Бойся своих желаний

       Свет перемещения ослеплял, заставляя болезненно жмурить неподготовленные глаза и с досадой оттягивать долгожданный момент, когда их удастся наконец открыть. Мышцы ног неприятно ныли, повиснув в недолгом полете, пальцы онемели, с силой сжимая кожу зеленого камзола. Спустя считанные секунды, показавшиеся вечностью, под ногами незаметно стала появляться твёрдая земля. Свет все еще не затухал, когда ступни уже стояли на гладком полу. Постепенно начали вырисовываться смутные силуэты, затем появились стены, а потом мир наполнился привычными красками. Сердце забилось в бешеном ритме, пока лишь от неизвестности и сладостного предвкушения.        Широко раскрытыми глазами, словно стремившимися охватить весь этот мир, я осматривалась по сторонам. Мы очутились в небольшом помещении с золотыми стенами, гладкими золотыми полами и небольшим отрядом стражи в золотых доспехах. Группу стражников, похожих словно капли воды, возглавлял высокий мужчина в отличавшемся одеянии. В руках страж весьма угрожающего вида сжимал длинный двуручник.        — Добро пожаловать в Асгард, — низким тягучим голосом прогремел мужчина, обращаясь больше к Тору, нежели к нам, заключённым.        — Хеймдалль, к чему эти почести? — по-дружески отозвался Тор, тепло улыбаясь Защитнику Радужного Моста. — Рад видеть тебя!        Вновь изучающий взгляд скользнул по высокой фигуре. Это имя мне знакомо из легенд и рассказов йотунов. Неконтролируемое восхищение захлестнуло сознание, подталкивая на сущее сумасшествие. Хотелось подойти и восторженно рассмотреть стража поближе, коснуться внушительного меча, заглянуть во всевидящие глаза. Ощущение нереальности происходящего постепенно улетучивалось, заменяясь диким восторгом.        — Мы здесь не за беззаботными беседами, друг мой, — непреклонно отвечал Хеймдалль, — ты ведешь заключенных.        Тор, словно опомнившись, перевел на нас с трикстером огорченный взгляд. Он тихо вздохнул, кивая стражникам. По два аса отделились от отряда, взяв нас под руки, без лишних слов проводив дальше. Я покорно двинулась в указанном направлении, не переставая оглядываться и запоминать каждое мгновение, улыбаясь одними глазами. В следующую секунду мне суждено было задохнуться от восторга. Стоило ступить на радужный мост, и перед глазами открылся поистине волшебный пейзаж. Я встала как вкопанная, не веря собственным глазам. Асград предстал перед нами во всем своем великолепии. Первым приковывал к себе внимание величественный дворец причудливой архитектуры, сверкающий золотом, возвышающийся до небес. А какие здесь были небеса! Темная густая синева разливалась со всех сторон, под высоким солнцем становясь мягкой лазурью. В отголосках раннего утра еще сверкали звезды, так ярко, что даже не верилось. Опускаясь обратно вниз, взгляд цепляется за причудливые постройки, высокие мосты и величавые статуи. Улицы цвели сочной зеленью, радуя глаз. Я не дышала, глядя на все это, под громкий стук собственного сердца молча созерцая, впитывая эту красоту.        Так бы и стояла часами, любуясь и забывая обо всем на свете, кроме прекрасного Асгарда, пока в спину настойчиво не уперлась острая пика, не раня, но подталкивая вперед. Опомнившись, я зашагала, не отрывая взгляда от величественного пейзажа. А путь предстоял не близкий, Радужный Мост казался непростительно длинным, но при этом таким же прекрасным, как и все остальное. Как причудливый драгоценный камень он переливался на солнце, сверкая ярче под нашими шагами, показывая все цвета радуги и полностью оправдывая свое название.        