бесконечная игра.

Паша отправляет сообщение Лясе, когда боковым зрением видит в зеркале просунутую в гримерку голову Арсения. — Паш, можно? Воля прячет телефон в карман и поворачивается к коллеге. — С каких пор ты спрашиваешь разрешения, принцесса? — усмехается он и прислоняется бедрами к столику. — Вот об этом я и хотел поговорить, — недовольно протянул Арсений, зашел в гримерку и прикрыл дверь. — Паш, давай договоримся, что ты больше не будешь отпускать эти гейские приколы в мой адрес. У Паши что-то кольнуло в груди, будто у него отняли любимую игрушку. Он усмехнулся и развел руками. — Извини, это не моя прихоть. Тебя таким сделала мать-природа, и я… — Ладно, по-хорошему не хочешь, значит, — не обращая внимания на эту браваду, вздыхает Арс и поворачивается, чтобы закрыть дверь на замок. Паша сглатывает и напрягается. Он никогда не оставался наедине с Арсением и, в общем-то, мало что о нем знает. Просматривает его фотки ночами, постоянно выискивает глазами на съемках, вздрагивает от случайного соприкосновения кожей, помнит запах его духов — но ничего о нем не знает. Кроме того, что Попов до скрежета зубов красивый и с кучей родинок на груди. Арсений медленно, почти угрожающе, хоть и с совершенно спокойным выражением лица подходит к нему и практически прижимает к столику. — Мне не нравятся эти шутки. Они портят мою репутацию. — Это какую? Гейскую? — выпускает Паша нервный смешок, понимая, что голос срывается. Арсений сокращает расстояние и теперь выдыхает почти в губы. — Паш, лучше давай по-хорошему. У Воли бешено стучит сердце, ему совсем не страшно и почему-то нравится то, что происходит. Наверно потому, что к нему давно так близко никто не подходил, кроме Ляси, и это самая идиотская мысль, которая могла посетить его в такой момент. — А то что? Педики разве умеют драться? — снова хмыкает Паша и смотрит прямо в глаза Попова — темные, блестящие в свете ламп зеркала, отдающие питерским холодом, от которого бегут мурашки по спине. Арсений еще несколько бесконечных секунд смотрит в ответ, потом качает головой и разворачивается, чтобы уйти. Паша чувствует разочарование и судорожно думает, что еще сказать, чтобы задержать Попова в гримерке. — Ну вот, я же говорил, педики не дерутся. — Ты доигрался. В следующую секунду Попов резко поворачивается к нему, и Паша уже почти поднял руки для защиты, готовый к удару. Но его не последовало. Вместо этого Арсений больно хватает Пашины запястья, вжимает в столик и целует — грубо, кусая губы, прорываясь языком внутрь. Он напирает, исследует языком его рот, сжимает запястья сильнее и определенно хочет что-то доказать ведущему, но тот будто растерял всю свою спесь. И не только ее, потому что мыслей в голове тоже не осталось. Паша не отдает себе отчет, что уже минуту яро отвечает на поцелуй, подается вперед, не пытается освободить руки и хватает губами губы Арсения, когда тот хоть на миллиметр отстраняется. Воля приходит в себя, только когда чувствует бедрами выпирающий стояк Попова, и вдруг резко отталкивает. Дышит, как загнанный зверь, смотрит ошарашенно и не может поверить, что все это произошло на самом деле. — Какого хрена ты сделал?! — Всего лишь показал, что такое «педик», — зло хмыкает Попов, рывком тянет дверь на себя и вылетает из гримерки. Паша цепляется руками за столик позади себя, часто дышит и бегает взглядом по комнате, словно в ней могут быть ответы на сотни вопросов, стучащих в голове. Он облизывает губы, проводит дрожащей ладонью по лицу и медленно падает в кресло. Опирается локтями на колени и смотрит в пространство перед собой, ничего не понимая. В кармане жужжит телефон, Паша на автомате достает его, смотрит на отправителя и кидает телефон на столик. Снова берет его в руки, отвечает и жмет на кнопку выключения. Он выходит на улицу, чтобы стрельнуть сигарету у Шастуна и прийти в себя перед съемкой. Паша старается не думать, каким пиздецом она может обернуться, если они не разрешат эту ситуацию и не