Экипаж.
У пиратства есть несколько преимуществ перед жизнью обычного гражданина,
если бы их не было, никто не стал бы морским разбойником. Первое (и самое главное) — свобода. Второе (не менее значимое) — приключения. Третье — известность (плохая репутация — тоже репутация). Дальше уже по мелочи: доля, выпивка и женщины в баре, моряцкие шуточки, да собратья-накамы. Последний пункт легко входит в гражданскую жизнь, а потому не является обязательным. В золотой век пиратства слова «ван пис» практически заменили все три преимущества. Однако Жан Барт давно знал, что свобода в этом мире дана лишь некоторым, а «ван пис» — всего лишь закрытая дверь клетки. Король пиратов — самый свободный человек в мире?!
Чушь! Морской разбойник не может безнаказанно появляться в порту, потому что за ним охотятся.
Он не выбирает место. Пирата
всегда поджидает смерть.
Он не выбирает время. Король пиратов — капитан своего корабля, следовательно, он несет ответственность за команду и судно.
Он не выбирает действия. В море пират сталкивается с пиратами, туземцами, морпехами, королями… И есть шанс не пережить встречу.
Он не выбирает людей. Король пиратов — экзотический попугай в золоченой клетке Гранд Лайн. Эту несложную истину море терпеливо вкладывало в головы всех мореплавателей. Годами. Но когда-то даже Жан Барт верил в «ван пис». Когда-то очень давно. Когда море Вест Блю было отражением неба…
Апаланчи расцветал, словно гигантский цветок налинки со склонов Великой Си. Город-порт Лайнж (Алмазный Лайнж, как называли его жрецы Си) уже принимал гостей. Остров благоухал благодаря Алмазному городу, даже жрецы Си признавали могущество северной столицы, и только Южные волки (Грайнж и Райнж) смотрели на него свысока. Жан любил рассказы о море, потому что в них всегда упоминался Алмазный порт — место, куда он так стремился. Еще бы! Лайнж — город надежды, а юношу учили, что «надежда» равноценна «свободе». Хотя… Не так уж много сын шахтера мог знать о независимости. Когда полжизни проводишь под землей, ты становишься похожим на нее, а она была твердой и приземленной. Жан думал, что именно это скрывалось за словами отца: «ты еще юн», «ты еще глуп», «тебя в море заклюют» и «не смей перечить морпехам». Конечно, в семнадцать лет юный Барт сам понимал, что сразу капитаном он не станет и в море не выйдет, но хотя бы на порт посмотреть! Но все попытки пресекались, а интерес к порту Лайнж подавлялся новыми обязанностями и хлопотами…
Настала восемнадцатая весна Жана, когда поползли слухи об экспедиции морпехов в Вест Блю. Эта новость плохо отразилась на некоторых взрослых, особенно на семье Бартов. И отец, и мать стали пугливыми, раздраженными и мрачными, из их уст часто слышались два слова: «смерть» и «конец». Многие посчитали, что причиной их подавленности является болезнь, а потому отцу Жана выписали больничный. В первый же вечер «больной» позвал к себе сына, объявив об очень важном разговоре. Юноша пришел почти сразу же, потратив время только на поиск бутылочки с лекарством. Разговор с главой семьи начался с порога:
— Это ты, Жан?
— Я принес лекарство, доктор сказал, что принимать нужно каждый день…
— Оставь его. Я не болен.
— Вы опять вредничаете. Ей богу, как ребенок!
— Я позвал тебя не ради лекарства. Мне есть, что тебе сказать. Помнишь, как ты спрашивал меня про Алмазный Лайнж?
— Да, вы тогда сразу перевели тему.
— Правда? — он усмехнулся, — Прости старика. Сегодня я отвечу на твои вопросы… Нет, не перебивай! Слушай. Слушай и запоминай! Тебе придется быть очень умным мальчиком… Грядет страшное время… Ты знаешь, что Лайнж — торговый город?
Жан пожал плечами, демонстрируя, что это все знают.
— А ты знаешь с кем он торгует?
— Ну, с другими островами, наверное, разве это важно?
-…рой, — шепотом сказал отец, — С Охарой. Корабли Лайнжа перевозят археологов и их находки.
