Мерцающие тела

      — Локко, как Вы неопрятно выглядите! Немедленно переоденьтесь! — Господин учитель, мне говорили, что в личное время я могу носить любую одежду по своему усмотрению, — школьная форма не только выглядела крайне скучно и уныло, но и царапала кожу жесткими краями. Не то чтобы Локко была неженкой, но париться в сером фанерном сукне сутки напролет лишь потому, что у эстетов головная боль от вырвиглазных цветов, она не горела желанием. — На территории учебного заведения надлежит появляться в приличном виде, — учитель остался непреклонен. Он одарил Локко полным неодобрения взглядом и развернулся, чтобы пойти прочь. — Я исправлюсь, — на какую-то секунду в свои слова поверила даже ученица. Но потом изгибы коридора поглотили взрослого важного человека, и наваждение сгинуло. Локко показала вслед учителю язык и поддернула обвисший подол растянутого свитера в поперечную радужную полоску. Застиранный и протертый на локтях, он раньше принадлежал любимому старшему брату, но был нахально выклянчен. Братьев, да и сестер, у Локко было много. Но любимый брат — только один. Как и любимый свитер.       Чтобы пройти к самой большой на территории библиотеке, нужно было подняться на второй этаж. Минуя открытый подъемник, приспособленный для колясочников и груза, но на деле катающий всех, кто ленился перебирать ногами, Локко предпочла взойти по лестнице. Стены коридоров и лестничных пролетов пестрели закрытыми под прозрачный пластик сводами правил и планами эвакуации, все это каждое утро уборщики протирали от пыли, да и, чего уж греха таить, хулиганских плевков. Буквальное плевание на правила ученицу мало интересовало, а планы зданий она давно выучила наизусть, еще в далекие годы начальных классов… Откровенно говоря, Локко считала, что знает в родном Зимпе-7 все входы, выходы и тайные закоулки. Но, конечно же, это было не так. Зимп — закрытый исследовательский магический полигон, на то и звался закрытым, что никому не позволял изучить себя полностью, даже обслуживающему персоналу. А особенно им, подопытным детям, Источникам…       Не сейчас. Локко мотнула головой, на время отгоняя привычные пасмурные мысли, убрала за ухо выбившиеся из прически рыжие пряди и после этого углубилась в ряды стеллажей библиотеки. Нужный справочник нашелся на нижней полке недалеко от входа. Локко ногой придвинула к себе маленькую табуретку и уселась пыльными шортами на не менее пыльную обивку, устраивая пухлый том на ободранных коленях. Зашуршали страницы. «Магия — потусторонняя сила, сверхъестественное излучение, испускаемое живыми организмами в различной концентрации и используемое человечеством. Способность к данному излучению проявляется у одаренных детей сразу после рождения, что можно определить с помощью прибора…» Ну, это все знают. »…постановлено называть таких детей Генераторами магического излучения…» В просторечии ходит наименование Источники, но и то и другое магическим детям не очень-то по душе. А уж обзывки «фонтанами» и «аккумуляторами» некоторых особо чувствительных магов и вовсе доводят до энергетических нервных всплесков. Цокнув языком, Локко снова зашелестела книжкой. «Генераторы — люди, имеющие способность к магическому излучению». Тихо ругнувшись, ученица закрыла книгу, которая не могла сказать ей ничего нового. Слишком много тайн.       … Магия появилась совсем недавно, каких-то полвека назад. Человечество довело матушку-планету до ручки, так что на смену вымершим и уничтоженным видам живых существ начали рождаться странные люди. Обладавшие удивительными возможностями, эти индивиды стали по-настоящему выделяющимися из обывательской массы гражданами и быстро привлекли внимание ученого и военного сообществ. И когда выяснилось, что маги с «раскрытым» потенциалом — ключи к сундукам с несметными возможностями, началась новая эра. Вакханалия и абсурд. Государства использовали магов для «прекращения войн и улучшения жизни населения», но на деле войны продолжались, мелкие, многочисленные, привычные и скучные, и теперь они шли за право обладать как можно большим количеством магов. Генераторы стали рабами, разменной монетой, и при этом едва ли не возносились до уровня святых. Их ненавидели, боялись, но одновременно им поклонялись и старались дать самое лучшее, дабы затем пожинать обильный урожай.       