Личное дело засекречено

Баловать себя плохо. Так говорила бабушка, так считала мама, которую воспитывала бабушка, а Влада думала, что они обе сошли с ума. Ну как можно не купить восхитительный десерт со сгущёнкой, бананом и печеньками? Или мятный латте, или новый молочный коктейль из чая матча, или… Да что угодно! Влада с восторгом смотрела на витрину, мысленно перебирая деньги в кошельке. Она экономила на завтраках в школе, отказавшись есть разваренные макароны и безвкусные сосиски из хлеба и хлеба. Путём нехитрых подсчётов стало очевидно: приятнее съесть за день одно вкусное пирожное, чем платить за то, что всё равно будет размазано по тарелке. — Молочный коктейль, пожалуйста! — Эспрессо без сахара и «Снежную вишню». Одновременно с ней заказ сделал высокий мужчина — Влада удивлённо моргала ему в идеальный галстук — вида такого строгого, что подходить к нему было страшно. Вдруг отчитает? На мир сквозь очки смотрел он уверенно, поглядывал в раздражении на часы и держал в свободной руке красивый кожаный чемодан. Влада поправила лямки своего рюкзака с мультяшными яблоками и пробормотала: — Простите. Парень за стойкой, впрочем, прекрасно их расслышал и записал оба заказа. За спиной мужчины собралась небольшая очередь, и он тронул Владу за плечо, напоминая, что надо бы расплатиться и отойти. Смятые двести рублей легли на стеклянную подставку для монет, Влада цапнула чек и торопливо сбежала в любимый уголок, где было всего одно свободное кресло. Она уткнулась в учебник по биологии и не поднимала от него взгляд, пока парень не окликнул её, прося забрать заказ. На негнущихся ногах проходя через весь зал, Влада случайно — честное слово! — нашла мужчину с портфелем и не сумела сдержать улыбки. Он выглядел по-прежнему строгим и неприступным, но ел бисквит с таким искренним наслаждением, что нельзя было не признать в нём родственную душу. Впрочем, любовь к сладкому не придала Владе достаточно смелости, чтобы подсесть к незнакомцу и завязать разговор. Через несколько дней Влада вернулась в «Coffee Bean», чтобы убедиться, настолько ли ужасен коктейль с чаем матча или ей, в общем-то, понравилось. Ближе к вечеру очередь уменьшилась, половина столиков была свободна, а остальная занята парочками и залётными ребятами. Пристроившись за чьей-то широкой спиной, Влада лениво думала про домашку на завтра, рассердится ли бабушка, если она купит овсяное печенье с кусочками шоколада, и ещё о том, как грустно жить, когда ассортимент в кофейне не меняется годами. — Могли бы придумать новый десерт, — проворчал мужчина перед Владой в очереди. Он обернулся, и Влада узнала того самого, с чемоданом. Одетый по-прежнему с иголочки, он казался измученным и уставшим, под глазами залегли глубокие тени. — И коктейль с матча странный, — подхватила Влада с охотой. — Я не поняла, нравится мне или нет, поэтому пришла пробовать снова. А вы за кофе? Мужчина странно на неё посмотрел и покачал головой. — Что будете брать? — подошла его очередь. Он молча указал пальцем на аппетитный кусок творожного тортика с пышной шапкой из желированных фруктов. — Чай, кофе? Он заказал, конечно, кофе, но на этот раз Влада смогла ему улыбнуться и не пролить при этом сок на рубашку. Мужчину звали Максимом Максимовичем, он любил чёрный кофе без сахара, но к нему всегда брал что-нибудь жутко сладкое. Он не курил, не пил, никогда не опаздывал и казался Владе настолько идеальным, что хоть бери и вешай в рамочку на стену рядом с портретом обожаемого бабушкой Ильича. Подобного святотатства бабушка, конечно, не стерпела бы, а Влада не рисковала фотографировать Максима Максимовича без разрешения — мало ли что он мог о ней подумать? Максим Максимович приехал из Москвы и работал в небольшом офисе. Чем именно он занимался и почему осел в их скучной Рязани, оставалось для Влады тайной того сорта, который хочется оставить неразгаданным. Они пересекались в очередях, иногда — на автобусных остановках, но чаще всего Влада видела Максима Максимовича в кафе. Это на самом деле ничего не значило и одновременно значило слишком много: то, что он тоже любит сладкое и баловать себя, то, что кафе расположено по пути к его работе, то, что Влада могла, в конце концов, видеть хотя бы одно симпатичное ей лицо вместо глупых лиц одноклассников. Всё-таки взрослый Максим Максимович от них выгодно отличался, хотя и был старше Влады минимум на семь или даже (о ужас!) десять лет. Что уж скрывать, он ей очень нравился, как может нравиться девочке-подростку человек, похожий на отца. Папа умер, когда Владе был всего год, и она мало что могла вспомнить о нём, если не учитывать рассказы матери и ворчание бабушки. Фотографий тоже сохранилось мало, так что Влада решила, что не будет большого вреда, если она представит этого знакомого незнакомца Максима Максимовича своим отцом или, на худой конец, старшим братом. Невинная фантазия, вреда от неё — чуть, а Владе приятно. Но она не знала, что может быть и больно. — Жиробасина! — прогундосил тощий мальчишка, один