поговорят, но в чем он точно уверен, так это в том, что ничего обсуждать не хочет. Хорошо бы вообще больше никогда не видеть Арсения и не слышать это имя. Пока легкие травятся сигаретным дымом, мозг улавливает отрывки разговоров Димы и Шаста: «Арс… Арсений… Попов… Арс…». — Вам что, больше поговорить не о чем? — цедит Воля, выкидывая недокуренную сигарету в урну. Антон непонимающе смотрит на ведущего, переглядывается с Позом и пожимает плечами. Воля сбегает обратно в свою гримерку, запирается и зачем-то включает видео с Лясей и детьми. *** — Ты чего такой шуганый? Матвиенко угарает, глядя на странного Арса, и заглядывает другу в глаза. — Ничего, — бросает Арсений, покусывая губы и нервно стуча пальцами по колену. — Че случилось-то? Сережа прищуривается и вглядывается в лицо Попова. — У тебя губы припухшие. Ты сосался с кем-то? Арс поднимает взгляд, и Сережа понимает, что попал в точку. — Боже, только не говори, что с Шастуном, шипперы охуеют, — ржет Матвиенко и присаживается рядом. — Да иди ты, — обиженно говорит Арс и отворачивается. — Если я скажу, меня уволят, расчленят и закопают в разных частях Москвы. — Да ну нахрен! Сережа ахнул и приставил кулак ко рту. — Иди ты. Я не верю. Не может быть, — Матвиенко прошелся по комнате и вернулся к другу. — И как тебе? Арс смотрит на него, как на идиота, и прячет лицо в ладонях. — Пиздец, — глухо произносит он. — Что, все настолько плохо? — усмехается Сережа, а потом хлопает друга по колену: — Ну, не переживай, не все мужики так же хороши, как я. Попов убирает одну руку и улыбается, глядя на Сережу. — Это правда, — говорит он, но Матвиенко его останавливает. — Так, все, замяли. Так что там с Волей? Улыбка пропадает с лица Арса, и он отводит взгляд. В груди неприятно царапает, но он старается не показывать вида. — Да ничего. Это вышло спонтанно. Я хотел его проучить — да, кривым способом, неважно, — а получилось… Он ответил, — Арс снова смотрит на друга. — Ответил, понимаешь! И так целовал… Будто… Не знаю, — не сумев подобрать слова, Попов пожимает плечами. — Будто давно этого хотел. — Охуеть, — подводит итог Сережа и замолкает, когда в гримерку заходят вернувшиеся с перекура Поз с Шастом. — Че киснем? — Шастун подошел к Матвиенко и дернул его за хвостик. Тот ткнул его локтем в бедро, Антон наигранно скорчился, и они начали свою привычную игру «кто кого быстрее достанет». Попов равнодушно смотрит на это, делает глубокий вдох, удивившись, почему на ладонях краснеют следы от ногтей, и решает сходить к Паше. В конце концов, нельзя же ставить съемку под удар, верно? *** На пороге гримерки он переминается с ноги на ногу, наконец, решается и делает шаг вперед. В комнате пусто, и Арс чертыхается. До старта съемки совсем мало времени, и он хочет успеть. Идя по коридору и думая, где можно найти ведущего, он сталкивается с Волей плечом. — Смотри, куда идешь, — цедит Воля и отряхивает пиджак, словно Арсений его испачкал. — Паш, слушай… — Иди на хуй, — кидает Паша, не замедляя шаг и не поворачиваясь. У Арсения внутри все сжимается в комок: Воля никогда никому не грубит на съемках, и это плохой знак. Очень плохой. Он срывается с места и догоняет ведущего. — Паш, давай не будем срывать съемку, это же просто… — Что? — резко останавливается Воля и поворачивается к Арсу. Так резко, что тот на секунду теряется. — Просто поцелуй. Никто не видел и не знает. Извини, если тебе было неприятно, — Арс сглатывает, до боли сжимает кулак и все-таки не сдерживается: — Хотя мне показалось обратное. На мгновение Попову кажется, что Паша его ударит, но тот смотрит на него совершенно нечитаемым взглядом, после чего ухмыляется. — Обратное? Не льсти себе. Это у тебя был стояк. А меня ты держал так крепко, что я просто не смог бы вырваться. Арс злится, сжимает челюсть и смотрит куда-то за Пашино плечо. Тот продолжает ухмыляться, словно ничего не было, и Попову хочется… хочется снова вжать его в стену и проучить. И на этот раз проследить за реакцией, ткнуть