И всё-таки прошло.
Нестерпимо сильно хочется вдохнуть хоть глоток кислорода, что вновь с силой обожжёт лёгкие не слабее горячих трав, но не разорвёт, исцелит. Акутагава вздыхает, ощущая, как с лезвием боли внутри разливается живительный пятый океан, на мгновение принося за собой и желание дальше жить. Мир на мгновение окрасился во все ярчайшие оттенки, но померк также быстро и неожиданно, как и появился. Выдох – и всё стало привычно серое, монохромное и такое...Омерзительное.
Мафиози, наконец восстановив рваное дыхание, бросил полный ненависти взгляд на залитый лиловыми, да ещё и вперемешку с огненно-рыжими, лучами город. Блестящие крыши небоскрёбов рикошетом возвращали небу его цветастые нити, слепя глаза парня, который морщился и чуть ли не по-вампирски шипел от непривычно яркого света, порываясь прикрыться ладонями или вообще уползти обратно: вылезший из потёмок Акутагава ещё не успел сменить пластинку «тьма» на «не в меру блестящий закат». Небо будто наказывало за все совершенные грехи. Кстати, а что тут забыл один из членов Портовой Мафии?Пришёл, потому что надо.
И ведь пришёл, как всегда, слишком рано.
На купающийся в последних лучах солнца город глядеть желания не было. Рюноскэ считал, что внимание на постепенно сменяющих посты друг друга солнце и луну, итог действий которых и придаёт такое «благолепие» небу и выеденного яйца не стоит. Мол, что тут красивого то, а?Но если он не оценит, то это сделает другой, верно?
Если бы у Рюноскэ имелись часы в кармане или на запястье, то буквально каждые полминуты возвращался бы к циферблату и сверял положение тонюсеньких стрелочек на еле видных цифрах, сетуя на то, что его ожидаемый опаздывает. Конечно, сам мафиози не был идеально пунктуальным, не бежал сломя голову за своим совершенством, но всё же, согласитесь, ждать – самая жестокая пытка. Само время, медленно тянущее своё железное колесо за собой, жестоко. Минута. Две. Десять, если не больше. Краем глаза парень заметил, что сиреневое небо бледнеет, становится каким-то холодным; чуть прикрывающее своим ватным концом блестящее, аки родившаяся звезда, солнце облако, жадно впитавшее в себя краски зари, двигалось совсем-совсем медленно, казалось, будто оно специально закрыло небесное светило, дабы то скорее простилось с бренным миром и уступило место серебристой луне. Хотя, может, наоборот пыталось удержать его? Задумавшись над чем-то своим, «дьявол» - уж как прозвали - так вглядывался в угасающее небо, словно старался разглядеть в фиолетовой дымке потерянное время или, на крайний случай, просто что-то интересное, движущееся - самолёт там, птицу.А лучше гостя, ну правда.
Сейчас Акутагава был больше похож на дорогую фарфоровую куклу, нежели на живого человека: неизменная поза лотоса, ни одного даже случайного и небрежного движения головы, кажется, он даже не дышит. Застыл тёмной фигурой на фоне догорающей вечерней зари, и лишь только плащ свободно колышется на поддувающем с неизвестной стороны ветерком. Ждёт, просто, чёрт возьми, ждёт. Его уже не заставляет в мучениях щурится почти скрывшееся за померкшей линией горизонта солнце, оставив бедолагу в покое. Так, стоп, а что он вообще тут делает?***
Подгоняемый в спину последними лучами солнца, Ацуши в глубине души понимал, что может опоздать, но старался не сорваться с дороги, стремглав несясь на место встречи; в районе желудка что-то холодело, напоминая о неизбежных обвинениях и грозных рыков в его сторону из-за явного опоздания. И таки юноша пытался успокоить себя: «Не назначенная встреча, значит, спешить мне ни к чему».Но он знал: к чему.
Ловя мелкие камешки подошвой своих ботинок, он неспешно шагал в сторону украшенного пятнами заката зданию, пытаясь издали разглядеть знакомую тень, но та, видимо, либо не пришла вообще, либо спряталась куда-то в угол, откуда в любой момент могла напасть, словно спрятавшаяся в кустах пантера, и нещадно перегрызть глотку. Из-за наведавшихся в его сознание воспоминаний паренёк болезненно потёр шею, а от мыслей о навзничь проткнутом теле вообще становилось дурно. И сейчас он всё равно идёт на встречу к человеку, не единожды принимавшему попытки извести его, стереть в порошок и развеять на ветру не то что даже моста, а какого-нибудь неприметного домишки на окраине города.***
- Ты опоздал, - Акутагава даже не соизволил повернуть голову в сторону пришедшего. – Снова, - его голос был подобен разящему клинку. Накаджима ничем не ответил, стоя в нескольких метрах от своего заклятого врага, а внутри уже стала ядом закипать злость на этого напыщенного и самоуверенного приспешника тьмы, которого хотелось скинуть с крыши и отправить в вольный полёт по итогу смерти.А вожделел ли он ему смерти на самом деле?
