задницу под пули ебанутых чертей и лапы когтей смерти за гроши, как-то не очень. Цукишима делает глоток ледяной ядер-колы и смотрит в сторону стола игроков в Караван, замечает взъерошенную копну угольных волос, задерживает на их обладателе взгляд и возвращается к своим мыслям.       Они ведь так и познакомились, да? Тецуро просто задержался в нужном месте в нужное время в поиске подработки, а Кей как раз в этот момент прощался с жизнью на кладбище какой-то захудалой деревни с приторно-тупым названием. Пуля в лоб за ебаную крышку, нет, ну вы представляете? Поразительно.       Допивает остатки ядер колы, вдыхает сигаретный дым какого-то старика, курящего рядом с ним за барной стойкой, и морщится. Ему вообще-то нужны здоровые легкие, чтобы убегать от гулей и болотников.       Цукишима встает со своего места и устало бредет к их комнатушке, снятой этажом выше. Проходя мимо очередной комнаты, он слышит треск сломанной мебели и звуки драки, возможно, кого-то сегодня убьют за долги или за аферу за спиной, кто знает, как досадно. Хотя, вообще-то, не очень. Кей открывает ключом довольно хлипкую обветшалую дверь и входит в номер, бросая ключи с биркой 38 на почти развалившуюся тумбу у двери. Парень сваливается на кровать лицом в матрас и удивляется, что она не разваливается под ним. Кей устал настолько, что даже не замечает того, как забыл запереть дверь.       Ему пиздец как противно. Мысли крутятся вокруг того, что Мохаве – это ад, и если ты родился здесь, то суждено тебе гореть вечно. Что за стенами этой свалки? Пустыня, самая палящая и горячая в новорожденной Америке и 1001 способ сдохнуть. Квест длинною в жизнь с бесконечной вариацией концовок: от ржавого ножа в горле на усыпанной горячим песком дороге до возможности остаться трупом, обглоданным каким-нибудь блядским мутантом. И если концовка не сказать, чтобы радужная, а квест не такой уж и длинный, то, может, было бы не так уж и плохо закончить его на кладбище Гудспрингса, ведь пуля не самый хуевый расклад, потому что это очень быстро.       А потом Кей снова думает о Куроо, который увлечен Караваном этажом ниже, и который как будто бы забыл о нем. Как-будто. О Куроо, у которого всегда беспорядок на(в) голове. Куроо, который курит, когда они шатаются рядом с дамбой Гувера и словно ребенок радуется, находя крышку со звездой от Сарспариллы. У Тецуро раздражающая привычка говорить много и не вовремя. Ну, серьезно, Кею поебать на анекдот про брамина и солдата НКР, когда за стеной укрытия их разыскивают легионеры. Тецуро ужасно шутит и кажется, будто он имеет самые разные связи по всему Вегасу. У него привычка искать себе приключений на одно место и невероятный талант преподносить это в историях, как опаснейшие ситуации, из которых он, Куроо, всегда выходит героем, а Цукишима не понимает, когда он столько успел в жизни, ведь у них всего лишь два года разницы в возрасте. Тецуро верит в НКР, в возрождение новой Америки и кажется, будто одними своими громкими убеждениями и ехидными улыбками заражает людей вокруг.       Тецуро любит есть сахарные бомбы, листая найденный им очередной довоенный выпуск «Фантома», и пить Сансет Сарспариллу, сидя в пасти того огромного динозавра близ отеля Дино Дилайт. У Тецуро ловкие, покрытые аккуратной паутиной вен, руки и привычка играть складным ножом, когда скучно. Он не обделен ростом и телом атлета. А еще довольно мерзкими ожогами на спине и плохо скрываемой ненавистью к легионерам, Кей умный, он быстро догадался, но Куроо делает вид, что не замечает (а еще никому, кроме Кея не показывает). У него глаза отливают самым чистым янтарем, взгляд портит лишь немного нахальное выражение лица и, честное слово, иногда его хочется сбить с этой нахальной морды.       Лежа на единственной кровати в комнате (это экономно, уговаривает себя Цукишима, и вообще, кое-кто сегодня перебрал с виски, поэтому останется спать на полу) Кей вспоминает, как Куроо затащил его на один из старых довоенных кинотеатров, и когда им повезло найти схрон с, чудом уцелевшей, пленкой, Тецуро устраивает киномарафон, дымя под утро сигаретой, игнорирую жалобы Кея и восклики, о том, что курить сейчас в этом месте все равно, что у бензоколонки на чертовой заправке.       Тецуро любит повторять: «Оя, что за кислая мина, оглянись вокруг, это Калифорния восстает из пепла! Боже, храни Америку!» В его глазах горит заразительный живой огонь, он смеется чуть тише обычного, с этой своей горячей хрипотцой в голосе и Кей не понимает, как такой яркий, такой живой Куроо, все еще не оставил его, не видящего ничего, кроме мертвой пустыни и развороченной кровавыми ранами от разорвавшихся ракет земли.