из компании, которая вечно доставала Владу и пыталась задеть её обидными словами. Обычно она игнорировала их, и беспомощные выкрики постепенно умирали сами собой, но на этот раз мальчишки увязались за ней от школы. Обступив Владу, они дразнились, хотя и не трогали её, как других девчонок, которых пинали и дёргали за волосы и одежду. Возможно, у них иногда работал мозг или не стёрлось воспоминание о том, как Влада в пятом классе толкнула обидчика и тот проехался спиной до гардероба. Для своего возраста она вправду была крупной и полной, но раньше это не задевало настолько сильно. На этот раз удары попали точно в цель: из кафе вышел Максим Максимович, заметил Владу, кивнул и тут же нахмурился, услышав издевательские песни, адресованные ей. — Отстаньте от меня! Придурки! — рявкнула Влада, но голос у неё дрожал, а эти гады, шавки мелкие, всегда чуяли чужие страх и обиду. От этого они завелись ещё сильнее и погнали Владу прочь. Она бежала медленно, рюкзак мотался за спиной, заставляя крениться вправо. Щёки пылали и хотелось провалиться сквозь землю, но больше всего хотелось, чтобы идиоты заткнулись наконец и не делали из неё дуру при Максиме Максимовиче. Резко развернувшись, Влада схватила тощего мальчишку за нос. — Ай-ай-ай! — заверещал он. — Отпусти, дура! Больно! За его спиной появился Максим Максимович. Он не выглядел злым или встревоженным, но Влада вспомнила, каким уставшим он был на прошлой неделе и подумала, что портить такому человеку день совсем не здорово. И отпустила нос, брезгливо вытерев пальцы в соплях о чужую майку. — Идите, — строго приказал одноклассникам Максим Максимович, и что-то в его тоне и взгляде не позволило школьным заводилам встать в позу, как обычно. Они злобно покосились на Владу и убежали, наверняка пообещав отплатить за чудесное спасение на следующий день. Мысленно Влада распрощалась с деньгами на перекус, но даже это не могло до конца испортить ей настроение. — Эм… Спасибо. — Не за что, — спокойно кивнул Максим Максимович и присел перед Владой на корточки. — С тобой всё в порядке? Влада иронично хмыкнула. — Они меня обзывают и дразнят каждый день. Я привыкла. Так что ответ на ваш вопрос — да, в порядке. Лучше не бывает. Перед ним было стыдно светить пунцовым лицом и влажными глазами. При хулиганах Влада никогда не позволяла себе плакать, и сейчас тоже вытерла непрошеные слёзы рукой. — Нет ничего плохого в том, чтобы рассказать взрослым о своих проблемах, — мягко заметил Максим Максимович. Какой же он наивный! — Если бабушка узнает, то поднимет на уши всю школу и после этого меня будут прессовать ещё больше. Нет уж, спасибо. — Уверена? Ей протянули руку — раскрытая ладонь не дрожала. Влада с удовольствием взяла её и подержала чуть дольше положенного, надеясь запомнить это ощущение. Странное, будто бы вернувшее в детство. Кажется, папа, когда был жив, точто также пытался дать маленькой Владе подержаться за свой мизинец. — Уверена. Максим Максимович обрадовался, когда это услышал. Он впервые взглянул на Владу с теплотой и даже любопытством. Улыбка у него не вышла, зато глаза за очками были точно добрыми, уж в этом-то Влада хорошо разбиралась в свои шестнадцать лет. Вместе они вернулись к кафе и возле него разошлись в разные стороны. Влада притворилась больной и закрылась в своей комнате: хотелось побыть в одиночестве без бабушкиных нотаций. Вместо уроков в этот день она рисовала в блокноте наброски Максима Максимовича, не слишком аккуратные, немного резкие, но в них она старалась вложить все те чувства, которые вызывал строгий почти незнакомый мужчина в узких очках-половинках. Влада не собиралась никому показывать рисунки и тем более делиться с родственниками проблемами в школе. На родительских собраниях её обычно хвалили или не замечали, поэтому волноваться было не о чем. Просто ещё один серый день, ставший чуточку терпимее. Иметь своё мнение плохо. Так говорила бабушка, так считала мама, потому что своего мнения не имела; по их желанию Влада должна была после школы поступить в медицинский и обязательно стать врачом. Её собственные планы и посредственные способности к химии и биологии в расчёт не брались. Перебесится и возьмётся за ум, что-то вроде того. Браться ни за что Влада не хотела, она мечтала стать кондитером и в свободное время рисовать, а не вот это вот всё: документы, поступление, ненавистные экзамены, ещё более ненавистный вуз, где набранные баллы решали судьбу будущего студента на почти шесть лет. Это обалдеть как много! За время подготовки Влада почти не виделась с Максимом Максимовичем — не хватало сил открыть книгу, не то что куда-то там пойти. Тем более, бабушка поднимала вой, стоило ей даже на секунду отвлечься от зубрёжки. Приходилось сжимать зубы, терпеть, материться про себя и надеяться, что скоро этот ад закончится. По крайней мере, всегда можно поступить, отучиться пару лет и бросить. Или быть отчисленной за плохое поведение. На меньшее, чем бюджетное место, бабушка не согласилась бы, а Влада