Все это я видела в легендах и рассказах. Но слова йотунов несравнимы с воспоминаниями асов. Ледяные великаны не понимали всей красоты Асграда, величая его пестрым и неприятным. Слова матери говорили другое. На всю жизнь неизгладимой печатью в памяти залегли ее восторженные речи о родном доме, в который ей уже не суждено было вернуться. Она говорила, что красоты столицы асов ослепляют и навсегда остаются с тобой приятным впечатлением. Она мечтательно прикрывала глаза, пускаясь в долгий рассказ, кожа мягко розовела от того тепла, которым лучились ее воспоминания. Она любила Асгард всем своим промерзшим насквозь сердцем, храня эту чистую любовь как нечто сокровенное и личное, открывая эту тайну мне одной. И я не могла не любить Асгард за глаза, не могла не впитывать тепло, исходившее из рассказах матери, не могла не чувствоввть тупую боль в сердце при виде нашего дома, куда она уже никогда не сможет вернуться.        В размышлениях я не заметила, как мы прошли мост и быстро вступили в этот чарующий мир. Я все сильнее радовалась, ступая по вымощенным светлым кирпичом улицам, вдыхая мягкий аромат неведомых мне цветов, нежась под приятными лучами солнца. И словно не было никаких оков и стражи вокруг, ничто не могло отнять у меня непомерное чувство свободы, которое я испытывала впервые в жизни. А дворец все приближался, становясь поистине гигантским. Мы поднялись по широкой лестнице, сквозь расступившуюся толпу. Асы постепенно умолкли, оставив все свои срочные дела, устремив укоризненные, полные осуждения взгляды на Локи. Все они смотрели только на него, тихо перешептываясь, неотрывно глядя на гордого аса. Трикстер шел с высоко поднятой головой, не обращая никакого внимания на гулявший по площади робкий шепот. Ни один мускул не дрогнул на его лице, но я отчего-то знала, что он ужасно зол.       Оставляя позади осуждение и неприязнь местных подданных, мы ступили в освежающую прохладу дворца. Недолго мы шли также вместе, через два поворота наша группа разделилась. Часть солдат повела Локи по лестнице на второй этаж, другая увлекла меня в противоположную сторону. Я заступорилась, с волнением поглядывая на медленно удалявшегося аса, но Локи все же обернулся и, коротко кивнув, скрылся с глаз моих за широкими спинами стражников. Недовольно хмурясь, я продолжила идти в кругу своих сопровождающих.        Вскоре мы остановились перед большой дверью, которую отворили изнутри после тихого стука. В комнате ждала новая стража, расставленная плотным кольцом по всему периметру помещения. Здесь был лишь стол, уставленный склянками и стопками тканей, низкая кушетка и ванна, клубишаяся густым паром. Помимо стражи, а комнате меня ждала взрослая женщина в простом сером платье, туго собранными темными волосами с проседью и строгим выражением лица, и две молодые служанки, кротко опустившие головы.        Моя прежняя стража ушла, притворив дверь. Те, что стояли около стен сделали шаг вперед, выставив острые пики, готовые к любой моей выходке. Служанки подошли ко мне. Женщина сняла с лица позорный намордник, девушки с двух сторон стали стягивать одежду. Я тихо зашипела, когда теплые пальцы поддели грязную кофту, неосторожно отрывая ткань, прилипшую к ране. Ощущения не из приятных. Одна асинья недовольно нахмурилась, осматривая ужасное на вид ранение, осторожно ощупывая почерневшую по краям плоть. Остатки одежды они ловко сорвали, чтобы не снимать лишний раз наручники, а затем потянули к ванне. Я перекинула ногу через бортик, с опаской погружаясь ступней в обжигающую воду. Мурашки побежали по непривычной коже. От неожиданности я вздрогнула, вскрикнув громче, чем от острой боли в плече. Ведь я впервые принимала настоящую ванну кипящей воды, словно боясь растаять или расплавиться от такого жара. Наконец я ступила ногами в горячую воду, быстро шевеля вмиг покрасневшими пальцами, жмурясь с непривычки. Служанки мягко надавили на