Paradise is where I am

В конце концов, их было так много и от них так по-разному пахло. Марти сбился со счета. Хорошо, что лиц не видно. Хорошо, что он пьяный. Конечно, утром он уже будет корить себя, ненавидеть даже. Потому что нормальные люди не поступают так, как сегодня поступил он. Но это будет утром. Я подумаю об этом завтра. Эта мысль заставила его улыбнуться куда-то в темноту, самому себе, показалась знакомой. Иисусе, кто же так говорил? Мама? О, мама бы очень разозлилась, узнай она только, что натворил ее сын. В принципе ничего особенно криминального. В принципе, так делают многие парни его возраста. Маленькое приключение. Должен же он сделать в своей жизни хоть что-то за что ему будет по-настоящему стыдно. В ПРИНЦИПЕ, такое он уже делал. Ну, как, не совсем такое. В той ситуации он поступил, как свинья по отношению к другим, а тут уже к самому себе. Так что имеет полное право. Это его почти расслабило. Вообще, он уже давно должен был расслабиться на столько, чтобы не думать о всякой этической чуши. Он должен быть уже не вменяем и летать где-то в спиртовой Вальгалле. Так оно и было. ПОЧТИ. Иногда он забывал, где находится, и когда очередная девочка присаживалась к нему на колени, он был даже рад. Был рад, что не видел их лиц, и что они не говорили, только пахли и терлись об него, и сам он тоже только и делал, что хватал их за «нужные» места. Если парням рассказать, в жизни не поверят. Сделают удивленные мины, «наш Марти не мог попасть в «Чистилище». А вот выкусите, Марти взял и попал. И еще пользовался тут успехом. Ему охотно наливали, тут вообще всем охотно наливали, и с ним охотно делились колесами. Но он почему-то на них не налегал. Что-то внутри него было еще слишком трезвым. Эта мерзкая рациональная составляющая его личности портила ему жизнь. Вот даже сейчас, когда, казалось бы, он вообще ни о чем не должен был думать. Наш скучный Мартино, Марти зануда — он пару раз слышал такое от друзей. Ну не был Раметта сорвиголовой, и в авантюры пускался неохотно, потому что любил заранее знать, на что идет. Он ведь даже книгу не начинал читать, пока в конец не заглянет. Что тут удивительного? Ему нравился порядок, и он терпеть не мог всяких непредвиденных обстоятельств. Тогда, как же он оказался в «Чистилище», спросите вы. На самом деле, это было даже проще чем попасть на чей-нибудь выпускной. Он просто купил билет, ни на что особо не рассчитывая. Он расслабился и ждал. И ему позвонили. Назвали адрес, Марти уточнил время, и вот он здесь. Клеит девочек и пьет уже четвертый «горящий» коктейль. Клеит это, конечно, громко сказано. Тут никто никого не клеил. Все как-то само выходило. Люди становятся удивительно дружелюбны и общительны, когда их лица скрыты масками, а утром никто не станет тыкать пальцами. Можно даже вообразить, что это был не ты. Если понадобится обмануть самого себя. Кто-то сказал ему, что это отлично срабатывает. Утром, глядя на свое лицо в узеньком зеркале среднестатистической ванны с совмещенным туалетом, и пожелтевшим от времени кафелем, ни за что не поверишь, что ночью тебе дала красотка с ногами от ушей. Прекрасный и шальной сон. Потом, мучаясь от скуки на очередном уроке, можно будет вспомнить все в красках. Хотя, Марти теперь уже сомневался, что вспомнит. — Привет. Он не понимал, зачем она поздоровалась. Никто не здоровался. Но он ответил ей, потому что это вежливо. На ней была юбка, неизвестного предназначения, потому что даже через этот неверный клубный свет, Марти видел ее крошечные трусики. Девчонка села ему на колени, уперев в лицо грудь крепкого второго размера. От нее пахло лаком для волос и потом. Еще водкой и приторно ликером. Ему не очень понравился этот аромат, но так пахло почти от всех. В том числе и от него самого. Он схватил ее за «нужное» место и