***
То, что Ротгер не совсем нормальный в привычном смысле этого слова, Олаф понял не сразу. Однажды утром, открыв глаза, он наткнулся взглядом на свой чемодан. На тумбочке лежали его паспорт и потрёпанный бумажник. Чьих рук это дело, Олаф прекрасно понимал, но самого виновника рядом не было. Он, как гласила записка, небрежно прицепленная магнитиком к дверце холодильника, должен был вернуться к обеду. В ожидании Ротгера мужчина занялся приготовлением обеда. Разговор предстоял долгий. Вальдес вернулся к полудню. Плюхнувшись за стол, он коротко поблагодарил Олафа и принялся есть, время от времени бросая кусочки мяса коту. Мужчина не отвлекал его, хоть и нервничал, вертя в руках свой мобильник. Экран на нём был безнадёжно разбит, но в остальном телефон оказался цел. Включив его, Олаф первым делом обнаружил несколько сотен пропущенных и сообщений от своего бывшего аспиранта Руперта. Юноша, очевидно, был близок к панике, поэтому Олаф первым делом отзвонился ему. Получив порцию заслуженных упрёков вперемешку со словами радости, Кальдмеер клятвенно пообещал больше не исчезать и звонить минимум несколько раз в неделю. На этом Руппи успокоился окончательно. Ротгер тем временем закончил с обедом и, потрепав кота, пытливо посмотрел на Олафа: — Ваши документы я нашёл. Вещи тоже, теперь вы сможете получить деньги. — Спасибо. Я съеду в ближайшее время, — мужчина тепло улыбнулся. — Об этом я и хотел бы с вами поговорить, — тряхул головой Ротгер. — Я был бы рад, если бы вы остались. Олаф удивлённо посмотрел на него: — Не думаю, что это удобно. Всё-таки я и так злоупотребил вашим гостеприимством. — С вашим появлением моя берлога преобразилась. Здесь теперь можно жить, да и к нашим вечерним посиделкам я уже привык. Мы можем платить аренду пополам, а если вы сможете готовить время от времени, будет просто прекрасно. — Я подумаю, хорошо? Сначала нужно обзавестись работой. Я присмотрел пару вакансий, теперь со своими документами можно идти на собеседование. Ротгер вытянул из кучи бумаг на столе газету, в которой Олаф отмечал объявления, и присвистнул: — Вы уверены, что хотите работать здесь? Платят мало, работы много, а район… Наркоманы поножовщина, да много чего ещё. — В другое место меня и не возьмут, — устало произнёс Олаф. — Не хотите об этом поговорить? — Ротгер пытливо заглянул в лицо Кальдмеера. — Нет, не хочу. Извините. — Как скажете. Но эту больницу я вам очень не рекомендую. — Я справлюсь. Не переживайте за меня, Ротгер.***
— И он так и живёт у тебя? — Альмейда заказал пива и посмотрел на Ротгера. После напряжённой недели они оба расслаблялись в раре. — Да, и я не против. Так он будет хотя бы под присмотром. Всё-таки я за него в ответе. — Ты нашёл его в переулке и помог с поисками вещей. Кстати, как ты это сделал? — Секрет фирмы, — ослепительно улыбнулся Вальдес. — Это разве важно? — Важно. Потому что тот таксист, что обокрал его, вдруг явился с повинной в мой участок и признался ещё в восьми подобных грабежах. — А тебе что, не нравится? Сколько я тебе висяков разом раскрыл! — Да что бы мы без тебя делали, Бешеный, — покачал головой мужчина. — Но ты же понимаешь, что это незаконно. — Ничего, я пока не попался. И не попадусь. Рамон вздохнул и сделал глоток из кружки: — Тебя бы в полицию. С твоими умениями и мозгами. — Нет уж, спасибо. Я там со скуки помру Терпеть не могу эти ваши бумажки. — Можно подумать, у тебя своих отчётов мало, — закатил глаза Рамон. — Много. Но у меня есть симпатичная секретарша, которая варит отменный кофе и прекрасно справляется со всей этой скучной бумажной работой. — Понятно, — рассмеялся мужчина. — Ну смотри. — Так что, меня вполне устраивает быть твоим консультантом и заниматься своими маленькими расследованиями. — Маленькими… Да ты такое осиное гнездо разворошил! Как тебя ещё не убили? — Пытались, — хмыкнул Бешеный. — Не вышло. — И ты продолжаешь спокойно разгуливать по улицам? — А чего мне бояться? Если мне суждено подохнуть, так я и дома могу шею свернуть. А если не суждено, чего зря переживать? Не бери в голову, Рамон, прросто жди. В ближайшее время дам тебе наводку. — Буду ждать, — вздохнул мужчина. — Но умоляю, будь осторожен, Бешеный. — Посмотрим, — сверкнул зубами Ротгер.***
Олаф жил в Хексберг уже несколько месяцев. Он всё-таки устроился в ту самую клинику в криминальном районе, к огромному неудовольствию Ротгера. Тот искренне не понимал, почему грамотный врач — а в квалификации своего соседа он не сомневался — работает непонятно где за нищенскую зарплату. Олаф предпочитал отмалчиваться и очень просил Ротгера не вмешиваться. При всём своём неуёмном любопытстве Вальдес был человеком тактичным и потому не стал лезть в личные дела своего нового друга. Однако поведение Олафа Ротгеру не нравилось от слова совсем. Работал мужчина сутками напролёт, буквально на износ. Уходил рано утром, возвращался глубоко за полночь, а иногда и вовсе не возвращался. Но больше всего Ротгера злило то, что, едва держась на ногах, Олаф, придя домой, шёл не спать, а готовил для него ужин, убирал квартиру или мыл посуду. Ротгер даже сам стал пытаться наводить подобие порядка, лишь бы сосед больше спал, но Кальдмеер всегда находил, чем себя