Падение Императора

«Извольте меня выслушать… »       — Спину ровнее! Руки повыше! Так у тебя никогда не получится! Нужно все делать правильно!       Старая гейша в волнении едва не подпрыгивала на месте. Вопреки резкому тону, цитра в ее руках пела звонко, задорно, выдавая истинные чувства хозяйки. Эта старая наставница посвятила большую часть жизни обучению майко, с тех самых пор как покинула своего первого и единственного покровителя. Через ее руки прошло много прекрасных и талантливых женщин, но О’Роби была рождена фениксом среди людей, имея и цветы, и плоды! [1]       — Если не будешь стараться… — Убранные в высокую прическу волосы молодой женщины взмокли на висках. Ее гладкая, словно нефрит кожа покрылась испариной от напряжения, — С твоими навыками сегун никогда не пригласит тебя в свои личные покои!       Старая наставница немного покривила душой. Самая желанная женщина Вано — куртизанка Комурасаки — обладала красотой, способной брать города, и хотя О’Роби была значительно старше, она немногим ей уступала. Один лишь волосок этой майко привлекал больше внимания, чем вой тысячи волов! «Эта страна — Вано, правит которой сегун Курозума Орочи! Он и все чиновники в его подчинении связаны с Кайдо! Поэтому все они те ещё деспоты, но… »       Даже не обладая ни одним из четырех талантов [2], О’Роби, несомненно, смогла бы привлечь внимание любого покровителя, вплоть до самого Корузумы Орочи, лишь единожды попавшись ему на глаза! Однако, эта майко была не просто красива, каждый ее жест был наполнен элегантностью и величием, на дне ее полуночных глаз таилась мудрость веков, недостижимая смертному миру. Все, чему бы ни учила ее эта старая гейша, О’Роби схватывала на лету, словно умела всегда! «Если хоть кого-то из них тронуть, Кайдо тут же об этом узнает! Так что, пока не прибудут остальные наши союзники и мы тщательно не подготовится к грядущей битве, нас не должны раскрыть!»       Эта женщина пришла в Цветочный павильон по вдовости. Классическая ситуация для Вано — рано потеряв мужа, она, не приученная к тяжёлому физическому труду, вынуждена была торговать своей красотой. О’Роби такая не первая и не последняя. Однако в Цветочном павильоне гейш воспитывают с измальства, готовят и обучают всему годами, и ни одной девице с улицы не сравниться этими цветами, взращенными для услады глаз, ушей и умов самых влиятельных, богатых и, конечно же, придирчивых ценителей истинной женской красоты! В большинстве случаев, такие вот отчаявшиеся самое большее в течении года уходят в квартал Красных фонарей, не в силах выдержать жесткую конкуренцию. «Перво-наперво нам надлежит слиться с местными жителями и сделать это тихо… »       О’Роби потрясла всех, меньше чем за месяц достойно сдав все возможные экзамены и получив красный воротник прямо из рук «матушки». Поставив себе цель, она уверенно шла к ней, вопреки боли и усталости! Старая наставница не сомневалась ни минуты, что к большому празднику эта майко сменит воротничок на бело-золотой и станет полноценной гейшей! «Посему, прошу вас, постарайтесь!»       И Робин старалась.       Кинемон переживал, что им не хватает людей. Робин опускала глаза долу — била картечью из-под ресниц, насмерть, навылет. И считала: капитан-сан в авангарде — раз, мечник-сан и Санджи-кун по флангам — вот уже три, а в тылу артиллерия коленками на пару стучит — всем армиям армия!       Не о том ты переживаешь, самурай-сан, ох не о том.       Большую часть жизни Робин скрывалась, сливаясь с тенями, растворяясь в толпе, незаметная, тысячеглазая, тысячерукая, вездесущая… Воевала против всего мира разом — всегда одна. И побеждала — в одиночку. Почему же, за счёт чего?       Информация. Информация правит миром!       Человека убить проще простого, если знать куда бить. Организации — и того легче.       Она слышит, она видит. Она молчит… До поры.       Красивая танцовщица, услада для глаз, нежный голос, сладкие речи. Мужчины редко воспринимают всерьёз красивых женщин, на свою беду — гибнут, как мотыльки, летящие на огонек свечи.       Когда очередные влиятельные лизоблюды Кайдо заговорили о зеленоволосом ронине, убившем судью ножом для сепуку, она едва не раскрыла себя, расхохотавшись. Что ж, мечник-сан не изменяет себе.       