Лестница Октавы

Сполохи далеких салютов рассыпались искрами в вечернем небе, дробились отражениями в оконном стекле и разбегались разноцветными бликами по стенам погруженной в уютный полумрак гостиной. Не касались они лишь темного пятна тени, отбрасываемой сидящим напротив Лиры человеком. По иронии судьбы, человек этот был в белом. — И сейчас последует очередное предупреждение? — Гален, столбом застывший у своего кресла, не удержал маску, позволив усталой горечи просочиться в свой прежде ровный голос. Кренник моргнул, осознавая сказанное, и перевел взгляд на Лиру: — Ты рассказала ему о нашей беседе? О моих… опасениях? Удивление Орсона не было наигранным. Но вот удивлялся он явно не самому факту передачи этой информации, а тому, как она была подана. Насколько… прямолинейно. Пренебрежительная гримаса на лице Лиры подтвердила его подозрения — актрисы из нее не вышло, да она и не старалась. А вот паники наверняка нагнала от души. Что ж, оставалось ударить в ответ. Так, чтобы вложенный в слова смысл точно дошел до всех присутствующих. Кренник откинулся на спинку своего кресла и непритворно вздохнул. Ученые не переставали его расстраивать — пусть в своих узких областях они и слыли гениями, но в остальном отличались детским упрямством и поразительной наивностью. — Гален, — теперь требовалось надавить, рискуя тем, что лучший друг примет сказанное слишком близко к сердцу, замкнется в переживаниях и сорвет очередной негласный срок, на который уже завязан следующий этап исследований, — ты же понимаешь, что подписку о неразглашении дают не зря? И что все мои и твои мелкие нарушения установленного порядка передачи информации однажды могут превратиться в снежный ком? Лавину, которая снесет не только Лиру и Джин — гражданские в таких делах всегда страдают первыми, — но и нас с тобой? Не думаю, что ты сможешь работать в тюрьме, Гален. А никого, способного учесть твои… особые потребности, рядом уже не будет. «Да, Гален, не будет именно меня, ведь в этой комнате о тебе самом больше никто не думает». До Эрсо, кажется, дошло. — Ты мог прийти ко мне, — еще более устало отозвался он, ссутулив плечи и тяжело опершись на спинку кресла обеими руками. — А не… передавать угрозы. Кренник закатил глаза. — Приношу свои глубочайшие извинения, — тон получился слишком сухим, но обуздать раздражение полностью не вышло. — Я видел, что ты близок к прорыву, и не хотел мешать. Но несколько переоценил, хм, тревожность твоей жены. Знай я, что вы решили выступить против меня единым фронтом, дал бы вам сначала хорошенько подумать, а потом уже наносил… визит вежливости в попытке развеять все ваши тревоги! — Ну почему же, теперь я полн… — Лира подалась было вперед, намереваясь добавить еще пару язвительных замечаний, но замерла, остановленная жестом Галена. — Мне кажется, что все зашло слишком далеко, — Эрсо шагнул к жене, сжал ее плечо и отстранился, окинув комнату взглядом. — Не знаю, насколько это хорошая идея, но я предлагаю выпить и поговорить о чем-нибудь другом, менее… э-э-э… глобальном. — Например, о том, что я хочу увезти Джин на Арию-Прайм, и том, какие страшные опасности нас могут ожидать во время перелета рейсовым лайнером? — с неприкрытым сарказмом уточнила Лира. — Это если Орсон нас вообще отпустит. Там же анархисты, сепаратисты и криворукие техники всех мастей! Кренник уперся локтями в колени и закрыл лицо ладонями. Очень хотелось выругаться, но приходилось молча терпеть этот фарс. Игра в перетягивание Галена давно уже отдавала дешевой мелодрамой типа тех, которые так любят показывать центральные голоканалы для скучающих домохозяек. Только вот разбить о голову соперницы фамильный сервиз было нельзя — за неимением подобного сервиза и общим идиотизмом сложившейся ситуации. Но не убивать же эту дуру, Гален расстроится. А ведь есть еще ребенок… крифф! — Ты не поверишь, я буду счастлив узнать, что вы долетели благополучно, — он поднял голову и в упор посмотрел на Лиру через низкий стол, — и я хотя бы несколько недель не буду думать о том, во что ты еще вляпалась! — Орсон… — вернувшийся из кабинета в гостиную Гален укоризненно вздохнул и поставил перед Кренником маленький поднос с тремя рюмочками чандрильского стекла и квадратным графином, наполненным бледно-голубой опалесцирующей жидкостью. Напиток выгодно подчеркивал абстрактный матовый узор на стекле, придавая ему сходство с завихрениями гиперпространства. — Всегда Орсон, всегда, — машинально, но совершенно беззлобно отозвался Кренник, беря графин в руки и с интересом рассматривая его содержимое. — Гален, откуда ты это взял? — Врать не буду, подарили, — Гален отобрал графин обратно и разлил спиртное по рюмкам. Резкий, свежий горьковатый аромат напитка буквально повис в воздухе, вызывая странную ассоциацию с первыми осенними заморозками и тронутыми инеем мокрыми листьями. Кренник взглянул поверх рюмки на все еще стоящего и выглядящего странно торжественно Эрсо и вопросительно выгнул бровь. Гален, казалось, колебался перед тем, как произнести тост. То ли чувствовал себя неправым, то ли придавал слишком большое значение этой неуклюжей попытке примирения. — За понимание, — наконец произнес он и одним движением опрокинул рюмку. Обманчиво густая жидкость оказалась чудовищно крепкой. Не чистый спирт, конечно, но подозрительно к нему близко. Вкус тоже оглушал — кисло-сладкий, почти забивающий собственно алкоголь, он отдавался где-то глубоко внутри призрачным эффектом лопающихся пузырьков шампанского. Только вот шампанского тут была целая ванна, если не бассейн. Потерев нос в попытке избавиться от фантомной щекотки, Кренник поднял взгляд на ошеломленную Лиру, с глубоким подозрением разглядывающую свою пустую рюмку, и удивленно моргнул, обнаружив, что невозмутимый Гален уже разливает инопланетный