занять. Сегодняшний день не должен был стать исключением, и всё-таки что-то пошло не так, как всегда. Это Олаф понял, едва переступив порог квартиры. В прихожей отчётливо пахло кровью. Мужчина хорошо знал этот запах, который не мог спутать ни с чем. — Ротгер? — крикнул он, чувствуя подступающую к горлу панику. Со стороны кровати послышался слабый стон, и Олаф, не раздеваясь, бросился. Вальдес, неестественно бледный, лежал на полу. Его футболка насквозь пропиталась кровью, но не это было самым страшным. Из плеча мужчины торчал нож, всаженный по самую рукоять. — Олаф… Вы сегодня рано. Сможете мне помочь? — Вам нужно в больницу! Я вызову неотложку. — Нет! — мужчина попытался подняться. — Не надо, я вас очень прошу. В больницу мне никак нельзя. — Почему? — Я расскажу, обещаю. Вы поможете? Олаф опустился на пол рядом с мужчиной: — Нож нехорошо засел. Я не уверен, что смогу вынуть его, не навредив. — У нас нет выбора. В больницу мне нельзя, иначе придётся привлекать полицию. Я могу их спугнуть. Помогите, Олаф. Мужчина, не говоря больше ни слова, ушёл за своей сумкой. К счастью, всё необходимое у него было, в том числе обезболивающее. Ротгер оказался образцовым пациентом. Он не дёргался, исполнял все инструкции Олафа немедленно и без умолку болтал, чтобы отвлечься от боли. К счастью, нож засел в мягких тканях, и извлечь его вышло легко. Олаф обработал рану, наложил швы и повязку и даже отыскал в аптечке антибиотик, который заставил Ротгера выпить. Закончив, он помог мужчине улечься в постель: — Отдыхайте. Я принесу вам чай. — Отдохните лучше. Вы выглядите как не слишком свежий покойник. — На себя посмотрите. Лежите, я скоро, — Олаф отошёл к столу и включил чайник. Устроившись за столом, он принялся ждать, пока вода закипит, да так и уснул, утомлённый тяжёлым днём и волнениями за Ротгера.***
Рука Ротгера заживала медленно. Может быть, если бы Бешеный лежал спокойно, не тревожа её, дело пошло бы быстрее, но соблюдение постельного режима было не в его характере. За неделю у него трижды расходились швы, а рана воспалилась и начала гноиться, и тогда Олаф со скандалом уложил Ротгера в постель. Вальдес возмущался, сопротивлялся, даже немного дрался, но в итоге принял своё положение, когда Олаф припугнул его тем, что он не сможет стрелять, если рука плохо заживёт. К счастью, терпение Ротгера недолго подвергалось испытанию. Буквально неделя покоя — и Олаф снял швы, разрешив несчастному постепенно возвращаться к работе. Однако этот случай стал лишь началом череды неприятностей.***
Этой ночью Ротгеру не спалось. Проклятая рука, уже почти зажившая, снова разнылась, так что звонок его разозлил — он ведь только начал засыпать! Взяв трубку, мужчина раздражённо буркнул: — Да? — Господин Вальдес? — голос на другом конце провода был тихим и вкрадчивым. — Да. С кем я говорю? — Это не так важно. Я хочу предупредить. Не лезьте в это дело, детектив, пожалеете. — И как долго вы собираетесь мешать мне спать по ночам? — хмыкнул Вальдес. — Если у вас появились новые аргументы, я слушаю. — Увидите. До встречи, Бешеный. Ротгер вздохнул и положил телефон рядом с собой. Сон окончательно слетел, и мужчина выбрался из постели — заварить себе чаю и заодно подогреть ужин для Олафа, который вот-вот должен был вернуться с работы. Но не успел он запихнуть тарелку в микроволновку, как расслышал шаги на лестнице. Что-то в них, однако, было не так, и Ротгер сразу это отметил. Было ли дело в том, что Олаф шёл медленнее обычного, или в том, что с ключами он возился непривычно долго — Бешеный не знал, но на всякий случай поспешил к двери. Кальдмеер и в самом деле выглядел ужасно. Одежда на нём была вся заляпана грязью, а на лице расплылся огромный синяк. — Олаф! Что с вами приключилось? — Ротгер подхватил его под локоть. — Машина чуть не сбила, — устало произнёс Олаф. — Сейчас расскажу, только. Ротгер проворно стянул с друга куртку и, усадив за стол, поставил перед ним тарелку с ужином. Ел Олаф без аппетита. Больше всего ему сейчас хотелось залечь в горячую ванну, а потом заснуть. Но Ротгер смотрел с таким неподдельным беспокойством, что Олаф понял, что просто обязан его успокоить. — Не тревожьтесь, я почти не пострадал. Успел отскочить, только немного ушиб плечо. Хочу просто принять ванну и лечь в постель. Ротгер кивнул: — Вы ешьте, а я наберу воду. А потом осмотрю ваше плечо, мало ли. Все волнения улеглись к утру. Олаф заснул, едва его голова коснулась подушки, а вот Ротгеру не спалось. Он понимал, что вечернее происшествие не было случайностью. Оно было предупреждением, и если покушения на самого себя Вальдес давно воспринимал как данность, то подвергать опасности Олафа он не хотел и не мог. Тем более что сам Кальдмеер, кажется, даже не понимал, что наезд на него был спланированным. Ротгер покосился на спящего и вздохнул. Втягивать его в свои дела он не планировал, но ввести в курс происходящего теперь однозначно придётся.***
