***
— Криденс! А я двадцать три листовки сегодня раздала! — хвастается Модести прямо от двери и несётся к нему, чтобы обнять ледяными ручками. — Молодец, — треплет крысиные хвостики отрастающих косичек Криденс и воровато суёт ей леденец, стащенный по дороге домой. — А тебя взяли на работу? Криденс неопределённо пожимает плечами. Для грузчика он всё ещё слабоват, для счетовода — недостаточно респектабелен, что бы это слово ни значило. Для разносчика — уже недостаточно быстр. Проклятые ублюдки предлагали «должность попроще» и ржали над ним как кони: сначала, первые два раза, когда Криденс не понял; потом — когда он краснел и убегал. — А я говорила тебе не соваться в порт, — строго отчитывает ма. — Из-за тебя пришлось брать с собой Майкса, а он вечно половину публики распугивает. Зато Майкса уж точно взяли бы грузчиком, думает Криденс. И не предлагали бы… всякое. — Пристрою тебя прибираться. Лицо у тебя бесхитростное, серьёзное. Какому-нибудь господину в ателье или в лавке обязательно нужен помощник. Только не в посудную, смахнёшь что своими граблями, и бесплатно работать будешь. — Спасибо, ма. — А я видела сегодня богатого господина. Он ещё спросил, как меня зовут. Ма немедленно вытягивается — как охотничья собака, почуявшая дичь. — С собой не звал? Что хотел? — Просто спросил, как зовут, — растерялась Модести. — Листовку взял. — Увидишь ещё раз — покажи мне его. Только педофилов нам не хватало. Криденс сглатывает комок в горле. — А кто такие… — начинает Модести, но её обрывают сразу два голоса. — Плохие люди, — отмахивается ма, не желая объяснять. — И мне покажешь, — как можно суровей говорит Криденс. — Я его отмудо… Накостыляю ему! — поправляется он под резким взглядом ма.***
В корзинке Частити Бэрбоун овощи, кровяная колбаса, не самый свежий окорок. В бумажном пакете у Персиваля недельный запас продуктов и пучок шалота, выглядывающий наружу острыми пиками. Обоим нужна рыба, и очень хорошо, что та — не последняя на подтекающем леднике. Персиваль предпочёл бы живую, но живую здесь можно добыть разве что мелочь, пойманную с пирса. — Мисс Бэрбоун. Взгляд такой, будто… Так не смотрят на хорошо одетого господина, пропускающего вперёд симпатичную барышню. Возможно, в её глазах он — магнат или прекрасный принц. Надо было переодеться. — Мы знакомы? — Ох, простите, я просто часто гуляю там, где проходят ваши собрания, вот и… запомнил. Простите мою наглость. — Ну что вы, мистер… Выжидающая пауза. Что известно Бэрбоунам? Как много информации хранится у Мэри Лу? Лучше не… — Для вас — просто Перси. — Тогда я — просто Частити. Улыбка такая, будто «просто Частити» уже примерила свадебное платье. И ей не подошло. Что ж, Мэри Лу вырастила достойную… последовательницу. И без того нелёгкая корзинка Частити тяжелеет на одну крупную макрель. И почему именно сегодня в Персивале проснулась галантность?!***
Частити так улыбается, будто не на рынок ходила, а в синематограф. И взгляд мечтательный-мечтательный. И мясо уже рубленое взяла, заветренное. Наверняка вчерашнее. Криденса за такое высекли бы, а Частити лепечет, что цену скинули, и всё обходится. Из корзинки появляются солнечные шары апельсинов. Значит, и вправду скинули. — Ну, кто он? — шепчет Модести, и Криденс запоздало понимает, что причина улыбки на лице сестры — не синематограф и не низкая стоимость мяса. — Он сказал, что его зовут Перси, — ещё тише отвечает Частити. Если услышит ма, устроит разнос за то, что говорила с незнакомцем. И за это уж точно выпорет. — Такой видный господин. Руки ухоженные, пальто кашемировое, на воротнике брошки в форме скорпиончиков… — Ой! — восклицает Модести, и они все вздрагивают. — Дети, что там у