А сундуки с сокровищами оказались ящиками Пандоры. Магическими Источниками сложно управлять, можно сказать, что практически нереально. Даже если подчинялся носитель энергии, его силы вполне способны были оставаться непокорными. Чем старше оказывался попавший в жаждущие руки маг, тем меньше его силы поддавались контролю. История знала случай, когда из-за развившегося по своему усмотрению телепата целые кварталы мегаполиса совершали массовые самоубийства (и телепат тоже покончил с собой, так как не мог вынести резонанса мыслей огромного города), а что уж говорить про бытовые конфликты… Когда выяснилась опасность, по всему миру, словно грибы после дождя, начали расти Зимпы. В эти исследовательские мини-городки поступали взятые из обычных роддомов у обычных матерей Генераторы, которые выращивались приемными родителями в особых условиях, как сортовые растения на грядках: здоровый образ жизни, правильное питание, наблюдение и воспитание. Такие Источники своим излучением оказывались слабее «диких», но покорнее, что и нужно было правительству. Оно, это правительство, в сладких снах мечтало о умножении числа Генераторов естественным путем, как и о скрещивании для усиления «породы», но, к великому огорчению верхушек магических теплиц, вообще все Источники оказывались бесплодными. …А между тем, в Зимпах было не так уж плохо, как расписывали на особо крикливых сайтах мировой паутины, которым дозволялось поднимать щекотливые темы. Каждый Зимп представлял собой огражденный мощными стенами заповедник, в котором помимо средней величины прекрасного зеленого парка с искусственным водоемом располагались несколько корпусов общежития, огромный научный центр, совмещенный с учебным заведением и госпиталем. Вблизи водоема ютились собственная пожарная и спасательная станции, а на всех крышах и стадионе белели вертолетные площадки. Кроме того, на первых этажах зданий располагалось немало магазинчиков (где, на беду рабочих, не продавались алкоголь и курево), небольшой кинотеатр и прочие мелочи для скрашивания существования узников судьбы. Живущие за оградой жгучей завистью завидовали новейшей технике и полному благоустройству Зимпов. Еще бы! Не каждая школа вольных, «нормальных» детей могла похвастаться наличием собственных бассейнов и сауны. Не в каждой школе ремонт и улучшения проводились сразу по мере надобности, без задержки на годы и месяцы.       Локко знала немногое о истинном положении Генераторов в мире, ведь сама являлась одним из них, запертых, будто нежные цветы в оранжерее, и охраняемых чуть ли не от любой грустной новости извне. Детство всех магов старательно оберегалось воспитателями и няньками от негативных настроений, а с подростками шла интенсивная психологическая работа, но это почти что не спасало от взрывов. Да, взрывов, ибо чаще всего боль, горе, злость и прочие темные чувства «выплескиваются» из Источников безо всякой возможности взять эту энергию под контроль. Значительное выделение сил мага за короткий промежуток времени, обжигающее, оплавляющее, опасное не только для окружающих, но и для самого носителя взбунтовавшейся энергии. И если детей довольно легко отвлечь и успокоить, то с подростками риск получить «Детонатор» вместо Генератора повышался в разы. Вот об этом Локко знала, как никто другой, ведь сама не так давно вошла в подростковый возраст. Излучая среднестатистический и непримечательный безо всяких отклонений уровень энергии, она не обладала большой силой и не удостаивалась особого внимания воспитателей, потому почти все свободное