в нее носом и доказать, что он прав. Он возвращается взглядом к наглым глазам Воли. — Ладно. Будет игра по твоим правилам. Но я предупредил. — Насчет чего? — хмыкает Паша, пряча руки в карманы брюк. — Насчет шуток. Называешь педиком — знаешь, что за этим последует, — Попов приближается вплотную и последнее слово выдыхает в сантиметре от Пашиных губ. Несколько секунд они молча смотрят в глаза друг другу. Попов может поклясться, что чувствует быстрый стук сердца ведущего, усмехается уголком губ и уходит. Игра началась. *** Паша, кажется, сдерживается изо всех сил. Попов уверен, что пару раз с языка Воли чуть не сошла скабрезная шутка, но ведущий удержался. Правда, этой решимости хватило ровно на одну съемку. На второй Пашу прорвало: шутки про ориентацию и смену пола вылетали одна за другой, и Попов мысленно злорадствовал, предвкушая расплату за них. Он не знал, нарочно Паша это делает или по привычке, но это больше не имело значения — у них есть правила игры, и Арсений не намерен от них отступать. После шокеров, в которых Попов вылил на себя половину реквизита, Арс шел по коридору без футболки и хотел скорее дойти на раковины, чтобы смыть остатки апельсинового сока с торса. Увидев открытую дверь в гримерку ведущего, Арсений улыбнулся, вытерся футболкой и кинул ее на пол. Так даже лучше. Он встает в дверном проеме, опирается о косяк и скрещивает на груди руки. Воля поворачивается, оглядывает его по пояс, и Арс видит, как ведущий сглатывает. Воле понадобилось две секунды, чтобы взять себя в руки и отвернуться обратно к бумагам со сценарием. — Решил наказать меня за шутки? Извини, ты настолько педик, что я забыл про наш уговор. — Забыл? Или хорошо помнил? Арс специально не закрывает дверь, подходит к Паше сзади и опускает руки на его бедра. Чувствует, как Воля едва заметно вздрагивает, и мысленно ставит себе пометку об этом. — Арс, твои поползновения ко мне не делают тебя меньшим педиком, скорее наоборот, ты уж извини, — разворачиваясь и пытаясь казаться невозмутимым, заявляет Паша, а Арс слышит, как дрожит его голос. Попов прижимает его к себе за бедра, видит, как Воля пытается отодвинуться, и ухмыляется. — Что ж ты извиняешься все время? Стыдно? — Да, стыдно, когда мужик как баба себя ведет, — еще менее уверенным голосом возвещает Воля и упирается бедрами все в тот же злополучный столик. — Отступать некуда, Павел, — издевательски томным шепотом произносит Арс и довольно улыбается. Паша не возмущается, не пытается убрать его руки, не отталкивает — и Арс понимает, что тому даже в голову это не приходит. Он поднимает руки выше, на талию, и рывком вжимает Пашу в себя. Воля вздергивает руки вверх, кладет их Арсу на грудь и слабо, едва ощутимо упирается. — Фу, ты липкий, — уже хрипло произносит Воля и смотрит на свои ладони, испачканные остатками сока. Арс понимает, что возбужден до предела, что Паша в его руках такой податливый и теплый, хоть и язвит, и так хочется заткнуть его рот чем-то более полезным, чем эти нелепые шутки… Попов наклоняется, видит, как Пашины губы раскрылись, готовые к поцелую, как вдруг они слышат звук шагов совсем рядом с дверью и резко отшатываются друг от друга. Оксана прошла мимо, не обратив на них внимания, и Арс понимает, что нужно уходить. Он молча, не глядя на Пашу, выходит, поднимает с пола футболку и все-таки идет в туалет. Воля подносит к губам ладонь и слизывает апельсиновый сок, закрывает глаза, делает несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться. Подходит к двери, защелкивает замок, прислоняется к ней спиной и расстегивает ширинку, чувствуя жгучую смесь возбуждения и бесконечной ненависти к себе. *** Паша сидит в баре и пьет уже второй бокал виски. В голове раз за разом прокручивается один и тот же сценарий с разными концовками: вот они с Арсением переспали, их застала Ляйсан, и вся жизнь Паши пошла прахом. Вот они переспали, их никто не застал, но Паше настолько страшно, что он все портит. Вот они переспали, их