втиснулась в него, как контролёр в последнюю дверь автобуса. Все пытались вытолкнуть её и захлопнуть перед носом дверь, но Влада оказалась упрямее. Увидев студенческий билет и зачётку, бабушка поджала губы и смерила Владу своим фирменным унижающим взглядом. Он не работал в детстве, не сработал и сейчас. Хотя раньше, признавалась самой себе честно Влада, было ужасно обидно. — Медицинский, ба. Как ты и хотела. Не самый крутой, ну да, но учат-то везде одинаково. И бюджет! — Но я ожидала, что ты выберешь более престижное… Влада зашнуровала кроссовки, закинула на плечо рюкзак и улыбнулась — беззаботной улыбкой, которая бабушку всегда бесила. — Зато общагу дали в десяти минутах от универа. Ну, я пошла. Бабушка ещё не знала: Влада не собиралась жить с ней вечно и уже планировала, где снимет себе комнату или квартиру, когда подкопит достаточно денег. Ровесники покупали новые телефоны и шмотки, а Влада по совету Максима Максимовича начала откладывать на собственное жильё. Или хотя бы такое, где хозяин не будет иметь ей мозги круглые сутки. Целый месяц бабушка с Владой не разговаривала, всё общение шло через маму. Не сказать чтобы Владу это сильно расстраивало — она познакомилась с группой, с соседями по блоку, начала листать учебники, где было мало понятного, зато если уж она умудрялась что-то понять, то наверняка могла применить это на практике. Все универы похожи между собой так же, как похожи все счастливые семьи. Были и прогулы, и форточки, и зачёты вечером тридцать первого декабря, и экзамены первого января, и существование от стипендии до стипендии на растворимой лапше и сваренных в чайнике сосисках. В равной степени хватало и хорошего, и плохого, чтобы с чистой совестью сказать: она не зря перебралась из дома в общагу. Пусть однокурсники из других городов не могли понять её мотивов, Влада считала, что чем раньше ты научишься сам себе жарить яичницу и просыпаться не по будильнику, а потому что «надо», тем проще тебе будет дальше. Ну, типа, такая жизненная мудрость отдельно взятой Влады Маяковской, которая чудом перебралась на четвёртый курс. — Привет! — в комнате вместо уже привычного и знакомого зла по имени Женя, которая обожала играть до трёх часов утра и готовиться к парам исключительно по ночам, Владу ждали две новые беды. Беду номер один звали Саша. Саша была еврейкой, такой хлебнувшей жизни, крепко сбитой девушкой. Она коротко стриглась «под мальчика», не прятала свой выдающийся нос (эту махину попробуй спрячь!) и относилась к жизни так, как пелось в популярной когда-то песне: пусть лучше мир прогнётся под нас. Вот Саша, она же Александра Бруштейн, его и прогибала. Беда номер два откликалась на нежное «Лидочка», вела себя мило и «няшно», как было модно сейчас говорить, и не то чтобы светилась от ангельского нимба, но порой её можно было реально заподозрить в связи с высшими силами. Иначе как объяснить веру в людей и институтские загоны (училась в закрытом колледже для девочек за границей, и на кой чёрт сюда-то вернулась?). Сначала хотелось на всё плюнуть и попросить отселить себя в другой блок, потому что две соседки, да ещё такие разные — это хуже, чем одна, но долбанутая. Потом Лидочка принесла тортик, а Саша практично разрезала его на три части, причём большая досталась Владе. С этого судьбоносного разреза и началась их дружба. Ни Саша, ни Лидочка парней в комнату не водили, на ночные гулянки не бегали и вели себя прилично. Прислушиваясь к своему внутреннему голосу, который шептал: «ох и не простые это пчёлы!», Влада ожидала подвоха и, разумеется, дождалась. Через несколько недель совместных зубрёжек и тихих вечеров за книгами она стала замечать, что Лидочка иногда впадала в самый настоящий транс. На оклики и вопросы не реагировала, сидела себе спокойно и пялилась в одну точку. Затем её переклинивало обратно, а на следующий день по универу расползались слухи о том, как удачливая Лидочка снова сдала на отлично предмет, который остальные едва вытягивали до тройки. Это казалось подозрительным, но сперва Влада не придала этому значения — может, Лидочка связь с духами налаживала или вспоминала свои корни, откуда бы она там ни была, и поэтому у неё так легко получалось справляться с проблемами. Но затем везучесть Лидочки вылезла наружу, как прыщ на носу перед свиданием, к которому готовишься целую неделю. Она обходила открытые люки и брошенную арматуру, не брала в столовой еду, которой кто-то травился, вытаскивала единственный билет из восьмидесяти, который вообще соизволила прочитать, и продолжать так можно было до бесконечности. Владе не было жалко, нет. Лидочка была хорошая, славная девушка, очень добрая, просто ангел — таких сейчас практически нет, вымерли, как динозавры. И всё-таки она присматривалась к ней, чувствуя некую тайну, похожую на её собственную. — Будь аккуратнее, — на пороге общей кухни Влада замерла и быстро шагнула обратно в тень. Подслушивать — плохо, но интересно. — Твоя удача слишком заметна. Не может быть всё так легко! Хорошо