время была предоставлена сама себе. На счастье работников Зимпа, в последнее время Локко распространяла вокруг исключительно положительные и «удобные эмоции», ведь была влюблена. Кто угодно сказал бы «Боже, ты ему не пара! С ума сошла? Тебе тринадцать, ему девятнадцать. Да еще и сводный брат, нянчивший тебя с младенчества. Забудь об этом», и поэтому Локко ни с кем не обсуждала свои чувства. Братец Люцифер казался ей прекрасным, эталоном всего самого добродушного и беззлобного в этом вычесанном мелкой гребенкой заповеднике. Принцем, великолепие которого она готова была описывать часами, найдись только благодарный слушатель. По уши влюбленный подросток даже не догадывался о том, что легкое отношение к обществу у расчудесного парня является результатом полного равнодушия к посторонним людям. Скорее всего красавец просто был эгоистичен. Но в такие дали мысли Локко не заходили, потому что перетекали на исключительную внешность предмета воздыхания — тот был альбиносом. Белые волосы и прозрачные глаза завораживали, а конкретно для Локко дарили надежду на взаимность и принятие. Ведь у Локко тоже имелись проблемы с телесной оболочкой, хоть и, на ее взгляд, «не такие красивые». Она могла перечислить их сухо, словно при прочтении из папки с личным делом: истинный гермафродитизм, гетерохромия. Подобные мутации достойны слёз поэта-сатирика, но никак не восхищения прекрасного принца, коим Люцифер наверняка мог бы являться, не попади он в Зимп-7 в возрасте трех лет. Своих родителей Локко не помнила, да и не знала никогда — ее забрали сразу после рождения. Опекуны оказались неплохими людьми, довольно терпеливыми, но вот с полутора десятками сводных братьев и сестер, принадлежащих этой милой паре, отношения у гермафродита весьма расстроились с годами. Только со снисходительно-равнодушным Люцифером хотелось цвести и сиять. А теперь его у Локко собираются отнять!       — Ты не улыбаешься мне, как делаешь это обычно, — заметил Люцифер, когда Локко прямо из библиотеки явилась его навестить в лабораторном комплексе. — Это странно. В чем дело, кроха? Локко с мрачным вздохом опустила плечи и отвела взгляд. Смотреть на заключенного в капсулу с прозрачной крышкой парня было неловко, ведь на ум лезли ассоциации со сказкой о хрустальном гробе и спящей красавице. Но обитатель капсулы вовсе не спал, косился на посетительницу с легким интересом, ради нее оставив экран с чтивом. Альбиносу предстояло провести под колпаком несколько дней, пока он не утратит радиоактивности излучения и не вернется к норме. Такая уж была особенность у данного мага — раз в несколько недель он начинал фонить не слабее полигона ядерных испытаний. Локко покосилась на «соты» — так назывались специальные батареи для сбора магического излучения, которые служили одной цели, но изготавливались совершенно разных видов и размеров. Конкретно эти, подсоединенные к капсуле, представляли из себя огромные кубы в свинцовой оболочке. А вот на ремень школьницы крепилась маленькая и плоская батарейка, эдакий всасывающий выделяемые магом силы квадратик, который полагалось перед сном сдать руководителям, а утром получить новый, идентичный и пустой. — Куда потом отправят твою магию, Люц? — Локко кивнула на темно-поблескивающие кубы сот. — Она ведь опасная… — Не опаснее, чем облучающие вещества, — улыбка Люцифера светилась беспечностью. — Может, на АЭС, может, к военным. Либо обогревать людей, либо сжигать. Я правда не знаю. И мне безразлично. Гермафродит закусил губу, садясь на вертящийся стул, забытый здесь санитаром. Равнодушие альбиноса к роду человеческому не то чтобы пугало, но нервы пощекотало основательно. Хотя почти сразу неприятный осадок пропал, сменившись привычной радостью близости. — Ладно… А… куда же отправят тебя?! — вырвалось с отчаяньем. — Вот это знаю, но тебе не скажу. Военная тайна~ — Все-таки к военным… О не-е-ет, — со стоном запрокинув голову, Локко закрыла глаза