ликер по второму кругу. В ответ на невысказанный вопрос Эрсо негромко фыркнул, на пальцах показав объем рюмочки. Окосеть от двух чайных ложек и впрямь было затруднительно, но Кренник понадеялся, что неизвестный даритель все же учел особенности биохимии слабых человеческих особей и дело обойдется без отделения токсикологии. А то бывали… прецеденты в его богатой биографии. Загнав неудобную мысль на край сознания, он отсалютовал рюмкой Галену и приготовился к очередному взрыву пузырьков. Но в этот раз все пошло как по маслу, и вместо маленького фейерверка Орсон ощутил лишь приятное тепло и легкость. Внутреннее напряжение последних недель тоже ослабло, отошло на задний план и стало чем-то неважным. А вот рисунок разноцветных пятен салюта, отражавшийся в почти неподвижных глазах Галена, смотрящего в неведомую даль, навел на новую и уж точно безопасную тему для разговора. — Как думаешь, что видят все те, кто сейчас собрались на улицах? — Кренник вытянул руку, позволяя вспышкам отразиться в стекле опустевшей рюмки. Зарево огней плыло над городом, перемещаясь вместе с парящими автоматическими платформами. А разноцветные шары сменялись фонтанами ослепительно ярких искр и фигурами неведомых животных. — Все это великолепие или нечто большее? Может, в ультрафиолете все выглядит совсем не так? Гален отмер, задумчиво потер подбородок, пытаясь воскресить в памяти все свои обрывочные знания по данному вопросу, — о преломлении света в кристаллах он мог прочитать университетский курс прямо сейчас, но приложить это к биологии ему никогда не приходило в голову, — и принялся строить теорию, не забывая подливать ликера всем присутствующим. На обсуждении процентного соотношения видящих в широком спектре инородцев к ним же, но подверженным недавней столичной моде на разноцветные защитные визоры, Гален потянулся за блокнотом и начал чертить в нем графики. Стол быстро покрылся россыпью изрисованных листочков, то и дело отнимаемых спорщиками друг у друга. Порозовевшая от выпитого Лира тоже расслабилась и перестала видеть кругом одних врагов, готовых украсть у нее ее бесценного мужа или хотя бы с головой завалить его работой. Вместо этого она принялась преувеличенно внимательно рассматривать пейзаж за окном, время от времени почти незаметно скашивая взгляд на Кренника. То ли до сих пор пыталась решить, как реагировать на их с Галеном вояж к Малпазу, то ли гадая, какие еще сюрпризы скрыты от нее под покровом секретности. Судя по выражению лица Лиры, покров этот она собиралась содрать собственноручно, только никак не могла выбрать сторону, с которой стоило за него хвататься. Необязательная беседа об особенностях восприятия цвета представителями разных рас потихоньку сходила на нет, уровень ликера в графине неуклонно понижался, а приятное тепло внутри медленно превращалось в жар, заставляющий расстегнуть ворот и подумать о том, что пора бы и откланяться, пока не потянуло на подвиги. «Подвиги?» — Кренник, только сейчас сообразивший, что последние несколько минут его то и дело пинают под столом, причем с каждым разом все сильнее, отвлекся от покрытого кривыми рожицами гранов листка и встретился взглядом с Лирой. Та, пойманная на горячем, вспыхнула, скомканно извинилась и поднялась со своего места, сославшись на духоту. Проводив ее взглядом, Кренник моргнул пару раз, убеждая себя, что ему это не привиделось, и решил, что уходить действительно надо, пока ситуация окончательно не вышла из-под контроля. Бульканье наливаемой воды и стук стекла из кухни подсказали ему, что до возвращения хозяйки дома осталось всего несколько минут. — Гален, твоя жена со мной флиртует, — обойдя свое кресло, Кренник коснулся руки все еще увлеченно рисующего Эрсо. — Прячь свой подарок обратно, пока примирение не перешло не в ту плоскость. Шутка получилась так себе, но Гален улыбнулся. — Не говори глупостей, Орсон, тебя просто пытаются выставить из дома… Лучше посмотри, что я придумал. Кренник, зацепившийся взглядом за кайбер непривычной огранки, нарисованный посреди черепов родианцев в разрезе, сдался и покорно позволил усадить себя на диван. В конце концов, он тоже был человеком, и внимание, пусть и такого специфического толка, ему, безусловно, льстило. — Гален, ты можешь быть сколь угодно гениален, но с наблюдательностью у тебя по-прежнему не очень, — тридцать минут путаных объяснений уже начавшего заговариваться Эрсо окончательно сбили Кренника с мысли, заморочили голову и заставили на время отодвинуть в сторону сложившиеся еще во времена «Программы Будущего» правила. Ведь ничего страшного не случится, если он сделает один лишний шаг? Всего один? Кренник протянул руку и убрал от лица Галена лезущую в глаза прядь волос, заправив ее за ухо. И продлив прикосновение достаточно долго для того, чтобы его нельзя было счесть случайным. Но Гален даже не обратил внимания на мазнувшие по виску пальцы. — Лира ушла на кухню четы… нет, пять рюмок назад. И все еще не вернулась. Кажется, тебе пора идти ее спасать от… п-полотенечного монстра. «Боги, что я несу?» — Язык уже начал заплетаться, но координация движений пока не сдавала позиции, поэтому на листки с формулами он пролил всего пару капель ликера. И только из последней рюмки. Что будет, если он попытается встать, Кренник представлял слабо, но надеялся попасть в дверь с первой попытки. — Я бы заметил, если бы она там осталась, — отмахнулся Гален, пытающийся провести ровную линию. Шесть ее неудачных предшественниц намекали на то, что пора переходить к абстрактной живописи. — Ты не заметил, когда она от тебя полгода назад на пару месяцев ушла. С ребенком, — Орсон знал, что этого говорить не стоит, но не мог остановиться, задетый за живое полным отсутствием ожидаемой реакции. Слишком многое и слишком давно ему хотелось Галену