— И что? Мне-то какое дело?
— Морпехи знают это. У них на уме одно — уничтожить все, что связано с понеглифами. Охара занимается расшифровкой этих кубов, а Лайнж перевозит их. Поэтому морпехи собираются разгромить Охару, но прежде чем добраться до нее, они потопят Лайнж. Так что вот тебе мой совет: исполни свою мечту. Уезжай. Уезжай прочь от этого острова.
Слова «и никогда не возвращайся» повисли в воздухе и давили на Жана своей недосказанностью. Противоречивые чувства колыхались где-то внутри, не находя выхода и позволяя впасть в депрессивную меланхолию. Юноша вышел из комнаты, закрыл дверь и прислонился к косяку. Ему нужно было подумать.
Он, конечно, мечтал уехать отсюда, но бросить семью на смерть? Это уже не шутки! С другой стороны, морпехи могли потопить только Лайнж, не задевая остальную часть острова… тогда зачем ему ехать? А может, это замаскированная просьба жить самому? Нет, это совсем уж глупо… И все же, все же. Он так и не придумал, как можно ответить. И даже союзница-ночь ничем не помогла: убаюкала, но не успокоила мысли. Так он и заснул с тяжелым сердцем. Утро было хмурым и ветреным, небо тоскливо нависло над шахтерским городком, а редкие деревья скрипуче качались из стороны в сторону. Жан молча осмотрел пейзаж, досадливо поморщился и, показав погоде язык, деловито спустился на кухню. С первого этажа доносился запах ржаных лепешек и травяного чая из саброзий. О, этот восхитительный чай! Иногда только он и мог поднять на ноги больного или усмирить гнев стариков на молодежь. Впрочем, на Сэма Барта напиток не оказывал никакого влияния. И глава семьи сидел за чашкой и ворчал в сторону печки, где хлопотала жена:
— Гм, опять мелисса? Не слишком ли ты расточительна, Ханиль?
— Ох, Сэм! Нельзя же быть таким несведущим! Это не мелисса, а саброзии.
— Я — шахтер, поэтому не удивляйся, что я не смыслю в ботанике. Мои друзья тоже не отличают травки. Подумаешь, эка важность!
— Но Сэм! У твоих друзей нет жен-травниц, а у тебя есть!
— Доброе утро, матушка, отец.
— Ах, Жан! Что же так долго? Работа не ждет, да и лепешки остыли… Ну, садись же скорей!
Молодой человек сел напротив отца и, получив свою чашку с напитком, потянулся за порцией свежих лепешек, чтобы утолить утренний голод. Тесто и впрямь остыло, но так как чай с легкостью профессионала компенсировал это, Жан не жаловался, тем более, что это было
особенное утро, которое не хотелось портить. Так что юноша жевал лепешки и предавался самым радужным мыслям. Когда же он закончил трапезу, было уже восемь, поэтому пришлось поторопиться с погрузкой телеги, чтобы успеть до утренней толкотни. Это было трудно, так как Жана все время отвлекала матушка с советами:
«Не забудь взять с собой плащ», «Положи мяту отдельно от мелиссы, а то перепутаешь», " и не забудь перевязать лентой пучки» . Но особенно раздражала фраза: «и не перечь морпехам!». Жану казалось, что его готовят к кругосветному путешествию с караваном, а не к продаже трав в порту, но он терпеливо выслушивал все наставления, мечтая поскорее отправиться в путь. И вот, кажется все травки упакованы, телега смазана и накрыта, и можно ехать! Жана потряхивало от волнения, еще бы! Первая самостоятельная поездка в порт! Нет ничего лучше! Он так ликовал, сидя на облучке, что не услышал матушку, и ей пришлось повторять.
— Ох, прости, матушка, я задумался. Что ты сказала?
— Не забудь про орегано!
— У нас нет орегано.
— Это душица.
— Зачем ее подписывать орегано?
— Так лучше звучит. Клиенты больше купят, а значит, больше прибыли. А тебе понадобятся деньги.
