Tragedy

- И тьмой и холодом объята, душа усталая моя; как ранний плод, лишенный сока, она увяла в бурях грома, под знойным солнцем бытия. Ее душа так трагична, как и ее существование в этом мире. Больна и убита, милая леди, лежала смотря в потолок. От чего же так плохо, от чего же сердце ломит на куски, заставляя распадаться на этой постели вновь и вновь. А от того, что каждое прикосновение ветра заставляет ее дрожать, а руки вовсе не двигаются. Ее мысли окутаны туманом, а сердце тьмой, но не той, что разрушает и сжигает сердца невинных людей, а той, что поглощает навсегда и самозабвение не избежать мой друг. Все думают тьма одна глубока и безнадежна, но нет. Есть та, что помогает поглощать души людей, а есть та, что поглощает тебя самого. И она стала жертвой. Она больна от того, что руки ее ноют от постоянных порезов на гладкой коже. Синяки принимают самые бурые оттенки. Живот крутит от недостатка пищи, но ее это не заботит, она больна. Ее заставили поверить в это, каждый раз заставляют верить в это. И ей это нравится. Она не боится смерти ведь знает, что это смерть должна боятся ее. Осенний ветер поднимает желтые листья с асфальта перенося вдаль на большие расстояния, как и ее мысли. Половицы скрипят, но не от того, что ветер слишком силен, а от того, что по ним тихо и осторожно кто-то ходит. Девушка сама толком не знает, что происходит, но безумие так сильно окутало ее разум, что невольно списывает все на долгое отсутствие сна и пищи. Но шаги все еще продолжаются и тонкие пальцы скользят по стене останавливаясь и тихонько стуча так, что невозможно услышать, но Он слышит. И он в ее доме, но это не он гуляет по одинокому коридору он лишь наблюдает. Питаясь ее беспомощностью и безразличием к жизни. Такой же не нужный. Девушка слишком слаба в морально плане. Выжата как лимон. Поднимает корпус осматривая комнату. Ищет лезвие, что лежало не далеко. Может ну его? Раз смерть не страшна и жизнь пролетает мимо. Чего бояться, ведь так? Но что-то ее держит. Может это родители? Даже если их нет целыми днями, а под вечер они и сами не в состоянии стоять на ногах, даже более того сказать «привет». Может это друзья? Которых сроду не было, но все же есть люди с которыми можно поговорить. Может это то нечто что бродит по коридору? Заставляя чувствовать себя менее одиноко. Или тот парень что стоит во мраке этого темного коридора, хрен знает на каком этаже, пусть она даже не знает о его нахождение в этом доме? Тем не менее он здесь. Он присматривает. Вроде как. Но она ведь больна поэтому всего лишь один порез. Может он поможет ей? Может выведет все дерьмо из ее организма, раз слез уже не осталось? Хотела бы она в это верить. И мы держимся за воспоминания, потому что это все, что в итоге осталось. Но она однако идет против системы. Она не держится, ведь что ей вспомнить? По крайней мере она так думает и от этого легче. Не такая. Лезвие входит слишком глубоко в кожу, но она убита. Уже давно. Она и сама не осознает как давно. Может это случилось в тот момент когда ее сбила машина, а мать скорей орала из-за того, что не смотрит по сторонам и она жалела, что вообще осталась жива? Может когда ее пытались изнасиловать и она уже была готова сдаться, но ее вновь спасли? Но ее спасали физически от повреждений что видны. Что поможет скрепить раны на душе? Любовь? Я вас умоляю. Только дети верят в это, во ибо есть тяга к человеку, привыкание, но любовь? Что это вообще такое? Задайте и вы себе этот вопрос и что же получиться из этого? «Это чувство бабочек в животе, » — серьезно? Проверься, дорогая, видимо, у тебя глисты. А может, — «доверие, поддержка от людей, » — а тебе лучше перестать быть такой наивной, попей вина в темную, но звездную ночь в шелковом платье. И остановись на мнение, что любовь должна существовать к самой себе. Эгоистично? Мы все эгоисты и тем не менее никто не придет к тебе на помощь, спасая, твою идущую ко дну, душу. Никто не поднимет твой подборок, не выпрямит тебе спину в момент когда ты сломаешься, в момент когда все в тебе начнет рушиться. Никто не соберет тебя вновь. Кроме