хоть все думают, что ты получаешь зачёты за красивые глазки и охмуряешь преподов, но вечно так «везти» не может, понимаешь? — Но ведь я не хочу никому ничего плохого. И не могу это контролировать. — Значит, учись. Тем более, последствия для тебя самой очень… неприятные. Думаешь, мне очень нравится бегать за тобой по коридорам? Подслушанный разговор Влада намотала на отсутствующую косу и следующей же ночью постаралась изо всех сил не заснуть. Между вторым и третьим часом Лидочка вдруг встала и пошла, как лунатик, в коридор, несмотря на сквозняк и холод — холод собачий, февраль, чёрт, а она в одной ночнушке, как привидение! За Лидочкой совершенно бесшумно выскочила Саша. Ничего не оставалось делать, кроме как идти за ними и наблюдать странную картину: Лидочка в женском туалете зубной пастой на стекле рисовала странные закорючки, а Саша подпирала стенку и беззвучно материлась. — Замёрзнет ведь, — сказала Влада. Саша вздрогнула и зло уставилась на неё, но злыми взглядами после бабушки её было не напугать. — Давай обратно отведём. Или я сбегаю за кофточкой. — И никаких вопросов? — ядовито спросила Саша. — «Ты лунатик, штоле?», «Больная?» — Никаких, — спокойно подтвердила Влада. — Даже если она во время приступов пляшет голая канкан, меня это не касается. У всех свои секреты, верно? — Ну да… Вот только от зеркала её не оторвать теперь, пока не допишет. — А что значат эти символы? Саша зябко пожала плечами — сама не додумалась ничего накинуть поверх тонкой рубашки. Влада иногда обожала своих соседок, а иногда хотела дать им хорошего подзатыльника. — Понятия не имею. Никогда ничего подобного не видела. Влада честно попыталась разобраться, но увидела лишь закорючки, смутно похожие на египетских птичек и мужчин в юбках. Быть может, Лидочка и правда связывалась с космосом. А может, это была её плата за везение. — У меня есть надёжный способ вернуть её в комнату, но сама понимаешь: если кому-то ещё станет об этом известно, вас никто больше не увидит, — произнесла Влада это спокойно и ровно, как о расписании экзаменов на следующий семестр. Никаких угрожающих рож и пафосных речей. Саша взглянула на неё с уважением, медленно кивнула. — Понимаю. Больше они не сказали друг другу ни слова. Из Лидочки получилась маленькая аккуратная рафаэллка — в густой кокосовой посыпке, быстро таявшая в руках. Преувеличением было сказать, насколько быстро Влада несла подругу в комнату и возвращала ей нормальный облик. Быстрее молнии, быстрее Соника и Ртути вместе взятых. Хотя она никогда не читала ни про того, ни про другого. Оказавшись в своей кровати, Лидочка сразу сладко засопела. Саша накрыла её одеялом и, немного подумав, предупредила: — Я сейчас. И прошла сквозь стену. Влада знала, что в соседней комнате жили типичные богатенькие девицы из тех, кто тусят всю ночь и на пары если и приходят, то только чтобы дать на лапу. Учились они, конечно, не в меде, как и Саша с Лидочкой, их бы просто на порог не пустили. У девиц всегда водилась вкусная еда и дорогой алкоголь, который они проносили в общагу без стыда и совести. Саша вернулась с бутылкой того самого дорогого алкоголя, даже ещё не открытого. Кагор, кажется. Влада не пила и не курила, и начинать не собиралась, но послушно подставила любимую чашку с Пятачком под струю алой жидкости. — Это кража без взлома, — сказала Влада, когда жидкость рухнула в желудок и окатила всё тело приятным теплом. — Я знаю. Они уехали на неделю с «папиком», а когда вернутся, то всё равно ничего не докажут. Как всегда, практичная и уверенная в себе. Влада с нежностью подумала, что они могли бы и дальше быть хорошими подругами даже без скрепления непреложного обета на стащенном из чужой комнаты кагоре. Наличие способностей у соседок ее не удивило: Россию — страну потрясающих совпадений и невероятных случайностей — не зря называли одной большой деревней, и в том, что одаренные в городе с полумиллионным населением все равно оказались в одной комнате в общаге, ничего сверхъестественного не было. Собираясь с утра на пары, Влада услышала треньканье эсэмэски. Обычно ей писала мама, иногда — с кошмарными ошибками — бабушка, никогда не любившая «эти современные технологии». Номер был, конечно, у Саши и Лидочки, но обе со скоростью укушенной в нос собаки носились по комнате, тоже ища нужные конспекты или хотя бы пишущую ручку. — Парень? — не взглянув на экран, спросила Саша. — Старый друг, — писал Максим Максимович… То есть, Максик. Так называть его Влада привыкла и пару раз даже оговаривалась при нём. Судя по тому, что Максик не пришиб её портфелем, ничего против сокращения он не имел. — Друг, который… — Просто друг, — мечтательно улыбнулась Влада, отвечая на сообщение. Максик писал, что открылась наконец булочная, которую они оба ждали с лета. Не терпелось попробовать коричные лакомства и фирменный имбирный чай. — Он мне как отец. Знаю его, кажется, вечность. — Ну-ну, — скептически хмыкнула Саша, а Лидочка звонко чмокнула Владу в щёку и попросила принести им