Когда этот же ронин с каким-то неизвестным мальчишкой вернулся и навел шороху в городе, Робин наконец вздохнула полной грудью. Отпустило волнение за непоседливого мальчика, не умеющего принимать чужие жертвы, в котором она даже не вполне отдавала себе отчёт, пока не почувствовала, как падает с плеч гора тревоги.       Большая мамочка серьёзный противник, хоть все мугивары давно научились верить в своего капитана.       Впрочем, тёплое, бьющееся набатом в груди «он здесь, здесь, здесь…» Робин подавила быстро, спрятала поглубже, возвращая рассудку кристальную ясность. Сейчас не время.       Капитан поставил под угрозу весь план, но это было ожидаемо. Остаётся только надеяться, что Траффи-кун сможет удержать его в узде… Мальчика легко отвлечь, а это страна ниндзя и самураев. Главное, чтобы хирург-сан успел прикрыть капитану глаза на кошмар, в котором живёт народ Вано. У Луффи по-юношески обостреное чувство справедливости… А в прочем, не в возрасте дело.       Робин впервые жалеет, что не может быть рядом с капитаном, когда слышит об ограблении фермы. Мужчины, даже такие умные как Хирург Смерти, никогда не умели быть незаметны. Она занята важным делом, впервые с тех пор, как встала под череп в соломенной шляпе, Робин может принести капитану пользу своими умениями, но… Быть может, ему это не нужно? Быть может, стоило остаться ждать его, чтобы удержать, отвлечь, увлечь, чтобы он и заметить не успел, как придёт время сражения…       Гадать бессмысленно, и Робин, почти оглушенная тревогой, танцует, льясь патокой под лёгкий перезвон, извиваясь змеей — обольстительной и неумолимо опасной. Мужчины ведутся на неё, как кролики прыгают прямо в пасть удаву, и Робин вытягивает из них даже больше, чем хотела. Она уже знает так много, что могла бы уничтожить саму структуру правления сегуната парой правильных слов в правильный момент, но у неё нет времени. Оно утекает сквозь пальцы, и тугая пружина предчувствия кошмара сворачивается под сердцем, пока не выстреливает.       Луффи в плену.       Замок — база, там Ло, там Кинемон, там ВСЕ, нет, пожалуйста, нет, я больше не хочу никого терять, пожалуйста, Луффи! — уничтожен, Кайдо не оставил и камня.       Робин в панике, и оттого становится ещё обольстительней, ещё хладнокровней, ещё внимательней. Она перебирает в пальцах слухи, ища мельчайшие упоминания о рыжеволосой куноичи, одноглазом ронине, о тануки и призраках, о ком-нибудь — подайте знак, ребята, найдитесь, не бросайте меня, не опять, пожалуйста, я не смогу одна, живите, живите, живите-живите-живите!       В доках дебош, в доках пожар, какой-то плотник — СУУУПЕЕЕР! — угнал бриг, за ним погоня, порт перекрыт, залив в огне и обломках, плотника, потопившего половину флота Кайдо и уничтожившего драгоценные верфи так и не нашли.       Он жив, жив, жив, Робин, сосредоточься, тело так и не нашли, он жив-жив-жив…       Засуха Джек убил взбесившееся чудовище-тануки на ферме, множество жертв, урожай погиб, что же с нами будет, как сегун допустил?!       Малыш Чоппер, доктор-сан, трогательные чёрные бусинки в обрамлении по-зверинному густых ресничек, нежная пушистая шерстка, пробирки в алфавитном порядке, сказки на ночь, тёплый бок и удивительно заботливые копытца, «я стану чудовищем, если это поможет ЕМУ!» Как и все мы, доктор-сан, как и все мы…       От отчаяния пальцы дрожжат, скрючиваются уродливыми когтями, сирена поёт, сирена танцует, завлекая глупцов в объятия смерти, но это не спасает, это никого не спасает. Рыжая куноичи, медовая куноичи[3], что же ты наделала, навигатор-сан, девочка, глупая, ты же такая чистая, ты была такая чистая…       Говорят, на севере завелась нечисть…       Говорят, на севере лютует девятирукий Демон, говорят, мертвецы там встают из могил и люди-звери, белоснежные, красноглазые люди-чудовища залили кровью покатые бока полной луны.       Говорят, на севере были казармы и полигон, говорят, там теперь лишь алая от крови пустыня, говорят, Кайдо был трезв, когда летел закрыть врата ада, из которых вырвались те чудовища… Много чего говорят эти глупые, глупые мужчины, слившиеся в одно омерзительное, искаженное похотью лицо.       