Утром Ротгер кое-как уговорил Олафа остаться дома. Так было спокойнее, да и в стенах квартиры можно было спокойно поговорить. Выглядел Олаф неважно, — видимо плечо всё-таки ощутимо болело. К тому же, он третью неделю работал без выходных и выглядел непривычно осунувшимся и похудевшим. — Вы вообще едите что-то на работе? — недовольно проворчал Вальдес, наливая в чашку куриный бульон. — Лапшу, — Олаф не смог не улыбнуться выражению лица Вальдеса. — Даже я при всей своей лени не могу есть эту гадость. — Я в порядке, не беспокойтесь. Вы хотели о чём-то поговорить? — Да… Хотел бы. И в первую очередь должен извиниться. Из-за меня вас вчера едва не сбила машина. — Что за глупость? — Олаф был искренне удивлён. — Вас не собирались убивать, но и случайным наезд не был. Это предупреждение. Мне. — Я ничего не понимаю. Ротгер вздохнул: — Сейчас попробую объяснить. Вот уже несколько месяцев я вместе с полицией Хексберг разрабатываю одну группировку. Они много чем промышляют, но основная их деятельность — это торговля поддельными лекарственными препаратами. И ладно бы подделывали по мелочи, но они работают с антибиотиками, кровозаместительными препаратами, да много с чем. Люди умирают, становятся инвалидами, лекарства находятся и уничтожаются целыми партиями, а выйти на тех, кто их подделывает, не получалось до недавнего времени. И вот сейчас я вроде как близок к раскрытию дела, но меня вычислили. Сначала пытались совать деньги, потом было несколько покушений, ещё позже снова попытались переманить на свою сторону. Теперь, видимо, зашли с другой стороны и пытаются давить на меня через вас. — Возможно, вы и правы, Ротгер, — Олаф тяжело вздохнул. Сейчас он казался похожим на смертельно уставшего старика. — Но желающих моей смерти хватает и без ваших неприятностей. Так что, возможно, покушение связано не с вашим делом, а с моим прошлым. — Что вы такое говорите, Олаф? Вы, можно сказать, святой человек. Что в вашей жизни могло быть такого, за что вас можно убить? — Почитайте о нейрохирурге Олафе Кальдмеере, — мужчина посмотрел на Ротгера. — Вряд ли вы сможете относиться ко мне по-прежнему, но скрывать от вас правду о себе я больше не желаю. — Да знаю я о вас всё, — отмахнулся Ротгер. — Доктор Смерть и весь этот бред. Операции были рискованными, а вы не Создатель. Они просто нашли козла отпущения. — Их было четверо, Ротгер. И все умерли меньше, чем через сутки после моих операций. Я ошибся, сделал что-то не так. Во всех этих смертях виновен я сам. И то, что меня не посадили, а только лишили лицензии хирурга — чудо, не иначе. — Глупости! Я читал о вас очень многое. Сотни успешных операций и вот, несколько смертей — и обо всех ваших заслугах сразу забыли. — Среди умерших был один известный актёр. Его поклонники не давали мне жизни. Сожгли мою машину, дежурили под окнами, а однажды избили моего аспиранта за то, что он вступился за меня. Тогда-то я и решил уехать. У Руппи вся жизнь впереди, он талантливый мальчик и далеко пойдёт. Но общение со мной плохо скажется на его репутации. — Вы просто… Ох, Олаф… — Да, Руппи тоже пытался убедить меня, что это не моя вина. Но я же понимаю. Да и коллеги мои в один голос твердят, что я виноват, что я допустил ошибку. — А ещё вы оперировали пьяным, ага, — закатил глаза Ротгер. — Я в жизни этому не поверю. Олаф ничего не ответил. Ему до сих причиняли боль воспоминания о том, как вчерашние друзья оклеветали его, чтобы самим остаться на своих местах. — Вы не виноваты в том, что ваши коллеги оказались не такими правильными, как вы. Не волнуйтесь об этом. Когда я закончу с этим делом, я разберусь, что произошло в вашей клинике. Не может быть, чтобы вы могли ошибиться четыре раза подряд. — Вы меня переоцениваете. — Вам виднее. Но я всё равно попытаюсь. А сейчас мне пора, до встречи. — Будьте осторожны, хорошо? — Вы тоже. Дверь никому не открывайте, у меня есть ключи. Олаф кивнул и проводил Ротгера до дверей.***
Вальдес засиделся в офисе допоздна. Он сейчас работал один, решив, что лучше дать секретарше отпуск, чем рисковать ещё и её жизнью. Так что теперь он сам разбирался с кипой счетов, бумаг, отчётов и прочим. Он и не подозревал, как много бумаг нужно заполнять работающему по всем законам частному детективу. Но это было одним из условий сотрудничества с полицией, которым Ротгер очень дорожил. Потерев глаза и сделав глоток кофе, он отложил последнюю папку и набрал номер Альмейды. — Да? — чуть недовольно ответили на том конце. — Привет. Занят? — хмыкнул Ротгер. — Извини, перезвоню позже. — Нет-нет, говори. Что случилось? — Не по телефону. Мы можем встретиться? — Можем. Давай в обычном месте, часа через два. — Отлично. Встретимся там, — Ротгер погасил лампу.***
Стриптиз-клуб мог показаться странным местом для встреч, но Рамона и Ротгера это вполне устраивало. Можно было поговорить, поглазеть на красивых девочек, выпить и при этом не вызвать ничьих подозрений, а громкая музыка почти сводила к нулю вероятность того, что их подслушают. Последнее сейчас было особенно актуально. — Вот то, что я нарыл, — отрапортовал Ротгер. — Но у меня проблема. Они прицепились к моему соседу. Вчера его чуть не сбила машина. — Уверен, что это не случайность? Мало ли пьяных неадекватов. Особенно в том районе, где он работает. — Уверен. Ночью мне позвонили, предупредили, что если я не успокоюсь, ему не поздоровится. И что предупреждение уже было. — И что, ты хочешь отказаться от дела? — Ни за что. Но подвергать Олафа опасности я тоже не хочу. Можешь попросить своих ребят приглядывать за ним время от времени? — Я бы с радостью, но у нас дел невпроворот. Я могу отправлять дополнительные патрули к его клинике, но постоянное наружное наблюдение обеспечить не выйдет. — Ладно, подумаю, как быть. А дополнительные патрули — вещь хорошая. Лишним точно не будет, спасибо. — Пока не за что. Ещё что-то есть? — Нет, ничего. Можно просто посмотреть на девочек, — Ротгер улыбнулся одной из красавиц, и та повесила ему на шею свойгазовый платок.***