сказать. Галену, так не вовремя переставшему закрывать глаза на «рабочие вопросы», но все еще игнорировавшему происходящее в его собственной семье. И то, как эта семья взаимодействует с остальным его окружением. И прочими… сомнительными личностями. — Я считаю, что твоя работа критически важна для проекта и всей Империи, но про жену не забывай, а? Пока она не рехнулась от скуки среди небоскребов или в этом нашем игрушечном парке при комплексе, по которому она круги нарезает каждый день по два раза. Или мне опять отправить ее в экспедицию? Но ведь она не будет копаться в земле, нет, она будет копаться в делах, для глаз гражданских совсем не предназначенных… — Гражданских? Ты говоришь так уже второй раз, Орсон, — Гален поднял голову и теперь смотрел прямо перед собой, но не на Кренника, а на что-то за его плечом. На кого-то. — А ты не понял до сих пор? Любой проект государственной важности будет курироваться военными! Преобразование энергии, новые накопители… Да будь это хоть р-разведение питательного планктона, мать его, там тоже будут военные, поскольку его надо охранять! Как охраняют здесь тебя и твои лаборатории, как исполняют все твои… невысказанные пожелания, уходят, приходят, приносят все, что ты попросишь, и забирают ненужное более барахло… Ненужных более людей, — Кренник не глядя протянул руку и ухватил неслышно подошедшую Лиру за запястье.— Да ты жене своей за долготерпение не бумажки переписывать поручать должен, с формулами, в которых она ни ситха не смыслит, а ноги целовать… холить и лелеять! Хоть кого-то, крифф, живого! Потому что она тебя терпит, на пьедестал возводит, хотя давно уже должна была уйти и дверью хлопнуть! По всем п-прогнозам! Лира дернулась, пытаясь высвободить руку, Кренник машинально дернул в ответ, но силу рывка не рассчитал. — Да… — смешок после судорожного вдоха получился совсем невеселым, — вот эти самые ноги. И не только. Лира, стряхнувшая с себя секундное ошеломление падения и того факта, что теперь она на коленях Кренника попросту лежит, прижатая для верности ладонью, извернулась змеей и попыталась отползти по дивану подальше, попутно пнув Орсона пяткой в бок. Но тот легко поймал ее ногу, крепко сжав щиколотку, и медленно потянул вверх. Лира снова дернулась, повалилась на спину, стукнулась затылком о подлокотник и зашипела от боли. Придержать расходящиеся полы ее многослойных одежд ей даже не пришло в голову. Гален смотрел на устроенное в его честь представление, не мигая. — Ты же видишь, как она добивается твоего внимания, нет? Все средства хороши, когда молчаливое участие не приносит результата, верно? Заговоры, шпионаж… — Лира лежала неподвижно, позволяя Креннику гладить свою ногу кончиками пальцев, и только переводила взгляд широко раскрытых глаз с него на Галена и обратно. — Классический сценарий. Женщина уходит, приходит, пытается быть хорошей, потом пытается быть плохой. Наконец, дает повод для ревности… Гален продолжал молчать. — Весомый повод, заметь. Лира вздрогнула, ощутив прикосновение губ к подушечке большого пальца. А потом сквозь страх и злость на собственную беспомощность пробилось новое ощущение. Дрожь щекотки от чужих почти невесомых касаний сменялась разливающимся по коже теплом. А это, как она уже выяснила, не могло закончиться ничем хорошим. Не только потому, что выпитое ударяло в голову, заставляя творить глупости, но и потому, что Гален смотрел. Смотрел на них, как на интересную диковинку. Задачу, требующую нетривиального решения. И за одно это Лира готова была сейчас его убить. — Может, мне стоило увести у тебя жену, раз тебе нужен лишь переписчик и молчаливый слушатель? Дроид-секретарь бы прекрасно справился, — Кренник потянул Лиру на себя, позволив ей сесть, ухватившись за его подставленный локоть. — А что, блестящий план. Маленькая, приятная для всех сторон конфликта интрижка, отъезд нелюбимой более женщины с надоедливым ребенком, и снова полная свобода витания в облаках и доверия к любой чуши, которую тебе… Хатт! Пощечина вышла смазанной, ведь размахнуться у Лиры толком не получилось, зато расстегнутый ворот кителя удобно лег в руку, а изумление, вспыхнувшее в голубых глазах, оказалось совершенно искренним. И сладким, как сохранившийся на губах привкус ликера. — Лира… Она не помнила ни как плотное сукно кителя под ее руками сменилось тонкой тканью форменной рубашки, ни как они перебрались в спальню и, усевшись на широкой кровати лицом к лицу, умудрились разорить ее шкатулку с побрякушками и косметикой, ни как ее собственное платье исчезало слой за слоем, словно она была бабочкой, пытающейся выбраться из ставшего слишком тесным кокона… Только то, что у поцелуев теперь был привкус помады, а взгляд Галена, так молча и наблюдавшего за ними, стал тяжелым и темным. Кажется, его занимало то, что он видел. И именно это провоцировало выходить за границы разумного все дальше и дальше. Искать предел допустимого. — …ты издеваешься, — Кренник рвано вдохнул, прикрывая глаза и пытаясь хоть немного отодвинуться, чтобы выпутать ее руки из своих растрепанных волос. Но вместо этого лишь снова сжал тонкие запястья. Сильно, почти до онемения пальцев, но это странным образом помогло Лире собраться, а не почти привычно провалиться в карусель головокружения, наполненную жаром прикосновений, одуряющей злостью и желанием причинить боль. Только вот кому? Кому на самом деле? Мысль вспыхнула и погасла, завязла в рваной паутине спутанного сознания, паутине, не имевшей к спиртному никакого отношения. В ликере что-то было, что-то дурманящее, не спайс, Лира видела людей под спайсом, да что там, в ранней «артистической» юности она видела слишком много такого, о чем потом предпочла забыть. Забыть одно и вспомнить другое — то, о чем когда-то рассказывал Гален. «Программа Будущего», которую