Они говорят, на Вано проклятье. Они говорят, леди Токи предрекла, что придут самураи, что отомстят за её мужа, но самураи не пришли. Пришли голод, и разруха, и чудовища, и демоны вырвались из ада, чтобы залить Вано кровью.       Глупцы.       Это не проклятье, не месть давно мёртвой женщины за давно мёртвого мужчину… Это Мугивары, и это страшней, потому что ни одна женщина не может любить мужа так, как любят пираты соломенной шляпы своего капитана, своего короля, своего спасителя, своего Бога.       Казнь Мугивары Луффи и Кида — при чем здесь он, зачем, кому какое дело до него, Луффи — тудум — Луффи — тудум — Луффи! — пройдёт на рассвете после праздника.       Время утекает сквозь пальцы, но Робин профи, Робин успела, и она будет выступать в личных покоях сегуна, там будет Кайдо, там будут его командиры, там будет море саке, там будет ОНА.       Она идёт по коридорам дворца, она решилась, она знает, обратно ей не уйти, ну и не нужно. Луффи стоит того, Луффи стоит всего, на самом деле, и её жизнь принадлежит ему уже давно, ничего не изменилось.       Робин танцует, извивается, ворожит и привораживает каждым жестом, каждым взглядом, она прекрасна и знает это, и пленяет этих глупцов каждым взмахом ресниц. Ей смешно и противно, как легко они покоряются ей, и она могла бы стравить их друг с другом, дайте только время, но его нет-нет-нет, и её цель в другом. Среди толпы поваров мелькает золотая макушка и завитые брови, и Робин становится горько. «Я стану чудовищем, если это поможет ЕМУ», как и все мы, как я, как он… Повар-отравитель, повар-предатель, сможешь ли ты жить с этим, мальчик?.. Ох. Ты ведь и не собираешься с этим жить, Чёрная нога, не так ли? Я понимаю. Но мы вытащим его, слышишь, кок-сан, мы обязательно вытащим его!       -… А, тот мальчишка! Хах, да, крикливый малый, все орал, что станет королём, ик! Что? Казнь? Аааа, да надоел он мне, я отдал его Шарли. Живьём? АХАХАХА, вот ещё, он моя добыча! Нет уж, хватит с неё головы, ИК…       И мир рушится, рушится, рушится, осколки летят — режут душу в клочья, а её и нет уже, она давно вся в НЕМ, но его больше нет, и души тоже. Болит… Что болит? Разве есть ещё чему болеть, Робин, вот оно твоё сердце, вот она, твоя душа, с улыбкой такой, что солнце затмевает, и глазами чёрными, бездонными, и в них черти, черти друг у дружки на плечах.       Не будет больше улыбки этой, и бездна не посмотрит на тебя глазами солнечного мальчишки, так какой теперь смысл, хоть в чем-нибудь есть ещё смысл? Робин тонет, рассыпается, как когда-то рассыпались все те, кто не угодил Сэру… Она боялась тогда рассыпаться также, сквозь пальцы, по ветру, но теперь… Чего ещё боятся, во сне нечего боятся, а это точно сон-сон-сон, ведь не может же быть реальностью мир, где ЕГО нет?       Робин видит те же осколки в глазах напротив, там, далеко, среди толпы, прямо перед ней, один на один, и нет больше никого, только общее горе, оглушающее, всеобьемлющее, невыносимое. И, разделенное на двоих, оно становится реальным, и смысл находится вдруг тоже.       Вот он смысл, алой мишенью над каждой головой, и Робин танцует под лёгкий перезвон, улыбается сфинксом, поражает сердца картечью взглядов из-под ресниц.       Пир в разгаре, саке льется рекой и половина уже спит в своих тарелках. Увы, они уже не проснутся, Робин видела это в глазах, занавешеных золотой челкой, в горьком изгибе губ, сжимающих тлеющую сигарету, и змеящемся табачном дыме, рисующим «смерть».       Кайдо, вместе с бедствиями уходит во внутренние покои сегуна, продолжать банкет в более приватной обстановке, и взгляд его — цепкий, жаркий, тяжёлый — ни на секунду не отпускает Робин, ведёт следом, как на привязи, а она и не сопротивляется, позволяет в наносной покорности, копит силы, успокаивая зверинную паранойю Йонко. И вновь танцует, вьется змеей, и одежды все меньше, а голоса все пьяней. Засуха Джек запрокидывает голову, хохоча пьяно над очередной шуткой своего короля, и Робин чувствует — пора, сейчас!       