Тайна

Мой отец, нищий денеримский дворянин Кайден Берган, у которого из богатства был лишь фамильный меч, преданно служил Грамису Солидору со времен войны против орлесианской оккупации. Когда Ферелден снова обрел независимость, тейрн Грамис пожаловал моему отцу титул банна и небольшой удел в Хайэвере. После кончины батюшки мой старший брат Дитрих унаследовал землю, средний, Лоэнгрин, - меч отца и долю наемника, мне же особо повезло: орден храмовников согласился взять меня, десятилетнего мальца, на воспитание. Первые два года я провел как послушник в главном соборе Хайэвера. Тогда и в мыслях не было, что я стану одному из сыновей тейрна кем-то вроде телохранителя. Я учил Песнь Света, мыл полы в соборе и следил, чтобы ни днем, ни ночью не гас священный огонь перед статуей пророчицы Андрасте. Был среди послушников и один крайне противный мальчишка, мой ровесник, звали его Алистер. Уж не знаю, за какие грехи было решено определить его на службу Церкви, но ни дня не проходило без того, чтобы мать Летиция или сестры не распекали его за шалости. То он съест сладкое на кухне без спроса, то запустит собак в хранилище святынь, то подрежет подолы накидок храмовников… Время от времени мы с ним на кулаках выясняли отношения, после чего вдвоем же несли наказание. Но в один из вечеров Алистер особенно отличился. Точнее сказать, я так думаю, что это его проделки - священная лампада, которая должна была неугасимо гореть перед ликом Андрасте, погасла, пока меня не было, и я ни в какую не мог разжечь ее снова. Я был на грани отчаяния, раз за разом огонь гас, не успев даже осветить статую. Поймите, мне шел двенадцатый год, и я был уверен, что если пламя не будет гореть, меня вот-вот постигнет ужасная кара Создателя. Я уже слышал первые раскаты грома над церковью, и это не было игрой воображения – собиралась гроза. Очень быстро стемнело, и я видел, как за огромными витражами беззвучно сверкали молнии. Руки у меня дрожали, я никак не мог справиться с фитилем. И когда раздался особо сильный удар грома, такой, что, казалось, будто крыша обвалится, дверь вдруг распахнулась. Я боялся обернуться и встретиться взглядом с тем, кто вошел в церковь. Я думал, сам Создатель спустился, чтобы покарать меня. - Почему лампада не горит? Кто ты такой? – спросил Создатель детским требовательным голоском, и я оглянулся. Это был мальчишка лет шести, темноволосый и нарядный – сразу видно, что из богатой семьи. - Меня зовут Теодор, я послушник и не могу зажечь огонь, мать Летиция спустит с меня шкуру, - ответил я убито. - Не бойся, - покровительственно сказал мальчик, - Вэйн Солидор берет тебя под свою защиту. Он подошел совсем близко и закрыл узкими ладонями стекло лампы. Когда он отвел их, огонь горел ровно и жарко, как и полагается. - Так гораздо уютнее, - одобрительно сказал этот Вэйн, словно разжег камин в своей детской. Так я познакомился с младшим, тогда младшим, сыном тейрна Грамиса, который забежал в церковь, чтобы укрыться от грозы. Тогда я и не думал, что мальчик владеет магией. Мне казалось, он был послан Создателем, чтобы совершить маленькое чудо. Так ведь бывает, правда? То, что Вэйн не боится тьмы, слушает голоса животных, умеет вызвать пламя, казалось мне просто прирожденной особенностью Солидоров – недаром же они правили тейрниром. Вскоре после этого командор отряда храмовников хайэверской церкви начал учить нас, нескольких послушников, дисциплине, медитации и азам владения оружием. Поэтому на прогулки с Вэйном я выходил, щеголяя кинжалом на поясе, как настоящий телохранитель. * * * Удивительно, как долго тейрну Грамису удавалось скрывать, что один из его сыновей - маг. В восемнадцать лет я уже понимал, что к чему. Я готовился к посвящению в члены ордена, но мне и в голову не приходило, что нужно немедленно донести на Вэйна, дабы его отправили туда, где ему и полагается быть – в Башню магов. Об опасном даре Вэйна прознали, когда в замке Хайэвер случилось несчастье: мятеж среди солдат, пытавшихся вырезать всю семью Солидоров. Одни говорили, это случилось от того, что тейрн Грамис связался с орлесианскими шпионами, недаром его дед родом из империи. Другие шептались, что двое старших сыновей-бастардов решили грязно, кровью, покончить со старым тейрном. Третьи были уверены, что во всем виноват юный Вэйн – он же маг, он суть зло по самому рождению. Он, мол, мог и разум старших помутить, натравив их на отца, и демонов в наш мир вызвать. Я знаю, как было дело, но поклялся унести эту тайну с собой в могилу. Скажу только, все ложь насчет Вэйна. Он потому-то и выдал себя, что своей магией защищал отца и домочадцев. Об остальном говорить не имею права. Но вы и так знаете, что двое молодых Солидоров были убиты, а тейрн Грамис слег от горя. Тогда Вэйн, пока решалась его судьба, несколько недель провел в подвале при церкви, на скорую руку переоборудованном в тюрьму для беглых магов. Как я просил и умолял, чтобы меня отправили в Башню магов вместе с ним! И, видимо, тейрн все-таки похлопотал. * * * Помню, как солнце садилось в воды озера Каленхад. Вэйн, бледный и истощенный, дремал у меня на руках, и вода, багровая от закатных лучей, обнимала борта лодки. Я видел, что пальцы Вэйна