локтем в ярком рукаве. — Ой, ну хватит, — Люц перестал улыбаться. — Ты поэтому такая невеселая, — не спросил, а утвердил он. — Глупо. Закономерный результат по достижению возраста, и ты всегда знала, что однажды я уеду. Меня без того держат в «яслях» лишний год. Наконец-то, вырвусь отсюда, осталось подождать всего два дня! Локко обиженно замолчала, придавленная чужой радостью, от которой почему-то захотелось плакать. — А как же я? — хмуро буркнула она, отчаянно краснея под весом собственного нахальства. — Оставишь меня здесь одну в окружении придурков… Велиал вчера опять прикопался ко мне у автомата со сладостями, свернул монеты в трубочки… — Бедняжка. И что вас мир не берет, — пробормотал Люцифер, сосредотачиваясь на чтении книги. — Но ты не расстраивайся сильно. Всегда есть одиночные камеры, где можно отдохнуть от Велиала и других «родственников». — Не напоминай, эй, — Локко не обиделась на столь ироничный совет, но для порядка капсулу пнула. — Прости, девочка, — прозрачные, словно стекло, глаза альбиноса насмешливо светились, как будто содержали в себе белый фосфор. — Я не девочка, — проворчал гермафродит, отъезжая на середину помещения и раскручиваясь в кресле. Мягкая обивка приятно прогибалась под телом, покидать уютные объятия мебели не хотелось. — Знаю, — Люц слегка пожал плечами. — У тебя великий дар. Ты можешь считать себя тем, кем захочешь, даже если грудь разрастется пышнее бороды… Про формы я шучу, не скалься. А вот кстати, лишенных магии детей на твоем месте прооперировали бы, заставив быть какого-то конкретного пола. Локко подумала над этим. А потом он подумал еще немного, но уже с другой точки зрения. Это показалось ему забавным, потому что Локко почти не видела себя парнем, в силу привычки. — Может, это плохо, что Генераторов оставляют такими, какие они родились? — и все же гермафродит сомневался. — Среди нас столько, ну… ненормальных. Инвалидов, калек. Помнишь сиамских близнецов Би-Би? Излучают они, конечно, мощно, но у них же психика враздрай у обоих. А Велиал? Он над своим бельмом трясется, как бабка над потерянной юностью, и любому даст тычка, кто к нему со слепой зоны сунется. — И при этом Велиал является самым мощным подростком в нашем Зимпе, — напомнил Люцифер с коротким зевком. — Ты слишком много веришь собеседникам из-за забора. «Ненормальные», «инвалиды»… В мировой паутине тебе и не такого наговорят, и еще сверху добавят ерунды всякой. Мы «нормальные» уже потому, что нас создал такими Творец, а ему лучше знать, как должно быть. Ясно тебе? Локко пристыженно выковыривала в паралоновом подлокотнике дырку. — Надо мной смеются даже здесь, в Зимпе, — все-таки возразила она. — И над тобой тоже, но почему?! Идиоты! Ты же прекрасен! — и испуганно прикусила язык. Она ведь не хотела проболтаться! Но Люцифер не обратил на чужую гамму чувств особого внимания, восприняв восхищение как должное, потому что, в отличие от сестрицы, комплексами внешности не страдал. Развить диалог дальше они не успели, ибо явившийся с обеденного перерыва санитар турнул Локко из кресла, а потом вовсе из лаборатории. Люциферу с его нестабильным сейчас излучением требовался покой, а девчонке следовало отправляться на учебу, так пояснил мужчина сквозь бульканье чаем в кружке.       Через каких-то двадцать минут Локко рассталась в любимым свитером и уже в школьной форме сидела на лекции, размышляя о случившемся разговоре. Недовольство тем, что брат не сообщил, куда его послезавтра отправят из Зимпа, перебивалось фонтанирующей радостью от того, что тот же брат не считает гермафродитизм уродством. А значит — принимает! Как есть! Это не докапывания чертового Велиала с его дружками, и не периодическое утреннее сдавленное хихиканье девчонок, с которыми Локко вынуждена делить общую спальню. Ну да девицы хотя бы опасаются унижать…       Небольшая аудитория была полна разномастного народу, первые ряды занимали те, кто не имел возможности