Лестница Октавы

Лучи полуденного солнца с трудом пробивались сквозь завесу поднятой строительными дроидами пыли. Огромные машины двигались друг за другом, нарезая круги от условного центра столицы к ее окраинам, а небоскребы Эриаду-Сити падали под напором бездушной техники, словно сминаемые валом степного пожара сухие травы. Здесь, в городской резиденции моффа Таркина, их бесславная гибель отдавалась лишь дрожью стекол да мелкими сотрясениями пола, скрытого толстым ковром. А видимое в панорамном окне новое, только недавно законченное здание Оперы, исполинским яйцом лежащее посреди развалин административных корпусов, казалось извлеченной из подземелий на дневной свет тушей джеонозианской королевы. Мертвой и уже начавшей разлагаться. Кренник досадливо поморщился и снова прижал ладонь к стеклу. — Губернатор, если они будут продолжать в том же духе, Оперу придется перестраивать. А ваши недоброжелатели скажут, что впечатлить Императора своим культурным уровнем «Корусанту Внешних регионов» опять не удалось, поскольку при первой попытке примы взять верхнее «до» с потолка зала осыпалась вся штукатурка. Таркин, сидевший за своим рабочим столом и полностью погруженный в бумаги, в ответ лишь хмыкнул. — Нет, я понимаю, что столица ваша, деньги тоже, но почему Опера? Не Секторальная администрация или Законодательное собрание, да хоть Центральный банк! Могли бы просто расчистить площадку под ноль, если вам хотелось всего и сразу… Генеральный план города я вам нарисовал, причем в трех вариантах, было из чего выбрать. Кстати, я все еще считаю, что версия обновления делового центра с частичным сохранением оригинальной застройки была лучшей. Отражала преемственность поколений. — Возможно, но стоила бы дороже раза в два, — заметил Таркин, протянув руку и переложив дребезжащую ложечку с блюдца прямо на стол. Потом вздохнул и поставил рядом полупустую чашку с кафом — ковер от сотрясений явно не спасал, а фамильный сервиз было жалко. — М-м-м… в три с половиной, насколько я помню, — поправил его Кренник, поворачиваясь к окну спиной. — По предварительным оценкам. — Вот почему бюджет реновации я решил ограничить сразу, — рассеянно отозвался Таркин, подписывая очередной документ. — Вы еще за прошлые траты не отчитались толком, я уж не говорю про энергетический проект. Четыре природных кайбера, орбитальная установка… и все туке под хвост. — Соберетесь приобщиться к высокому, — Кренник кивнул на плывущее в рукотворном мареве здание Оперы, — посмотрите на потолок фойе. Внимательно. Рука Таркина замерла над листом флимсипласта. А тон, когда он все же собрался заговорить, показался преувеличенно ровным. — Вы что, действительно сделали эту хаттову люстру из кайбер-кристалла? — Разумеется. Красиво же вышло. Дорого-богато, как раз в духе местных традиций, — Кренник расплылся в улыбке, видя, как меняется лицо Таркина. И, выждав несколько томительных секунд, пока губернатор дойдет до точки кипения, добавил: — Только перед этим кристалл разрезали вдоль и поперек и исследовали со всех сторон. На примеси, температурную устойчивость, способность накапливать энергию… Но вынужденно признали, что теперь он, увы, стекло-стеклом. — Учитывая, что по предварительной версии следствия по этому «стеклу» в процессе последнего вашего эксперимента оказался равномерно размазан прах Галена Эрсо, подобное использование кристалла видится мне… как минимум забавным. Кренник улыбнулся шире. И злее. — Гален всегда хотел нести людям свет. Полагаю, он был бы доволен. Таркин закатил глаза, молча порицая это проявление сомнительного чувства юмора. И его носителя заодно. — А что вы сделали со вторым «безнадежным» кайбером? Надеюсь, нечто более осмысленное, поскольку первой моей мыслью при виде итоговой статьи расходов на проект было засунуть вам этот кристалл… — Думаю, этим Гален тоже был бы доволен, — фыркнул Кренник. — Только, увы, я поступил немного иначе. Вы слышали о новой корусантской моде? И о хм-м-м… «сувенирах» из кайбера, помогающих поднять упавшее, увеличить слишком мелкое и всячески способствовать бодрости всего, хоть как-то приспособленного для размножения? От щупалец до яйцеклада. Но надо признать, последнее для меня стало внезапным открытием, я как-то всегда считал чагриан двуполыми живородящими, и на тебе… Таркин зажмурился, осмысляя новость. — Я не хочу знать, как вы это выяснили, — наконец произнес он. — Амедда, конечно, та еще жаба, но вас он определенно не заслуживает. — Подслушал, а не то, что вы подумали, — Кренник покачался на каблуках, разглядывая узор ковра под ногами, — и был впечатлен до глубины души. Как бы то ни было, высший свет теперь дерется за наши, э-э-э… отходы производства. А цены на черном рынке радуют финотдел. — Надеюсь, никому не придет в голову… порадовать подарком лорда Вейдера, — Таркин потер бровь, пытаясь сосредоточиться и вернуться обратно к бумагам. — Кстати, раз уж речь зашла о результатах расследования. Вы, кажется, считаете Эрсо окончательно мертвым. Даже шрам свели. Не пригодился? — Вы так интересуетесь моей личной жизнью, губернатор, что у меня закрадываются определенные подозрения… — Кренник нахохлился, как мокрая нетопырка, и сложил руки на груди, словно пытаясь закрыться. Шрам он действительно свел, вместе с теми отметинами, которые ему уже успела оставить местная фауна. Работа «в поле» на Эриаду, в жалких двухстах километрах от столицы, как оказалось, грозила не только бытовыми неудобствами. Но и естественной убылью рабочего коллектива. — Уилхафф, я же просил. Дважды. На людях можете придерживаться обычной формы обращения, в узком же кругу я предпочитаю менее официальный стиль. — Таркин вложил последний лист в папку с документами и отодвинул ее в сторону. — А жизнью вашей я интересуюсь исключительно потому, что энергостанцию вы пока не достроили, поэтому все еще нужны народу Эриаду, Орсон. — Право, я