— Ну, хорошо-хорошо. Только я уже поеду, — и он тронулся, оставив позади отчий дом, садик с чемерицей и агавой, «больного» отца и матушку, кричавшую про забытый шарф. Лихо миновав унылый шахтерский город, Жан въехал на широкую проселочную дорогу, ведущую к постам через болото и заливные луга. Юноша с любопытством разглядывал корявую ольху и кривые березы, тянувшиеся из глубин зеленой мутной жижи, которая простиралась по левую и правую стороны от телеги. Кобыла копытами мерила пыльную ленту дороги и неодобрительно фыркала себе под нос, по-лошадиному проклиная сырость и тяжелую работу, что ей приходилось выполнять в это ненастное утро. Для нее это была привычная работа, для молодого возницы — испытание! Кто бы мог подумать, что управлять телегой так сложно?! Облучок трясется, а на некоторых особо высоких кочках даже подпрыгивает, норовя сбросить Жана вниз, телега неповоротлива, будто выкована из золота, а все ее куда-то заносит, того и гляди в трясину попадет! А ведь ехать-то далеко: до постов три луга да еще четыре сотни колес по гати! Да уж, не всякий может с таким справиться. Родители доверили ему очень сложную работу, потому что посчитали достаточно взрослым и сильным. Последняя мысль придала уверенности и немножечко гордости за себя, отчего Жан приосанился, поднял подбородок и попытался сделаться важным, что ему, впрочем, не слишком удалось по причине нескладной подростковой комплекции… и из-за второго не менее значимого фактора, заключавшегося в забывчивости молодого человека. Дело в том, что, увлекшись размышлениями на тему важности задания, Жан отпустил поводья, и лошадь повернула телегу так, что одно из задних колес скатилось с дороги, попав в трясину… естественно, что болото стало жадно засасывать нежданную добычу, поднимая переднюю часть телеги, что не осталось без внимания, потому что Барт спрыгнул с места и одним рывком добрался до проблемы. Увидев плачевное положение колеса, Жан выругался сквозь зубы, огляделся по сторонам: никого нет, вздохнул и совершил то, что делают только очень упрямые или очень уверенные люди, попавшие в безвыходное положение: он врос ногами в землю и толкнул телегу вперед. Маневр все усложнил: колесо окончательно увязло. Новый толчок — кобыла заржала, безрезультатно переставляя тощие ноги и невпопад дергая кожаные поводья. Жан сильнее толкнул телегу — кобыла споткнулась, попятилась, отталкивая транспорт назад, телега ударила по рукам, ноги возницы заскользили по грязи, увязая в тине. Холодный пот струйками побежал по лицу, в голову ударила паника. Задыхаясь от собственных мыслей, юноша толкнул снова — телега толкнула в ответ. Земля вылетела из-под ног. Жан быстро-быстро заперебирал ногами, пытаясь найти твердую почву — ее не было. Барт закрыл глаза.
Кто-нибудь, кто угодно, помогите мне, спасите меня! Я… Я… Я не хочу умереть! Нет, пожалуйста, пожалуйста! О, только не здесь! Ему хотелось прокричать это, но голос почему-то иссяк, и из горла выходило только частое прерывистое дыхание.
Страх.Он оглушил уши, он сковал тело, он отнял голос. Он же вознамерился украсть жизнь. Казалось, не было ничего сильнее этого чувства. Ложь. Была у страха слабость. Насвистывая фривольный мотив, ехала она по дороге, не встречая сопротивления со стороны болота. И вот она почти здесь. Донеслись скрип колес и звуки хлыста. Чуть позже послышался надтреснутый голос. И наконец, из-за поворота выехал груженный сверх меры крытый воз. На облучке, крепко держа поводья, сидел сухой старичок. На его волевое «тпру!» лошади вскинулись, заржали и остановились. Путь им преграждала застрявшая телега Жана.
— Эй! А ну, подвинься, молодняк! Дай проехать!
Барт с трудом разлепил веки и уставился на подъехавшего.
— Эй-эй! Двигай, кому говорю! Мешаешься тут. Торговлю тормозишь!
Жан открыл рот и застыл, не имея сил, чтобы подать голос.
— Да что ты застыл-то?! Двигай свою телегу. Тут не место для пикника!
Юноша наконец ответил, голос его был слабым и тонким, а по щекам бежали слезы.
— Дедуль… Помогите… Телега за-застряла. И я… я тоже… застрял.