что-нибудь вкусненькое. Лидочка обладала тем волшебным типом фигуры, когда можно есть что угодно и не толстеть. После пар Максик ждал возле булочной, и вместе они сидели в удобных креслах, болтали о всякой ерунде (ни слова о работе!) и ели обалденные плюшки с корицей. Про ночное приключение Влада не думала и не собиралась никому про него рассказывать — ага, а потом Сашу и Лидочку внесут в «реестр» и бог весть что ещё сделают. На самом деле, с одарёнными вряд ли могли сделать что-то ужасное вроде ссылки или тюремного заключения, но Влада рассуждала так: если ты отличаешься от других, то лучше скрывать это как можно дольше. У популярных американских мутантов по этому поводу собралась целая галерея тяжёлых прошлых и жестоких экспериментов над детьми и женщинами. Нет уж, спасибо. Из-за учёбы встречаться получалось редко, но Влада старалась находить время. Странно, но учёба не бесила и не казалась невероятно сложной: как в школе, только лучше. И приятелей побольше, и впечатлений, и на твой внешний вид всем плевать, кроме особо зловредных профессорш с тараканами в головах. Одна такая отправила Владу на пересдачу, что с ней за четыре курса случалось так редко, что впору было обводить этот день в календаре красным маркером. Как назло, испорченное настроение дополнительно подмочил внезапный ливень, а зонтик остался дома благодаря бабушке, которая обожала всё класть на места. Так, чтобы вещи эти потом никто никогда не нашёл. Вот и стояла Влада под козырьком прачечной, дрожала от холода и мяла тонкую дамскую сигарету. Лидочка попросила подержать у себя, пока у её очередного ухажёра не кончится бзик на здоровый образ жизни, и Влада, конечно, согласилась. Сигарета без зажигалки не имела никакого смысла, а на вкус была… — Когда ты начала курить? Максик возвышался над ней немым укором. Влада почему-то смутилась, попыталась спрятать руку с сигаретой за спину, но Максик неожиданно быстро и сильно сжал запястье и вытянул его вверх. Влада запрыгала на цыпочках, чтобы не вывихнуть себе плечо. — Чтобы я больше никогда не видел у тебя сигарет, — строго и зло выплюнул Максик почти в лицо Влады, и она вдруг почувствовала себя маленькой и жалкой. Вода, бившая по асфальту, начала литься за воротник — она выбралась из-под защиты козырька и намокла ещё сильнее, чем прежде. Вместе с холодом и дробью капель накатило чувство, будто Максик не тянул её вверх, а, наоборот, толкал жутко твёрдой ладонью на самое дно. Фыркая и отплёвываясь, Влада сморгнула это чувство и бросила сигарету в сторону. Она утонула в луже и тут же размокла. — Доволен? — сердито спросила Влада. Новый тон Максика, будто она была его подчинённой, а он — начальником, ей не понравился. — Больше не буду. Это вообще было недоразумение. Прежде чем хватать, мог бы дать мне ответить. Плевать на возраст, на то, что он опытнее и выше. Она давно воспринимала его как отца, как равного, и не собиралась ползать в ногах, вымаливая прощение. С трудом освободив руку из стальной хватки, Влада развернулась и пошла прочь, представляя себя лирической героиней какого-нибудь любовного романа. Или мокрой глупой курицей, кем она на самом деле и была. — Стой. Подожди! — над ней раскрылся огромный чёрный зонт. — Я был не прав. Извини. — Ой, ну что ты, я сию же секунду перестану обижаться. — Ты не такая, Влада, — помолчав, сказал Максик. Вздохнул. — Серьёзно, я погорячился. Просто мне не безразлична твоя судьба, и я испугался, решив, что ты всерьёз портишь себе здоровье курением. На такое Влада могла только невесело хохотнуть, пихнуть в плечо кулаком и пойти уже в ритме чужих шагов, чтобы зонтик не заливал дорогой кожаный портфель и начищенные до блеска мыски ботинок. — Максик, временами ты бываешь таким занудой. — Знаю, — он улыбнулся глазами. — Поэтому меня можешь терпеть только ты. В тот день Влада свела всё к шутке, но долго думала над его словами. И над тем, что на безымянном пальце Максика не было кольца, а светлая полоска кожи от него — была. Через несколько дней комендант общежития Анжелика Васильевна была сражена наповал тем, что к одной из студенток пришёл высокий мужчина в очках и строгом костюме. Он представился по имени-отчеству и даже оставил бедной пенсионерке коробку конфет за то, что она не запишет его в журнал посещений. Обычно гонявшая веником пьяных студентов и их дружков (которые потом забирались через окно, и плевать, что четвёртый этаж!), Анжелика Васильевна села обратно на свой стульчик в будке и тихо-мирно сидела там, ни на кого не повышая голос целый час. Понятное дело, она не знала, зачем такой мужчина явился к Маяковской, но тут же мысленно записала её в проститутки, тайные агенты и члены тайной масонской ложи. Влада, не подозревавшая о своём бурном настоящем в фантазиях старушки, спокойно читала книгу и ела бутерброды с сыром. Прозаический бутерброд, студенческий, три штуки, состоял из белого хлеба, колбасы и сыра, по праздником — ещё и с кусочком сливочного масла. Лидочка называла эту еду жутко вредной, но