понеслась. Целовалась она хорошо. И Марти все нравилось. Иногда только она отстранялась, и спрашивала какие-то глупости насчет того, хочет ли он ее, хороша ли она, и «что грязного бы он с ней сделал». Черт, девочка, если бы я хотел болтать, то склеил бы кого-нибудь прямо в школе, думал Марти. Но на все вопросы отвечал утвердительно, или кивал головой. Он не хотел, чтобы она сорвалась с крючка. Но удивительное дело, она все-таки сорвалась, когда он в третий раз не ответил на ее вопрос. — Козел! Она с трудом поднялась. Зацепилась о его ногу своей огромной шпилькой, но ее подхватили, и она ушла со своим спасителем. Что ж, хоть что-то перепало, подумал Марти. Он не расстроился. Ночь долгая, и эта девчонка не последняя. Стоило ему только подумать об этом, как вдруг появилась новая. Эта была прямо в его вкусе, совсем не разговаривала. И пахло от нее чудесно, но непонятно, фруктово, только невозможно было различить, что это был за фрукт. Эта мысль почему-то не давала ему покоя. Он спросил, чем же таким она надушилась. Девчонка сказала, что никогда ничем не душится, а это, наверное, ее гель для душа. Он с грейпфрутом. Точно. И тогда Марти сказал, что хотел бы съесть ее. В смысле не ее, а грейпфрут. Он думал, что девчонка сорвется, так же, как и предыдущая. Но эта была странной. Улыбнулась. И они пошли по клубу, искать грейпфрут. Кажется, так завязываются прочные отношения, подумал он, когда они пожирали грейпфрут, а девчонка смеялась над ним, и говорила, что Марти странный, и что другой на его месте, просто залез бы ей в трусы, без всяких разговоров о запахах. Она сказала, что это очень романтично. Марти улыбнулся. А потом они трахнулись за барной стойкой. Но крепкие отношения у них не получились, потому что Марти приспичило в туалет. А когда он вернулся, девчонки и след простыл. Он не расстроился. Даже обрадовался. Потому что на самом деле ему не хотелось серьезных отношений. Какие его годы. Он снова завалился на свой диванчик, просто смотрел на людей, танцующих под Iwanttoknowhowtosurviveinthenightlife, и сам тоже думал над этим, тоже хотел знать. Но у него, вроде как, получалось. Он постиг всю эту философию за пару часов и безмерно собой гордился. Хотя, нравится ему тут перестало быстро. После той «грейпфрутовой» девчонки он смотрел на все творящееся здесь со скукой. А от бешено мигающего света болела голова и рябило в глазах. Он засунул руку в карман и нащупал то, что могло скрасить вечер. Что-то его еще сдерживало, но потом он подумал, что надо выжать из этой ночи максимум. Так и началось его путешествие в мир спидовё. Он не стал очень уж веселым, и не ринулся на танцпол, но музыка теперь билась в каждой клеточке его тела, а люди казались такими красивыми и добрыми, хотя он и не говорил с ними. Он провожал восхищенными взглядами каждую девицу. Не из каких-то животных желаний. Черт, они действительно все были просто волшебными красавицами. Его сердце прыгало в груди, так что даже дышать мешало. И жарко было так, что он, наверное, вспотел раз пятьсот. Но жизнь все равно была чудесной, да. О чем он вообще раньше тревожился, когда живет в распрекрасном мире с такой уймой сногсшибательных красоток? Он действительно попытался вспомнить о своих тревогах, и не смог. Все казалось красивым красочным сном, а он сам плыл над всем этим, расслабившись на своем диванчике, и думал, что влюблен в каждого в этом клубе и городе. Влюблен в эту Вселенную, да и как не влюбиться, когда плывешь по такому красивому небу, цвета индиго, и тучи расступаются перед тобой. Когда видишь островерхие горы, у которых внезапно вырастают руки, но это совсем даже и не страшно, потому что они эти руки протягивают, чтобы обнять Марти. И он сам тоже тянется. Они обнимаются, и он чувствует такое тепло и спокойствие, которого никогда