А хотел ли этого сам Акутагава? Желал того же самого Ацуши?
Возможно, где-то в своих мыслях они стремились показать друг другу все круги Ада. Но конец их игры всегда был в ничью, они были словно Инь и Янь, чёрный и белый, земля и небо– можно долго искать сравнения, но суть одна. Баланс, будь он неладен.***
Сидя в первых отблесках неожиданно выросшей громадной луны, они молчали. Снова. Раз в неделю приходили на одну и ту же крышу, смотрели на испещрённый молочными точками чернильный небосвод, по которому не торопясь скользили пушистые фигурки, и думали, каждый мыслил о своём, перебирали в голове киноплёнки с кадрами и фразам, задевающие их буквально до той самой неизвестно где запрятанной души «Чёртов оборотень, – Акутагава был готов осыпать паренька целым обилием разносортных оскорблений, ядовитых, словно укус кобры, фраз, а вишенкой на торте окажутся челюсти «Расёмона», с упоением отгрызающие мальчишке голову. – Какое ты имеешь право?» Вероятно, в подкорке мозга Накаджимы проскакивали идентичные мысли, но отчего-то не позволял себе в открытую строить козни и планы, представляя страшные картины: не его это. Вопрос: с чего вдруг они, принимая сердечную ненависть друг друга, всё равно спешат на немую встречу? Ну, достаточно сложно ответить… При виде такого уверенного в своих силах, серьёзно настроенного Акутагавы у Ацуши подкашиваются ноги. Ему кажется, что на фоне эспера он выглядит жалкой сошкой, недостойной ни жизни, ни тем более даже снисходительного взгляда этого человека; чувствует себя игрушкой или очередной мишенью для смертоносных шипов. И, как бы противоречиво и абсурдно это не звучало, его присутствие вызывает в душе Накаджимы необъяснимый покой, чувство лёгкости, будто бы из спины выросли белоснежные крылья, готовые унести его в страну самых светлых чувств, ощущение того, что он нашёл своё. Не это ли отголосок того самого счастья? Каждую неделю, парнишка с нетерпением ждал часа, когда город окутает пелена мрака, стрелка на часах покажет в сторону двузначной цифры. Это значило лишь одно - пора идти. Время снова сидеть в метрах друг от друга, слушать покашливания бывшего временного напарника и смотреть на усыпанное пятнами небо, думать, погружаться с головой в мир мыслей и грёз. Рюноскэ чувствовал почти то же самое. Не так давно он нашёл ещё одну цель жизни – победа над этим горе-тигром. Но… Одна лишь улыбка этого глупого, наивного мальчишки – и в нём массово дохнут всё рогатые твари, а проблески света становятся всё шире и глубже. Порой даже кажется, словно именно Ацуши может с лёгкостью излечить его душевную боль, словно внутри умерла та самая частичка него, очерняющая душу. Совсем недавно в его чёрно-белое кино добавили полутона, пятнами украсившие отдельные участки жизни; каждый раз, когда на горизонте появлялся оборотень, Акутагава ощущал всплеск фонтана эмоций: лёгкость, долю страха, покой, смятение, желание развернуться и уйти, а лучше – самое блеклое, но ощутимое - вовсе броситься в объятия детектива, но мафиози умело сдерживает себя, обращая все эти чувства в желание прямо сейчас продавить своими шагами асфальт, расплавить его и доказать свою чуть ли не богатырскую силу, пронзить «ребёнка» клыками зверя. «Бойтесь смерти, бойтесь меня, ведь я – и есть сама смерть», - часто Акутагава хотел встать на самую высокую точку города и прокричать эти слова так громко, чтобы его услышала не только Йокогама, но и целый мир, чтобы он его услышал. Конечно, признавать это обоим было тяжело и неприятно, но куда деться от неожиданно выросших глубоко в сердце чувств? Да, парадоксально глупо, ведь ненавидят друг друга с такой силой, что выразить сложно... Но правда ли ненавидят? Акутагава продолжал бросать пареньку колкие фразы, пытаться достать до его души эфемерными ладонями и сделать несоизмеримо больно, но тут же бросал попытки, случайно заглянув его лилово-зеленоватые глаза и увидев детскую наивность. Окунаясь частичкой мозга в свои мысли, Ацуши вспоминает: мафиози лишь пару раз улыбнулся за всё то время, пока они знакомы, да и то эта улыбка больше походила на оскал обезумевшего террориста-смертника, жаждущего уничтожить весь земной шар, оставив лишь раздробленные доли.А теперь он хочет, чтобы Акутагава улыбнулся именно ему. И только ему.