никогда не отказывалась, если предлагали, а Саша предпочитала мясо. Влада полушутя говорила, что кое-кто у них оборотень под прикрытием, и Саша ехидно скалилась в ответ крепкими белыми зубами. Максик зашёл в комнату на середине второго бутерброда. — Ой! — пискнула Лидочка и торопливо запихнула под одеяло всю косметичку. Ей почему-то было неловко краситься при мужчинах, и каждый ухажёр проходил через долгое маринование у парадного подъезда общежития в ожидании, пока его прекрасная дева «припудрит носик». Саша подняла взгляд от ноутбука, выгнула бровь и снова вернулась к своим тараканам, то есть, переводам. — Привет, — помахала Влада бутербродом, чтобы подбодрить Максика. Она больше не злилась, хотя и думала подуться при следующей встрече. Минут эдак пять. — Не ожидала, что ты зайдёшь! Девочки, это Максик… Максим Максимович, я вам рассказывала. Максик поправил очки указательным, а не средним (он мог) пальцем, и вежливо кивнул. Замялся и протянул Владе большую коробку конфет. — За… — Поставлю чайник. Влада не суетилась, но и не медлила: заварила крепкий кофе, смахнула со стола конспекты, предложила гостю стул. На ходу дожевала бутерброд и не глядя глотнула из чашки Лидочки какого-то жутко диетического похудательного йогурта. — Гадость какая. — Так он для меня, — резонно возразила Лидочка. — А хорошего человека, как ты, должно быть много. — Вай-фай пропал, — громко сказала Саша и ушла вместе с ноутбуком. Её бегство произвело на Максика эффект: он, похоже, не ожидал, что нарвётся на целую компанию девиц и не знал теперь, что с ними делать. Саша разом уменьшила выборку на треть. — А вы именно такой, каким я вас и представляла, — призналась, немного помолчав, Лидочка. — Каким же? — Добрым, — был простой ответ, от которого Максик смутился, честное слово, смутился! Влада хихикнула в кружку и протянула Лидочке конфету. — А кем вы работаете?.. Завязался лёгкий, ни к чему не обязывающий разговор, на которые Лидочка была мастерицей. От неё расстроенным не уходил никто, почти любого она могла очаровать или по крайней мере обрадовать чем-то невесомо-воздушным. Не способность, а врождённая черта характера. Всем бы так. — Ой, а почему у вас часы остановились? — удивилась вдруг Лидочка. Максик поправил ремешок, покрутил циферблат. Задумчиво посмотрел в окно, вспоминая что-то. Лицо его потемнело. — Это память, — сказал он наконец. — Некоторые вещи нельзя забывать никогда. Для контроля за временем у меня есть рабочие часы на другой руке. И верно — знакомый Владе ролекс сверкал чистотой и металлом с правого запястья. Максик был левшой. — Простите, не знала, что это для вас так важно! Но у меня тоже есть памятная вещица, бабушка считала, что такие кулоны приносят удачу… И Лидочка показала свою коллекцию висюлек и красивостей, часть из которых действительно досталась ей от бабушки, а часть она сделала сама на коленке по велению души и разыгравшейся страсти к хендмейду. Со временем увлечение было благополучно заброшено, зато все друзья и случайные знакомые гарантированно получили по «счастливой» фенечке. Теперь Влада знала, кто именно приносит удачу, но смотрела на торжественный процесс дарения снисходительно. Максик был, кажется, тронут, и сплетённый из верёвочек и цветных бусин браслет принял с благодарностью. — Буду его беречь. Лидочка улыбнулась, и тут с кухни общака послышалось многозначительное: — У меня всё ещё нет интернета, а перевод сам себя не напишет! — что значило «на кухне не стулья, а орудия пыток, пустите в комнату уже, ироды». Максик всё расшифровал правильно и откланялся, сделав это так забавно-старомодно, что Лидочка потом добрых полминуты рыдала в подушку от смеха. Сперва Влада хотела отвесить ей пинка в коленку, чтобы не обижала Максика, но потом догадалась, что та не со зла. — Крутой мужик, — прокомментировала Саша, осторожно выглянув из окна. Возле общежития Максика подобрало такси и куда-то увезло. — Я таких только в сериалах про шпионов видела. — Не шпион он! — отмахнулась Влада — Обычный юрист, наверное. — Ну-ну. На этом тему закрыли, но Влада ещё долго лежала без сна и думала о фенечках, обручальных кольцах и работе, на которую Максик определённо ходил, но делал это с таким видом, будто каждый день решал судьбу мира. Кто его знает, может, и решал. Для Максика, по мнению Влады, не было ничего невозможного. — Практика для врача — это полезно и важно. Максик почти не изменился за год: всё тот же костюм, чемодан новый только, и очки в модной оправе. Фенечка висела на запястье рядом с неработающими часами. С возрастом Влада стала замечать то, на что раньше не обращала внимания. Та самая светлая полоска на безымянном пальце, чистые и выглаженные воротнички рубашек. Недостаточно чистые, чтобы уверенно сказать: за ними следит женщина. В то время как одноклассники веселились в клубах и вписках, Влада зубрила и совсем пропустила весёлые годы пубертата, когда хочется всё, что движется, а что не движется, можно поднять с помощью ритуала некромантии. Кажется, ритуал