польщен, губернатор. Чаяниями народа Эриаду особенно. — Кренник сделал вид, что не услышал первую половину адресованной ему тирады. Обращение по имени он проигнорировал тоже. — А расследование… После того, как мы перетрясли все базы данных комплекса «Небесной мощи», опросили сотрудников и разве что здание по кирпичику не перебрали, выяснилось следующее: Эрсо с дочерью на руках спустился в лаборатории — датчики зафиксировали превышение веса при прохождении контрольной рамки, — в то время как его дроид-нянька с дублем карты допуска вышел через центральный вход, дошел до угла улицы, попал в слепую зону камер и, покружив по соседним кварталам, вернулся обратно через четыре часа, но уже через вход для технического персонала. После чего добрался до укромного уголка парка и запустил программу самоуничтожения. Карта допуска была найдена при нем, хоть и наполовину сгоревшая, но еще пригодная для сличения записей. Кренник вздохнул, еще раз посмотрел на ковер и принялся ходить по кабинету. Лишний раз вспоминать о том, как он месил раскисшую от дождей грязь бывшего б'анкорского заповедника, ползая по кустам вместе с экспертами, не хотелось. Но вопрос требовалось закрыть раз и навсегда. Подав имеющуюся информацию строго определенным образом. — Входящих дроидов нам в голову проверять не пришло, поэтому обнаружили мы все эти перемещения только через три недели, когда составляли опись имущества семьи Эрсо и изымали архивы. Виденные нами в первый день поисков два силуэта на записи с уличной камеры оказались фальшивкой — наложенной помехой. Из наших же разработок, к слову. Сам Эрсо прошел двери лаборатории, добрался до высокотемпературной камеры и, предположительно, остался внизу, отдав игрушку дочери дроиду-уборщику с указаниями, кому и когда ее надо передать. Мы обнаружили след стертой записи этих указаний. Дальнейшие его перемещения отследить возможности не было, поскольку камера начала нагреваться и этот сектор автоматически заблокировался. — А как он вывез ребенка? — поинтересовался Таркин, ожидаемо заметив нестыковку в рассказе. — Поручил кому-то из коллег? — Нет, — Кренник поморщился. Эта часть истории ему не нравилась категорически, в основном потому, что была правдивой от и до. — Уколол снотворным и запихнул в капсулу для биологических отходов. Ими занимается наш контрагент, «Чистые линии Гаворра». Капсулы проходят проверку перед отправкой на утилизацию, но сканер пробивает содержимое контейнера не насквозь… В общем, на маскировку пошли два лаборанта и техник. Экспертиза показала, что именно их биологический материал присутствовал на пледе, в который была завернута девочка. За пределами центра капсулу вскрыли и передали ребенка напрямую в интернат. Там были предупреждены и ждали. И никого ничего не смутило… — Получается, — Таркин свел перед собой ладони, преувеличенно медленно соединив кончики пальцев, — наш гений от кристаллографии для своего исчезновения воспользовался помощью коллег. Первые около года делали ему наркотики по специальному рецепту, вторые подыскивали учебное заведение для ребенка, третьи писали программу, позволяющую обмануть камеры. Кажется, в начале вашей совместной работы вы утверждали, что Эрсо интроверт и к установлению дополнительных социальных контактов не склонен. Не говоря уже о преднамеренном убийстве. — А вы бы ему поменьше о своей доктрине и праве сильного рассказывали, Уилхафф, — голос Кренника сорвался, дрогнул от сдерживаемой злости, — и мы, быть может, строили бы сейчас коллиматорную шахту для станции, а не копались в отработанных карьерах. — Или ловили вашего гения в хаттовой заднице Галактики, — парировал Таркин. — Что дали наблюдения за ребенком? Наркотик ведь применялся регулярно, как прием коррелировал с изменением интеллектуального уровня? — С уверенность можно утверждать, что Джин Эрсо получила от пяти до двенадцати доз препарата. Основное действие этого состава — растормаживающее, в работу включаются «спящие» участки мозга, начинается усиленное образование дополнительных связей… по сути, происходит имитация первых недель жизни, скачкообразное увеличение потока воспринимаемой информации и скорости ее обработки. Но мозг уже не столь пластичен, поэтому лишнее «отсекается», что приводит к непредсказуемым последствиям. Детям с генетической предрасположенностью к расстройствам высшей нервной деятельности это может грозить стремительным развитием болезни, что и произошло с Джин. Спустя некоторое время начинается процесс компенсации, мозг адаптируется. Но результат этот адаптации… можем получить гения, а можем — растение. Кренник задумчиво потер подбородок. О предполагаемом наложении психоматрицы он предпочел бы умолчать, но Таркин наверняка уже всё выяснил сам. С другой стороны, психоматрица могла лишь определить способ мышления, обеспечить оптимальное использование имеющегося интеллектуального ресурса. И только. Значит, этим фактом на данном этапе можно было пренебречь. Пока. — В общем, я бы продолжил наблюдения за Джин Эрсо, как за контрольным экземпляром. А дальнейшие опыты проводил… да хоть на юных талантах с того же Грейнджа или планет, поддерживавших в войне сепаратистов. Они даже порадуются возможности убраться из своей дыры. И искать никто не будет, если что. — Предлагаете выращивать ученых с пеленок? — Таркин явно заинтересовался идеей. — А как же социализация? — Трутни без нее живут и не жалуются. — Кренник подошел к креслу для посетителей, уселся в него, вытянув ноги и с наслаждением откинувшись на спинку. — Тем, кто не знает другого мира, кроме улья, не приходит в голову сбежать. — Тоже верно, — согласился Таркин, разглядывая его с нечитаемым выражением лица. — А что Лира Эрсо? Работает? Или опять занимается ерундой? — Работает, и очень неплохо. Впрочем, любой бы на её месте землю рыл, лишь бы не оказаться снова в клинике, — Кренник устало