плечи, призывая сесть. Я опустилась, позволяя горячей воде проглотить тело, приятно обжечь кожу. Затем голову окатили водой из ковша. От неожиданности я вздрогнула, слепо заметавшись на месте, силясь открыть глаза. Мокрые волосы закрыли лицо, а вода все лилась. Затем ванну наполнила воздушная пена с ароматом сладких пряностей. Длинные волосы забрали назад, обильно намыливая, стараясь прочесать пальцами. Плечи растирала жёсткой мочалкой, снимая всю грязь, наконец позволяя коже дышать. Намылили лицо, шею, осторожно обошлись с руками, снова полили водой, заставили встать. Придерживая за руку, мне помогли выйти на скользкий пол и тут же обернули в огромное мягкое полотенце, тут же впитавшее всю влагу. Кожа раскраснелась и стала необычайно мягкой.        Затем на меня надели бежевое платье. Да такое, чтобы не снимать наручники, с причудливыми рукавами и завязками. Теперь принялись за раны. Мелкие порезы на руке всё ещё не зажили, одна асинья прощупала кожу и недовольно покачала головой. Осколки все же проникли глубоко, пришлось доставать. Девушки с опаской смотрели на меня, осуществляя весьма неприятную операцию, но я не чувствовала боли. Меня переполняло ощущение спокойствия и некого обновления, ванна приятно расслабила мышцы. Потом обработали рану покрупнее, наложив на неё повязку.        Когда с лечение разобрались, старшая асинья взялась приводить мои волосы в божеский вид. Ещё влажные пряди она осторожно прочесывала пальцами, распутывая тугие колтуны, под конец переходя к расчёске. Это отняло немало времени, в итоге мои волосы выглядели действительно хорошо. Они струились темными волнами, слегка переливаясь на свету, закручиваясь локонами на концах. Служанка заплела ровные косы и собрала их в низкую шишку. Я видела в отражении зеркала дверь, когда она открылась. В комнату скользнула прежде мне незнакомая женщина. Она выглядела богаче других. Ухоженная, утонченная, величественная как весь Асгард, она тихо подошла. Служанки кротко приклонили головы и вернулись к своим делам. Я, верно, должно была сделать то же, но не стала. Хорошие манеры не моя стезя, кем бы ни была эта женщина. Она подошла совсем близко, глядя на меня с высока, но без явного презрения. Ее изучающий взгляд от лица скользнул к моей шее. Женщина протянула руку и невесомым прикосновением провела по метке. Она едва заметно сощурилась и заглянула мне в глаза, но ничего не сказала, лишь кивнула самой себе, и удалилась, известив напоследок:        — Заканчивайте приготовления, суд начнется с минуты на минуту.        Служанки засуетились, поправляя мне платье и волосы, снова обрабатывая раны, звеня наручниками. Тяжелые оковы сомкнулись на щиколотках и шее, ощутимо сковывая движения. Браслеты на руках, ногах и горле скреплялись между собой увесистой цепью, окончательно пресекая любую попытку к ненужным телодвижениям, теперь я могла лишь передвигаться маленькими шагами прямо.        Стража оживилась и повела меня по коридорам в знакомом направлении. Волнение ощутимо разрасталось, норовя выплеснуться наружу зябкой дрожью или чем по-хуже. Меня будут судить, по-настоящему судить. Мидгард находится под защитой Асгарда, так что наше с Локи преступление заслуживает серьезной кары. Вот только я не названое дитя Одина и не наследная принцесса Асгарда, какие у меня шансы сохранить голову?        