Олаф вернулся к работе через два дня. Плечо больше не болело, да и отдых пошёл на пользу, поэтому настроение было приподнятое. К обеду он подустал. Людей в тот день было много, однако к обеду поток немного ослаб, и Олаф собрался перекусить, пока его перерыв не закончился, но тут в кабинет постучались. Мужчина разочарованно вздохнул: — Войдите. Дверь распахнулась, и в кабинет заглянул молодой человек: — Господин Кальдмеер? — Да, это я. Что вас беспокоит? — Меня? Ничего. Я принёс заказ, большой обед и зелёный чай. — Я ничего не заказывал, — удивился мужчина. — Наверное, это ошибка. — Заказ оформил Ротгер Вальдес. Может быть, вы его знаете? — А, Ротгер, — губы мужчины тронула улыбка. — Что ж, оставляйте. Спасибо. Курьер с облегчением выдохнул и, оставив пакет, попятился назад, выходя из кабинета. Олаф запер кабинет и, вернувшись за стол, раскрыл пакет. Внутри, помимо обеда, лежала записка, написанная настолько коряво, что разобрать можно было с трудом. «Мой дорогой Олаф! Если вы не начнёте нормально питаться, я буду кормить вас лично. Одной язвы в нашем доме достаточно. Приятного аппетита». Олаф рассмеялся и с удовольствием съел горячий обед вместо опостылевшей лапши и бутербродов. Так и повелось. Каждый день в одно и то же время Ротгер посылал Олафу обед вместе с лаконичной запиской. Олаф ел, писал Ротгеру сообщения с благодарностью и получал в ответ смайлик. Мужчина не хотел признаваться себе в этом, но забота Ротгера была приятна. Раньше о нём беспокоился только его ассистент, Руперт, по которому Кальдмеер скучал, пожалуй, даже больше, чем по старому дому. Но сейчас Олаф был почти счастлив. У него была, пусть и не самая лучшая, но работа, хороший друг и вполне уютное жильё. Пожалуй, впервые за долгое время Кальдмееру хотелось наслаждаться сегодняшним днём, а не думать о тяжёлом завтра.***
Расследование Вальдеса продвигалось медленно. Из-за постоянных угроз Олафу он был вынужден быть более осмотрительным. Для всех окружающих он бросил расследование и даже уничтожил все материалы, что смог нарыть. Олафу он ничего не говорил, не желая волновать его. Сейчас он снова напал на след, но, чтобы всё разузнать как следует, нужно было срочно отправляться в столицу. Простившись с другом, он уехал, не сообщив даже, как скоро вернётся. Поэтому Олаф временно остался один в ставшей неожиданно огромной квартире. Он старался не сильно усердствовать с уборкой — Ротгер не любил, когда рылись в его бумагах. Вальдес отсутствовал уже две недели, и три дня прошло с тех пор, когда он в последний раз выходил на связь. Олаф тревожился, но успокаивал себя тем, что Ротгер слишком занят и что него просто нет времени позвонить. На звонки Олафа он тоже не отвечал. На работе тоже не ладилось. То и дело происходил стычки, и Олафу приходилось оказывать помощь пострадавшим, а потом по несколько часов кряду давать показания полицейским. Поэтому, когда к нему в кабинет без стука вошёл человек в форме, Олаф решил, что дело в его пациентах. Но он ошибся — реальность оказалась куда более неожиданней. — Господин Кальдмеер? Нам нужна ваша помощь. — Чем могу быть любезен? — вежливо осведомился мужчина. — Один мой друг и почти коллега серьёзно ранен. Пуля засела в черепе, её необходимо извлечь. Ни один врач не берётся оперировать. Все в один голос утверждают, что только один хирург вообще способен провести подобную операцию. Вы. Олаф устало покачал головой: — Вы наверняка уже выяснили обо мне всё, что только можно, и знаете, что я лишён лицензии за смерть четверых пациентов и не имею права проводить нейрохирургические операции. Я ничем не могу вам помочь. — Господин Кальдмеер, я прошу. Мы сделаем всё, чтобы никаких последствий для вас не было, только спасите его. — Я не могу. Вы не понимаете? Я убил четверых своим вмешательством и не желаю добавлять к этому пятый труп. Хватит с меня. Я. Больше. Не. Оперирую. — Господин Кальдмеер… — Я всё сказал. Уходите. Мужчина тяжело поднялся на ноги и покинул кабинет, громко хлопнув дверью. Олаф тяжело вздохнул. Нестерпимо захотелось поговорить с Ротгером. Услышать его очередную колкость или добрый совет, а, может, и всё вместе, но телефон по-прежнему мочал, и Олаф с трудом высидел рабочий день до конца. Однако попасть домой ему было не суждено. Едва мужчина вышел из клиники, как его бесцеремонно схватили двое в полицейской форме, заковали в наручники и затолкали в патрульную машину. — Что вы себе позволяете? Немедленно выпустите меня! — Сначала поговорим. Но не здесь. Олаф посмотрел в окно. Машина, воя сиреной, неслась по шоссе в сторону центра. Мужчина не сразу понял, что его везут в центральный госпиталь, а когда понял, спокойно произнёс: — Я не