Кренник то ли закончил, то ли нет, но успел прославиться среди всех студентов устраиваемыми им попойками. А ведь там наверняка не только пили… И если хоть часть этих рассказов — правда, то он не мог не понять, чем именно угощает их Гален. Пусть не сразу, но… крифф. Он знал, наверняка знал — и позволил всему этому случиться. Лира смотрела на подрагивающие ресницы Орсона, покрытые золотой пыльцой осыпавшихся теней, влажные пряди, прилипшие к отмеченной царапинами от ее ногтей коже, припухшие губы под слоем темной помады и понимала, что ему вся эта карнавальная мишура идет куда больше, чем ей самой. Идеально отражает… внутреннее содержание. Неудивительно, что Гален купился на все это… подавляющее обаяние, честные, чуть виноватые взгляды. И ложь, бесконечную, бессовестную ложь обо всем. Сжав пальцы в спутанных волнистых прядях, она заставила Орсона сморщиться от боли и открыть, наконец, глаза. И почти неслышно прошипела, глядя ему прямо в расширившиеся, затуманенные наркотиком зрачки: — Без Галена ты никто. Просто шлюха с амбициями… слишком большими для такой мелкой твари, как ты, — Лира позволила поднимающейся изнутри волне ненависти затопить ее с головой, смести все оставшиеся преграды. Позволила себе забыть, кто из них кому и чем был обязан. — И поэтому ты так настойчиво тащишь меня в постель? — Ему не составило труда расцепить ее сведенные судорогой руки, нажать, заставляя податься назад, вдавить спиной в покрывало среди разбросанных подушек и вороха смятой ткани, совсем недавно бывшей ее нарядным платьем. — Ради Галена, верно? Лира сжала зубы, когда его ладонь коснулась колена, позволила руке скользнуть выше, но вдруг вывернулась и пнула, целясь в лицо. Промахнулась и застыла, обнаружив, что ее снова поймали, ухватив за щиколотку прямо поверх уже начавшего проступать синяка. — Я ведь просил тебя не мешать… — Кренник отвел взгляд, словно собираясь обернуться и посмотреть на Галена, но замер на середине движения, едва заметно пожал плечами и вдруг снова прошелся пальцами по ноге Лиры от пятки и до колена. Только в этот раз прикосновения были куда… ощутимее, весомее. А потом прижался к покрытой мурашками коже расцарапанным виском и вздернул уголки губ в фальшивой улыбке, так и не дошедшей до глаз. — Итак, на чем мы остановились? «Ма-а-м… Ну ма-а-м…», — детский голос еще никогда не был так пронзителен, поэтому Лира решила, что видит сон. Или, скорее, привычный кошмар, в котором ее будят снова и снова, а она никак не может разлепить веки, поскольку век у нее нет, да и звать ее больше некому, ведь все они остались в холодных сизых снегах Валлта, а сам Валлт застрял у нее в груди, под ребрами, колючим осколком прозрачного льда… Толчок в бок поколебал ее уверенность в иллюзорной природе творящегося вокруг безобразия. А когда в ответ на непрекращающееся чуть гнусавое нытье раздалось обманчиво мягкое: «Ты же видишь, что мама устала и спит?» — Лира в ужасе попыталась распахнуть глаза, позволив реальности обрушиться на нее всем весом. Вес оказался непосильным. «Но я не сплю!» — Джин сложно было отказать в логике. Да и в фамильном упрямстве она в свои пять недостатка не испытывала. «Я вижу, ребенок. Но… что ты готова отдать взамен за то, что мама проснется? О… Штурми. Как забавно», — шорох материи подсказал Лире, что над ее головой только что произошел обмен игрушки на… на что, собственно? Второй толчок в бок заставил ее слабо охнуть сквозь зубы, но прекратил безумное вращение картинки перед глазами. И немного прояснил ситуацию. — Джин? — голову Лире удалось повернуть с большим трудом, как и осознать, что она все еще лежит на краю кровати и даже может похвастаться наличием хоть какой-то одежды. При полном отсутствии белья. Крифф. Дочь потерла кулачком заспанные глаза и снова дернула ее за рукав сорочки. — Я спать хочу. И колыбельную. Про туку. Лира мысленно взмолилась Силе и всем известным ей богам, чтобы в сознании Джин не отложилось все увиденное в спальне. Убедительно соврать дочери у нее сейчас бы не хватило ни наглости, ни соображения. Обернувшись в дверях, Лира, все еще оглушенная послевкусием кошмара и не чувствующая под собой ног, успела заметить, как Кренник небрежно смахивает на пол ее скомканное платье и усаживает игрушечного штурмовика Джин под лампу на прикроватной тумбе. На груди у Штурми красовалось нарисованное помадой сердечко цвета засохшей крови. Лира дернулась было обратно, не понимая еще, почему ее так задела безобидная по сути шутка, вызвав немедленное желание отобрать, стереть и все вернуть как было… Но встретилась взглядом с криво улыбающимся Орсоном и спустя одно бесконечно долгое, тягучее мгновение прочитала по его губам беззвучное «уходи». Тень Галена за его спиной слабо шевельнулась в кресле, качнулась вперед, став огромной и почти гротескной… А Лира позорно сбежала от собственного страха под защиту детской. — Уйти? Но куда? — ее голос, севший от десятка только что спетых колыбельных, а до того почти сорванный полузадушенным криком, сейчас был едва слышен и узнаваем. Кренник выполнил свое обещание-угрозу и прошелся поцелуями от кончиков ее поджимающихся пальцев и выше. Значительно выше… Лира переступила с ноги на ногу, ощутив, как дернулась мышца в ступне, сведенная короткой судорогой. Пятки ей целовали разве что в далеком младенчестве, а кусали — и вовсе никогда. Это было одновременно щекотно и безумно приятно. А в сочетании с жаром разлитого по венам наркотика — с гарантией сводило с ума. На каком-то этапе она сдалась захлестнувшим ее ощущениям, захлебнулась смехом, стонами и желанием получить больше. Лира криво улыбнулась зеркалу и вцепилась в край раковины покрепче. Отражение пялилось на нее черными провалами глаз и мерзко подрагивало, вызывая отчетливую тошноту. Перестоявшее, как