— Что? Не справляетесь без стариков, а? Значит, рано нам еще на помойку, а? Сгодимся еще… Сгодимся!
С этими словами старик слез с облучка и подошел к Жану. Деловито осмотрелся. Принюхался. Щелкнул кнутом.Улыбнулся и подошел к кобылке.
— А ну, хорошая девочка, пошла! Пошла-пошла-пошла! А ты чего ревешь? Боисся? Не бойся! Вытянем! А ну-ка толкни разок, а ты иди, иди. Давайте-ка, раз, два, взяли! И еще! Еще!
Каким-то чудом лошадь подняла немного колесо, но не удержала и выдохлась, Жан же еще глубже увяз.
— Но-но! Так не пойдет!
Старик подошел к мальчику, протянул конец хлыста, подождал пока утопающий крепко схватится и резко дернул на себя. Неожиданно ноги отчаявшегося освободились и он рухнул на твердую дорогу. Хрипло дыша от пережитого, мальчишка наслаждался твердой землей. Он воистину самый счастливый человек. А счастье его — вот. Земля.
— Ну вот. Сейчас и телегу вытянем.
Старец заменил испуганную кобылку на своих вороных жеребцов, сел на облучок и, крикнув «пошли!», спокойно вытянул телегу. Мальчишка мог лишь молча наблюдать за подвигом.
— Ну что? Выручили мы тебя, а? Чего разлегся-то, а? Вставай! Запрягай кобылку да поезжай вперед меня. А я уж пригляжу за тобой. Чуть что… Ну, чего застыл?
Жан еле заставил себя встать и заняться работой, ведь его колени и локти тряслись, а зубы слегка постукивали. Но вскоре он уже сидел на облучке, управляя телегой. Болото осталось позади, дорога расширилась, тянулась через зеленый луг и не сулила опасностей, тем более, что за спиной у юноши была мощная поддержка. Луга встретили путников тишиной и прохладой, до постов доехали быстро и без приключений. Вообще-то, пост был один. Небольшая деревянная коробка, стоящая на четырех деревянных столбах хмуро нависла над длинным крашеным шлагбаумом. От шлагбаума тянулась вереница повозок, возов, фургонов и бричек, ожидавших придирчивого распроса со стороны неприветливых, одетых в поношенную форму бело-синего цвета морпехов. Жан остановил кобылу и нетерпеливо заерзал. Ждать было невыносимо, хотелось побыстрее миновать этот пост и наконец ворваться в открытые ворота Райнжа… Преодолеть столько преград, чтобы увидеть море, и вот на тебе! Снова шлагбаум. Снова препятствие. Снова томительное ожидание. Снова нужно разрешение. Дурацкие правила!
Прождали часа два. Распогодилось. Солнце высоко повисло над горизонтом. Наконец гнедая кобылка Жана уперлась в шлагбаум, а морпех сорока лет уставил черные глаза на телегу с возницей.
— Имя?
— Жан.
— Фамилия?
— Барт.
— Откуда?
— Из шахтерского городка на севере.
— Куда?
— В порт Райнж.
— Что везем?
— Травы на продажу.
— Наркотики, оружие, алкоголь, опасные животные есть?
— Есть вот эта лошадь, я и травы.
— Марихуана? Конопля? Мак?
— Нет.
Морпех свистнул своему товарищу — тот подошел к телеге и начал ее обыскивать. Чуть погодя солдат вернулся на прежнее место и доложил раскатистым басом: «Чисто!». Жан нетерпеливо заерзал. Когда же это кончится?
— Эй, пацан! Заплати налог и проезжай!
— Сколько?
— Первый раз что ли? 50 белли.
Барт скрежетнул зубами.