включал в себя убойную долю алкоголя, Влада не вдавалась в подробности. Её беспокоило иное: неидеальные рубашки Максика и его внимание к её будущему. — Думаешь? А мне не нравится. Думаю, я зря всё-таки послушалась бабушку. Учиться легко, но не вижу себя в кабинете педиатра с очередью из старушек. И ещё этот диплом, будь он неладен! Он скоро расплавит мне мозги и высосет их через трубочку. — Все сдавали, и ты сдашь, — непередаваемым тоном сказал Максик, словно объяснял прописные истины школьнице. Спасибо хоть не додумался до «все рожают и тебе пора!». Влада прикусила язык, чтобы не пошутить про приевшиеся прыжки с крыш, и кисло поблагодарила за поддержку. На последнем курсе они стали пересекаться чаще. Влада обнаружила, что не все пары обязательны для посещения, и что можно пропустить одну и отработать потом, главное не накапливать долги, как снежный ком. В свободное время она тянула из бокала что-нибудь вкусное и меланхолично рисовала или читала книгу, пока напротив не садился Максик со своей вечной чашкой кофе. Не то чтобы у них было много тем для разговоров, но Влада всякий раз находила что-нибудь интересное «на обсудить», например, свой диплом. Максик улыбался своей странной чуть натянутой улыбкой человека, который так редко улыбается, что почти позабыл, как делать это правильно. От соблазна приподнять уголки его губ вверх пальцами Владу останавливало меню в центре стола и чувство, что её могли неправильно понять. Время летело слишком быстро — и Влада, сама того не замечая, оказалась на последнем этапе вечной студенческой гонки, хотя только вчера, кажется, парилась со вступительными экзаменами и документами. Она растерянно смотрела в журнал практики, который надо было заполнить, вспоминала вечно больных бабушек в поликлинике, куда ездила каждое утро в течение месяца, и понимала очень остро, что дети — это хорошо, а работа врачом — не очень. В смысле, общаться с детьми и помогать им ей правда нравилось, но… — Я задолбалась, — призналась она однажды своему отражению в витрине магазина, думая, что её никто не слышит. Отражение сочувствующе кивнуло. У него была пухлая, как в детстве, фигура, лишние килограммы на боках и рюкзак за плечами, на этот раз с черепами. Честно говоря, Влада никогда не верила в дежавю и совпадения, и не ожидала, что судьба решит пошутить с ней так зло дважды. Тем не менее, она почувствовала движение позади и обернулась на знакомый голос: — Что, жиробасина, любуешься своими складками? Тощий мальчишка вырос в тощего парня, слишком сутулого и кривого, чтобы поражать девчонок размахом плеч и кубиками пресса. Эдакая пародия на хулиганов из американских школьных комедий. С тем лишь отличием, что там подобные типы чморили геев и заучек, а эти ополчились против Влады просто потому, что обижать слабых было весело. Только Влада давно переросла возраст, когда могла расплакаться из-за обидного слова. Она смерила парня оценивающим взглядом, хмыкнула. — А тебе бы жирка нарастить не помешало. Ветром не сдувает? Его дружки загоготали. Их было больше — трое на одну, и при этом Влада совершенно не боялась. Возвращаться во вторую смену после практики и опасаться хулиганов, маньяков и гопников — значит никогда не жить в России. С гопниками она, кстати, немного дружила. Крутого айфона у неё никогда не было, зато были семечки и леденцы с разными вкусами, которые она однажды предложила вылезшему из подворотни «тыскакогорайонщику». Храбрость они оценили, в отличие от этих… с одной извилиной в штанах. — Дерзкая сучка. Пошли, побазарим! Влада неприятно усмехнулась. — Ну пошли, если не боишься. Переулок был, конечно, другой; и Влада была уже другой, поэтому легко перехватила занесённую для удара руку парня и сжала. Не для того, чтобы эффектно вывернуть и повалить обидчика на землю, нет, она бы не сумела оторвать его от земли. Всё было так просто и легко, что даже смешно. Тогда мальчишки наверняка решили, что незнакомый им взрослый спасал бедную беззащитную Владу от издевательств. То, что он случайно спас их самих от кое-чего пострашнее, они, разумеется, не поняли. Парень исчез, а в руке Влады осталась лежать дешёвая конфета-леденец. Такие продавались в каждом ларьке и на вкус были, как прокисший лимонад. Двое оставшихся дружков тупо разевали рты, как выброшенные на берег рыбы, не в силах переварить своими хилыми мозгами, что только что произошло. Глаза Влады опасно сощурились. — Уроды. — Сказала она тихо и зло, держа в ладонях лодочкой уже три конфетки, две из которых были похожи на драже из Гарри Поттера. Со вкусом ушной серы, скорее всего.