Боязнь влюбиться

      Любовь — самое прекрасное, что есть на земле. Кажется, весь мир делится на тех, кто ее ищет, и тех, кто уже нашел. Но, оказывается, есть люди, которые ее боятся.       Страх чаще всего неосознанный. Поэтому сами филофобы уверены, что, как и все люди на планете, мечтают найти собственную любовь.Такие люди не обязательно одиночки: они часто находят себе партнеров, но редко бывают счастливы в отношениях. Иногда они сходятся с теми, в кого даже теоретически не могут влюбиться. Поэтому партнером филофоба может оказаться человек, который относится к нему жестоко и презрительно.       Фран Айроне никогда не считал себя изгоем или отбросом общества. Да, ему нелегко было заводить друзей или просто познакомиться с кем-либо, но скорее всего это из-за его характера, который нравится не всем. Или же, как предположил Луссурия, это было из-за его необычной внешности. Да, у него светло-зелёные волосы длиной чуть выше плеч и такого же зелёного цвета глаза, под которыми на лице заметны небольшие темно-синие маркировки в виде треугольника. Только ничего отталкивающего или необычного в своей внешности иллюзионист не видит. Так что больше склоняется к теории про скверный характер и неумение держать язык за зубами, когда это необходимо. Также Луссурия предположил, что Айроне — филофоб, во что верилось с трудом. Тем не менее Фран старался поддерживать более менее «дружеские» отношения с другими офицерами Варии. По крайней мере в открытые конфликты Айроне не вступал. Старался не вступать. Но разве можно спокойно жить под одной крышей с профессиональными убийцами и просто полнейшими психопатами?       Раз уж заговорили о психопатах, то стоит упомянуть одного «принца». Казалось, Бельфегор был больше всех не рад новому иллюзионисту. Каждый день он напоминал Франу, что тот лишь замена. Даже заставил носить дурацкую шапку в виде головы лягушки. Бел любил издеваться и всячески оскорблять иллюзиониста. Еще больше его выводило то, что «лягушонок», как прозвал его Бел, почти не реагировал на издевки; на оскорбления же отвечал сарказмом. Фран не был слишком близок с кем-либо из офицеров настолько, чтобы делиться своими душевными переживаниями. Никто даже не догадывался, что под маской безразличия прячутся настоящие чувства Айроне. Никто не догадывается, что его душу разрывает страх и отчаяние. Он сам не понимал чего так боялся, когда пытался сблизиться с людьми. Давно ли это началось, Фран даже не помнил. День за днем иллюзионист играет свою роль, мечтая, чтобы его жизнь наконец-то оборвалась, но не от руки Бельфегора. Фран не может позволить этому самовлюбленному придурку измываться над его мертвым телом. Бел не заслуживает такого подарка.       В очередной раз во время перепалки принц чуть не изрезал Франа на лоскутки. Все таки Бельфегору очень нравилось мучить своего кохая, потому что именно в такие моменты на лице иллюзиониста появлялись хоть какие-то эмоции, а не одно равнодушие. Таких моментов можно было на пальцах одной руки пересчитать. Если бы у принца спросили, что он чувствует к Франу, однозначного ответа никто не получил бы. Лягушонок вызывал противоречивые чувства, что не могло не волновать Бельфегора. Глядя на Айроне, где-то внутри принц ощущал такие чувства, как ненависть, презрение и… интерес? Да, это больше похоже на интерес ребёнка к новой игрушке. Однако в голове Бельфегора были отнюдь не детские мысли. Конечно, первое время принц боролся со странными и, по его мнению, противоестественными мыслями, связанными с одним зеленоволосым недоразумением, но в конце концов Бел смирился. Да и тем более не привык он в чем-то себе отказывать. Не по-королевски это.       С каждым днём Бельфегор издевался все больше и изощреннее. Ему уже было мало просто кинуть пару стилетов в лягушку. Хотелось причинить Франу больше боли. Бел хотел видеть эмоции, чувства, огонь ненависти в вечно холодных зеленых глазах.       Ночь — это довольно необычное и завораживающее время суток. Только представьте: темнота постепенно опускается на землю, окрашивая мир в серые и чёрные тона, луна, возвышаясь высоко в небе, проливает свой свет, не давая полностью погрязнуть миру в темноте, звезды же, вечные спутник луны, весело поблескивают тому, кто решил поднять голову и полюбоваться на то великолепие, что простирается далеко за горизонт. Во всем этом несомненно чувствуется какая-то магия. Франу нравилось смотреть на звезды, когда его одолевала бессонница. Сидя ночью на подоконнике в своей комнате, Айроне мог не скрывать своих чувств и снять уже опостылевшие маски. Мягкая улыбка играла на губах зеленоволосого, а взгляд его был устремлён на звездное небо. В свете луны и так бледная кожа Франа казалась ещё белее, но это не портило юношу, а даже наоборот придавало его внешности особо шарма и обаяния. Казалось, что эту ночь ничто не может испортить, но у судьбы на все свои планы.       