Сволочи! Опять цену подняли. Шкуру бы с вас содрать! Но, как бы не доставали советы родителей, в одном они были правы. Нельзя перечить морпехам. Жан молча подал мешочек с золотом. Старший морпех наскоро посчитал деньги, криво улыбнулся и велел открыть шлагбаум. Юноша тронул поводья. Отъезжая, он услышал, как старец ругается с дозором, и решил, что только дедуля может научить этих недоумков. Наверное, так и есть! Улыбнувшись своим мыслям, юнец тронулся в путь. До кованых ворот города оставалось совсем чуть-чуть. От шлагбаума до порта рукой подать. Всего каких-то десять минут! Жан тряхнул головой и крепко сжал поводья. Кобылица под напором возницы перешла на рысь, повозка решительно завращала колесами, и дорога понеслась пестрой лентой вперед. Миновали луг, узкую речушку, потом снова луг и вот… Ворота. Чугунные ворота, раскрытые для торговцев со всего Апаланчи! Ну, здравствуй, великий порт!
Юноша оглянулся на проделанный путь, вспоминая болото, старика и суровых морпехов. Знал ли он, что видит эту дорогу в последний раз? О, нет. Он не знал. И потому спокойно повернулся лицом к городу, чтобы впервые увидеть море. Синева волн слепила глаза, а крутые скалистые берега поражали воображение. Нет, в мире нет ничего прекрасней этого зрелища! Жан восхищенно разглядывал гавань, забыв то, зачем сюда приехал. Несколько блаженных секунд пробежали незаметно. Гонг разбудил юношу, и тот несмело тронул поводья, въезжая в величественный город на самом юге острова. Почему величественный? О, все объяснялось просто. Апаланчи жил морской торговлей. А богатством был обязан своим трем опорам: Алмазному городу и Южным волкам. Последние именовали себя щитом и мечом острова. Грайнж носил имя дубовый, а Райнж — железный. Первый продавал дерево и морскую капусту, покупая хлеб с медом. Второй менял руду и морских гадов на золотые белли и драгоценные камни. Один находился в удобной полукруглой гавани, другой же высился над скалистыми островками. Но было между ними кое-что общее: тесная связь с пиратскими шайками. Именно это отталкивало большинство людей от посещения южных портов. И это же привлекало торговцев.
Какой дурак откажется от выгодной сделки только потому, что ее заключил пират? Здесь подписывались самые разные договоры: от покупки мотка проволоки до найма работников. Сюда съезжались люди со всего Вест Блю, чтобы приобрести что-нибудь диковинное и продать свой товар подороже, здесь останавливались пираты, чтобы запастись оружием и провиантом и отправиться в смертельную поездку до Гранд Лайн. Большинство из них гибло еще на подходе к Риверс Маунтин, примерно половина выживших счастливчиков умирала на островах бешеного океана. Оставшиеся — как повезет. Либо сворачивались, либо шли в Новый мир. И тогда уж можно было только молить богов о скорой и безболезненной смерти. Но пираты не боялись ничего. Они плыли в пасть гавани Райнжа, напивались в баре, договаривались с торговцами и снова отчаливали. Купцы привыкли, что добрая треть покупателей — лихие разбойники, но все же старались открывать лавки подальше от пристани. От пиратов добра не жди! Жан сморщил нос, заметив черный флаг на мачте только что причалившего судна, выровнял телегу и поехал на рыночную площадь в двух кварталах от ворот. Квадрат размером 129 на 129 м, обставленный каменными стенами домов, был вымощен брусчаткой, покрашенной в нелепый цвет, и назывался Светлым Рынком. Площадь пустовала в дождливые месяцы переходника и набирала силы жаркими днями огневки, чтобы раз в три месяца устраивать разгульные ярмарки и снабжать горожан товарами каждые выходные. Сейчас шла вторая декада светоча, урожай начал зреть, и площадь в восемь рядов была заставлена телегами, повозками и тентами так, что даже издалека было видно, что мест нет. Юный Барт неодобрительно цокнул и свернул в улочку, ведущую к пристани. Шумно били волны по скалистым островкам, у причала покачивались десяток кораблей и одна старая рыбацкая лодочка, бриз колыхал разноцветную ткань флагов, прикрепленных к грот-мачтам. Среди ярко-зеленых, и приглушенно-красных расцветок выделялось черное пятно прямоугольного пиратского флага. Жан поставил телегу недалеко от своротки в улочку, чтобы «ловить» покупателей, и стал ждать. Первые покупатели вышли со стороны кораблей (жаль, юноша не заметил откуда именно), они шагали по пристани, громко обсуждая приключения и успехи на любовном фронте. Заметив телегу Барта, моряки остановились и зашептались, будто прицениваясь к товару, затем один из них — светлобородый накаченный тип — подошел.