— Раздавить бы вас, чтобы поняли, насколько тяжело с лишним весом, который не получается сбросить. Конфеты ожидаемо ничего не сказали. Влада взвесила их в руке. Лёгкие совсем, так легко потерять. И совсем не будет мучить совесть, если конфеты окажутся у какого-нибудь ребёнка. Дети всегда с радостью брали сладости у Влады, а их мамаши ещё и благодарили за щедрость. Злые мысли, нехорошие. Влада сама не любила, когда они прорастали в её голове, словно сорняки на грядке, но противная, тяжелая обида в груди толкала её на глупости, на то, чтобы не выдирать неизвестные побеги из грядки, а посмотреть, во что они вырастут. Неприятно усмехнувшись, Влада развернулась, чтобы выполнить задуманное, но заметила в конце переулка знакомую фигуру. — Я всё видел, — сказал он тихо. — Не вреди им. От этого тебе легче не станет. — Правда, что ли? — не поверила Влада. Она не хотела дерзить, но не знала, как отреагирует Максик на… такое. Можно целую вечность общаться с человеком и называть его другом, но понятия не иметь, что сумеет вывести его из себя за мгновение. — А им было очень легко обижать меня. — Знаю. Они заслуживают наказания, но не смерти. Можно посмотреть? Влада неохотно отдала ему конфеты и засунула руки в карманы байки. Хотелось уйти, но Максик стоял на пути, и пройти сквозь него смогла бы разве что худенькая нимфа или Саша. Ни на ту, ни на другую Влада похожа не была. — Интересный эффект. Я не до конца понимаю, как работает твоя способность, но ты ведь можешь их убить, верно? — Не знаю, — пожала плечами Влада. — Я никогда не пробовала. Лицо Максика разгладилось. Только после этого Влада поняла, каким напряжённым он был, словно ожидал нападения или гнева. Стало стыдно. Совсем чуть-чуть. — Они начали первыми, — попыталась оправдаться она. — И разве тебя не должно удивлять, что они вообще превратились в конфеты? — Почему же? Я работал с целым отделом людей, которые умели делать вещи и похуже, — спокойно произнёс Максик, а в ответ на недоумевающий взгляд Влады добавил: — Это разговор не для улицы. Давай зайдём в кафе и обсудим всё там? Только верни им нормальный облик. Прикасаться к конфетам было противно, но Влада выполнила просьбу и вместе с Максиком устроилась в кафе, куда они шли в гробовом молчании. Заказав себе крепкий кофе, Максик начал методично бросать туда кубики сахара. Один. Два. Три. На седьмом кофе перелился через края, а большая половина чашки состояла теперь из не успевшего раствориться сахара. — Ты нервничаешь. — Я думал, что обойдётся без этого, — признался Максик и наконец отодвинул от себя сахарницу. — Не хотел втягивать тебя в свою работу, но раз уж ты одарённая, то у меня нет иного выхода. Из нагрудного кармана он вытащил синий прямоугольник, чем-то напомнивший Владе студенческий, и протянул ей. Золотыми завитушками на обложке было выписано «Удостоверение», и, заглядывая внутрь, Влада почти приготовилась увидеть как минимум генеральский чин или список заслуг, специально отпечатанных крошечным кеглем, чтобы все поместились. Ничего такого там не оказалось. Со стандартного размера фотографии на нее смотрел Максик — чуть моложе, без очков, но не менее узнаваемый. Скудная надпись гласила: «Максим Горький, старший агент Отдела по Особым делам». — Ты секретный агент? — хмыкнула Влада без особого восторга. Она была не дурой и понимала, во что вляпалась. С учетом всей любви чиновников к бюрократии и пафосным и длинным названиям подобная лаконичность могла значить только одно — что любому генералу до Максика было как до луны. — Хотя нет, я знаю, не отвечай. Но неужели ты хочешь, чтобы я?.. — Мне казалось, ты устала от практики в поликлинике и бабушек в очередях на анализы, — невозмутимо предположил Максик и достал из своего неизменного чемодана пустой бланк со множеством полей и строк. Начал заполнять его красивым аккуратным почерком, поставил внизу подпись и тоже протянул Владе. Она вчиталась в строки и ахнула. — Но меня же не отпустят! — На государственную службу младшим помощником — отпустят, — Максик крутил между пальцев ручку. Волновался. — Если ты захочешь. У тебя уже есть диплом о законченном высшем, а решение всех проблем с практикой Отдел возьмёт на себя. Влада колебалась. Это очень напоминало банальную взятку, но в то же время было до ужаса заманчивым!.. Она вспомнила хватку Максика под дождём, его усталый взгляд, синяки под глазами. Подумала, что знает его уже так долго, что уже считает членом семьи. В конце концов, он тоже любил сладкое. Такие люди не могут быть плохими. И как взбесится бабушка! — Согласна, — улыбка будто столкнула с плеч Максика тяжёлый груз. Он откинулся на спинку стула, вытянул ноги и закрыл на пару минут глаза. Ему принесли новый кофе, а затем Влада задала самый животрепещущий вопрос: — А чем, собственно, я должна буду заниматься? — Мы, — поправил Максик, и в глазах его засверкала рябь, похожая на ту, что возникает, когда в глубокий пруд бросаешь камень. Рябь быстро проходит, потому что внутри всё остаётся неизменным. — Мы будем расследовать преступления и решать очень важные вопросы… Влада хихикнула. Перед ними поставили одинаковые десерты: пышные кремовые розочки и нежный бисквит на дне. — Очень Важные Вопросы подождут, — сказала она строго. — И очень странные тоже. Пока что я не твоя подчинённая, поэтому могу украсть у тебя вафельку и ничего мне за это не будет! Максик улыбнулся. Против такой кражи он ничего не имел.