Бельфегор ворочался в кровати несколько часов в попытке уснуть, однако получалось не очень. В конец разозлившись на свою неудобную, почему-то именно в эту ночь, кровать, принц отправился в комнату лягушки. Если принц не спит, то и слуги не должны спать. Тем более, как думал Бельфегор, на ночь полезно поиздеваться над лягушонком. Войдя в комнату зеленоволосого, Бел был удивлен тем, что Фран даже не обратил на него, самого принца, внимание, а самозабвенно смотрел в небо и улыбался. Когда блондин увидел улыбку Айроне, в его душе все забурлило от ненависти. Как лягушка смеет вот так искренне кому-то, пусть даже и небу, улыбаться? Только Бельфегор имеет право видеть улыбку своей лягушки.       Стащив по-настоящему шокированного Франа с подоконника, принц кинул его на кровать, нависая сверху. Лягушонок не понимал, чем мог вызвать ненависть семпая. Гадости в последнее время он не делал, да и не общались они почти. — Бел-семпай, вам бы к психологу. Все таки беспричинная ярость не есть хорошо, — хоть Фран и был напуган, но имидж пофигиста терять нельзя. Слишком долго он его зарабатывал. Поэтому нацепив маску безразличия, Айроне теперь уже спокойно смотрел на нависшего над ним принца. — Заткнись, тупая лягушка, — Бел был взбешён и теперь иллюзионист точно получит сполна. — Я тебя ненавижу, — простые три слова, всего тринадцать букв, которые нас убивают, выстреливая из уст беспощадными звуками.       Фран и раньше слышал эти слова от блондинистого психопата, но почему-то именно в эту ночь они звучали по-другому, слишком много в эту фразу было вложено презрения. Голос Бельфегора эхом звучал в голове. Страшно. Фран обнял себя, пытаясь унять дрожь во всем теле. Он не сопротивлялся, когда Бел разрывал его одежду, а принц же упивался страхом своей жертвы. Да, лягушонок должен показывать свои истинные эмоции только Бельфегору и никому больше. Игрушки должны слушаться своих хозяев. Фран чувствовал только свои слёзы и жуткую боль в груди, сжимающую лёгкие, словно прессом. Грубые ласки тела юного иллюзиониста приносили удовольствие только Бельфегору. Он упивался страхом и беспомощностью Франа. На губах принца был хищный оскал. Айроне видел, что Бел не успокоится пока не возьмёт то, что хочет. Именно поэтому юноша смирился со своей участью. Блондин сейчас был похож на разъяренного демона, остановить которого не сможет никто. Фран безразлично смотрел в потолок, пытаясь абстрагироваться от всего вокруг, но когда Бельфегор грубо и почти без подготовки вошёл в него, сдержать крика зеленоволосый не смог. Он не знал сколько времени Бел издевался над ним. Все, что лягушонок чувствовал это боль, разрывающая изнутри и выворачивающая душу наизнанку. Но даже испытывая столь неприятные ощущения, Фран не сопротивлялся. Возможно, он надеялся, что со временем станет менее больнее, но, видимо, не в этот раз. А то, что это не последний раз Фран был уверен. Слишком красноречивой была улыбка Бельфегора.       После долгожданной разрядки, принц с удовольствием развалился на кровати Франа, обнимая отвернувшегося и уже уснувшего лягушонка. Бельфегора совсем не мучила совесть после содеянного, более того, он планировал как можно чаще вот так развлекаться с иллюзионистом. Чувства самого объекта издевательств не учитывались, ведь главное, что принцу было хорошо. Уже погружаясь в царство Морфея, Бел подумал, что в следующий раз все же стоит быть нежнее, а то Фран точно долго не сможет нормально ходить.       Проснувшись утром с болью во всем теле, первым делом Фран увидел одевающегося Бельфегора. Прикрыв обнажённое тело одеялом, иллюзионист молча наблюдал за удивительно спокойным принцем. — А не поздновато прикрываться? Я все равно уже все видел, — довольно оскалившись, сказал Бельфегор. — Никогда не поздно, — притворно безразлично ответил Фран, натягивая одеяло выше. Тем временем уже одевшийся блондин нарочито медленно шёл к двери. Остановившись и взявшись за ручку, Бел все же обернулся и посмотрел на притихшего лягушонка. — Сегодня ночью мы снова поиграем, лягушка, и, если будешь себя хорошо вести, я, возможно, разрешу тебе установить свои правила игры, — довольно ухмыльнулся блондин и все же вышел из комнаты лягушки, направляясь к себе.       Глубоко вздохнув и падая снова на кровать, Фран подумал, что теперь ему не посмотреть на звёздное небо, потому что ночью его будет доставать блондин-психопат со своими извращенными играми, с которыми иллюзионисту придётся смириться и попытаться изменить правила в свою пользу.