У высоких дверей, оплетенных причудливыми золотыми узорами, стояла стража. Снова эти одинаковые воины, разбросанные по всему дворцу. И внутри их скорее всего тоже будет немерено. Двери распахнулись, и меня провели внутрь. Снова настало время ярких впечатлений. Мы оказались в поистине огромном главном зале дворца. Высокие стены переливались золотом и утонченными украшениями, потолки покрывали красивейшие фрески, пересказывающие самые громкие страницы истории Асгарда, или просто восхваляющие царские династии, широкие колонны угрожающе возвышаются совсем рядом, пугая исполинскими размерами. А вершина всего этого великолепия — трон на пьедестале и Один Всеотец. Я едва не упала на колени перед владыкой Асгарда — асом, по ком написано невесть сколько легенд. Невысокий старец с седыми волосами и всего одним глазом, но с горделивой осанкой и покровительственным взглядом, восседал на троне. Кем бы ни был ас на самом деле, я с детства за глаза считала его истинным царем, поклоняясь скорее Одину, нежели Лафею. Увидеть Всеотца воочию было для меня большой честью.        Двери отворились вновь, и в зал ввели Локи. В тех же позорных оковах, как у меня, тоже умытый и облаченный в парадный камзол. Выглядел он живее, чем раньше, походка развязная и лёгкая, в глазах напускная игривость, на губах притворная, по всей видимости, улыбка. Он не выглядел удрученным, или хотя бы раздосадованным.        Между колоннами тихой тенью промелькнула знакомая женская фигура. Та асинья, что заходила ко мне недавно, теперь вышла из тени, с болезненной тревогой глядя на трикстера, нервно выламывая свои тонкие пальцы.        — Локи… — сорвалось с подрагивающих губ.        — Здравствуй, мама, — с мерзкой издевкой бросил трикстер, — ты гордишься мной?        Неужто это Фригга? Если так, то что за отношения у неё с приемным сыном, и почему она смотрит на Локи с трепетной любовью и состраданием, а он отвечает лишь грубостью.        — Не надо, — без тени обиды попросила она, — будет только хуже.        — Куда уж хуже? — зло спросил трикстер, шагнув ближе к матери.        — Довольно! — перебил его Один. — Я сам поговорю с пленником.        Фригга покорно удалилась, до последнего не сводя глаз с сына.        Локи подошел ближе к трону, намеренно громко звеня цепями, беззаботно оглядывая зал ленивым заискивающим взглядом.        — Не возьму в толку, из-за чего весь сыр-бор? — как ни в чем не бывало спросил он, невинно разводят руками.        — Ты нисколько не раскаиваешься в содеянном? — сохраняя спокойствие, спросил Один. — Где ты, там всюду война, разруха и смерть.        — Я отправился в Мидгард, дабы править там смертными, как милосердный бог, такой же как ты, — уверенный в своей правоте, просто отвечал Локи.        — Мы не боги, — Один слегка качнул головой, — мы рождаемся, живем, умираем, также как люди.        — Плюс-минус пять тысяч лет, — поправил его трикстер.        — И все это из-за притязаний на заветный трон, — тяжело вздохнул Всеотец.        — Я рожден править! — вскричал Локи, вкладывая в эти слова всю злобу и обиду, таившиеся в его душе.        — Ты был рождён… — нездержавшись воскликнул Один, запнувшись, но все же договорив, — чтобы умереть. Ещё в детстве, тихо сгинуть на ледяных скалах. Не прояви я жалость, никто бы никогда не узнал о тебе.        Локи молчал. Я видела, как сжались его губы и обиженно сверкнули глаза. Но он явно не собирался покорно терпеть, защищаясь колкими фразами:        — Если меня казнят, то прошу, отец, не надо… прелюдий, — Локи как мог скрывал сильнейшую обиду, укрепляя сложившийся образ бессердечного преступника. — Я большой поклонник твоих нравоучений, но ты не убедителен.        — То, что ты жив — заслуга Фригги, и ее ты больше не увидишь, — спокойно говорил Один. — Остаток дней проведешь в темнице.        Цепи натянулись, стража уводила пленника назад. Локи попятился, кажется, не веря услышанному.        — А что Тор? — поражённо негодовал он. — Отправишь меня гнить, а на него корону наденешь?        — Тор устранит нанесенный тобой урон, восстановит порядок в Девяти мирах, а после, да, — Один словно зачитывал приговор, — взойдет на трон.        