Он думает о Куроо и у него окончательно сносит крышу.

Пиздец.

      Бледная рука тянется к лицу, чтобы снять очки, Кей аккуратно оставляет их рядом с подушкой. В мире, где от твоего выживания в большей степени зависит умение владеть огнестрелом ему повезло родиться близоруким, какая, блять, ирония. Цукишима переворачивается на бок, спиной к двери, глубоко вздыхает, словно измученный на кресте Христос, и смотрит в мутное окно, за которым не гаснущие огни Вегаса, хибары и развалины Фрисайда, и бесконечная горячая жестокая Мохаве, смотрящая на него в ответ. По закатному небу разливаются кровавые и ярко-оранжевые яркие цвета, будто пожарище вот-вот пожрет небо. Гори ярко, родная Мохаве.       Кей лежит так не то чтобы долго, но веки, будто свинцом налитые, тяжелеют и сами закрываются, когда горизонт чернеет и становится проблемно увидеть что-то за стенами Фрисайда. Комната почти погрузилась во мрак, не считая огней с улицы, и он потихоньку проваливается в тревожную беспокойную дрему, потому что забываться крепким сном он давно уже разучился.

***

      Спустя пару часов половицы в коридоре скрипят под пьяной поступью. Тецуро приближается к двери и стучит три раза, не громко, но достаточно для того, чтобы обозначить свое присутствие и дождаться, пока откроют с той стороны. Его немного шатнуло в сторону, и он оперся левым плечом о стену. За дверью было все также тихо, а он и так никогда не отличался терпеливостью, поэтому, взявшись за ручку, Куроо просто надеялся на то, что дверь не заперта. Ну или можно просто дергать и стучать, пока Цукишима не откроет. При всем этом желательно избежать кары от разбуженного очкарика, конечно. Но как ни странно, дверь оказывается не запертой, его бесшумное проникновение не было обнаружено.       Увидев ключи на полусгнившей тумбе, он подхватил их и запер дверь изнутри. Не то чтобы запертая дверь, держащаяся на честном слове, может спасти, к примеру, от пары наемников, пришедших разобраться с его карточными долгами или ребят, которым он просто насолил когда-то, но все же. После щелчка замка комнату снова поглощает тишина. Тецуро возвращает ключи на место. Лениво бредет к единственной кровати, попутно стягивая повидавшую многое потрепанную кожанку, бросает ее на полу, повторив все это с берцами, он останавливается у кровати. Аккуратно ставит «Ловец снов» у изголовья кровати прикладом на пол, стягивает с пояса свой нож Шанса в чехле и оставляет рядом с ружьем. Правило выживания от Куроо Тецуро – «оружие всегда должно быть под рукой». Одно из важнейших, между прочим. Сразу после «не мешать атомный коктейль с самогоном».       Он разворачивается к лежащему спиной к нему Кею и молча смотрит какое-то время. У Кея кожа совсем бледная. Они же вместе носятся по Мохаве как угорелые с утра до ночи, а на нем, в отличие от Тецуро, никаких следов загара, удивительно просто. На лицо и плечи падают яркие цветные огни из окна, дыхание тихое, грудная клетка едва заметно вздымается. Видно, что веки слегка подергиваются, значит, спит неспокойно. Если Куроо разбудит его, точно получит по шее.       Но ему, вообще-то, откровенно плевать, потому что спина перед ним слишком открыта и доступна, а спать на полу он не собирался ни при каких обстоятельствах, поэтому Тецуро валится прямо на спящего, придавливая того всем своим весом, утыкаясь носом в сгибе плеча и шеи. Цукишима морщится, недовольно цокает, но попыток вырваться из крепкой хватки Куроо не предпринимает. – От тебя воняет перегаром, слезай, – голос Кея усталый и тихий, но сейчас в нем нет того обычного яда, который бывает, когда он злится. Цукишима слегка толкает его локтем в ребра, совсем несильно, едва касаемо, только чтобы обозначить недовольство разбуженного человека.       Куроо проводит носом вдоль шеи, поднимаясь выше и целует за ухом. Мимолетно, немного неаккуратно и смазано, он все-таки пьян. Шумно втягивает носом воздух. – Ворчишь, словно старикан, – отвечает он тягуче и лениво, пока на лице расползается ехидная улыбка. Совсем как кот. – Ненавижу тебя.       