молоко в переполненной груди, возбуждение свилось внизу живота обрывком проволоки и, казалось, готово было разорвать ее изнутри. Потянув вверх тонкую сорочку и едва не взвыв от прикосновения смятой ткани к затвердевшим соскам, Лира сморгнула выступившие слезы и увидела ровно то, что ожидала: отпечатки помады и следы легких укусов заканчивались примерно на середине бедра. — С-скотина… — довести себя до разрядки дрожащими пальцами оказалось неожиданно трудно, да и результат того определенно не стоил: боли в нем было куда больше, чем удовольствия. — Расчетливая лживая тварь… Мотнув тяжелой головой в попытке разогнать черноту перед глазами, Лира обнаружила, что сидит на полу, все еще цепляясь одной рукой за край раковины, а вторую вжимая между ног. А сердце у нее при этом колотится где-то в горле. — Твою мать… — ощущение лопающихся пузырьков шампанского нахлынуло с новой силой. Только вот бокалом теперь была она сама, и справляться с разъедающим горло смехом ей тоже предстояло самостоятельно. Чувствуя, как горит от прилива крови лицо, Лира с трудом поднялась на ноги и побрела обратно, натыкаясь плечами на стены и до боли закусывая зубами костяшку указательного пальца. Так удавалось смеяться не слишком громко, но вот каждое невольное прикосновение языка к истерзанной коже вызывало мучительно яркий, щекочущий нервы взрыв внутри. И ей нужно, жизненно необходимо было перебить это призрачное ощущение чем-то реальным. Телесным. Взять реванш. — Крифф, — Кренник, боком сползший с постели и теперь слепо шарящий рукой по смятым простыням, выглядел не лучше. И Лиру, привидением застывшую в двух шагах от приоткрытой двери спальни, наверняка не замечал. — Гален, почему к-каждый раз, когда ты выбираешь, что мы будем пить, я оказываюсь по уши в банта пууду? То ввязываюсь в драку, в которой мне ломают ребра и чуть не отправляют на тот свет… Помнишь, в «Программе»? Ты еще тогда тащил меня в лазарет… То теперь оказываюсь в постели с твоей женой. Которая меня, на минуточку, ненавидит… д-до судорог. Хаттово пойло, чтоб его… — Кренник осел на пятки и с беззвучным стоном прижал руку к виску. — Но вот к врачам ты меня в этот раз не потащишь, да? — Нет, разумеется. Сразу в морг отнесу, — непроницаемо серьезно сообщил Гален, откладывая в сторону блокнот. Вздохнул, подхватил с подлокотника кресла скомканную рубашку и уронил ее Креннику на плечо. — Спасибо, — рассеянно отозвался тот, пытаясь попасть в рукава. И замер, поняв, что пальцы Эрсо сомкнулись на его запястьях поверх смятой ткани. — Не за что, — педантично расправив и застегнув манжеты, Гален провел обеими ладонями вверх, до самого воротника, сжал плечи Кренника и едва ощутимо огладил подушечками пальцев шею, ловя биение зачастившего пульса. Касание было сродни колебанию воздуха от взмаха крыльев бабочки, но этого хватило, чтобы горло Орсона нервно дернулось в попытке сглотнуть. — Гален… — Кренник оперся затылком на любезно подставленную ногу и запрокинул голову, напрашиваясь на новую ласку. — Что ты со мной делаешь, Гален? А-а-ах, хатт, делай что хочешь! Лицо Галена дрогнула и странно застыло. Лира видела его взгляд, обращенный вниз. И знала, на что он обычно так смотрит. Поэтому почти не удивилась, когда пальцы Галена медленно сжались, превращая дразнящее прикосновение в нечто иное. — Нравится? А никогда не задумывался — почему? — Гален смотрел в расширившиеся зрачки Кренника, то ослабляя хватку, то вновь усиливая нажим. — Лжешь. Даже сейчас лжешь, Орсон. Ты ведь давно понял, что никакой драки не было. Только ты… и я. Кренник машинально вскинул руки, пытаясь разжать пальцы Галена и вдохнуть хоть немного воздуха. Скрыть мгновенный приступ страха, каплями пота осевшего на висках. Только для того, чтобы через секунду прекратить сопротивление и демонстративно опустить ресницы, вызывающе медленно облизав губы, все еще носящие след темной, как венозная кровь, помады. — Ты думаешь… меня это остановит? Раздавшийся вслед за этим стон не имел никакого отношения к удовольствию. Но Лира, вжавшаяся лопатками в стену коридора, хихикнула, прижав ладонь ко рту и кусая пальцы. И продолжила смеяться, пока душная тьма обморока не захлестнула ее с головой. На сей раз кошмары ей не снились. Наоборот, было хорошо и уютно, а тепло живого тела рядом умиротворяло и убаюкивало, даря полузабытое ощущение безопасности. Но пробуждение испортило идиллию. Открыв глаза, Лира несколько секунд смотрела прямо перед собой, пытаясь понять, что именно она видит. Откуда на плече лежащего рядом человека такой след? Большой, налившийся цветом синяк с ровным краем, очерченным линией разошедшейся от удара кожи. Память услужливо подкинула картинку падающего на пол гостиной форменного ремня с металлической пряжкой, расстегнутого ее же рукой. После этого угадать, откуда на шее Кренника взялась темная полоса, четкий край которой то и дело расползался кляксами — отпечатками пальцев, труда не составило. Пробивающееся сквозь жалюзи солнце освещало его слипшиеся от крови короткие прядки волос, превращая киноварь в бронзу. Отбрасывало размытую тень на следы зубов на плечах и ветвящиеся полосы кровоподтеков повыше локтя. Лира знала, что для этого кожу нужно сжать, и сильно. Смять пальцами в неконтролируемой попытке добиться своего. Только вот Гален наверняка прекрасно понимал, что именно он делает. Достаточно для того, чтобы его жертва до сих пор дышала, пусть и с легким, но явно неестественным присвистом. «Все это должно было быть чудовищно больно… и громко. О, Сила, нет!» — Лира вздрогнула, пытаясь оторвать тяжелую голову от подушки, выдавить из перехваченного спазмом горла — мгновенная паника действовала не хуже затянутого ремня — самое важное, единственное, что заполняло сейчас ее мысли: — Где Джин?! Кренник чуть повернулся, продемонстрировав