исколоты, и я видел заколку в его темных длинных волосах – достаточно острую, чтобы нечаянно поранить себя. Я понимал, что если кто-то узнает, что Вэйн – маг крови, он не проживет и часа, пусть ему всего двенадцать. И я поклялся себе, что буду защищать его ценой своей жизни. Вот и все. * * * Мне казалось, что Вэйн, сын тейрна, долго не сможет привыкнуть к жизни в Башне. Вместо собственных покоев – казарма, где не уединишься. Вместо того, чтобы приказывать – подчиняешься. Общим правилам или капризу любого храмовника, вдруг заподозрившему крамолу. Мне-то служба была не в тягость, пока я мог каждый день видеть Вэйна – в библиотеке или в столовой, или вечером при обходе спален. Не знаю, как Вэйн узнавал меня – я ведь был в полном доспехе и шлеме – но сердце всегда замирало, когда он поднимал голову и кивал мне, чуть улыбнувшись. Иногда, в задумчивости, он запускал руки в волосы, отросшие ниже плеч, теребил старую заколку, и тогда я обмирал от нехороших предчувствий, но обходилось. Пока обходилось. Слишком поздно я понял, что точно так же пристально, как и я, за Вэйном следит еще кое-кто. Храмовник Габрант - любимчик командора Грегора, холодный и колючий, как ломаный лед. У этого Ноа Габранта, как говорили, был врожденный нюх на магов крови, на беглецов и отступников, а по-моему, он просто ненавидел всех, кто умел колдовать. Каллен сказал, что во время охоты на малефикаров какая-то ведьма на болотах прокляла его, сказав, что он всю жизнь будет служить могущественному магу крови. Вот Габрант и лютует. Я не пытался свести с ним дружбу даже для того, чтобы уберечь Вэйна от необдуманных поступков. И так было понятно, что Габрант не доверяет никому и слепо выполнит любой приказ командора. Но Вэйн… Вэйн тоже чувствовал на себе взгляды. И он отнесся к этому как к вызову. Я не знаю, на чем Габрант пытался поймать Вэйна. За все эти годы Солидор как маг ни разу не вышел за рамки того, чему учили остальных. Он был из лучших, да, и первый чародей Ирвинг, я слышал, ставил его в пример. А Габрант шел следом за Вэйном как тень. Словно он целью всей своей жизни поставил уничтожить именно этого молодого мага – надменно-учтивого, дерзкого и опасного хищной солидорской красотой. И когда приходилось видеть, как бесцеремонно обшаривают руки Габранта мантию и тело Вэйна в поисках заповедных книг и свитков, оставалось только стискивать зубы. Габрант провоцировал – не меня, конечно – Вэйна. Но тот по-прежнему улыбался, рассеянно и доброжелательно – теперь не только мне, но и ему. Габрант то терялся, то злился – хваленый лед трещал под ногами, как в весеннюю распутицу. А как-то раз я застал Габранта в библиотеке, он сидел за столом, уронив голову на руки. Вэйн стоял рядом, положив ладонь на его коротко стриженый затылок. - Тсс, - одними губами шепнул Вэйн. – Он спит. Я снял его головную боль, и он уснул. * * * И все же я не ждал ничего хорошего. Я думал: скорее бы Вэйн прошел Истязание, получил разрешение и вернулся в Хайэвер. Пусть он – маг и не наследует ни фамилии, ни титула, ни земель, но его сила и советы очень пригодятся вконец состарившемуся отцу. А там, глядишь, и маленький Ларса Солидор подрастет. Пусть Ларса еще один бастард Грамиса, но тейрн его признал и воспитывал в замке как будущего лорда. Да, я мечтал вернуться в Хайэвер вместе с Вэйном и забыть про Габранта и его упорство ищейки. - Берган, - окликнул как-то меня Габрант в коридоре, - я слышал, ты родом из Хайэвера? - Не твое дело, - не слишком вежливо отозвался я. Он кивнул, вроде как «так и думал»: - Вечером зайди. Вот и все приглашение. Мои плохие предчувствия начинали сбываться. * * * Первое, что бросилось в глаза, когда я вошел в его комнату, две железные казенные кружки на столе, на каждом по неровно разломанному куску ржаного хлеба. У нас в Хайэвере так поминали погибших. Я оглянулся в недоумении. Габрант запер дверь, протянул одну кружку мне, вторую взял сам. - Из дома пришли плохие вести, Тео, - просто сказал он. – Помянем тейрна Грамиса, два дня назад Создатель призвал его на свою вечную службу. Веки у него были красные, словно он не спал уже не первую ночь. Я растерянно сделал пару глотков. Самогон обжег горло. - Надеюсь, ты готов к самому худшему, - продолжил Габрант. – Вэйн остался без защиты. Ирвинг, старая сволочь, по просьбе кого-то из Собрания земель уже внес его имя в списки тех, кто подлежит усмирению. У Солидоров – могущественные враги. Эта новость оглушила, как обухом по голове. Горло перехватило, перед глазами все поплыло. А, может, не только от дурных известий. Я почувствовал, как сквозь горечь спирта в горле проступает сладкий, леденцовый привкус лириума. - Так надо, Берган. Я тоже не думал так завершить свой путь храмовника, но... Вэйн... Ты должен остаться вне подозрений. Я вывезу Вэйна и его филактерию, - быстро говорил Габрант, и голос его расплывался как багровые волны озера Каленхад. – Требуй перевода в Хайэвер для защиты маленького Ларсы Солидора от брата-малефикара. Жди… Но я уже нырнул на дно и не слышал, что он говорит. * * * На самом дне озера Каленхад молодая ведьма мешала варево в котле, она бросала туда печали и радости, и наши судьбы исходили зеленым дымом над ее колдовством.