Он не обращает на эти слова никакого внимания, потому что оба, вообще-то, знают, что все это напускное, пиздеж и провокации. Тетсуро сильнее прижимается сзади, кладя левую руку на впалый живот, задирая рубашку. Они лежат так какое-то время: пьяный Тецуро, которому не дают забыться сном роящиеся в голове мысли и Кей, не способный заснуть после пробуждения, словно под гипнозом цветных огней за мутным стеклом.       Сколько бы Цукишима не сопротивлялся этой мысли, сколько бы не раздражал и не выводил его из себя Куроо своими выходками, он думает, что все-таки Куроо Тецуро лучшее, что могло с ним случиться. Черт возьми, Куроо Тецуро лучшее, что могла оставить ему Мохаве.       А для Куроо он как отдушина, спасение его грешной душонки, кто-то, для кого имеет смысл не подставляться бездумно под пули рейдеров и не нарываться на копья блядских легионеров. Тецуро нравится Кей, его упертость, непокорность, протест в поведении ко всему. Кей ненавидит эту пустыню, рассказывает, как его заебало засыпать с ножом в руке и чувством обреченности в голове.       Но больше Куроо любит слушать, как Кей говорит о Последователях Апокалипсиса, их работе и идеях, говорит увлеченно, в светло-карих глазах загораются огоньки и Куроо готов поклясться, что еще немного и он утонет в них. Он уверен, Кей из тех гениев, способных помочь этой стране подняться на старых костях, возрождаясь из пепла, было бы только желание. Желание присоединиться к тем же Последователям, например.       Тецуро нравится его бледная кожа, которую часто не встретишь у съемных девок рядом с казино. Его мягкие вьющиеся волосы, которые приятно пропускать через пальцы, сидя плечом к плечу и потягивая ледяную Сарспариллу из одной бутылки. Нравятся его глаза, глубокие карие, жгучие, но как ни странно, иногда такие холодные. Смотря на этого мальчишку, Куроо готов поклясться, что временами его сердце пропускает удары.       Иногда они дерутся. Когда накипит у обоих так, что они на крики сорвутся, с губ будут слетать ругательства и оскорбления, такие, что уши загорятся, кто-нибудь первый повалит другого на пол, посыпятся удары по ребрам, парочка попадет по лицу, тычки, попытки схватить за горло. А потом кто-то один оседлает второго, они будут сверлить друг друга прожигающим сверлящим взглядом, кто-то из них устало положит свободную руку на шею второго. Они соприкоснуться лбами и будут дышать обрывисто и часто, а потом губы сольются в грубом поцелуе насколько у обоих воздуха в легких хватит.       От этих мыслей и воспоминаний, как бы странно не звучало, ему становится спокойнее, тепло разливается где-то под грудной клеткой и Куроо приподнимается на локте, опирается двумя руками на матрас, нависая над Кеем. Они смотрят друг другу в глаза. Куроо прищуривается, словно озорной кот, улыбаясь лишь уголками губ, рассматривая каждую деталь в лице напротив. На его лице и лице Цукишимы падает свет цветных огней Вегаса и неожиданно для обоих Куроо разрывает тишину, все это время покрывающую все в пустой тесной комнатушке. – Знаешь, там внизу я познакомился с одним парнем, кажется, он из Бостона, представляешь? – Кей замечает, что во взгляде Тецуро больше нет никакого озорства, он больше не улыбается и смотрит так серьезно, будто собирается снова рассказать ему про плен в легионах. – Котаро сказал, что там много зелени и целый океан. – Как интересно, – немного недовольно ворчит Цукишима, – а это было до или после того, как он забрал все проигранные тобой день… – Я увезу тебя в Бостон, Кей. – Куроо перебивает его, не давая закончить, почти переходит на шепот и растягивает слова хриплым прокуренным голосом.       В комнате снова тихо, никто не пытается нарушить тишину. У Цукишимы глаза такие, словно он увидел гуля в рядах Братства стали. А Тецуро наклоняется к чужому лицу для поцелуя. Кей не отстраняется от сухих, слегка потрескавшихся от сухого жаркого воздуха губ, улавливает вкус дешевого виски и горечь от сигарет. Они целуются долго, лениво, оба млеют от общего жара и дурмана в голове.       И именно в этот момент, когда чужие горячие руки пробираются под одежду нежными прикосновениями оглаживая каждый сантиметр тела, Кею окончательно сносит крышу, и ему кажется, что Калифорния действительно восстает из пепла.

Боже, храни, блять, Америку!