Жалость - плохое чувство

Дождь барабанит без остановки по подоконнику, вот уже четвёртые сутки. Серые тучи угрюмо зависли над городом, словно кто-то остановил их размеренное движение кнопкой «пауза». Настолько вот резко и неожиданно непогода зависла в городе. Создавалось впечатление, что этот кто-то и вовсе не собирался в противовес нажимать кнопку «плэй». Серость была бесконечна. Юнги устало потёр переносицу, с трудом отрывая взгляд от окна. Голова жутко гудела после трехдневного марафона без сна. Глаза словно налились свинцом, а ещё очень хотелось пить. Эта неделя выдалась особенно тяжелой. На работе все никак не завершалась чёрная полоса: строки не клеились, музыку писать было невозможно. На тумбочке неожиданно громко завибрировал телефон, оповещая о новом сообщении. Десятое за это утро. Юнги даже не нужно проверять его, он и так знает - от кого. Кожей чувствует. В памяти всплывают отрывки события двухнедельной давности. Это был тяжелый день. - Хватит. Услышав голос Мина, Чимин обернулся, замолчав. Его брови приподнялись в слабом удивлении. - Что? О чем ты, Юнги-я? Я же говорю, что не могу перестать ходить туда. Тэхён просил ему помочь. Я и сам не в восторге от этой идеи, но он без меня не справится. Видел бы ты насколько он безнадежен...- Пак вновь затараторил о своей подработке, о Тэхене. Младший только вернулся домой и увлечённо принялся разбирать пакеты с продуктами. - С меня хватит, Чимин-а.- голос Юнги звучал настолько вымученно, что светловолосый замер. Он вновь замолчал. Воцарилось секундное молчание, от чего Мин раздраженно сморщился. Ему была ненавистна эта тишина, эта ситуация, эта... жизнь? А младший словно что-то почувствовал. Его плечи ссутулились, а голова едва заметно опустилась. Он не сдвинулся с места. Ответом для Юнги был лишь произнесённый надломленный голосом, очередной вопрос: - О чем ты, хён? Он прекрасно понимал. Понимал, но от этого легче не становилось. Чимин прекрасно знал, что имел в виду Юнги. Но вопреки этому, словно разрывая на мелкие осколки и без того надломленное сердце, он чувствовал, что должен спросить. Уточнить. Вдруг он, глупый, снова не так все понял. Вдруг Мин и правда говорит о его подработке, беспечности и мягкосердечности? Вдруг он просит прекратить именно это? Слабый огонёк надежды был потушен безразличным голосом старшего: - Давай расстанемся, Чимин-а. Мы достигли точки невозврата. Сейчас все стало слишком сложным, у меня много работы, и меня наконец начинают узнавать люди. Я почти дошёл до своей цели. Совсем скоро мы с Намджуном будем очень востребованы. Но... я ощущаю тебя как груз, Чимин-а. Прости, черт, правда, прости. Но я упустил тот момент, когда перестал любить тебя. А дальше... все было. Слезы, крики, мольбы о вразумлении и просьбы о шансе. Пак был сломлен, растоптан, разбит. Он захлебывался в своих слезах, крепко цепляясь за футболку старшего. Он обещал, что будет послушным, что бросит эту несчастную подработку, перестанет делать все то, что не нравилось Юнги ранее. Он умолял позволить быть ему просто рядом. Уверял старшего, что даже если тот ничего не чувствует к нему - ничего страшного, Пак все стерпит. Умолял так, как никогда раньше. Кричал о любви и снова плакал. Бил своими маленькими кулачками по груди, вновь умоляя о шансе. Все закончилось хлопком входной двери. Этот звук... он до сих пор живет в голове Юнги. Звуки рыданий, истерики, мольбы... все это до сих пор живет в его голове. Глаза неприятно защипало, а сердце окончательно треснуло. Хотя, было ли оно у Юнги вообще? Наверняка нет. Ведь... он не сожалел о своём поступке или словах. Это была скорее жалость. Жалость по отношению к тому, кто так отчаянно просил не оставлять. Но что же делать? Ведь всем известно, что жалость - это плохое чувство. Поэтому в следующую секунду симкарта летит в мусорку, а чемоданы погружаются в такси. Именно в этот момент, Юнги понимает, что может вздохнуть полной грудью. Он может дышать, а это чертовски много стоит. Цена этому: одно разбитое сердце и ни единой капли сожаления. Жизнь начинает налаживаться. Вот только... голова жутко гудит после трехдневного марафона без сна. Глаза словно налились свинцом, а ещё... очень хочется пить.