стану его оперировать. Я уже говорил. Его похитители хранили угрюмое молчание. Затормозив на парковке, они выбрались из машины и вытащили Олафа наружу. В больницу они вошли через чёрный вход, где их уже ждал врач: — Вы уверены, что это хорошая идея? — Это единственный шанс, — вздохнул Рамон. — Идёмте. Мужчина кивнул и повёл гостей в реанимацию. В этот час в отделении было почти пусто. Только две медсестры дежурили у палат. Доктор снял с вешалки три халата и подал гостям. Рамон накинул халат на себя и Олафа, его напарник сделал то же самое. В само отделение, однако, прошли лишь двое. — Зачем вы меня сюда привезли? Неужели вы думаете, что я прямо сейчас встану к операционному столу? — Нет, на это я не рассчитываю. Но я хочу, чтобы вы посмотрели на человека, которого почти наверняка убьёте своим отказом. Он лучший из тех, кого я знаю, и пострадал, расследуя опасное дело. Он заслуживает жизни. Взгляните, — мужчина подвёл его к огромному окну. — Смотрите. Олаф помимо воли уставился внутрь палаты, а в следующий миг земля ушла у него из-под ног. Мужчина осел на пол и, едва шевеля губами, прошептал: — Ротгер…***
Ночью Олаф не спал. Поти нестерпимо хотелось выпить, но он не мог. Пока ещё он не принял решение, но нет-нет, но ловил себя на мысли, что просчитывает ход операции, строит предположения, как и каким образом пуля засела в голове, какие участки мозга могла задеть и насколько велик риск. В конце концов, не выдержав, он сделал то, чего не делал давно — позвонил своему бывшему аспиранту и по совместительству единственному другу: — Руппи, прости, что поздно. Мне нужен совет. Юноша явно спал, но голос бывшего учителя быстро привёл его в чувство: — Профессор Кальдмеер? Что-то случилось? Олаф вздохнул, собираясь с мыслями, и заговорил: — Мой хороший друг попал в беду. Я не знаю точно, что произошло, но сейчас он в больнице. И я единственный, кто может провести операцию, которая его спасёт. Но… Мне страшно. Никогда в жизни я не был в таком ужасе. Помоги мне, я не знаю, как мне поступить. Какое-то время Руппи молчал, а потом заговорил, взвешивая каждое слово: — Профессор… Я не знаю, что вы там себе навыдумывали, но вы лучший врач из всех, кого я знаю. Я не понимаю, что произошло с вашими пациентами — вы всё сделали правильно и в глубине души сами об этом знаете. Сейчас в беде в первую очередь человек, и не важно даже, что он ваш друг. Вы единственный, кто может его спасти, а, значит, вы обязаны попытаться. Именно попытаться. Вы не Создатель, вы не можете предусмотреть всё. Но если вы даже не попытаетесь, то ответственность за эту смерть отчасти ляжет на вас. — Отчасти… Ты всегда опасался сделать мне больно, — Олаф как-то обречённо улыбнулся. — Спасибо. Ты мне очень помог. Прости, что побеспокоил так поздно. — Ничего, профессор. Всё хорошо. — Спокойной ночи. — Спокойной ночи. Сбросив звонок, он немедленно набрал номер Альмейды, и, едва на том конце послышался усталый голос, Олаф, не давая себе времени передумать, произнёс: — Я согласен.***
— Мне нужно два ассистента, — Олаф сидел в ординаторской и пил чай, пытаясь хоть как-то успокоить себя. Нервы были напряжены до предела. С минуты на минуту ему должны были принести результаты обследования Ротгера, и от того, что он там увидит, зависело, сможет ли он вообще провести операцию. — У нас есть опытные хирурги, и мы были бы признательны, если бы вы позволили им ассистировать вам. Олаф молча кивнул — его это вполне устраивало. Тем временем медсестра принесла историю болезни Ротгера, и Кальдмеер немедленно углубился в её изучение. — МРТ по понятным причинам сделать не вышло, — произнёс один из врачей. — Это всё, что есть. Олаф кивнул, сосредоточенно изучая бумаги. Подобные операции он проводил и раньше, но настолько сложно всё было впервые. Пуля засела в черепе и застряла, не дойдя до мозга совсем немного. Любое неверное движение могло сместить её, и это убило бы Ротгера, поэтому врачи приняли решение поместить пациента в состояние искусственной комы до тех пор, пока не найдут человека, который возьмётся за проведение операции. Олаф знал, что друзья Ротгера искали его почти три дня, осознавал, что много времени было упущено. и даже в случае успешного проведения вмешательства велик риск, что Вальдес останется инвалидом. Провести полноценную энцефалограмму из-за пули не решились, боясь сделать хуже, поэтому работать приходилось не просто на свой страх и риск, но и практически вслепую. Единственное, что было в распоряжении у доктора — это рентгеновский снимок черепа, по которому можно было определить примерное расположение пули. Моясь перед операцией, Олаф никак не мог отделаться от мысли, что, возможно, будет оперировать живой труп, ведь если мозг уже умер, то никакая операция не вернёт Ротгера к жизни. Они провели консилиум и решили, что пытаться провести дополнительные исследования — неоправданный риск. Лучше прооперировать заведомо мёртвого и узнать об этом позже, чем точно убить его, пытаясь что-либо выяснить. Олафу такой подход не нравился, но он согласился, что в данной ситуации это единственный выход. Встряхнувшись, он вышел из душа. Ему тут же помогли обрядиться в халат, шапочку и перчатки, после чего Олаф направился в операционную.***