Больше Локи ничего не говорил. Он задыхался от обиды и несправедливости, глядя на отца злобным тяжелым взглядом. Неприятно было становиться свидетельницей такой сцены, но дальше следовал и мой приговор. Трикстера увели чуть дальше, но в зале все же пока оставили. Взгляд Одина перешёл на меня. Он с минуту молчал.        — Он внушил тебе повиновение, или ты сама избрала этот путь? — без лишних предисловий прямо задал вопрос Всеотец.        — Я действовала лишь по собственной воле, — холодно ответила я, слегка удивляясь звуку своего голоса, отдававшемуся эхом в большом зале.        — По собственной воле ты решила содействовать Локи в его преступлении против Мидгарда? — зачем-то снова уточнил он.        — Да.        — Назови свое имя, — едва заметно кивнув, попросил Один.        — Герд, дочь Гимира, — решив не лукавить, ответила я, вкладывая немыслимую злобу в это имя.        Один снова кивнул. Его лицо не выражало никаких эмоций, пугая непредсказуемостью.        — Откуда ты родом?        Я молчала, опустив взгляд в пол. Он знает. Очевидно, имя моего отца не пустой звук не только в Йотунхейме, но и здесь.        — Моя мать родом из Асгарда, — я произнесла это твердо и уверенно, словно этот ответ хоть чего-то стоил.        — Я не о ней сейчас спрашиваю, — его голос холодел с каждым словом. — Предстань перед судом в своем истинном обличье.        Это звучало настолько грубо и жестоко, что не было никаких сил держаться. Я подняла укоризненный взгляд на Всеотца, едва сдерживаясь, чтобы не ответить колкостью.        — Наполовину я асинья, — сглотнув, чуть тише, но не менее уверенно ответила я.        Теперь и его взгляд окрасился злобой. Он едва заметно кивнул кому-то за моей спиной. Стража сзади зашевелилась, крепко хватая меня за плечи руками, облаченными в толстые рукавицы. Я не успела подумать, как в руку вонзилось что-то холодное и одновременно обжигающее. Вскричав от неожиданности, я бросилась в сторону, но цепи и железная хватка стражи не дали мне этого сделать. По телу электрическим разрядом прошлась магическая волна, заставляя принять свой привычный облик. С безысходностью и ужасом я смотрела на вновь посиневшие руки, чувствуя себя оскорбленной и униженной. Никаких сил не хватало, чтобы вернуть прежний облик. Стоило коже слегка побелеть, как прокля́тое устройство сильнее вжималось в руку, возвращая обличие йотуна.        — Ты ледяной великан, — окончательно добивая меня, втаптывая в грязь мерзкого унижения, продолжал Один, — большой ошибкой для тебя была эта облава на Мидгард. И я не буду милосердным. Твое преступление заслуживает двух наказаний. Я верну тебя в Йотунхейм, чтобы ты несла ответ перед своим правителем, или отправлю на казнь здесь, в Асгарде!        Мир словно замедлился. Глаза широко распахнулись в глубоком изумлении. Жгучая обида сдавила горло, яркое чувство несправедливости не давало спокойно вздохнуть. Я задыхалась от происходившего здесь и сейчас.        — Несправедливо! — неожиданно раздался откуда-то издалека знакомый озлобленный голос.        Я обернулась к его источнику, как к спасительному вымпелу, цепляясь за знакомую фигуру обезумевшим от потрясения взглядом.        — Ты славишься справедливостью, но сейчас творишь сущую бессмыслицу! — громко протестовал Локи.        — Молчать!.. — Один встал с трона, разгневанный словами осуждённого, но его уже было не остановить.        — Она лишь помогала мне! — негодовал Локи. — Почему же я жизнь сохраню, а она нет?        — Она йотун! — Всеотец говорил громче, почти срываясь на крик. — Это неприемлемо…        — Но ведь я такой же.        Эти слова оставили за собой раскалённую тишину. Один застыл в смятении, не зная, что сказать, а Локи словно сам поражался своим словам. Казалось мне, или нет, но он скорее всего впервые признал это вслух, и теперь дивился собственной мысли.        — В темницу! — разрушил всеобщее молчание Один, устало отворачиваясь и тихо добавляя, — обоих.        Я тяжело задышала, словно лишь сейчас получив на это разрешение. Не видела и не слышала ничего вокруг, повиновалась страже, безвольно проследовав за ними куда-то вниз, в темноту. Не помню как долго, и куда вообще мы шли. Были ступени и темнота коридоров, потом сырой подвал с неровным каменным полом, белые камеры и золотое свечение магических стекол. Нас поместили в две соседние камеры и оставили в неловкой тишине, избавив перед этим от оков. Не поддерживаемая стражей, я облокотилась на теплое стекло, бездумно глядя перед собой, медленно осмысливая произошедшее.        Шевеление за стеклом заставило выйти из некого транса и перевести взгляд вправо. Локи медленно прошёлся по собственной камере, оглядывая интерьер. Я лишь сейчас заметила разительное отличие — в моей клетке была лишь белая узкая кровать, стол и стул, в его же все было обустроено получше. Мебель выглядела приятнее, на кровати бордовое покрывало, на столе стопка книг, под ногами ковер. Но не это меня сейчас волновало.        — Зачем? — твердо спросила я, не сводя взгляда с трикстера.        Он посмотрел на меня и грустно усмехнулся.        — Просто захотел, — небрежно бросил он.        — Зачем? — я также настаивала на своем, не давая трикстеру увиливать.        — Я дал слово, забыла? — он напомнил.        — Ты не похож на того, кто держит слово.        — На кого же я тогда похож? — Снова играет, уводя от главного вопроса.        — На того, кто действует лишь в собственных интересах, — ответила я.        — Пусть будет так, — легко пожал плечами Локи, отходя от стекла, соединявшего наши камеры.        Я раздосадованно вздохнула, понимая, что ответа уже не услышу. Глубокое потрясение постепенно отпускало, позволяя мыслить яснее. Снова оглядела комнату, в которой скорее всего проведу ещё очень много времени. Все белое и однообразное, зато не надоест. Я протянула руку, касаясь стекла. Магия была при мне, значит именно стекло не позволяло колдовать за пределами камеры.        — Локи, — послышалось из соседней камеры.        Я обернулась, тут же столкнувшись с неожиданной картиной. В камере трикстера стояла Фригга. Совсем как живая, но я не видела, как она пришла.        — Я постаралась обеспечить хоть каким-то необходимыми вещами, но роскошь лучше прятать за иллюзией, сам понимаешь, — она печально опустила глаза, — Один такого не поддерживает.        — Думаешь, он частенько будет ко мне наведываться? — иронично подметил Локи.        Личина высокомерия и неприятной развязности спала, теперь он говорил с матерью мягче. Я с интересом наблюдала за непривычным глазу взаимодействием.        — Не язви, — примирительно улыбнулась она, — прийти смогу лишь завтра, сейчас времени мало. Но я хочу сказать, что ты поступил правильно. Несправедливо было бы казнить девушку, — она перевела на меня взгляд, полный тепла и лёгкого сострадания.        — Мама, — позвал Локи, собираясь ещё что-то ей сказать, но не успел.        — Прости, я должна идти, — с глубоким сожалением во взгляде и голосе произнесла Фригга. — До скорой встречи.        Иллюзия растворилась, словно и не было здесь царицы. Локи недолго смотрел на место, где только что стояла его мать, а затем перевел удрученный взгляд на меня.        — Как она это сделала? — спросила я.        — Это несложная магия, — пояснил Локи, приблизившись к стеклу. — Обычные фантомы.        От произнес это тихо, а после заглянул мне в глаза и шагнул в мою камеру прямо через стекло, заставив испуганно отшатнуться, не веря собственным глазам.