Поворот, минуэт, рукава вспорхнули лебединными крыльями, влажный щелчок и хруст — кто бы знал, как она ненавидит этот звук — и крепкие, сильные мужчины, нагоняющие ужас на весь Гранд Лайн валятся к её ногам сломанными куклами. Сегун расцветает улыбкой — от уха до уха, алой, по горлу. Робин чувствует, как что-то словно обрывается внутри — чему там рваться, она вся — обломки, осколки, обрывки, бухта погибших кораблей — и кресло Кайдо, больше похожее на трон, расцветает лесом рук, обхватывает, вдавливает, пленяет, чтобы даже он — не вырвался, не выбрался, замер хоть на миг. А руки все множатся, под пальцы толкается меч Джека, да, он подойдёт, чудесно, рывок!..       Сталь разлетается осколками, как совсем недавно раскололся её мир, но на этот раз ей уже не больно, откуда бы ей взяться, этой боли, ведь чувствовать могут только живые, а жизнь Робин принадлежит ЕМУ, но ЕГО больше нет, так ну какая тогда боль?.. Только на кимоно белые лилии расцветают алыми розами, и в воздухе летят нежные лепестки.       За окном грохочат фейверки, и ноги дрожат.       В Вано фейверки делают на жабьем масле…       Интересно, как там носатик-кун, Робин совсем ничего о нем не слышала, даже странно…       Кайдо надвигается лавиной, неостановимый, неукротимый, с лепестками сакуры в усах — смешно. Одной его ладони достаточно, чтобы сжать всю её, целиком, до последней косточки. В массивной шее застрял осколок меча, кровь из артерии стекает по нему при каждом движении, рывками.       Йонко, сильнейший человек из нынеживущих, — неужели ты думала, что справишься с ним, Робин, ты так глупа, — ухмыляется, выдергивая осколок.       Перерезанная артерия его не беспокоит, а стоило бы, впрочем, Робин же лучше, от такой потери крови ослабеет даже Царь Зверей… Хотя, что это даст, ты не успеешь воспользоваться этим, Робин, и никто не успеет. Это должно пугать, но на душе только теплеет от того, как сильно она привыкла полагаться на командную работу. Подумать только, ей, вечной одиночке, демону Охары, ОН дал семью и чувство локтя такое, что даже два года разлуки не вытравили привычку полагаться на других. Опасная ошибка, и вот к чему она привела, но там, откуда совсем недавно вырвали сердце, тянет и печёт… Приятно.       — Ты и в самом деле так хороша, как о тебе говорят, Нико Робин… Нет, ты даже лучше. Присоединяйся ко мне, многорукая, ты сможешь заменить их всех! — Кайдо широким жестом обводит тела, в виски противно ввинчиваются женские крики её временных коллег — она и забыла про них.       Время больше не утекает, нечему утекать, вышло твоё время, Нико Робин. Жаль, не пустят тебя на небеса, о нет, только не тебя. А так хочется вновь увидеть ЕГО, хоть раз еще взглянуть в глаза эти бездонные и утонуть, чтобы насовсем, чтобы с концами…       А помнишь, Луффи, как ты спустился за мной в ад? А помнишь, как разрушил мой ад одной своей волей да улыбкой безумной?       Капитан, эй, капитан, слышишь ли ты меня?       Пожалуйста… Пожалуйста, спустись за мной в ад снова. Я так хочу быть с тобой, всю свою вечность, со всеми вами, Луффи, ведь ты каждого из нас вытащил из ада, так что тебе стоит сделать это вновь?!       Капитан, а есть на небесах море?.. Хотелось бы, чтобы было. Мы могли бы дойти до края небес, все вместе, как всегда… Капитан, прости, мы так и не сделали тебя королём пиратов, но…       — Мой… Король… — хватка чуть расслабилась, Кайдо приосанился будто, заухмылялся самодовольно, слишком уж по-мужски, но Робин почти не видела этого, медленно угасая, — Ты… Не мой… Король…       Самодовольство вмиг слетело с его лица, в ярости он сжал кулак и размахнулся. Мир закружился, завертелся, крошево ребер впилось в измученные лёгкие, когда Робин фарфоровой статуэткой встретилась со стеной. Мир дрожал, и Робин не понимала уже, внутренней была это дрожь или… Но Кайдо дрожал тоже, и с чего бы ему… За окном гремели фейверки, громыхали, взрываясь глиняные бочки с жабьим маслом… Хорошо горит…       Фейверки.       Жабье масло.       Усопп?       Усопп!       Робин улыбнулась окрававленными губами, рассмеялась мягко, хрипло, и смех её влажно пузырился алой пеной.       Мир дрогнул в последний раз и расцвел пламенем.       Команда Мугивары Луффи победила Йонко Кайдо.