Саму операцию Олаф помнил смутно. Он был предельно сосредоточен, не замечая ничего вокруг. С ассистентами ему повезло — они чётко выполняли все инструкции, чем облегчили работу Олафу. Редко когда удавалось так быстро и легко сработаться с командой. Двадцать часов спустя Олаф выдохнул: — Всё. Перепоручив Ротгера заботам анестезиологов, он стянул маску и направился к выходу из операционной. Но не успел он переступить порог, как услышал: — Господин Кальдмеер, вы арестованы по подозрению в проведении незаконного хирургического вмешательства. Олаф устало посмотрел на Рамона, который стоял чуть в стороне: — Вы же обещали. — Мы всё уладим, не волнуйтесь. Всё будет в порядке. Кальдмеер протянул руки вперёд, позволяя защёлкнуть на них наручники. Сил спорить и что-то объяснять не было. Он жалел лишь об одном — он не сможет быть рядом с Ротгером, когда тот придёт в себя.***
Голова болела так, будто в череп вонзился раскалённый прут. Ротгер открыл глаза и тут же пожалел об этом. В помещении царил полумрак, но даже этот свет безумно больно резанул по глазам. — М-м-м-м-м-м, — застонал мужчина, поворачивая голову на подушке. Боль немедленно разлилась по всей голове, к горлу подступила тошнота. Рядом мелькнула чья-то тень. — Спите, вы ещё очень слабы. Ротгер хотел было возразить, но на тело навалилась такая непреодолимая усталость, что мужчина, к своему облегчению, снова провалился в темноту. Следующее пробуждение было приятней. Рядом с ним оказался Рамон, который, правда, почему-то спал. Ротгер попытался припомнить, что произошло, по попытка не увенчалась успехом. Он помнил свой отъезд, помнил то, что было в столице и своё возвращение, а дальше словно отрезало. Это что же, они с Рамоном так упились, что он угодил в больницу? — Эй, — прохрипел мужчина. — Рамон! Мужчина вздрогнул и проснулся: — Ротгер! Ты очнулся! — Да. Что случилось? В последний раз мне было так плохо, когда мы с Росио праздновали его выпускной. Альмейда истерически рассмеялся: — Ротгер… Ты ничего не помнишь? Вообще? — Нет. Так что буду признателен, если ты мне наконец объяснишь, что случилось. Рамон вздохнул: — В тебя стреляли. Ты провёл без сознания в общей сложности полторы недели и успел напугать нас до смерти. — Кошмар. Я в жизни столько не спал… Стоп. Мне попали в голову? То есть, мои волосы… — Да, ты теперь у нас лысый как коленка, — хмыкнул мужчина. — Ну, я давно собирался поэкспериментировать со стилем, так что… — Ротгер, ты невыносим! Я позову врача. — Ну Рамон… Не надо отдавать меня им в лапы. Лучше расскажи ещё что-нибудь. Ко мне больше никто не приходил? — Ну, приходили ребята из отделения. Они за тебя волнуются. — И всё? — чуть разочарованно протянул Ротгер. — И всё, — мужчина отвёл взгляд. Говорить ему об Олафе он пока не хотел. Врач дал понять, что любой стресс сейчас может быть опасен, и Рамон решил отложить тяжёлый разговор. Прошло несколько дней. Ротгер стремительно поправлялся. К нему каждый день заглядывал Альмейда с коллегами, поболтать, а вот Олаф так ни разу и не зашёл. Это Вальдеса удивляло — в конце концов, они вроде как стали друзьями, и такое отношение казалось странным. Ротгер не был человеком, которого можно легко обидеть, но сейчас он чувствовал, как давно забытое ощущение завладевает им. Он даже выпросил у медсестры телефон и позвонил сначала на мобильный Олафа, а затем домой. Ни там, ни там трубку никто не взял. Обида сменилась беспокойством. Вдруг люди, что стреляли в него, добрались и до Олафа? Он в который раз пожалел, что не познакомил своих друзей с Кальдмеером. Настроения не было совершенно, поэтому, когда в палату зашёл незнакомый ему человек, мужчина проворчал: — Что нужно? — Я следователь Гарсиа. У меня есть пара вопросов к вам. — Моё дело ведёт Рамон Альмейда, — нахмурился Ротгер. — Это дело о покушении. А я говорю о проведении на вас незаконной операции. В груди Ротгера шевельнулось дурное предчувствие: — А поподробнее? — Не знаю, в курсе ли вы, но вашу операцию проводил врач, лишённый лицензии около года назад. — А поподробнее? — мужчина почувствовал, как начинает свирепеть. — Олаф Кальдмеер провёл операцию, не имея на это законного права. Ротгер выдохнул: — И что из этого следует? — До пяти лет тюрьмы и крупный штраф. Плюс компенсация физического вреда для вас. Ротгер поперхнулся: — Вы с головой дружите? Какая, к Леворукому, компенсация физического вреда? — Он вас оперировал… — Я умер? Или, может, остался инвалидом? Поговорите с моим лечащим врачом, он подтвердит, что я поправляюсь исключительно быстро для такого ранения. О какой компенсации может идти речь? Вы в своём участке вообще берегов не видите? — Вы осознаёте, что могли умереть? — Посмотрите мою историю болезни. В момент подачи на стол я был без пяти минут трупом. И если бы он меня не прооперировал… Я бы сдох. — То есть, претензий к господину Кальдмееру вы не имеете? — Нет, никаких. Только безгранично ему благодарен. Следователь выглядел раздосадованным. Он-то рассчитывал на сенсацию, а получил только неодобрение. — До свидания. Выздоравливайте. Ротгер кивнул и устало закрыл глаза.***