подняться к другим. Вот что непросвещенных людей удивляло — лишенные способности ходить Генераторы лишь в крайне редких случаях могли вернуть себе эту возможность магически. Так же, как и слепые — почти не могли вернуть зрение, а глухие — слух, и так далее. Магия охотнее усиливала уже имеющиеся способности и качества своего хозяина, чем возрождала утраченное или создавала что-то новое. Вот, например, у стены через пару пустующих мест справа от Локко устроилась рослая и белокурая девушка, которую все звали Шони. Ее трость была аккуратно прислонена к стулу, а на столе отсутствовали какие-либо письменные принадлежности, потому что Гранд Арк-Шони, лишенная в юном возрасте каких-то дворянских титулов при отправлении в Зимп, не имела глаз вообще. Глазницы, затянутые гладкой кожей. И как бы она не старалась направить магию на создание глазных яблок или хотя бы их подобия, ничего не получалось. Излучение Шони давало умение «ощупывать» местность на десятки метров вокруг, воссоздавая в сознании бесцветную объемную карту местности и предметов, но таких радостей, как созерцание, например, цветового спектра или звездного неба, девушка была лишена. — Что? — а еще слепая прекрасно ощущала чужие взгляды. — Ничего, — Локко смутилась. — Я просто задумалась, извини. — Наверно, о чем-то хорошем? — Шони была одним из самых безконфликтных существ, что гермафродит знал. Они ни разу не ссорились. Пожалуй, эта девушка даже нравилась Локко. — Ага…       Бывали и совершенно здоровые физически Источники. В спокойном состоянии от обычных людей их могло отличить только пищание счетчиков магического излучения, носимых служителями правопорядка. Локко смотрела на таких магов с плохо скрываемой завистью.       Однако больше всего чувств вызывали «безнадежные» Генераторы. Те самые, которым в человеческом мире не прижиться, не раствориться ни за что и никакими стараниями. Это были изгои не только среди людей, но и в какой-то степени для магов. Смуглая девочка не то индийского, не то индейского происхождения, — Локко так и не поняла точно по тем разрозненным слухам, что до нее доходили, — запертая в огнеупорной капсуле лаборатории почти круглосуточно. Девочку звали Ракша, и всем этим она обязана была мощнейшим пирокинетическим способностям. Пламя высоких температур не повреждало тела, из которого лучилось, но выжигало всё остальное, что способно было гореть или плавиться, и полыхало в безвоздушном пространстве, где девочка не гибла чудом. Бесконечный выброс негативной энергии ребенка поражал не только воспитателей. Среди воспитанников ходили шепотки о том, что научные сотрудники не могут придумать способ обуздать этот огонь, не убив носителя, хотя от вышестоящих чинов уже давно поступил заказ на столь мощное «орудие». Правителей не интересовал психический фон какой-то девчонки, если ее ярость можно было выгодно использовать. Не только с физическими проблемами вязалась магия. Так малыш Даркер, выловленный в четырехлетнем возрасте заросшим и озверевшим в самых застойных трущобах нищенских кварталов, даже спустя несколько лет без юуйных истерик не мог видеть собственное лицо в отражениях и на фотографиях. С чего такой недуг — знали, пожалуй, только психиатры, но Даркер активно направлял выделяемую магию на смену собственной внешности. Он примерял обличья встреченных им детей, и с каждым разом иллюзии получались всё удачнее. Старшие ребята меж собой подозревали, что выросшего и обученного Даркера заберут военные, чтобы сделать шпионом или диверсантом. Да, на фоне этих детей Люцифер и правда был прекрасен…       После занятий Локко отправилась в биологические классы, помня о своем дежурстве в живом уголке. Располагавшиеся на первом этаже, эти помещения хитрой кривой пристройкой соединялись с небольшим зоопарком, где день и ночь практиковалась молодежь. Большинство магов умело связывать свое излучение с животными, что использовалось для обмена чувствами