потер виски, покосился на чашку с кафом, но просить принести вторую порцию не стал — каф на Эриаду был совершенно отвратительный. — Методы у этих господ-экспериментаторов далекие от гуманизма. Но, надо признать, действенные. Не знаю, в наркотике дело или в лечении, но Лира в целом стала спокойнее и мозгами теперь пользуется, как все нормальные люди, а не озабоченные сектанты. — Но события время от времени предугадывает? Кренник молча кивнул. — Пригласите ее сюда при случае, хочу кое-что проверить. Карьер «Маленький» впечатлял. Огромная, полуторакилометровой глубины воронка, дальний край которой терялся в вечернем тумане, окрашенном поднимающимися с затопленного дна парами в психоделические цвета, с радужной линзой открытой воды на дне. На деле озеро, образовавшееся в результате случайного выхода старателей на водоносный слой, из воды состояло лишь на четверть. Оставшиеся три четверти делили в неизвестной пропорции соли различных металлов, летучие химические соединения, любое из которых могло сойти за оружие массового поражения, и полимерная смола, образовавшаяся из отходов производства. Привычка сливать неиспользованную машинную смазку и остатки горючего прямо в карьер сыграла с добытчиками злую шутку — во время прорыва грунтовых вод все это выплеснулось вверх под давлением, смыв людей, технику и часть подъездной трассы нижнего кольца. Разумеется, надежнее было бы закрепить основание будущей энергостанции прямо на подготовленной площадке верхнего слоя континентальной литосферной плиты, предварительно углубив карьер и откачав всю жидкость, но на этой же плите стояла столица, а рисовать генеральный план города в четвертый раз Кренник готов не был. Энергостанция на синтетических кайберах была экспериментальной, и никто не гарантировал, что при запуске процесса накопления, а затем и выработки энергии она выйдет на заданный режим, а не рванет со спецэффектами. Расчеты показывали, что ударная волна, образующаяся в результате подземного взрыва такой мощности, обеспечит землетрясение достаточной силы, чтобы снести все здания Эриаду-сити — от новейшего небоскреба до ночлежки на окраине — в течение нескольких минут. Поежившись от пронизывающего ветра — степь тут была абсолютно плоской, а хилые кусты всех цветов побежалости демонстрировали разве что химический состав почвы, а не здоровую зелень листьев, — Кренник поднял воротник куртки повыше и нырнул обратно в теплое нутро спидера. Приезжать на карьер в форме было безумием — висящая в воздухе смесь моментально окисляла металл кодовых цилиндров и оставляла на коже перчаток несмываемые разводы. И только идеалисты вроде Лиры могли верить, что через год эта выжженная пустыня сможет зацвести. После того, как с нее снимут верхний слой земли на глубину от десяти до пятидесяти метров и проведут дезактивацию. Кренник потер замерзший нос и чихнул — местная пыль полезностью для здоровья похвастать не могла, а вот аллергию вызывала исправно. Потом провел ладонью по запотевшему боковому стеклу и посмотрел на свое размытое отражение. Он мог сколько угодно думать о текущем проекте, просчитывать риски, ругаться с бестолковыми бригадирами, но мысли его неотступно возвращались к тому, о чем он Таркину не сказал. Дверца выхода для дроидов уборщиков высокотемпературной камеры оставалась открытой на тридцать секунд дольше положенного. При должной ловкости можно было успеть… А вот было ли желание? Вопрос без ответа, один из многих, оставшихся с того памятного дня. «Крифф…» — От размышлений Кренника отвлек жалобно пискнувший комлинк. Требовалось срочно ехать на ту сторону карьера, влезать в костюм полной химической защиты и тащиться вниз, на отметку восемьсот — проверять работу буровых установок, закончивших прокладку каналов для заливки пластоидных направляющих трубопроводов. Сам полимер застывал в течение двадцати-тридцати минут, образуя длинные и тонкие цилиндры, способные сохранять прочность на протяжении сорока восьми часов. После застывания требовалось как можно скорее наполнить их жидкостью и заложить заряды. Подрыв был назначен на раннее утро — в результате направленного гидравлического удара северный склон, покоящийся на достаточно толстой гранитной стене, в двадцати километрах от карьера выходящей на поверхность, должен был соскользнуть вниз всей массой, похоронив под собой это хаттово озеро, которое можно было откачать, но дешевле было засыпать — и обеспечить основанию будущей энергостанции необходимую изолирующую «подушку». Ломмит, добывавшийся тут в течение многих лет и имевший паскудную привычку детонировать при использовании обычной взрывчатки, все еще встречался в отвалах в виде скоплений кристаллов, но для промышленной переработки его осталось слишком мало. Поэтому возиться с такой ерундой было признано нецелесообразным, и дно карьера по итогам последовательного обрушения всех его стен и снятия верхнего слоя зараженной земли в окрестностях должно было подняться до отметки четыреста. А потом залито специальным раствором и сплавлено в монолит. Кренник подумывал о том, чтобы попросить для этих целей крейсер. Заодно и равнину… продезинфицировать. Чтобы можно было сажать столь любимые Лирой цветочки. При мысли о присвоении Эриаду статуса «Заповедной планеты» лет через триста Кренник нервно рассмеялся и велел помощнику везти его к подъемникам. В конце концов, пригодных для строительных опытов карьеров на планете имелось еще от шести до восьми штук — как раз хватит проверить все выкладки Галена. И найти эту криффову ошибку в формулах. Намеренную ловушку, оставленную Эрсо в тщеславном стремлении доказать свою уникальность. Разбудила Лиру тишина. После стольких недель непрекращающегося грохота строительной техники, шума наземного и воздушного транспорта и рева генераторов вспомогательной подстанции, обеспечивающей бесперебойное освещение карьера в любое время