тебя самого. Я считаю, что эгоизм это не любовь к себе. Вы стремитесь полюбить всех и всё вокруг, каждому подарить улыбку, но подходя к зеркалу, смотря в отражение витрины вы вновь ненавидите себя, но за что? Что вы сделали? Как вы облажались? Вы ведь просто хотите жить, так за что вы так жестоки перед сами собой. Вы ведь так сильны, если переживали ураганы внутри и строили себя вновь. Кровь начинает стекать слишком быстро. Задела вену. И ей нравится эта слабость в теле от недостатка крови. Она чувствует эйфорию и низ живота тянет. Вот они бабочки. Но почему ты так жестоко? Она хочет вылечиться. Хочет стать собой. А парень чувствует кровь, знает что она делает. И он не хочет идти против принципов, он хочет оставить ее в своем гордом одиночестве, с ее чертовым мнение. Но она не так проста как кажется. Лучше даже сказать. Их связь очень не обычна. «Выпей вина в темную, но звездную ночь.» «Она хочет вылечиться.» Пошла она к черту. Срывается. Идет грубо, давя на половицы. Она меняет его принципы, суя ему их в жопу. К лучшему ли это никто знать не может. Заходит в комнату, смотря на кровать, и лежащую на ней девушку. Она не живая. Холод в ней. Она в холоде. Подходит ближе, двигая ее дальше, чтобы взять простынь. Рвет ее, перевязывая руку. Рана не настолько глубока, чтобы звонить в скорую. Справиться сам, как всегда. Берет со стола воду, немного выливая ей на лицо. И она смотрит на него туманным взглядом, пытаясь вспомнить кто это. Он тот самый «Кто», когда ты спрашиваешь во тьме: «Кто здесь?». Он то видение, что мелькает в зеркале в полночь. Он тень от луны, наполняющая твои самые жуткие кошмары. Мы прощались, как во сне, Я сказала: «Жду». Он, смеясь, ответил мне: «Встретимся в аду» И вот он это ад, который я поневоле прохожу, разрушая стенки прошлого, строя новые белокаменные стены вокруг моего царства. И вход в него ныне запрещен врагам моим и постигнуть его в силах, лишь душа с чистым помыслом, лишь душа с живым и трепещущим от энтузиазма сердцем. — О’Брайен… — шепчет, поднимая корпус, а он давит рукой на плечо, чтобы легла. — Раз, два, три. Ты же видишь, — но он не видит. Умело выстроенные ею стены смешались с безумством и туманном в ее глазах, и в его сердце давно нет энтузиазма. Поэтому он не видит. Где же ты? — Посчитай же со мной. И она хохочет, а он просто сидит с эмоционально ровным лицом наблюдая за ней. И что она вообще такое? Она то, что вновь заставит тебя жить и вновь убьет, то чему ты отдашь всего себя, лишь бы она «вылечилась». Она снова пытается присесть и у нее это получается. — Что ты делаешь здесь? И вообще как узнал? — выдает девушка хриплым голос, смотря на него прищурившись, пытаясь найти хоть что-то кроме «холода». Горбиться, что естественно для ее внешнего вида. — Слишком много вопросов, заткнись и скажи спасибо. — выдает грубо, но при этом старается сказать как можно тише. — Идиотка.- и чешет переносицу. Ему нужно ругаться, ему нужно на орать на нее, нужно обматерить полностью. За то, что заставила пойти против его собственной системы. Но не может. И сам не знает почему. А она словно пьяна. Всей это атмосферой, им, кровью в которой она лежит. Тянется к нему ближе, а он ничего не может сделать. Касается тонкой, холодной рукой до его горячей, нежно проводя оставляя кровавый след. Обычно играешь ты О’Брайен, а теперь тобой. Она рушит тебя. Всего. И строит так, как ей вздумается. Тянется, не понимая всех своих действий. Легкое касание губ пробуждают все на свете, и уголок его губ неестественно горит. И многочисленные раны на душе, словно потихоньку срастаются, но нужно больше ее. Нужно больше времени. Которое он не может ей дать. Не может дать его себе. Но этой ночью снова забилось темное сердце, которое однажды вспыхнуло и сгорело дотла. А ее сердце сохранило тепло и все еще медленно догорает. И если судьба того захочет, их сердца соединятся и вспыхнет огонь, потушить который, даже самому сильно урагану, будет невозможно. А сейчас она лишь та, кто запуталась, а он тот, кто хотел запутать ее, но запутался сам. А ты услышал стук его сердца? Тук-тук. Тук-тук.