разбитую скулу и связанные, от кисти до локтя обвитые впивающимся в кожу шнуром, руки, тихо хмыкнул и на удивление внятно произнес: — Ушла гулять с дроидом-нянькой. А Гален ушел на кухню, готовить себе каф. На одного. Облегчение от услышанного затмило все остальное, заставило все же начать действовать, ползти к краю постели в жалкой пародии на привычное легкое движение… Которое не удалось завершить даже так, неуклюже и нервно, поскольку щиколотку рвануло острой болью. Изумленно охнув, Лира разворошила кокон одеял — Гален заботливо укрыл их обоих, избавив ее от полной картины происшедшего, — и застыла, бессмысленно глядя на плотно обвивающее ногу кольцо такого же, как у Кренника, страховочного шнура. Вызывающе красного, как все спасательное снаряжение, обращаться с которым она учила Галена вечность назад. Ковырнув непослушными пальцами узел, Лира не почувствовала ничего — там, где должен был быть хвостик веревки, позволяющий распустить всю конструкцию одним движением, обнаружилась лишь гладкая, как стекло, поверхность. — Не трудись, узел оплавлен, — Кренник наблюдал за ее возней с отстраненным интересом, и Лира не хотела думать о том, чего ему стоило перевернуться на спину. — Что? Верить не хотелось ни зрению, ни осязанию, но сбежать из этих ужасных декораций было некуда. Оставалось лишь надеяться, что все это — лишь результат минутного помутнения рассудка, обычно столь кристально чистого, что его можно было использовать вместо кайбера. — Когда я говорил тебе уходить, надо было слушать, — Кренник сумел подмять под себя подушку и подползти чуть выше, сдавленно зашипев сквозь зубы и до хруста сжав в ладонях какой-то округлый предмет. В котором Лира с изумлением узнала собственное зеркальце, выточенное из цельного куска камня. Адарлонский сланец на полированном срезе прекрасно отражал свет, придавая картинке дополнительную глубину и легкий золотистый флер, и оставался при этом приятно шершавым там, где его обработало время и природа. Именно это зеркальце подарил ей Гален после их первой экспедиции, а мать Лиры, оценившая стоимость и символичность подарка, но не его внешний вид, предложила украсить обратную сторону рисунком. И теперь на серой поверхности распускали хвосты диковинные разноцветные птицы, по легенде, услаждавшие своим пением слух ангелов с лун Иего. — Надеюсь, ты меня простишь, — пробормотал Кренник, нажав на хрупкую вещицу еще раз. Зеркало треснуло, расслоившись на два неровных, острых куска, которые он ловко спрятал в клетке сжатых пальцев. — Ложись, быстро! Лира подчинилась, не думая. Рухнула в ворох одеял, по-детски набросила краешек на голову и застыла, услышав шаги. Гален, полностью одетый и гладко причесанный, вошел в спальню, неся в руках поднос с чашкой кафа. Поставил его рядом с кроватью на тумбу, потеснив остатки разбросанных ночью косметических мелочей, и сел на край постели, заставив Кренника вздрогнуть. «От страха или?.. Крифф», — увидев, что именно лежит на блюдце рядом с чашкой, Лира подавилась воздухом и вцепилась в одеяло до побелевших костяшек. Вибронож — вроде того, который она использовала для мяса, только длиннее и с фигурной, украшенной инкрустацией рукояткой. Удобная и наверняка привычная хозяину вещь, которую она видела впервые. — Не скучал? — Гален оперся рукой на подушку, разглядывая лицо лежащего перед ним человека. Задумчиво тронул языком собственную разбитую губу и досадливо поморщился. После чего потянулся к подносу, взяв с него не чашку, а нож. — Какой ответ расстроит тебя сильнее? — нахально поинтересовался Кренник, краем глаза следя за кончиком зависшего в воздухе лезвия. Пока неподвижного, но от этого не менее опасного. — Еще не знаю, — Гален задумчиво рассматривал испятнанную следами его пальцев кожу, словно выбирая место для будущего надреза. — Мне кажется, сейчас меня расстроит любой. Все как-то слишком быстро и скучно заканчивается, ты не находишь? — Тебе виднее, ты же у нас препарируешь… а-ах!.. разумных не с той стороны, — кончик лезвия уперся в живот прямо под спутанными шнуром локтями Кренника и медленно двинулся вниз, оставляя за собой узкую полосу, тут же заполняющуюся кровью. — Разговоры — твоя прерогатива, — Гален не отвлекался, постепенно углубляя надрез и явно не собираясь останавливаться. Вибрацию лезвия он пока не включал. — Могу я… пока еще могу, — вымученная улыбка Кренника больше походила на оскал, — попросить об одолжении? Гален поднял на него вопросительный взгляд, так и не прервав своего занятия. А Лира видела, что даже так линия надреза оставалась неестественно ровной. Только вот пальцы Галена чуть сместились, ложась на кнопку активации лезвия. И напряглись, готовые сжаться в любой момент. — Наклонись ближе. По закушенной от боли губе Орсона скатилась первая капля крови, связанные руки дрогнули в попытке изобразить прикосновение, а Гален, позволяя вовлечь себя в этот прощальный поцелуй, плавно подался вперед. Прямо к спрятанным в судорожно сжатых пальцах осколкам зеркала. — Нет!!! Отчаянный визг Лиры сломал хрупкую, смертельную красоту момента, изгнал из глаз Галена пугающую черноту сосредоточенного безумия, заставил его нервно дернуться и отвести наконец в сторону этот криффов нож, коротко пискнувший включившимся в последний момент лезвием. Лира, чье подсознание последние несколько минут лихорадочно тасовало картинки, складывая их обрывки в видение, сидела на постели с вытянутой вперед рукой, и ей казалось, что в ее скрюченных пальцах бьется спеленатое Силой несбывшееся будущее. То, в котором вибрирующий нож войдет в тело по самую рукоять, вспарывая внутренности и перемалывая их на куски, а обломки зеркала перережут подставленное горло, зацепив челюсть. Крест-накрест. Глубоко и непоправимо. То, в котором сама Лира, воя от ужаса