дня и ночи, слабое потрескивание защитного поля, прикрывающего жилые модули, казалось оглушительным. Поискав ногой тапочек и едва не взвизгнув от случайного соприкосновения собственной босой пятки с заледеневшим полом, Лира выбралась из постели и побрела в сторону административного модуля, заматываясь в халат на ходу. Благодаря Силу и требования техники безопасности за то, что для перемещений между модулями больше не надо выходить на улицу. Ночи на Эриаду были исключительно холодными и полными неприятных неожиданностей. А стать добычей оголодавшего летучего хищника у Лиры не имелось ни малейшего желания. Нет, экологию надо было беречь, а виды-эндемики сохранять, но не такой же ценой? Хорошо хоть, Таркин разрешил объявить на этих тварей охоту, после которой падальщиков стало значительно меньше, а убыль рабочих перестала исчисляться десятками в неделю. Замерев у полупрозрачной двери модуля с занесенной над датчиком рукой, Лира колебалась долгих две секунды — Кренник был там. Сидел на краешке проекционного стола, над которым висела голографическая модель карьера, и покачивал ногой, то и дело касаясь носком сапога протянувшейся от распахнутого входного шлюза тени. Густая чернота безлунной ночи, языком застывшей лавы вползающая в помещение сквозь тонкую пленку защитного поля, казалась живым существом. Опасным и хищным. Как… как Гален. Лира отогнала неприятное воспоминание и прижала ладонь к сканеру. — Не спится? — Кренник обернулся на звук открывающейся двери. — Нет, не спится, — Лира подошла ближе, ощущая, как её голые щиколотки буквально покрываются льдом, и тоже присела на край стола. Тяжелая дверь шлюза скользнула на место, оставляя тьму по ту сторону бронированной плиты, но холод… холод все еще был с ними. — Подрыв будет через полтора часа, — Кренник взглянул на хронометр, затем потер лицо ладонью и сдержанно зевнул, — потом поспать уже не удастся. Лира заторможено кивнула, разглядывая плывущие над его плечом очертания заполняющихся жидкостью труб, пульсирующие огни маяков и тонкие линии направляющих многочисленных подъемников. Разработанная ими схема операции была практически идеальной, рассчитанной с двойным запасом прочности и включала три запасных плана на случай непредвиденных задержек, ошибок или изменения направления схода грунта. Но все же была неправильной. Холод поднимался выше, сбивал дыхание, сводил болью суставы — Лира с силой обхватила себя за локти, пытаясь прогнать это ощущение, понять, где именно кроется ошибка, — но видение ускользало, оставалась лишь давящая тяжесть. Такая, словно на грудь насыпали мокрой, вонючей земли. Видя, как ее трясет, но не понимая пока причины, Кренник потянулся за своей курткой и набросил её Лире на плечи. Та неопределенно мотнула головой, но дрожать не перестала. — Что-то не так? — теперь неприятное предчувствие охватило и его. Своими глазами он видел всего несколько проявлений подобного предвидения, но предпочитал им доверять, поскольку первому был обязан жизнью. — Не так… Я не знаю где! — Лира стукнула кулаком по столу, зашипела от боли и потерла ушибленную руку. — Что-то идет неправильно. Кренник посмотрел на схему, пересчитывая «светлячки» работающих групп, и протянул руку за комлинком. — «База-1» всем бригадам. Немедленно завершайте работы и поднимайтесь на поверхность. Это приказ! — Но, босс, тут осталось залить две трубы! — характерно гнусавый голос деваронца-бригадира пробился сквозь внезапно возникшие на линии помехи. — Пять минут… — Наверх, я сказал! — рявкнул Кренник. И застыл, слыша, как из комлинка сначала раздается треск рвущегося металла, а потом крики. Лира вцепилась побелевшими пальцами в край стола, а перед её глазами схема карьера дрогнула, складываясь сама в себя. Два склона медленно ползли навстречу друг другу, сминая направляющие подъемников, трубопроводы и хрупкие тела рабочих. — Ты за оператора, — Кренник сунул ей в руки дугу наушников, заставил взять, встряхнул за плечи, добиваясь осмысленной реакции. — Если поймешь, что еще что-то пошло не так — применишь код «Красный», полная эвакуация. У тебя есть право, слышишь, Лира? Она кивнула и медленно натянула наушники на голову. Дверь модуля закрылась за её спиной, а звук щелчка герметизации утонул в хаосе взорвавшегося сообщениями эфира. Карьер «Маленький» только что перестал существовать как производственная единица и начал — как место катастрофы. До эпицентра которой Лире удалось добраться только к полудню, когда стало ясно, что спасать уже некого, а дальнейшего обрушения склонов можно не ждать. Геодезические дроиды кружили над изменившимся рельефом карьера, строя новую карту высот и щупая сонарами почву. Перепаханная гусеницами тяжелых машин земля подбрасывала спидер на воображаемых колдобинах так, что клацали зубы. И чем ближе было к краю воронки, тем сильнее кидало легкую машину. Затормозив у самого большого скопления вездеходов, Лира открыла дверцу и выпрыгнула в грязь, провалившись сразу по щиколотку. Все эти часы она провела в административном модуле главной базы — сначала одна, а потом в компании десятка поднятых по тревоге диспетчеров — не видя разрушений воочию, но вполне представляя их масштаб. Как показала реальная картина — в своих оценках она ошиблась как минимум вдвое. Ширина карьера увеличилась на километр, превратив прежний почти идеальный круг в кособокий овал, дно в самой нижней точке поднялось до отметок девятьсот-тысяча, а от всех строительных конструкций не осталось и следа. Из клубящегося над провалом тумана торчали лишь скрученные штопором направляющие главного подъемника — дюрастальные балки двухметрового сечения. Сама кабина 6/10, единственная, успевшая начать движение, была погребена в толще земли, на глубине порядка трехсот метров. Утоплена в выплеснувшейся из донного озера жиже. Смерть застрявших там рабочих была ужасна — те, кто сумел