Эфемерны

В Зону Тени не проходят сигналы, она темна и пустынна. Особенно коридоры Немезиды. Кажется, что в них застыли крики, боль и отчаяние погибших, что они высасывают из тебя энергию. А может, эти ощущения — иллюзия умирающего сознания Саундвейва… Он не знает, как долго провёл здесь. Иногда время, как будто застывало, одни и те же сутки длились вечно, а иногда было чувство, что время несётся с ужасающей скоростью, не оставляя даже надежды на остановку. В первые пару месяцев Саундвейв пытался засечь сигнал, выйти с кем-либо на контакт, но ничего. Только звенящая пустота кругом. Алозначные покинули Землю, прихватив с собой выживших фиолетовозначных в качестве рабочей силы для восстановления Кибертрона. Он один. Знание, что где-то бродит зомби-Скальквейк не особо успокаивало. И Саундвейву, в общем-то, было на него плевать. Как и другим десептиконам было плевать на него и его достижения. Ещё за полтора года он вдоль и поперёк излетал весь земной шар, но его не видели и не слышали. Он умер для этого измерения и единственное, что делало его живым — рассудок. Если кто-то засекал его, то только в виде помех сотовой связи и сбоев техники. Саундвейв никогда не мучился от одиночества, никогда не в ком не нуждался, никогда никого не ждал. Это в нем нуждались, а он просто всегда тихо и безупречно выполнял свою работу. Не проваливал задания, ни на что не отвлекался, как это делали другие, никогда не предавал. Но сейчас его слепая верность правителю и покорность никому не нужны. И ему тоже. Вчера, а может и неделю назад, нельзя сказать точно, при облете территорий, он видел Скальквейка, все так же бесцельно бродящего по каменному гругу. Его рык эхом проносился вдоль стен и достигал хозяина, а тот оборачивался и снова рычал на своё же эхо. Глупо. Лучше бы ему оставаться мертвым. Находясь здесь, понимаешь, насколько же всё и все окружающие эфемерны. Алозначные, фиолетовозначные, люди и их проблемы, дележка территорий — всё, абсолютно всё бессмысленно. Старскрим. Сикер, мечтающий свергнуть лорда и получить власть. Делал он это не ради благой цели, а из желания доминировать. Практически животный инстинкт, который он обуздать не способен. Просто ничтожный, жадный лицемер. Способен наплевать на честь и принципы в минуту опасности. Однако такой смелый, когда Мегатрон в стазисе. А что в итоге? Раб своих же врагов. Эрахнида. Жалкое насекомое, не достойное ни власти, ни, тем более, жизни, но так к этому стремившееся. Такая же лицемерная, как и Старскрим, а то, что она имела хобби делает её ещё хуже. Откуда это желание обладать кем-то, обрывать чьи-то жизни? Так противно ее касаться… И когда Саундвейв прижимал ее к полу и слышал восторженные возгласы, не чувствовал вкуса победы. И чем же она закончила? Навсегда застыла в яйце инсектикона. Нокаут. Вечно гнался за победами в гонках, красотой и расположением нынешнего правителя. Тварь, пресмыкавшаяся перед любым лордом, кем бы он не был. Пустое место, в существовании которого не было смысла. Даже доктора из него нормального не получилось. Такой же, как Старскрим, может, чуть лучше, но это не имеет значения. Мегатрон. Тот, кому Саундвейв был предан больше всего. Хотя, как он потом понял, ничего не добившийся правитель. Да, пробудил Юникрона, да, имел власть и армию, но разве это важно? Преданным ему оставался лишь безмолвный связист и больше никто. Это ли признак настоящего правителя? Сейчас он мертв, как и его армия зомби, ничего не осталось. А стоило ли так долго хранить верность? Саундвейв не раз задавился этим вопросом. Он презирал всех тех, кто его окружал, практически ненавидел их. Так часто не хотел выполнять глупые приказы Старскрима, но его изнутри грызло это пресловутое желание — быть верным. Жить для него означало — принадлежать кому-то. Подчиняться его воле и выполнять приказы. Слепая верность молчаливого связиста, смотрящего на мир через визор была безгранична. Порой Саундвейв и себя ненавидел и презирал. За свою верность и покорность. Но что поделаешь, когда быть предателем не получается? Когда при любой такой попытке изнутри словно что-то выжигает. Он ненавидел коридор заваленный трупами, старался обходить стороной. Не было страха, было только ощущение, что эти бездушные тела вытягивают из него душу и остатки разума. Он шёл по этому коридору, звуки шагов эхом отражались от стен и гуляли по всему кораблю и медленно, как если бы человек по одному волокну раздирал веревку, сводили связиста с ума. Когда время тянулось, Саундвейв начинал слышать голоса ушедших десептиконов, их крики. И чем больше времени проходило, тем чётче рисовалось осознание — его разум умирает. Ему уже не было страшно, даже наоборот, он готовился к этому, ждал, как спасения. До безумия хотелось выйти из этой темноты, где нет ничего живого. Уйти от пустоты, в которой почему-то остались голоса умерших. И ещё через несколько веков мучений Саундвейв перестал слышать их голоса, то кричащие о его вине, то молящие о помощи. А потом поглотила ставшая родной, долгожданная тьма.