— Ты не хочешь ничего мне казать? — поинтересовался Вальдес, едва Альмейда зашёл к нему в палату. — Например? — насторожился Рамон. — Например, почему Олаф не приходит ко мне почти неделю? Мужчина вздохнул: — Следователь всё-таки приходил, да? — Да, приходил. Ты зачем его втянул в это? И почему ничего не рассказал мне? — Откуда я знал, что он твой друг? — А даже если бы он не был моим другом, Рамон! Ты заставил человека нарушить закон, и теперь у него крупные неприятности. — Ты умирал. Что я должен был делать? Все в один голос орали, что такие операции умеет проводить только один человек. — Я ведь практически смог доказать его невиновность. А теперь… Рамон, если его посадят, я больше не стану вам помогать. Мужчина вздохнул: — Я не думал, что так выйдет. Мы обо всём договорились с врачом. По документам операцию должен был проводить он, но кто-то анонимно сообщил в полицию. и всё. Я ничего не смог сделать. Но если у тебя не будет претензий, наказание будет минимальным. — Он вообще не должен быть наказан! Он невиновен! И лицензию у него отобрали несправедливо, я могу это доказать. Ну, почти. Ты читал материалы, что я тебе успел переслать? — Читал, конечно. А что? — Видел поддельные накладные для центрального военного госпиталя Дриксен? — Ну да. А что, этот тот самый госпиталь, где трудился Кальдмеер? — Именно. Более того, почти все препараты предназначались для нейрохирургического отделения, и почти наверняка их кололи пациентам Олафа. — Но это не доказывает его невиновность. Возможно, дело не в лекарствах. — Ты сам в это веришь? Он не практиковал почти год, но смог провести ювелирную операцию мне так, что я выжил и не потерял мозги. Ты веришь, что такой человек мог допустить четыре ошибки подряд? Я вот не верю. Рамон кивнул, соглашаясь: — Но доказать это будет сложно. — Ага. Ты его подставил, и теперь всё будет ещё сложнее. Когда суд? — Минимум через два месяца. — Мало времени. Всё, я выписываюсь. Мне нужно в Дриксен! — Ты с ума сошёл? У тебя меньше двух недель назад была такая операция! Нет, Ротгер, ты должен остаться в больнице. — Ничего, не подохну, — Ротгер встал с постели и медленно покинул палату. Врач был возмущён решением Ротгера, но состояние не было жизнеугрожающим, а специальных процедур, требующих нахождения в стационаре, Вальдесу не проводили, поэтому причин отказать ему в выписке под свою ответственность не было. Ротгера снабдили длиннющим списком рекомендаций, пакетом медикаментов и взяли с него честное слово, что при любом ухудшении самочувствия он немедленно вернётся в больницу. Через пару часов мужчина был дома. Там всё осталось ровно так же, как было при его отъезде, только кот изрядно похудел, питаясь исключительно кормом. — Что, Ринальди, соскучился? — Ротгер взял зверя на руки. — Идём, накормлю тебя, — он подошёл к холодильнику и достал из неё банку кошачьих консервов. Кот нетерпеливо замяукал, и мужчина хмыкнул, вскрывая банку консервным ножом. Вскоре в доме царила идиллия. Ротгер пил горячий кофе, кот чавкал кормом. Не хватало только Олафа, который непременно отругал бы Ротгера за такое количество кофе. Хмыкнув, Вальдес на мгновение прикрыл глаза, систематизируя мысли. Для начала нужно было найти для Олафа адвоката. Самого лучшего. И за два месяца, оставшихся до суда, разобраться до конца с делом о торговле лекарствами и выяснить, от чего всё-таки умерли пациенты Кальдмеера. — Дел много, времени мало, — почти весело произнёс он, хватая телефон и делая первый звонок. — Рокэ? Мне нужна твоя помощь.***
Два месяца пролетели быстро. Ротгеру удалось накрыть банду торговцев фальшивыми лекарствами и получить в своё распоряжение множество самых разных документов. Альмейда, чувствуя свою вину, не противился и по запросу адвоката Олафа предоставил все необходимые данные. Так что к суду они приготовились основательно. Ротгер занял место потерпевшего, хотя таковым себя не считал. Заметив на скамье подсудимых Олафа, он ободряюще ему улыбнулся: — Вы в порядке? Мужчина устало ему кивнул. Выглядел Олаф неважно, но другу улыбнулся. — Не волнуйтесь, у вас будет самый лучший адвокат. Мужчина промолчал, но улыбка стала более явной. Со своим адвокатом Рокэ Алвой он познакомился примерно полтора месяца назад, и он показался ему странным, но интересным человеком. Впрочем, он не надеялся, что это его спасёт. Слишком уж много фактов было против него. Его размышления прервало появление судьи. Никто не ждал от заседания чего-то особенного, но сложности начались сразу с опроса потерпевшего. Ротгер отказался от любых претензий в отношении Олафа. Когда обвинитель спросил, почему же он тогда здесь, мужчина туманно ответил, что все подробности разъяснит адвокат подсудимого. Когда же слово взял Рокэ Алва, весь зал замер. Все знали, что Рокэ брался лишь за те дела, что считал интересными и за свою карьеру проиграл лишь однажды, когда сам этого захотел. Подсудимый действительно был виновен, а Алва очень не любил, когда его водили за нос. — Уважаемый суд, — начал Рокэ. — Ни для кого из нас не секрет, что господин Кальдмеер действительно провёл операцию, не имея на то лицензии, и сомнений в его виновности нет, однако ряд обстоятельств заставляет в этом усомниться. Вы позволите предъявить ряд фактов, позволяющих опровергнуть