пережить первый удар, задохнулись от недостатка воздуха или утонули в растворе разъевшей корпус кислоты. Вопль падающего вниз оператора кабины все еще стоял у Лиры в ушах. Он почти сумел выбраться, воспользовавшись аварийным проходом в центре направляющей, но та лопнула, не выдержав напряжения металла, и беднягу швырнуло через весь карьер. — Ребята только… только хотели немного подзаработать, там же кристаллов осталось, ну… много, а семьи, вы понимаете? — бригадир второй, отдыхавшей этой ночью, смены трясся на холодном ветру, комкая в руках маску респиратора. — Ну мы и отвлеклись маленько… совсем чуть-чуть! — Ваше «чуть-чуть» стоило жизни вашим коллегам. Тем самым, у которых семьи, — хриплый, сорванный голос Кренника далеко разносился в стылом воздухе, заставляя вздрагивать всех присутствующих. — А добыча кристаллов ломмита варварским способом горизонтального бурения привела к перерасходу комплектующих, который я списал на низкую квалификацию ваших подчиненных. А должен был — на преступную халатность. Уведите. Губернатор Таркин будет рад выслушать ваш доклад. Бригадир дернулся, покосился на стоящих по бокам от него штурмовиков в пыльной броне и пошаркал прочь, в сторону ожидающей его машины с эмблемой местных сил охраны порядка. Лира подошла ближе и протянула Креннику забытую им в административном модуле куртку. Тот устало кивнул, сунул руку в карман за портсигаром, зажег сигарету, выдохнул первую порцию дыма и бездумно уставился на тлеющий огонек. — Они всего лишь нарушили целостность склона. Всего лишь пробурили от двух до шести тысяч тонких горизонтальных шахт, пытаясь достать уцелевшие кристаллы. Они… крифф, закопали себя сами. А отвечать буду я. — Орсон… — Лира протянул руку и коснулась его скулы, стирая с уже начавшей краснеть кожи полосу серой, отливающей металлом пыли. — Я не могла… угадать, что случится, раньше. Предотвратить… все это. — Прекрати, не в тебе дело, — отмахнулся Кренник, выбрасывая почти догоревшую сигарету в грязь. — Я вызову крейсер, и мы просто сплавим эту хаттову воронку в монолит. Со всеми… всем, что там осталось. Лира посмотрела на торчащий из тумана штырь и медленно кивнула. Огонь. Этому миру нужно было много огня. — Я читала, что первые поселенцы, отчаявшись обосноваться на планете, принесли жертву неким богам, прося у них снисхождения… — Надеюсь, эти боги насытились, — Кренник тоже смотрел в туман. — Девятьсот сорок шесть трупов. И ни одного выжившего из тех, кто был там, внизу. Когда первые ростки пробились сквозь бесконечные поля серого пепла — Лира плакала. Сидя прямо там, на едва начавшей прогреваться земле, она гладила будущие стебли кончиками пальцев и глотала слезы, смывавшие пыль ее прошлой жизни. Пыль была серой и горькой, с отчетливым привкусом металла и слабым, едва заметным — крови. Теперь же на ее губах был лишь сладковатый привкус помады. Взглянув на себя в зеркало просторного холла, Лира поправила воткнутый в прическу колосок — точную копию покрытой росой пушистой метелочки из б'анкорского заповедника, только выполненную из серебряной проволоки и мелких кайбер-кристаллов. Со вкусом Кренника в выборе украшений даже сейчас, восемь месяцев спустя, было сложно смириться. С его обществом и необходимостью совместной работы, включающей ложь, наглую ложь и статистику в равных пропорциях, смириться было куда проще. Тем более что убраться с этого корабля можно было только за борт. Удар турболазеров, сравнимый по силе разве что с яростью губернатора Таркина и последовавший шесть дней спустя после катастрофы, лишь сжег каньон дотла, миновав их склоненные головы — извиняться и признавать вину Кренник, как выяснилось, умел виртуозно. И делал это со столь обескураживающей искренностью, что еще дважды сумел вытащить их обоих буквально из-под трибунала. Обосновав необходимость искупления допущенных ошибок ударным трудом, а не скверным шоу. Правда, выражение лица Таркина намекало, что шоу он уже посмотрел. И теперь хочет увидеть обещанные результаты. Лира дурой не была и догадывалась, что «попытка перевернуть галактическую энергетику» — красивые слова, которыми Кренник неизменно называл то, что они делали на Эриаду — лишь предлог. Один из проектов, связывающих почти всесильного в рамках своего сектора властителя Сесвенны и «скромного» коммандера из Инженерного корпуса. Было что-то еще, тень так и не построенного оружия, дела, о которых предпочтительнее было не задумываться. И явный, сугубо личный интерес губернатора. Лира надеялась, что интерес этот не приведет в итоге к комнате трофеев — той самой, в которой стояли чучела различных хищных тварей и, по слухам, имелась секретная ниша с частями тел разумных, перешедших губернатору дорогу — изворотливость Кренника могла соперничать лишь с его же умением вляпываться в неприятности и наживать себе смертельных врагов. Становясь для этих врагов незаменимым элементом картины мира. Сейчас, когда изящные арки административного корпуса завода по производству синтетических кайберов, построенного прямо над скрытой в толще сплавленного в стекло грунта энергостанцией, высились за спиной, сияя белизной защитного покрытия, весь последний год, проведенный на Корусанте, казался Лире страшным сном. Здесь… все было проще. Понятнее. Ощутимее. Вымахавшие в рост человека травы шумели прибоем, радуя глаз свежей зеленью, где-то вдалеке пробовали голос редкие птицы… И только трепещущая на ветру красная ленточка, которую только предстояло перерезать, вновь и вновь воскрешала в памяти видение расходящейся под ножом кожи. Речи и славословия чиновников Лира пропустила мимо ушей. Все эти люди и экзоты, затянутые в одинаково безликую форму, слились для нее в одно аморфное пятно. И лишь последовавший за скучной официальной частью банкет заставил встряхнуться. И то только потому, что по ногам в резиденции Таркина, единственном сохранившемся в