и отвращения, будет прижимать к лицу давящегося кровью Галена подушку и держать, сколько хватит сил. До последнего удара пульса, до последнего вздоха. Только чтобы не видеть, как при каждом рывке бьющегося под ее руками тела сквозь взрезанную кожу проступает краешек изжелта-белой обнажившейся кости. Гален смотрел на нее секунду-другую, потом опустил взгляд, изучая дело рук своих, и, подцепив пальцем петлю шнура, полоснул лезвием ножа по веревкам. После чего протянул его рукоятью вперед Лире, легко поднялся на ноги и произнес: — Пожалуй, стоит сварить еще кафа. За стуком собственных зубов Лира едва расслышала истерический смешок Орсона, выпустившего из освобожденных рук осколки зеркала и теперь прижимавшего исцарапанные ладони к лицу. Сейчас Лира прекрасно его понимала — она сама была готова кататься по полу и рвать на себе волосы, но вместо этого уронила нож, свернулась калачиком и уткнулась в постель лбом, пытаясь отгородиться от едва закончившегося кошмара. Построить из остатков самообладания и здравого смысла плотину, способную сдержать все, на нее обрушившееся. Ради себя, ради Джин. Ради Галена. — Крифф, у меня аудиенция через три часа… Плотина лопнула с треском, воздух застыл в легких, а слезы хлынули потоком, заглушив все звуки внешнего мира. Лире казалось, что этот день обречен, как и ее рассудок. Ночные события смазались, оплыли огарком свечи в глубине ее памяти, застыли, словно мошка в древесной смоле. Смоле, обточенной морем и позже растрескавшейся в огне пожара, покрывшего поверхность уцелевшего обломка сеткой глубоких разломов, доставших до самого сердца заключенной в полупрозрачной тюрьме твари. И теперь она в последний раз смотрела на заходящее солнце, падающее за ломаную линию небоскребов, не принадлежа этому миру… И ожидая следующей ночи. Лира тряхнула головой и с силой сжала пульсирующие болью виски, пытаясь совладать с непроходящей тошнотой и дрожью. Собственный мозг напоминал ей хрупкое, прозрачное до невидимости стекло. Она никогда раньше не ощущала себя настолько… ясно. Но вот эмоции, ее привычный ключ к загадке внешнего мира, куда-то делись, пожухли, как тронутые морозом травы. Осталось только усталое раздражение и выцветшая, истрепавшаяся злость. «Боги сошли с ума, и им понравилось», — Лира беззвучно хмыкнула и обвела взглядом комнату, выискивая последние следы ночного безумия. За стеной орал выкрученный на полную громкость голопроектор, тысячный раз транслирующий «Лестницу Октавы», Джин гудела в тон, лупя игрушечным спидером по закрытой двери, выражая тем самым свою обиду на родителей и огорчение от разлуки со Штурми. Сердечко на груди которого смазалось, когда Лира громила спальню, обдирая кровать до основания и запихивая всю постель в утилизатор. Туда же отправилось ее платье, попавшийся под руку гребень и еще десяток мелочей. И только чашка кафа, которую принес ей Гален, осталась стоять нетронутой посреди устроенного Лирой хаоса. Орать и швыряться посудой просто не было сил. Бежать — некуда. И — как она со всей оглушительной ясностью понимала теперь — незачем. Ключом к ее плану спасения был Гален. Его, в первую очередь его, согласны были вывезти ее новые друзья, лишив тем самым Империю еще одного козыря. Но сама Лира, как и Джин, не представляли в этой игре ценности. Инструмент для шантажа? Бросьте, она уже сидит в клетке, какой смысл менять ее на другую и давать Креннику право действительно уничтожить их? Лира плохо представляла себе реальный вес услышанных в свой адрес угроз, но человек, способный вызвать корабль для орбитальной бомбардировки государственного исследовательского комплекса, наверняка мог приказать собственной охране сделать пару выстрелов в темном переулке. Жаль, что до нее это дошло так поздно… «Опасался ли он расстроить Галена?» — Лира подтянула повыше широкий рукав платья и с силой провела раскрытой ладонью по своему предплечью, задевая проступившие синяки. Вспоминая. О, она бы с удовольствием содрала собственную кожу, спустила ее полосами, добираясь до мышц и нервов… Несомненно, она бы поранила себя, пытаясь совладать со стрессом, если бы ощущала хоть что-то. Но учиненный в квартире разгром словно выпустил из нее весь пар, лишив желания выяснять отношения. Да что себя обманывать — требовать чего-то у того нового и незнакомого ей Галена, которого она увидела утром, было страшно. А расстраивать — опасно для жизни. Дрожа под струями душа — вода исключительно комфортной температуры, что вы, никакого кипятка, — она думала о том, что теперь ей некуда пойти, ведь любое обвинение в адрес Галена автоматически перечеркнет все, что она хотела для него сделать. Для него, для Галактики, для свободы, в конце концов. Расчесывая подсохшие волосы — размышляла, как скоро и кто явится по их с Галеном души, ведь Кренник, стремительно убравшийся из спальни утром и оставивший после себя лишь несколько капель крови на полу, вряд ли придет лично. Лира бы не пришла. О том, откуда взялось несколько синяков на ее собственных плечах, об источнике тянущей боли внизу живота и о происхождении слишком знакомых пятен на сгинувших в чреве утилизатора простынях она думать себе запретила. Как и о том, что наверняка произошло в их постели под утро. Заработавшись, Гален часто приходил к ней почти на рассвете, зарывался лицом в спутанные волосы, щекотал дыханием шею, чуть прикусывая нежную кожу… Будил, ровно настолько, чтобы она осознала происходящее, выгнулась, привычно подставляясь, подстраиваясь под его торопливые толчки… И снова заснула несколько минут спустя. Оригинальный — но не самый странный из известных ей — способ принести извинения за свою забывчивость и невнимательность во время слишком длинных рабочих будней. Вряд ли в этот раз он изменил привычному ритуалу, только, судя по оставшимся