— Эй! Пацан! В море хочешь попасть? Нам команда нужна. Ну как? Пойдешь?
— Мне не к спеху покидать остров.
— Слишком слабая причина, чтобы я отстал.
— У меня товар.
— Какой?
— Красители, пряности, лечебные травы…
— В море пригодятся. А продать их везде можно.
— У меня семья.
— А сколько годиков тебе, а? Уж не десять, а? Хахаха!
— Мне восемнадцать.
— Ууууу! Большинство в семнадцать уходят.
— Покажи свой корабль, и я отвечу.
— Корабль? Ну что ж, смотри! В оба смотри! — замах, удар и резкая, пронзительная боль в голове — вот и все, что сумел запомнить восемнадцатилетний мальчишка перед отключкой…
Он очнулся. Боль звенела в голове, саднило запястья и щиколотки. Было темно и сыро. Откуда-то сверху пробивался свет. Жан сощурил глаза.
Где он? Пахло рыбой и чем-то еще. Сверху слышались голоса. Говор какой-то странный. Не местный. Юнец разобрал только несколько слов: «якорь», «отчаливаем», «вперед». Потом доски под ногами съехали. Или он съехал? Жану показалось, что его качает из стороны в сторону. Землетрясение? Нет, постойте, это же… Море. Это волны качают его. Но, если это волны, тогда он на корабле. Значит… Неужели… Он в трюме пиратского судна?! Вот черт!
С такими мыслями в море вошел никому неизвестный сын шахтера.
Пока неизвестный. Как оказалось, юноша был не единственным пленником пиратской шайки «Грандес», кроме него на судно попались поварята, швея, ученик кузнеца и дворовые сироты. Всех насильно объявили юнгами и заставили работать на благо пиратской команды и капитана. Жан и собратья по несчастью вставали с зарей, ложились за полночь. Весь день они натирали до блеска палубу, мыли и чистили картошку, ловили рыбу, полировали пушки. Больше всего сыну шахтера нравилось предпоследнее. Когда он сидел с удочкой и рыбачил, никто не трогал его, не пытался подначивать, не насмехался, не избивал. Можно было подумать о своем: о родителях, о доме, о засохших травах, о старой кобылке и добром старичке. Хотелось попасть домой. Море и пиратские приключения довольно быстро наскучили юному Барту. Не было никакой романтики. Стихия, которую так трепетно почитал Жан, оказалась обычной стихией со всеми ее " прелестными " привычками. А в приключениях юноша не участвовал: юнге не положено. Так что, кроме постоянных тумаков от матросов, жуткого голода, черной работы и отвратительной погоды (то солнце прижарит, то шторм затопит), сын шахтера довольствовался только собственными мыслями да редкими диалогами с другими несчастными душами. К слову, несчастные не были особенно приятными собеседниками: поварята Лир и Дир на любые вопросы отвечали скупо, от предложений отказывались и никогда не давали лишнего куска, швея Селена говорила в основном о моде на коктейльные платья и разбиралась только в узорах для шелка, так что с ней разговор у Жана не завязывался, а Сашка (младший ученик кузнеца) оказался добросердечным трудягой с хорошими манерами и милой улыбкой, но к сожалению, немым. Дворовые сироты умерли через две недели после отплытия от Апаланчи. В общем, юный Барт был предоставлен сам себе, поэтому его очень удивило приглашение на посиделки от поварят, которые воспользовались частичным отсутствием команды, пополнявшей запасы на берегу. Делать было особенно нечего, так что Жан согласился и пришел на грязный камбуз, чтобы скоротать вечер. И не он один. В слабом свете керосиновой лампы скорее угадывались, чем виделись силуэты пришедших, которые сидели на лавках слева и справа от дубового стола и пили чай под бдительным присмотром братьев-поворят.
— О! Так ты все же пришел, здоровяк?
— Странно видеть тебя здесь.
— Просто делать было нечего. А зачем вы звали меня?
— Ну, ты ж с нами в одной лодке. А у нас есть план.
— План?
— Мы собираемся поднять восстание и забрать корабль себе. Нам надоело, что нами командуют какие-то грязные пираты! Ты с нами?