центре Эриаду-Сити здании старой постройки, немилосердно дуло. Борясь с абсурдным желанием попрыгать на месте, чтобы согреться, Лира переступила с ноги на ногу, вертя в руках бокал и разглядывая остальных гостей. Мужчины предсказуемо остались в форме, а дамы, видимо, наученные горьким опытом, все как одна выбрали или плотные платья в пол, или закрытую обувь. Кажется, столичный протокол, подразумевавший определенный набор обязательных элементов костюма для приемов подобного уровня, здесь, в провинции, разбивался о местные… особенности. С поправкой на стремление Эриаду сравниться в блеске роскоши с Корусантом, все это выглядело вдвойне иронично. — Я вижу, вы скучаете, госпожа Эрсо, — Таркин, сменивший форму на роскошный и чуточку варварский наряд, явно бывший какой-то вариацией на тему традиционного эриадского костюма, подошел почти неслышно. Замер за левым плечом, проследил направление её взгляда и тихо хмыкнул. Кренник, ради разнообразия не стремящийся в этот раз затмить всех присутствующих, тоже был в штатском. И его темно-серый с примесью бледно-голубого костюм удивительным образом гармонировал не только с платьями двух сопровождавших его дам, но и с цветами хозяина дома. Многослойный наряд Таркина, который Лира рассматривала краем глаза, пользуясь тем, что сам губернатор был занят более интересным зрелищем, поражал искусным подбором фактур и цветов тканей — оттенки от почти черного до темно-синего перетекали один в другой, перекликаясь узорами шитья и разделяясь вставками другого, более светлого, цвета. Но в этом великолепии все же чего-то недоставало. — Простите мне моё любопытство, губернатор, — Лира снова переступила с ноги на ногу, мысленно проклиная слишком высокие каблуки, — но к вашему костюму больше ничего не полагается? Какой-нибудь… аксессуар? — По имени, моя дорогая, мы уже достаточно долго и хорошо знакомы, — Таркин чуть изогнул губы в улыбке, внезапно напомнив Лире почти вымершего скального варана с Чандрилы. Восемь метров чешуйчатой брони, три ряда зубов, обманчивая медлительность движений и хвост, способный одним ударом развалить пополам боевого дроида. — И все же… Уилхафф? — Лира опустила ресницы, пряча выражение глаз и покорно включаясь в навязанную игру. — Вы правы, к этому костюму положен еще шарф. Мои далекие предки пользовались им, чтобы защитить лицо от ветра и палящего солнца. Эриаду никогда не была… скучным местом. И требовала определенной стойкости духа от людей, её населявших, — Таркин снова скользнул взглядом в сторону, словно хищник, озирающий свои владения с уступа скалы. — И тогда, и сейчас, — заметила Лира. Жалея, что её умение говорить комплименты отточилось за последние месяцы лишь в области использования в них нецензурных выражений. Для усиления эффекта и отражения глубины произведенного впечатления. Нет, Таркин бы оценил, а вот гости… Пришлось ограничиться более нейтральной формулировкой: — Эриаду — удивительная планета, которая дала галактике удивительных людей. — Польщен, — улыбка Таркина стала шире, утратив большую часть обычно присущей ей жёсткости. — Если хотите, я покажу вам позже. А сейчас предлагаю вам познакомиться с еще одной местной традицией. Кости. — Надеюсь, их не надо из кого-то извлекать, — сделала испуганные глаза Лира и едва не подпрыгнула, ощутив, как ее затылка коснулась чужая рука. Таркин взял выбившийся из заколотой драгоценным колоском прически локон и накрутил на палец, укладывая на шее Лиры изящным кольцом. Кажется, выбранный «госпожой Эрсо» наряд — закрытый спереди и образующий весьма условное, очерченное сложным, почти архитектурным воротом «декольте» на спине, провоцировал некоторых не только на комплименты. — О нет, извлекли их раньше и из плодов, а не из тел, — Таркин предложил Лире локоть, в который та, задетая непонятным намеком, вцепилась слишком нервно, — это лишь детская игра многовековой давности. Способ убить время и посоревноваться в ловкости. Как выяснилось, в умении предсказывать ходы противника — тоже. Прочие участники импровизированного турнира отсеялись уже через четверть часа — остались только они втроем. И даже болевшим за Кренника дамам вскоре наскучило наблюдение за перекатывающимися по разноуровневому, расчерченному сложным узором полю многогранниками. Правила были просты — Лира выучила их за пару минут и согласилась, что когда-то игра действительно считалась детской, — но сам процесс требовал от игрока отличной памяти, быстрого счета в уме и умения… видеть. Как минимум на несколько секунд вперед. Лира моргнула, глядя на свою «кость», только что выкатившуюся точно в центр поля. Этого не могло быть, она целилась в сектор рядом, не надеясь попасть… но брошенный ею многогранник стоял на маленькой возвышенности, идеально совпав с имеющимся в ней неглубоким вырезом. — Браво! — с наигранным удивлением воскликнул Таркин, а редкие зрители разразились аплодисментами. — Я не ошибся в вас, госпожа Эрсо. Ни когда предложил вам работу, ни когда сделал… партнером по игре. Вы заслужили свой приз. Лира улыбнулась, насколько смогла, искренне, а Кренник за её спиной выразительно хмыкнул. Призом оказалась обещанная демонстрация полного традиционного костюма. Но для этого им пришлось покинуть зал, подняться по богато украшенной резьбой лестнице на два этажа выше и пройти по отделанному деревом коридору в полутемный кабинет. Лира бывала в его рабочем двойнике: выслушивать гневные отповеди в ответ на очередные просьбы увеличения бюджета ей приходилось регулярно, хотя денег она точно просила меньше, чем Кренник но, в отличие от него, зарывала их в землю буквально — в виде семян, систем полива и удобрений. Это же место выглядело пусть похожим на тот, второй, официальный кабинет, но носило более явный отпечаток личности своего владельца. Таркин, прекрасно ориентировавшийся в полумраке, разбавленном светом лишь нескольких