раньше не чувствовал. Пусть это длится вечно. Ну пожалуйста… Но потом, очень быстро, стремительно он полетел вниз, и в голове так же быстро пролетело что-то из Шекспира про Луну и про какую-то эстафету поколений. А солнце, которое так ласково светило ему в этом голубом небе, теперь слепило глаза, выжигало хрусталик, склеивало опаленные веки, так что Марти больше ничего не видел. Он чувствовал, как центр тяжести, который, как ему всегда казалось, располагавшийся где-то в животе, смещается вдруг к затылку, как его неудержимо тянет вниз. И это чувство падения и страха захватывает его так сильно, что невозможно не крикнуть. Он больно ударяется головой. Так что искры из глаз. — Эй! С тобой все в порядке?! Он слышит обеспокоенный голос. От такого удара только смерть, и падение с такой высоты…он подумал, что ангелы говорят с ним. — Кажется, у тебя тут приход пожестче, чем у Дюка и Гонзо, — это говорят уже со смехом. Когда Марти открывает глаза, он сначала видит только улыбку, очень широкую. А кроме нее, как будто ничего больше и нет. Она висит в воздухе, как знаменитая улыбочка чеширского кота. И его это, жуть как, пугает. Никто его не успокаивает. Снова смеются. Тогда он, наконец, понимает, что находится в глупом положении. Диван опрокинут, и сам Марти валяется на нем ничком. — Черт, как это… — Как это произошло? Понятия не имею, я споткнулся об тебя, когда шел к бару, — он рассмеялся, а Марти постарался бросить на него враждебный взгляд. Но, наверное, вышло жалко, потому что парень сочувственно улыбался. — Давай-ка поднимем тебя, ну и диван, конечно, — хохотнул он, и протянул Марти руку. Марти сомневался секунд пять, но потом схватил руку, и его рванули наверх. Центр тяжести снова сместился к животу. Все было почти хорошо, но башка здорово болела, и Марти не знал, то ли это от того, что он закинулся, то ли от того, что ударился об пол, когда глупо падал с этого дивана. Еще он подумал, как хорошо, что тут всем на друг друга насрать. Но, наверное, он все равно выглядел и действовал как кретин, раз его снова спросили: — Тебе, похоже, все еще мерещатся электрические змеи в небе. Он понятия не имел, о чем говорит этот парень. Но ему нравился голос. И это Марти как-то насторожило. Они вместе поставили диван на место, и потом Марти удивленно смотрел на то, как этот парень, по-хозяйски завалившись на ЕГО диван, хлопает по месту рядом. Он был в маске, как и все здесь. Марти всегда казалось смешным, когда в фильмах кто-то носил такие, и люди потом такие типа «ааааблять кто же он, как же его опознать». Как супер-мега-маскирующие очки Кларка Кента. Но он сел рядом, отчасти, потому что ноги его совсем не держали, отчасти, потому что этот диван был его, тупо было бы слиться в другое место. Сел очень неловко правда, почти повалился, напомнив себе ту девчонку, которая требовала от него грязных разговорчиков. Упал, чуть ли не носом уткнувшись этому парню в шею. Успел даже почувствовать, как завибрировало его горло от смеха. — Детка, тебе опасно быть в таких местах. Детка? Это слово его не возмутило, оно… он не мог бы, как следует, описать это ощущение. Как будто он теперь под защитой? Но это же глупость. И почему его ни разу не возмутил тот факт, что парень с ним флиртует? Это было ясно как божий день. Наверное. Может, просто фантазия разыгралась. Может, он просто такой дружелюбный и заботливый. Типа весь из себя такой меценат…нет, не так это называлось. Филантроп? Или гуманист? А, плевать! Почему тебя это не возмутило, Марти? Ты же знаешь ответ. Да, знаю, ответил он сам себе. Но думать еще и об этом сейчас уж точно не хочу. В конце концов, Марти ведь решил отрываться сегодня, так какая разница с кем. — А тебе не опасно? — спросил он небрежно, глядя на то, как губы незнакомца растягиваются в скептической