утверждение, что господин Кальдмеер лишён лицензии законно? — Протестую! — тут же подал голос обвинитель. — Это не имеет отношения к делу. — Протест отклонён, продолжайте, — ответил судья. — Продолжайте. — Так вот, во время изучения дела господина Кальдмеера я обнаружил много странностей. — Например? — заинтересованно произнёс судья. — Не кажется ли вам странным, например, тот факт, что господин Кальдмеер, нейрохирург с многолетним стажем, допустил четыре фатальные ошибки подряд в рядовых по сути операциях? Я внимательно изучил все его операции, а их было несколько сотен. Были смерти, да, но только в тех случаях, когда операции изначально были сопряжены с большим риском: опухоли больших размеров, тяжёлые травмы и прочее. Эти же операции были довольно просты, и вдруг четыре смерти подряд. Один раз я мог бы поверить, но не четыре. Тем более, что причиной смерти назван прогрессирующий отёк мозга у всех. Это выглядит как минимум подозрительно. — Что вы хотите этим сказать? — задал вопрос прокурор. — Что господин Кальдмеер не допускал никаких врачебных ошибок. Его обвинили незаслуженно. — Это всё ваши домыслы. — Вы думаете, я стал бы тут трепать языком, если бы у меня не было доказательств? — мужчина взял толстенную папку. — Вот, здесь всё, что нужно, — он протянул её судье. — А я в двух словах поясню, что это. — Будьте так любезны. — Во-первых, здесь заключение независимой экспертизы, которую заказывал один из бывших пациентов господина Кальдмеера. Страница восемнадцать, ознакомьтесь. Сам свидетель здесь и готов очно подтвердить всё сказанное. Также здесь материалы по другому делу, которое имеет к этому непосредственное отношение. Оно связано с задержанием бывшего руководителя госпиталя, в котором практиковал господин Кальдмеер, Вернера Бермессера. Он обвиняется в отмывании денег, подделке накладных и закупке поддельных препаратов. — И как это связано с нашим делом? — раздражённо бросил обвинитель. — Может быть, вы не будете меня перебивать и дослушаете? — сверкнул глазами адвокат. — Изучите приложение номер пять. В нём указано, что все погибшие пациенты господина Кальдмеера получали медикаментозное лечение из той самой сомнительной партии лекарств. После их смерти во всём обвинили хирурга. К сожалению, это было легко, так как доктор из той породы людей, что во всех неудачах винят лишь себя, в душе не допуская мысли о людской подлости. Тем более о подлости врача. — Всё это интересно, но не отменяет того факта, что подсудимый провёл операцию, не имея лицензии. — Но потерпевший не имеет к нему никаких претензий, а консилиум врачей заключил, что без этой операции господин Вальдес погиб бы. Квалификация хирургов из больницы не позволяла провести подобное вмешательство. И да, разве более чем успешная операция не является доказательством квалификации господина Кальдмеера? Прокурор промолчал. Заседание продлилось ещё несколько часов. Вызвали и допросили бывшего пациента Олафа; помимо этого состоялся допрос врачей клиники, которые в один голос утверждали, что никто из них не смог бы провести такое вмешательство, и единственным шансом спасти пациента была операция, проведённая высококвалифицированным хирургом. В конце концов суд удалился для совещания. Приговор потряс Олафа до глубины души, но ни Ротгера, ни адвоката, казалось, не удивил. Олафа отпускали на свободу — правда, с рядом условий. Во-первых, он должен был выплатить крупный штраф, а во-вторых, не позднее, чем в течении трёх месяцев пройти переаттестацию и получить лицензию по талигойским законам.***
Ротгер рассчитывал, что Олаф сразу поедет домой, но он исчез сразу после суда. Мужчина беспокоился за него, но всё же вернулся домой, решив, что Олаф знает, что делает. То, что он ошибся, Вальдес понял, когда Кальдмеер всё-таки вернулся пьяный в стельку. Он едва держался на ногах и, заметив Ротгера, рухнул прямо ему на руки. — Что же вы так? — мужчина потащил его к кровати. С трудом стянув с него ботинки и куртку, Ротгер уложил Олафа на постель. — Вам надо поспать. — Нет, не хочу, — почти нормальным голосом произнёс мужчина. — Я принесу вам чай, — вздохнул Ротгер и отошёл к плите. Заварив чай, он вернулся к мужчине и протянул ему чашку. Олаф взял её и прикрыл глаза: — Вы удивлены, да? Я тоже. — На самом деле, не очень. Вы пережили большой стресс в последние месяцы. — Дело не в этом. Я привык отвечать за свои поступки. Просто… Почти два года я винил себя во всём. Четыре жизни, оборвавшиеся по моей вине. Я даже жалел, что меня не посадили и даже не запретили работать в медицине, а просто отняли лицензию нейрохирурга. Пытался смириться с тем, что я убил всех этих людей. Что столько лет практики впустую… А потом вдруг выяснилось, что я невиновен. Что я всё сделал правильно, но это не спасло их. И это такое… ужасное чувство беспомощности… Ненавижу его. — Ложитесь спать. Завтра вам станет лучше. — Вы думаете? — Олаф забрался под одеяло. — Конечно. Утром у вас будет так болеть голова, что для мук совести просто не останется сил. Олаф тихо рассмеялся и закрыл глаза. Ротгер подоткнул ему одеяло и прикрыл глаза. Самое страшное было позади, теперь осталась переаттестация. Но в её исходе Ротгер нисколько не сомневался.