напольных ламп, прошел вглубь к заваленному бумагами столу и взял с него что-то, поначалу показавшееся Лире просто свертком темной ткани. Но та, повинуясь взмаху умелой руки, вдруг взлетела в воздух, мелькнула синим росчерком и за пару движений превратилась в головной убор со свисающим у виска свободным краем. Которым Таркин закрыл лицо, оставив лишь узкую прорезь для глаз. Светлых и ярких, как у хищной птицы. — Вам… очень идет, Уилхафф, — Лира шагнула вперед, завороженная зрелищем, чуть запнувшись на пороге и приняв как должное то, что ее придержали за талию. Кренник стал за её спиной, почти невесомо касаясь расшитой ткани пояса. И не давая отступить назад. Вырваться из ловушки. Но отступать не хотелось. Лира протянула руку, поймав край темно-синей ткани, и потянула её на себя. Шарф распустился, как узел головоломки, осел петлями на плечи Таркина, завершив его наряд последним штрихом, лег шлейфом на узорный паркет, слившись с покрывающими его тенями. Протянулся нитью между прошлым и несбывшимся будущим. — Я… — Видение нахлынуло волной, вскипело стуком крови в ушах, призрачным жаром ласкающих рук, весом прижимающихся тел и скользким шелком затягивающейся на шее петли, хрипом воздуха, сквозь стон удовольствия врывающимся в пережатое горло. Слишком притягательное, чтобы суметь оттолкнуть его сразу, и слишком опасное, чтобы поддаться. — …Прошу прощения. Разжать пальцы было невыносимо трудно. Шагнуть назад, вывернуться из удерживающих рук и выскользнуть в коридор — слишком просто. Всю дорогу до отеля Лира молчала, лелея обиду и пытаясь понять, что задело её сильнее: то, что она так легко попалась, польстилась на красоту картинки — переливы синего шелка на обнаженной коже до сих пор стояли перед глазами, — или то, что Кренник о ловушке знал. Её проверяли — игрой, иллюзией угрозы — слишком реальной и весомой, чтобы ею можно было пренебречь, но пока лишь иллюзией. Оценивали полезность с выкристаллизовавшейся за века выживания прагматичностью. Эриаду действительно была удивительным местом и дарила Галактике удивительных людей, на которых даже толком не получалось обидеться — хотелось сразу изобрести ответную месть. Изысканную и болезненную. В номере Лира первым делом сбросила туфли и яростно взлохматила волосы, разрушая уложенный Таркином завиток. Прошла к столу, уставленному фруктами и цветами, отыскала там стакан и щедро плеснула себе алкоголя. Обернулась, спиной ощутив взгляд подпирающего дверь Кренника. — Я думал, тебе всё ещё нельзя пить, — заметил он. Лира фыркнула и бросила в стакан несколько ледышек. — Если ты о таблетках, то я давно их не принимаю. Этот мир слишком опасен, чтобы расцвечивать его взбесившейся радугой фальшивой радости и воспринимать через призму почти идиотического спокойствия. Не те… ставки! Кренник выгнул бровь. Помолчал, выжидая, пока Лира перестанет расхаживать взад-вперед, вбивая пятки в ковер, и тихо произнес: — Я нашел Джин. Лира замерла, застыла неподвижно на середине движения. Только ледышки в стакане дрожали, колотясь о стенки и выдавая её реакцию на услышанное. — Как… она? Кренник прищурился, жалея, что не видит выражения лица Лиры. Тон вопроса подразумевал, что она говорит о живом человеке и даже не допускает… «Никогда не допускала», — мысленно поправил себя Кренник. Что ж, одной проблемой стало меньше — обойдется без истерик. И одной больше — может начать задавать вопросы. — Растет, развивается. Делает успехи. Ледышки в стакане дрожать перестали, а Лира нашла в себе силы развернуться к Креннику лицом. Выслушать до конца. — Становится похожа на Галена. Хочешь её увидеть? — Это… лишнее, — произнесла Лира после длинной паузы. Опустила глаза, разглядывая ковер и собираясь на глазах. Возвращая на место маску спокойствия. Или это была не маска? — Останешься? — А ты этого хочешь? — Резкая смена линии поведения озадачивала, заставляя перебирать варианты. Можно ли было считать это попыткой выразить благодарность за новость или за признание все эти дни подразумевавшегося факта? Табличка на стене в парке исследовательского комплекса «Небесной мощи» была только одна, этого нельзя было не заметить. Но вот выводы из увиденного напрашивались разные. — Да. Нет. Не знаю, — Лира отставила стакан и принялась наматывать на палец кисточку шнура, удерживающего пояс. Потом глубоко вдохнула, как пловец перед прыжком в воду, и поймала взгляд Кренника. — Орсон, пообещай мне не смеяться, когда я скажу тебе, чего действительно хочу? — Ни в коем случае, — улыбнулся Кренник, когда Лира шагнула ближе, ухватилась за отвороты его воротника, принуждая склонить голову, и горячо зашептала на ухо, то и дело касаясь губами виска. И порадовался, что его медленно заливающегося краской лица тоже никто сейчас не видит. — Это… самый безумный план, который ты могла придумать. — Чем безумнее план… — в глазах Лиры плясали огоньки предвкушения. — Тем больше ванна с шампанским! Что ж, синий шелк шарфа действительно прекрасно смотрелся на обнаженной коже своего владельца. А вес двух тел на поверку оказался вовсе не так велик. Они проверили это раз, другой и третий — достаточно для того, чтобы это почти вошло в привычку. *** Бурные овации и салюты давно уже не представляли интереса — все шесть энергостанций, построенных по черновикам Галена, были приняты в эксплуатацию. Обеспечив тем самым Эриаду практически бесплатной энергией синтетических кайберов и превратив столицу планеты в маленькую, но гордую копию Корусанта. Только, в отличие от бесконечного города в сердце Галактики, здесь не было настолько глубоких и опасных для жизни уровней, но Лира считала, что это лишь вопрос времени. Уйдя от толпы гостей, спешивших поздравить Таркина с присвоением ему звания гранд-моффа, Лира поднялась по лестнице, запыхавшись уже на втором пролете, и остановилась передохнуть у дверей кабинета, прижимая ладонь к плоскому пока