ухмылке. — Я защищен абсолютной трезвостью. Марти закатил глаза и взглянул потом на его шею и на маленькое, гладкое как внутренность ракушки, углубление у горла, и тяжело сглотнул слюну, скопившуюся во рту. Этот маленький кусочек кожи, сущая невинность почему-то так смутили его, почти отрезвили. Он уставился себе под ноги, пытаясь собрать мысли в кучку, и думая над тем, нормальна ли эта реакция вообще. Парень, ты под наркотой и бухлом, и святая Мадонна, первую часть вечера ты уже даже и не помнишь, так что неизвестно, что еще ты принял. Поэтому да, твоя реакция нормальная, и ты нормальный, просто обдолбался. Теперь у тебя есть только два пути. Ты можешь сбежать отсюда, или продолжить прекрасно проводить вечер. Выбирай. Снова он взглянул на этого парня и увидел себя так четко в его глазах, крошечного, но различимого в каждой детали, напуганного. Словно ему уже предложили что-то незаконное. Он заставил себя успокоиться. Никто не знает, что ты здесь, и не узнает никогда. Под утро ты выйдешь отсюда и как только глотнешь свежего воздуха, мгновенно забудешь о том, что здесь было. Сядешь в такси и доехав до дома, быстро проскочишь к себе. Никто не заметит. Никому нет дела до тебя. — Какой интерес…в смысле, какой интерес быть трезвым в таком месте? — спросил Марти, а сам ошалело уставился на его губы, как будто сейчас он этими губами вытворит что-то совершенно невероятное. Но он не дышал огнем, а невероятными у него были только улыбки, которые каждый раз выходили совсем разными. И Марти не отстранился, когда он, наклонившись к самому его уху, произнес: — Открою тебе секрет: для того, чтобы веселиться, не обязательно нажираться в хламину. Марти это рассмешило, но он зачем-то сдержал смех. — Тебе, может, и не надо. Но вот я, например, суперскучный, если не выпивший. Хотя, — он вздохнул, разгладил воображаемые складки на своей рубашке, а потом уставился на его футболку, хотел докончить свою фразу, но вместо этого рассмеялся. — Серьезно, чувак? «Рай, там, где ты»? Он думал, что парень смутится, но тот только закивал головой, и в его улыбке на этот раз Марти безошибочно прочел самодовольство, но забавное. — Чтобы сразу понимали, с кем имеют дело. — И что, многие повелись? Правый уголок его губ приподнялся. — Вообще-то… — Что? — нетерпеливо кинулся Марти, — «Неприятности в Раю»? — Вообще-то, я пару минут как пришел, и ты испортил мне охоту, — произнес он с притворным недовольством. — Оу, — разочарованно выдал Марти. Он не знал, что его так расстроило. — Ты еще можешь преуспеть. Дичь даже не прячется. В мерцающем свете извивались тела. А Марти чувствовал себя неловко. Хоть бы какой-нибудь бокальчик, чтобы руки занять. С этой минуты затея быть чертовски рисковым и наслаждаться разнузданностью этой вечеринки, уже не казалась ему такой уж классной. Зачем он пытался строить из себя того, кем никогда не являлся? — Они встретились лишь один раз, но это изменило их жизнь навсегда. — Что? — Марти повернулся к нему. — Не знаешь, откуда это? — Нет. — И хорошо, — его улыбка была какой-то уж слишком открытой для человека в маске. Поза слишком расслабленной. И вообще, кажется, у этого парня не было проблем с коммуникацией. Тогда зачем он здесь? — Погоди, — вдруг спохватился Марти. — Ты сказал, что не пьешь, но еще раньше сказал, что споткнулся об меня, когда шел к бару. В вашей обвинительной речи несостыковочка, сеньор. — Для того, кто падает с диванов и зовет на помощь какого-то Джо, ты подозрительно хорош в выстраивании логических цепочек. — Что? — возмутился Марти, — Я не звал никого! — и рассмеялся, потому что представил, как все это выглядело со стороны. Какой позор. — Еще ты кричал что-то вроде «я хочу домой», «я больше так не буду», и «мамочка, та девчонка сказала, что ей нравится без резинки». — О, боже! Замолчи! — он