— Конечно! Но я хочу знать план!
— Тогда садись и слушай…
На следующее утро ушедшие пираты вернулись. Они выстроили своих пленников в линию и начали допрос, что повторялся каждый раз, когда часть команды сходила на остров и дети оставались без должного присмотра (несколько неотесанных болванов, приглядывавших за мелкотней, не считались элитой). Капитан шайки «Грандес» деловито расхаживал перед пленниками, выбирая жертву. Не повезло Лиру. Неожиданный удар в живот заставил беднягу сложиться пополам, последующие свалили мальчишку с ног, а затем вжали в доски палубы. Жан отвернулся, чтобы не видеть, как череда ударов превращает миловидного парня в уродливый ошметок мяса. Такое уже было. И с ним самим тоже. Такое было часто. И это было ненормальным, мерзким и пугающим фактом. Это было правило заключения на этом чертовом корабле. Барт искренне ненавидел это, потому что такое обращение (вся эта черная работа, издевательства и наказания) сделали его тело закаленным, а руки сильными… но только руки. Ноги развивались значительно медленнее и явно отставали в росте, что придало Жану довольно комичный вид. Девятнадцатилетний юноша покрепче сжал кулаки. Сейчас самое неподходящее время для срыва. Надо ждать. Иначе весь план, над которым так долго работали Дир с Лиром просто развалится.
Но как же ему надоели эти мерзкие пираты! Вены на кулаках вздулись.
Успокойся. Зубы заскрежетали.
Успокойся. Иначе ты все испортишь. Мелкая дрожь пробежалась по всему телу
Успокойся. Что-то вырывалось из его груди.
— Чеееееерт! — Жан не до конца понял, что именно произошло. Почему-то он тяжело дышал, а ненавистный капитан лежал у борта корабля. И еще кулак юноши был запачкан чем-то жидким и красным. Кровью.
О, нет. Кажется, он все испортил. В целом это было плохо. Но было и несколько приятных фактов. Во-первых, Лира больше не бьют. А Во-вторых, внутри Жана кипела сила. И ее хватит для исполнения заговора. А это значит, что пора ДЕЙСТВОВАТЬ!
— Вперееееед, ребята! Покажем им всем!
***
Прошло две недели с той битвы. Произошло немало перемен. Новый корабль с новым именем Соленый. Новые накама: Харизма и Желчь. Новый запах свободы. Новые приключения. Новая команда пиратов Единого фронта (ЕФ). Новым девиз: Весь мир зажат в кулаке! Новый капитан (Жан не ожидал, что его сделают капитаном). И ван пис за горизонтом. Чего еще надо для жизни? Разве что какую-нибудь заварушку. И они ее получили. Настоящий остров сокровищ. Да еще и недалеко от базы морского дозора. Не ограбить его было бы преступлением против принципов пиратства. Так думал Жан. И вся команда дружно поддерживала его. А что? Золото любят все. Особенно пираты. Особенно потому, что его так сложно добыть.
***
— Еще выпивки?
— Еще спрашиваешь! Конечно, еще!
— Куда так много?
— Да ладно тебе!
— Лир! Дир! Присоединяйтесь!
— Ну что? Пируем?
— А то!
— Наливай! Ехуууу!
Они сильно напились. Их крики, шутливая ругань и пьяные песни разносились по окрестностям до самого рассвета. Это была грандиозная победа. Невероятный успех омрачал только один факт. Факт, о котором никто еще не знал. Но в ту же ночь Охара была разгромлена.
Головокружительная поездка Жана не осталась без внимания морпехов. Так что за ним отправили дюжину кораблей под командованием молодого и очень амбициозного вице-адмирала Акаину. Началась морская охота. Чайки преследовали пиратов в буйном шторме, в проливе между островами скал, закидывали ядрами своих пушек и даже порвали несколько парусов. Корабль Жана шел сквозь волны из последних сил: доски палубы скрипели, мачта кренилась, паруса повисли тряпками. В неласковых лучах закатного солнца Соленый показался капитану израненным бойцом. Жан Барт с сожалением подумал, что больше корабль не выдержит, и завтра настанет день последнего плавания его деревянного друга. Но этого не случилось. В предсумеречной тишине послышались выстрелы — несколько черных шаров упало недалеко от правого борта Соленого. В сизой дымке показались несколько черных силуэтов с серыми потрепанными парусами. На парусах были чайки. Кажется, это первый раз на памяти Жана, когда абордаж начинают морпехи. Первый чертов раз.