животу. Она думала о клонировании слишком долго, считая подобное действие обманом и утонченной издевкой. На то, чтобы прийти к более простому решению, понадобилось три долгих года. Этот ребенок будет смотреть на мир её глазами, хмуриться, как Гален, смеяться, как… — Лира оборвала мысль, с силой толкнув створку двери. Да, он не будет Джин, оставшейся где-то по ту сторону прошлой жизни, бесконечно близкой в памяти и столь далекой на самом деле, но будет её собственным. И горе тому, кто попытается его у неё отнять. Лира коснулась стоящей на столе шкатулки — точной копии джеонозианского яйца, подаренного когда-то Галену взывающими к справедливости жуками, — откинула крышку и вытащила завернутые в платок с монограммой ранговую планку из восьми квадратов и два кодовых цилиндра. Провела пальцами по выгравированным на торцах эмблемам — расходящимся лучам «Инициативы Таркина» и двум кругам «Небесной мощи». Беззвучно хмыкнула, отложив добычу на стопку бумаг рядом, и коснулась свернутого в трубочку, ставшего хрупким от времени листка, исписанного формулами и покрытого смешными рисунками. Штурми, банта с бантиком на хвосте и две рожицы рядом. Две, не три. «Будь ты проклят, Гален!» Возможно, её дитя увидит, как этот мир сгорит в огне, но успеет прожить столько счастливых лет, сколько будет отпущено судьбой и Силой. И не имеет значения, чем ещё придётся за это заплатить. *** — Сегодня на конференции «Взгляд в будущее», приуроченной к девятой годовщине провозглашения Империи, мы представляем вашему вниманию доклады молодых ученых. Первыми выступят представители секции социальных и общественных наук… — Кренник краем глаза следил за невысоким иторианцем-распорядителем, пучащим свои огромные глаза от осознания важности доверенного ему процесса. Дети — а к участию в конференции допускались особи возрастом от десяти до пятнадцати стандартных лет — толпились у края сцены, пересмеиваясь и толкаясь локтями. Им это событие казалось лишь пробой сил, увлекательной бонусной игрой для тех, у кого хватило терпения досидеть до конца скучной основной партии. А поездка из провинции в столицу Галактики виделась приятным подарком в конце изматывающего цикла обучения, сулящим возможный прогресс в будущем, если продемонстрированная во время выступления идея побудит кого-нибудь из взрослых выписать им грант. Исключительно от умиления. Реальную ценность собственных идей эти юные создания уже научились оценивать здраво. В действительности все они ждали не оваций и наград, а первого дня каникул и глотка иллюзорной свободы перед следующим, более сложным и длинным жизненным этапом. И пытались из последних сил соответствовать гордому званию «молодых ученых». Амедда, с самого начала спонсировавший это мероприятие, пренебрежительно называл их головастиками. И Кренник признавал его правоту — зал действительно смахивал на кадку, кишащую слишком юной и беззаботной пока жизнью. Лишь Джин стояла в толпе и одновременно вне её, держа в руках датапад и глядя на окружающих с тенью снисходительной улыбки. Слишком знакомое, мучительно привычное выражение похожего, но другого лица. Кренник взглянул на хронометр, считая минуты до начала и думая о том, что питомцев Таркина на подобные конференции можно будет выпускать года через два. Самых социализированных и, соответственно, бесталанных. Нет, любой из них уже сейчас превосходил большую часть присутствующих, но самых ярких показывать публике попросту не стоило. Возможно, не стоило показывать и Джин, но удержаться было слишком сложно. Совершенно искренне поаплодировав её короткой речи про особенности роевых общественных структур — в качестве примера рассматривался джеонозианский улей, — Кренник дождался, пока девочка покинет зал, и приподнялся на цыпочки, выискивая в толпе нужный силуэт. — Как поживает сельское хозяйство Грейнджа? Улитки и гусеницы плодятся исправно? Признают светозарный гений человека, собирающего их в дырявое ведро? Гален вздрогнул и медленно обернулся. Молча кивнул в ответ на безмолвное предложение выйти и шагнул в коридор первым. Его темные волосы сильно отросли и поседели, кожа обветрилась, и только взгляд остался таким же пронзительным — словно он смотрел не на собеседника, а сквозь него, в самую суть вселенной. — Я думаю, — медленно проговорил Гален, — вы должны были уже перейти к этапу испытаний? Кренник ответил нервным смешком. Заготовленная обвинительная речь закончилась, не начавшись. Ему всё ещё нечего было противопоставить этой оглушительной прямоте бывшего друга. Гения, убийцы… чудовища, которое должно было принадлежать ему одному. — Знаешь, загадка с переменой знака нам всем понравилось, очень. Настолько, что два отдела бились над ее решением почти четыре года… Сахали даже грозился лично раздробить в пыль кристалл с твоими предполагаемыми останками… — Кренник сжал пальцы в кулак, пытаясь подавить дрожь предвкушения и понимая, что переигрывает. А Гален видит это и смотрит снисходительно, как смотрел всегда. — Я бы хотел присутствовать, — Гален отвернулся, глядя в широкое окно на медленно катящееся к закату солнце. — И узнать, когда ты догадался. — Сразу. Сразу, как только понял, что ты забрал с собой блокнот. Цветы и змеи, надо же… Если бы я знал, что тебе будет так сложно перешагнуть через свой страх, я бы никогда не потащил тебя в те развалины… — Кренник поморщился, вспомнив удушливо жаркий летний день на Брентаале, осыпающиеся фрески с силуэтами невиданных зверей и скользнувшую в траве гладкую спинку совершенно безвредной рептилии. Заброшенная вилла должна была стать диковинкой, золотой монеткой в копилке их общих воспоминаний, а стала… точкой невозвращения, в одно мгновение определившей слишком много жизней. — Так что насчет испытаний? — Гален все еще смотрел на закат, и солнце тонуло в его бездонных зрачках, как в омуте. — Всё, что ты захочешь. Как обычно.