вас? — Всё хорошо, ма, — отзывается Криденс, — я немного перетянул прядку. — Не вырви ей все волосы! — резко замечает ма и бормочет себе под нос: — Вот же криворукий достался, ни на работу нормально пристроить, ни в доме не помогает… — Это тот господин, который тогда спрашивал, как меня зовут. — Модести так ёрзает, что теперь Криденс боится и впрямь вырвать прядку. — Я запомнила скорпиончиков! Может, этот господин преследует их семью? Или он — злой колдун. Настоящий злой колдун, из тех, о которых говорит ма. Не ведьма, а могучий волшебник. — Наверное, живёт неподалёку, а рынок здесь один приличный. Он сказал, что часто видит наши митинги, — тараторит Частити. — Если подумать, мне даже удивительно, что со мной ещё бродячие псы не здороваются. Модести хихикает, развеивая остатки нависших над Криденсом опасений.***
— Она их бьёт. Всех их, даже маленькую! Голос у Тины пронзительный, звонкий — аж виски ломит. — И особенно — Криденса. Он боится её как чумы, мистер Грейвз! — Тина… Во имя всего святого, помолчи. Заткнулась. Хорошо-то как. Тишина почти осязаема. Но с семейством Бэрбоунов и впрямь что-то нужно делать. Уже второй аврор срывается; и вряд ли Тина усвоит, что плохо совать нос в чужие дела, только из-за того, что её на год припишут в архив. Вот, краткая сводка по Криденсу Бэрбоуну: мальчик, брюнет, резкие черты лица, широкий рот, крупные конечности. Возможно наличие магической силы. Ни слова о происхождении. Одно время поговаривали, что вечная мисс Бэрбоун мальчишку нагуляла, а не подобрала. Персивалю это видится сомнительным: Мэри Лу скорее отравилась бы немажеским выкидышным зельем, чем родила. — И он маг. Я просто чувствую это. Он не колдует, но он тянется к магии всем своим существом. — Тина… — Сэр, просто пообещайте к нему присмотреться. — Хорошо. А теперь уйди. И так голова болит. — Ой, а знаете, у Куини есть… — Тина!.. Маги, не маги, бьёт, не бьёт. Какая разница? Но если у мальчишки… хм… уже юноши… Если в нём спит магия, и если Мэри Лу об этом знает… Надо будет разобраться. — Сэр, срочные новости по Гриндельвальду! Из Европы, сэр! Эта мигрень его когда-нибудь убьёт… — Заходи. И дверь закрой покрепче. — Голова болит? Я заклятье хорошее знаю, если позволите… Темнота.***
Тяжесть оставшихся листовок давит так, будто он камни тащит. Не потому, что они действительно тяжёлые — просто завтра их придётся раздавать на улицах, а значит, он не дочитает книгу. И не сможет искать работу. И… — Ты же Криденс? — Сэр? — Криденс застывает на месте под внимательным взглядом. Всё, как описывала Частити. Чёрное кашемировое пальто, ухоженные руки, скорпиончики держат шейный платок… — А вы… — Мистер Грейвз. Криденс сглатывает. Он не ошибся — «просто Перси», мистер Грейвз, действительно колдун. И судя по тому, что никто не обращает на них внимания и Криденс не слышит ни одного звука, кроме его голоса, довольно могущественный. — Пойдём-ка отсюда куда-нибудь, где мы сможем поговорить без посторонних глаз, — ласково говорит мистер Грейвз, и Криденс послушно следует за ним, хотя прекрасно знает, чем может грозить позволить увлечь себя с улицы незнакомому мужчине. — Моя… сотрудница сказала, что видит в тебе магию, и должен заметить: она не ошиблась. Как же её звали? Пинья? Сивилла? Тина. Да, её звали Тина. Ту ведьму. Удивительно, что ма забыла. Все забыли. Все забыли, а Криденс помнит. Может, он действительно тоже колдун? — Я заберу тебя в волшебный мир, Криденс, — говорит мистер Грейвз, и сердце Криденса чуть не выпрыгивает из груди. А потом мистер Грейвз добавляет нечто, от чего Криденс немедленно уверяется в существовании добрых волшебников: — Но сначала мы должны найти и спасти ребёнка.