и информацией, а у самых способных Источников получалось управлять живыми существами. Здесь гермафродит не отставал от общей программы — несколько видов животных принимали его, охотно шли на контакт. Лучше всего связь устанавливалась с крупными склизкими улитками, и не сказать, что Локко это сильно радовало. Улитки были чувствительны, их восприятие настолько сильно отличалось от людского, что иногда школьники терялись в пространстве и удивлялись, отчего они не могут съежиться и втянуться в раковину. — Только не говори, что мне придется дежурить с тобой, мелочь, — посреди птичьих клеток живого уголка сидел тот, кого Локко не слишком-то хотела видеть. Еще один братец, на сей раз младший — тощий и большеглазый, но со звучным именем Центурион. Для семьи — Центик. — Вообще-то с Михой, — высокий голос десятилетки неприятно резанул слух, а черные радужки недружелюбно попытались прострелить насквозь. — Продолжишь обзываться — скажу папе. — Ой, уж как я испугалась, — Локко прошлась вдоль клеток, проверяя наличие корма и воды у питомцев. — Твой папа для меня просто квинтэссенция кошмара… — Опять язвишь? — новый голос прервал ворчание Локко. Ну точно, Михаил явился на шум. — Папа не только его, но и твой. Проявляй уважение. Ругаться с по-ангельски златокудрым Михаилом подростки предусмотрительно опасались. Рука у него тяжелая, нрав — тоже, не говоря уж о том, что в каждом кулаке он мог за воротники поднять по хулигану и потрясти обоих, как щенков. К счастью, терпеть присутствие Мишеньки в Зимпе оставалось всего лишь год. — Ладно, только не нуди, — избегая дальнейших разговоров, Локко поскорее схватила совок и щетку для чистки клеток и вместе с Михаилом занялась уборкой. Младшего братца они предусмотрительно выгнали подальше, чтобы не путался под ногами. — Центик мечтает выпустить всех птиц на волю, — пропыхтела Локко, насыпая в клетку новую подстилку. — Да, мне тоже говорил, — Миха закрыл ведро с отходами, которые отправятся в сад и на огород в качестве удобрений. — Я объяснил, что защитное поле не даст птицам беспрепятственно вылететь за территорию, и он ревел. — Но ведь поле снимают? — школьница заинтересовалась разговором, так как детей не посвещали в устройство охранных систем Зимпа, в отличие от магов постарше. — Когда прилетают вертолеты. Иначе они бы не смогли сесть. — Да, это так… — Миха вдруг спохватился. Иногда он сбивался с пути сурового молчуна и расплачивался за это выданными мелкими секретами. — Я тебе этого не говорил, Рыжая, учти. Подобной информацией не разбрасываются просто так, Локко понимала. Спокойным кивком она подтвердила их маленькую тайну.       Вечером планировались водные процедуры, которые Локко страсть как не любила. Радостно нырявшие в бассейн и блаженно отмокающие в горячих ваннах сверстники вызывали у гермафродита недоумение, и дело было не только в том, что якобы из-за стеснения собственного тела Локко полностью игнорировала плаванье и ходила мыться в одиночестве. Она совсем не любила воду, особенно когда количество жидкости превышало объем ведра, и плавала с успехом камня, стремящегося на дно. В детстве терпеть гигиенические процедуры приходилось лишь затем, чтобы окружающие на мозг не капали, но теперь Локко делала это, полагая, что немытытой вряд ли приглянулась бы тому, кому хотела понравиться. «А еще, » — думала она, оттирая с кожи мочалкой запах птичьих клеток, — «Люц со дня на день уедет. Вдруг получится обнять его на прощание. Нужно, чтобы об этом сохранились самые приятные воспоминания.» Мысли о брате, от которого почти постоянно пахло грозовым воздухом, озоном, кажется, приятно растекались по телу вместе с горячей водой, которую можно было и потерпеть ради такого случая. Помнится, однажды тренер по плаванью в сердцах наорал на нее за неуклюжесть, советуя «сжать задницу и применить уже эту чертову магию для плавучести». Она тогда в ответ с неменьшей яростью заорала, что с тем же успехом он может сунуть голову в бассейн и глубоко вдохнуть. А потом рванула. На счастье для всех — несильно, потому дело обошлось выплеснутой на тренера водой. Вместе с плавальщиками. Врачи тогда заставили мужчину извиняться, а потом уволили, и больше никто не навязывал Локко ненавистное купание. Иногда врачи вели себя, как понимающие люди, на которых можно было положиться. Но не всегда, к сожалению.       — Расслабьтесь, Локко, чтобы приборы не барахлили, — ежевечерняя проверка перед сном на этот раз далась гермафродиту сложнее, чем обычно. Была ли тому виной горячая баня, или всё дело упиралось в мысли о брате, неизвестно. Сдав батарейку и получив назавтра новую, Локко сидела в специальном кресле, облепленная датчиками, и чувствовала нарастающее напряжение. — Доктор, у меня вопрос. Врач подняла морщинистое лицо от мониторов, демонстрируя свое внимание. — Куда отправят моего брата Люцифера? Мне важно знать, хотя бы город. Вам наверняка известно. Пожалуйста, скажите. Еще не закончив просьбу, ученица отчего-то поняла, что идея провальная, и ей ничего не расскажут. На интуитивном уровне. Возможно, это отголоском шевельнулась телепатия. Так и вышло. — Вам не стоит об этом думать, так как это не Ваше дело. Люцифера отправят в хорошее место, будьте спокойны. — В лучший мир, что ли? — не выдержала и обозлилась Локко. Показатели на экране скакнули. — Почему такая тайна?! Нигде не сообщается, куда взрослых Источников отправляют, Люц молчит, преподы молчат, вы тоже молчите! Как тут быть спокойной?! — Немедленно возьмите себя в руки, или я буду вынуждена вколоть успокоительное, — врач, обычная женщина, несколько трусила перед взрывоопасными магами. На данной работе ее держала лишь неплохая зарплата. — Себе вколи! — Локко откинулась на спинку кресла, сжимая пальца на бедрах. — Вашу ж мать… На писк приборов и громкие голоса явились еще парочка заинтересованных сотрудников, пока доктор лихорадочно соображала, хвататься за шприц с успокоительным или нет. Ободренная присутствием помощников, она пока лишь убавила звук на аппаратуре, чтобы не резал слух. — Кажется, мысли о, м-м-м, Люцифере, крайне Вас тревожат, — заметила женщина, убедившись, что взрыва прямо сейчас не будет. — Почему? У вас с ним конфликт? — Наоборот! — гермафродит стремительно сел ровно, излучая протест всем своим видом и сверкая глазами. — Он лучше всех вместе взятых в этой тюрьме! А его увозят! Могли бы оставить его работать здесь, в безопасности! — Вы питаете к нему романтические чувства, — многоопытная женщина разом определила соль проблемы. И со всей своей многоопытностью могла предположить дальнейшее неблагоприятное развитие событий. -!.. — Локко возмущенно вспыхнула от того, что ее секрет вскрылся, да еще и при свидетелях, которые уже многозначительно переглядывались. Работники Зимпа обожали перетирать личную жизнь своих «питомцев», это знали все. И теперь они смогут вдоволь посудачить о том, как «та двуполая рыжая» запала на «ходячую атомную бомбу»!       Приборы взвыли с новой силой, сообщая о растущем уровне стресса. Похоже, что назревавший со вчерашнего вечера выплеск негатива подступил вплотную. Локко рванулась из кресла, чтобы убежать подальше и забиться в угол, где отдаться эмоциям без ущерба для окружающих, но у врачей были иные планы. Школьницу, чье тело заметно начало светиться малиновым сиянием, толкнули обратно на сидение, удерживая, пока к ее шее присасывался безболезненный шприц. Не успокоительное, мощное снотворное. В глазах стремительно расплывался кабинет и люди. — …ладони обожгла, суч… — как сквозь толщу воды донесся до разума голос одного из удерживавших врачей. -…тихо, она еще в созна… — …вмешались вовремя, не хватало пожара… — …В одиночку ее, и включите подавитель на семьдесят процентов… — последнее, что услышала Локко, перед тем как окончательно рухнуть бессознательные глубины.       Похоже, ей не светит обнять Люцифера на прощание.