следам, взаимности добиться не стремился. Или это был не только Гален? Крифф, да какая уже, к хаттам, разница? Пожалеть о случившемся она в любом случае не успеет. Методично расставляя по натертому до блеска столу в гостиной свечи и зажигая их одну за другой, Лира поглядывала в окно, следя за тем, как гаснут последние лучи заходящего солнца. Джин, утомленная ранним подъемом и последовавшим за ним слишком длинным и полным волнений днем, сопела в своей кроватке, повернувшись ко всем спиной. В этот раз ей даже не понадобилась колыбельная. Впрочем, Лира думала, что нескоро сможет спеть про глупую туку без внутреннего содрогания. Да и непонятно — придется ли. На Галена, безмолвной тенью покинувшего свой кабинет четверть часа назад и теперь сидевшего на краешке дивана, она не смотрела. Кренник явился ближе к ночи, когда небо Корусанта потухло, утратив природные краски, и превратилось в подсвеченный городскими огнями бархатно-черный театральный занавес. Пыльный и потертый. Явился один и без оружия, оставив невидимую охрану за дверью. Молча уронил на столик в прихожей ключ-карту от их квартиры, прошел в гостиную и замер за креслом, положив затянутые в перчатки руки на высокую спинку. Гален отвлекся от изучения собственных сцепленных в замок пальцев, поднял голову и взглянул на гостя, отмечая небрежно замазанные синяки на лице, заклеенную бакта-пластырем скулу, охватывающую шею повязку, выступающую над воротником кителя, общую скованность движений и неестественно прямую спину. Чувствуя при этом где-то глубоко внутри тень разочарования и неумолимо нарастающее раздражение. Злость сродни той, которую вызывал у него давно отработанный, но проваленный по дурацкой, незначащей причине эксперимент. Увы, реальная картинка его «работы», в отличие от мысленной, почему-то не приносила ожидаемого удовлетворения. Так, словно давно и часто разыгрываемый на задворках разума блестящий спектакль их с Кренником отношений — со всеми его расписанными ходами и отточенными репликами, с неизменным восторгом встречаемыми массовкой из коллег и родственников, — спектакль этот вдруг стал гаже неумелой школьной постановки, в которой актеры не могут запомнить не только слов, но и списка взятых на себя ролей. Но не прекращать же его только поэтому? Особенно сейчас, когда у него есть не только возможность, но и желание переписать сценарий набело? Исправить допущенную много лет назад ошибку. — Ты разрешил мне делать все, что я захочу, Орсон, — Гален расцепил пальцы, медленно протянул руку и положил на стол тонкую стопку небольших, густо исписанных листков бумаги. — Разумеется, не бесплатно. Бесплатно ты не предлагаешь ничего. Признаю, что сорвался и был неправ, но извиняться не буду… — Я помню, ты не умеешь, — блекло улыбнулся в ответ Кренник. — Хорошо помню. Забившаяся в угол Лира зябко обхватила себя руками. Со своего места она видела краешек браслета комлинка, поблескивающего на запястье Кренника поверх бинтов. И понимала, что вся эта игра в любой момент может закончиться, стоит Галену сделать одно неверное движение. — Так вот, — Гален перебрал свои записки, выудил из стопки самый нижний листок, оглядел его со всех сторон и протянул Креннику. — Я хочу один год твоей жизни, Орсон. Последнюю попытку… построить нормальные отношения. Или разрушить — как получится. От себя обещаю работать весь этот год на благо проекта «Небесная мощь» с полной самоотдачей. И без капризов. Но по своим правилам. — А что потом? — Кренник смотрел на протянутый листок слишком долго. Настолько, что любой сторонний наблюдатель мог бы приписать ему душевные терзания и необходимость разрешить сложную внутреннюю дилемму. Но Лира видела, как вспыхнул взгляд Орсона при виде формул, и знала, что единственным препятствием для принятия решения у того был страх за собственную шкуру. Номинальный. — Потом ты меня отпустишь, — ровно произнес Гален, проигнорировав показную гримасу удивления, расплывшуюся по лицу Кренника. — Поверь, года будет достаточно, чтобы решить проблему максимальной отдачи энергии. А уж направить вы ее сможете и сами, без меня. Кренник коротко выдохнул, шагнул вперед и наклонился через стол, забирая из руки Галена листок. Пальцев его он при этом не коснулся. — Синтез кристаллов без ограничения по размеру? Стабильные характеристики образцов… Отсутствие побочных эффектов? Крифф, Гален, это даже лучше, чем то, что ты придумал в прошлый раз, — Кренник вчитывался в формулы, меняясь на глазах, оживая и вспыхивая, как сверхновая. Ему только что вручили приз, возможность не только завершить проект, но и одним движением смести все преграды на пути к цели. К вершине и власти. — Это бонус, — Гален свернул оставшиеся листочки в трубочку и покатал их в ладонях. — Его ты получишь в конце года. — О, гарантия моей лояльности? А как же многолетняя дружба и все совместно пережитое, м-м-м? — Теперь эмоции в голосе Кренника были настоящими и жгли, как змеиный яд. Ждать много месяцев он точно не собирался, платить по счетам — тоже. Но все еще помнил о правилах. — Ага, гарантия, — Гален поднес листки к огоньку стоящей перед ним свечи и не вздрогнул, когда пламя вспыхнуло мгновенно и сильно, облизав его пальцы до волдырей. — Что ты?! — Кренник, рванувшийся вперед, через стол, застыл с протянутой рукой, видя, что спасать уже нечего, а драгоценные записки оседают на кожу перчатки легким белым пеплом. — Ты ходишь по очень тонкому льду, Орсон, — тихо произнес Гален, глядя ему в глаза. — Будь любезен смотреть под ноги. Стекло, вделанное в столешницу, глухо хрустнуло под весом опиравшегося на него человека, разошлось трещинами от затянутого в черное сукно колена, но не лопнуло. Пока не лопнуло. — Учту, — Кренник не шевелился, без труда выдерживая тяжелый взгляд. — Я обязательно учту это, Гален.