Ну уж нет! Без боя он не сдастся! Пошли они все к Дейви Джонсу!
— Всем взять оружие! Мы будет драться! Я лично займусь этим поганым вице-как-его-там!
-Да!!!!!!
Это было побоище. Кровавый танцпол с выдачей личных путевок в ад. В конце-концов, морпехи тоже не идеальны. Курят, пьют, проигрывают деньги в казино, лапают девок в баре. Они тоже люди. Просто на них белая униформа. Просто закон их покрывает. Просто они — везучие мудилы. И этим все сказано. Если бы они вкалывали на шахте, если бы они были в бегах, если бы они жили без куска хлеба, то Жан бы сочувствовал им, как сочувствовал пиратам. Но у морпехов была гладкая белая форма. И этим они раздражали больше всего остального. Особенно этот самоуверенный мальчишка в цветастой кепке! Ишь, возомнил себя Богом на земле? Решил, что раз фруктовик, то все можно? Как бы не так! Море никого не щадит. Морю плевать на все твои выходки. Море помогает только удачливым. Море помогает пиратам! И оно защитит их!
К сожалению, у моря сегодня были другие планы, так что горячая лава Акаину прожгла палубу Соленого, и корабль застонал от перегрузки, а Жан зашипел от острой боли в боку. Рана сильно кровоточила.
Занималась заря. По розовому небу пролетели почтовые пеликаны. Легкая бумага закружилась на ветру, показывая окружающим первую страницу с крупной фотографией взрыва. Под лязг сабель газета упала в лужу крови. Жан не шелохнулся. В его глазах горел заголовок титула:
«АПАЛАНЧИ УНИЧТОЖЕН». Промедление дорого обошлось: капитан морпехов быстро обездвижил пирата с помощью кайросеки. И под сдавленные крики команды Жана поволокли с корабля. Дальше все произошедшее было каким-то смазанным: небольшой рабский аукцион в каком-то захудалом порту, потом несколько перепродаж, потом пытки, потом он оказался в услужении у какого-то осла Росвальда, что буквально возвратило Жана во времена шайки " Грандес «. Унижения, физическая работа, оторванность от мира и дикое желание свободы, которой не существовало. Будь проклят этот мир! Будь проклято море! Будь проклята лживая иллюзия свободы! Будь проклят ван пис! Изломанная душа рвалась в море, но сердце… Сердце не хотело ничего. И Барту пришлось признать, что он устал. Устал и хотел домой. Но дома не было. Поэтому Жан молча считал дни и ночи, равнодушно разглядывая хозяина и таких же рабов. Время застыло в удушливой жаре архипелага Сабаоди. А потом взорвалось от появления 11 сверхновых звезд. Пираты-новички, верящие в существование ван писа. Жан жадно впитывал в себя все подробности о них, чтобы ощутить то, чего у него не было, но было у них. Запал. Жизнь. Сила. Свобода. Это стоило того, чтобы простоять на коленях весь аукцион. Там были они. Юстасс Кид. Монки Д Луффи. Трафальгар Ло. Разумеется, они не обратили свое внимание на него. С чего бы? Просто так легко было забыть о кандалах, когда эти трое были рядом. Они сражались за себя, за команду, за идеалы. А когда все закончилось, все трое разбежались в разные стороны, как он и предполагал. Но кое-чего Жан не ожидал. Его спасли. Просто так. По прихоти. Или же это было по плану?
Да кто поймет этого самодовольного типа, именующего себя хирургом?! Важно было только то, что у Жана снова была команда, был дом. И пусть все, кто живет в нем, кажутся слегка поехавшими, это не так важно. Они — семья. Они — накама. Они — пираты сердца. И у них есть цель: легендарное сокровище Ван Пис и место Короля Пиратов. И хоть Жан Барт не верил в эту чушь, юный капитан верил. Этого было достаточно.
Этого всегда будет достаточно.