Небо, больше походящее на чёрное море в ночное небо суток, упиралось в плоские крыши зданий города, которые будто хотели проткнуть его тонкую плёнку металлическими антеннами, отчего небесная вода дождём разольётся в мир, утопив его в мерцании звёзд.Кажется, промелькнул сияющий хвост.
– Акутагава! – юноша рывком поднялся на ноги, чуть не рухнув топором вниз, но не обратил на это должного внимания, возбуждённо тыкая в небосвод. – Звезда упала… – И? – тот небрежно повёл плечами, прикрывая ладонью рот и снова заражаясь в кашле. – Обычное явление. Попытка провалилась. Ацуши не ответил, печально вздохнул и обнял самого себя за плечи, будто бы стараясь поддержать обиженного внутри него ребёнка. Получалось, честно говоря, плохо. И снова давящая на нервы тишина, от которой хотелось рвать волосы на голове и кричать как не в себя. Снова пошёл медленный отсчёт времени. Наверное, оно ползло с черепашьей скоростью, продолжая морально мучать бедного агента, желающего всем сердцем начать новый диалог, но вот только последующие возможные слова и действия Рюноскэ ледяной водой остужал пыл. – Тигр, - Ацуши словно обухом по голове ударило. Он поворачивает голову непозволительно медленно - Акутагава стоит рядом с ним, пронизывая своим привычным взглядом. – Ты что, веришь в это? – Верю, – ему даже не нужно было разъяснять суть вопроса, ведь мальчишка мигом нашёлся, отводя неуверенный взгляд в сторону: в переулке два кота дрались за территорию. – Это так удивительно? – Ты для меня по-прежнему непостижим, - Акутагава предпочёл взять обратно и слова о том, что понял его. Многое о детективе ему было неизвестно.Вновь длинным хвостом разрезала мглу упавшая звезда.
– Это всего лишь космические тела, проходящие через атмосферу и сгорающие при падении, - Рюноскэ мельком глянул на изменившееся выражение лица собеседника. – Ты инфантилен, если веришь в такие детские сказки. – И? – в тоне Акутагавы рыкнул детектив, скрещивая руки на груди. Сердце болезненно ёкнуло. – И ты чёртово глупое дитя, - эспер наклонился ближе к лицу юноши, отчего тот почувствовал мерное дыхание на своей щеке. – Разочаровывающий меня раз за разом мальчишка, летящий сломя голову в сторону опасности, чтобы помочь всем, кому не лень. Вот за это… Мафиози хотел было продолжить, но осёкся, вовремя одумавшись: он чуть не сболтнул лишнего. Прикрыв чуть ли не спрыгнувшую с губ фразу кашлем, Акутагава отвернулся от юноши, чувствуя на спине внимательный взгляд, от которого даже плащ не в состоянии укрыть. – Уйди с края, такой раззява как ты может с лёгкостью полететь вниз, - Акутагава посмотрел на Ацуши через плечо, скрыто усмехаясь над картиной, как Ацуши резво отскакивает назад, будто бы внизу бурлила кипящая лава. От этих, пусть и сказанных в грубой форме слов внутри разлилось приятное тепло, кажется, что лёгкие зацвели молодыми почками, моментально обращаясь в лепестки сакуры, а в животе, как бы тривиально то не звучало, затрепетали мотыльки. Ацуши услышал в его словах некое снисхождение, мягкость. Сердце, казалось, сделало кульбит, проскальзывая куда-то в район желудка. «Если ему суждено погибнуть от чьей-то руки, то это будет моя рука.» Шаги. По телу Рюноскэ пробегают целые табуны мурашек, а разум теряется где-то по дороге. Тепло. В спину ему упираются две человеческие ладони, которые он иногда хотел взять в свои и прижать к груди. Вообще, всего Ацуши хотелось прижать к себе и спрятать от настолько жестокого мира крови и грязи, обнимать так, будто бы это последний раз. Но сейчас он обнимает его, заставляя непослушное дыхание сбиваться, а сердце биться с новой скоростью. Фибрами своей подгнившей души чувствует, как проталкиваются мелкие росточки, начиная сразу тянуться к солнцу. Акутагава вовсе не против. Вероятно, завтра они снова будут заклятыми врагами, драться не на жизнь, а на смерть, но кого сей факт волнует, если это будет уже завтра, верно?Они рядом сейчас.
Йокогама не спит, купаясь в зеркальном океане и зарождая на стенах бледные тени. Вдалеке блеснули сразу две звезды, моментально сгорая в объятиях обманщицы-ночи. Так похожи на бабочек, летящих к ночному светилу, но сгорая на пути к нему. И они тоже летящие на свет мотыльки, искренне желающие долететь и не сгореть.