пихнул его в бок. А потом понял вдруг, что все это странно. То, как он ведет себя с совершенно незнакомым человеком. Вмиг посерьезнев, уселся ровно, как будто они пришли на день рождения, где нужно вести себя прилично, потому что родители именинника тоже здесь. Какое-то время они сидели молча, и Марти боялся повернуть голову, глядел прямо перед собой, ничего не видел. Все слилось в какой-то разноцветный, бурлящий ком, из которого то и дело высовывалась то чья-то нога, то рука. Зачем я здесь, снова спросил он себя? Я хотел приключений, так ведь? Вместо этого я чувствую себя статуей, боюсь пошевелиться. А все почему? Знать бы. Незнакомец первым подал голос. — Серьезно. Ты не похож на того, кто мог бы прийти в такое место по собственной воле. — И снова что-то не так с твоим алиби, — улыбнулся Марти. — Ты говоришь, что только пришел, но каким-то образом, тебе уже удалось сделать обо мне глубокомысленные выводы. Зачем он пытался «разоблачить» его? О, бедняжка, Марти, просто признай, что ты хочешь услышать от него что-то вроде — «да, я следил за тобой». На самом деле, тебе безумно хочется этого внимания, и чтобы кто-то увлекся тобой всерьез. — Я просто предполагаю. — Ого, ты предполагаешь, — съязвил Марти. — Я не прав? — Вообще-то, я и вправду не фанат всякой непредсказуемой фигни. — И значит моя теория про принуждение не такая уж безумная? — Почти, — ответил Марти, все еще не понимая, почему говорит об этом с совершенно незнакомым человеком. — Я сам себя принудил. — Это еще зачем? — Хотел доказать себе, что я не зануда, — Марти со вздохом откинулся на спинку дивана. — Хм…а ты не ищешь легких путей, не так ли? — усмехнулся парень. Марти кивнул самодовольно. И краем глаза уставился на его губы. Я должен его поцеловать, подумал он. Как будто какая-то высшая сила подсказала ему это. А если не поцелую, сойду с ума. Возможно, он сделал это, потому что знал — они больше никогда не встретятся, а возможно, потому что ему просто хотелось этого больше всего на свете. На какой-то крошечный миг его вдруг осенило — что, если ОН этого не хочет? Но это был всего лишь крошечный миг, ничтожный, не имеющий сейчас никакого значения. Ведь потом можно будет сказать, что это алкоголь, или спиды. Хотя все это было чушью. Он уже не чувствовал себя ни пьяным, ни обдолбанным, а напротив, наступил такой момент кристальной ясности, когда ты понимаешь, что это просто должно произойти. Как будто это предрешено, и ты не в состоянии помешать могучей силе сансары. Разве это не смешно, подумал он, что колесо сансары повелевает даже такой мелочью, как поцелуй. И вот, осознав, что это мелочь, сущая безделица, он, наконец, отпустил себя. В масштабах мирового космоса их поцелуй не будет даже частицей пыли. Есть ли смысл тогда переживать об этом? Вокруг все еще орала какая-то кислотная клубная чушь, но он вдруг поймал себя на мысли, что до этого момента даже не слышал ее, и как-то даже удивился, поняв, где находится. Он поцеловал сначала с открытыми глазами, наблюдая за реакцией, просто коснулся губ своими губами. Но когда почувствовал, как рука незнакомца ложится ему на шею, крышу снесло, а это дурацкое колесо сансары шепнуло, чтобы не останавливался. Ему вдруг стало глубоко и окончательно наплевать на все вокруг, на всех вокруг. Момент стал сакральным. Он почувствовал, как чужая рука мягко сдавливает затылок, как ползет к волосам. И этот жест, такой простой, вдруг ударил ему в самое сердце. Сделал беспомощным и безвольным. Даже если сейчас кто-то вонзил бы ему нож в спину, он бы и не вскрикнул. Он бы не обратил внимания, если бы земля под ногами разверзлась, и принц Ада отдал бы распоряжение забрать всех людей из этого места прямиком туда, где им и положено быть. Что он скажет друзьям? Ничего, он ничего им не скажет.