никто не застал, и они каждую субботу задыхаются от эмоций и чувств друг к другу… Воля залпом допивает остатки виски и заказывает еще. Завтра снова съемка, но он не собирается думать, как она будет проходить. Уже плевать. Последняя съемка сегодня прошла из рук вон плохо. Он с трудом подбирал слова, по-идиотски шутил и слишком явно пытался не смотреть в сторону Арсения. Но чувствовал кожей его прожигающий взгляд, и по спине бежали мурашки. Почему-то в этих прокручиваемых в голове сценариях не было ни одного, в котором он бы благополучно забыл об этом всем и спокойно жил дальше. Нет, Паша даже мысли не допускает, что это можно просто забыть. Понадобилось два бокала двойного виски, чтобы признаться себе, что его кроет по Арсению уже слишком долго. Его заполняет дикой ревностью, когда он видит, как Арс обнимает других, а чем дольше они не видятся, тем острее и язвительнее его шутки по поводу ориентации Попова. Вообще-то он завязал с экспериментами — так он сам это называет. Последний его «эксперимент» с Ильей Соболевым длился семь лет, и Паша отказывается — даже после двух бокалов виски — признавать, что называть сумасшедшую, растерзавшую душу любовь экспериментом как-то совсем по-идиотски. Теперь он женился, завел семью, бросил курить и стал настолько примерным, насколько это вообще возможно, будучи резидентом Камеди. Так ведь правильнее. Так проще. Ты живешь, как все, тебе не надо прятаться, не надо бояться, что поймают, заклеймят. Жизнь — это не удовольствие, а работа. И соблазнам поддаваться нельзя, иначе они поглотят тебя и сожгут в своем пламени. Паша религиозен. Он верит, что если жить правильно, не попадешь в ад. Если, конечно, не устроишь его себе на земле. Он кидает деньги за виски на стойку, делает еще пару глотков и идет к выходу из бара, пошатываясь и ненавидя себя еще больше, чем обычно. *** — Привет, пацаны. — Привет, Паша. Арсений говорит громко, не давая ему шанса не услышать свой голос. Паша избегает его взгляда и уходит к себе в гримерку, не забыв закрыть дверь на ключ. Сегодня придут «Трио из Питера». И Паше не приходит в голову ничего лучше, как поговорить с Ильей. Он просто не знает, что еще можно сделать. Первая съемка проходит настолько спокойно, что Паша сам удивляется собственной выдержке. Сказывается похмелье, которое сильно отвлекает на себя внимание от переживаний по поводу снующего туда-сюда Попова. Но когда приходит Соболев, все летит к чертям. У них до сих пор странные отношения — не то дружба, не то какая-то неясная недоговоренность. У них «что-то было», и им сложно обозначить это каким-то конкретным словом. Паша думает, что это не похоже на отношения, отношения у него с Лясей. У них же было электричество, искрящееся по венам, обмен кислородом, взаимная эксплуатация душ. Сначала Соболев хотел победить в Смехе, потом задержаться в Убойке, но так заигрался в пользование чувствами Паши, что упал во влюбленность сам. Паша не злился. Он вообще считал, что не имеет права быть с ним, ему казалось, что это он использует Илью, чтобы убежать от реальности. А в какой-то момент он начал сомневаться, какая реальность настоящая: с ним, Соболевым, с его наглыми карими глазами, которые прожигают насквозь и заполняют своим тягучим кофейным ликером, или вся остальная, где все по парам, с детьми и счастливыми фотками в инстаграме. Паше показалось, что если он выберет первую, он утонет, захлебнется и погибнет, и он выбрал вторую. Оказалось, что Илья думал так же. Он до сих пор боится прикасаться к нему, потому что знает, что его снова примагнитит. Поэтому они кивают друг другу вместо приветствия, держат дистанцию и делают вид, что они даже не друзья — приятели. Так проще. Так правильней. Паша не запирает гримерку между съемками, зная, что Соболь придет к нему. Он слышит стук, поднимает голову и видит улыбающегося Илью: — Можно? — Заходи. Они болтают о предстоящей съемке, шутят и смеются. Все в порядке, все так, как и должно быть. Но сейчас зыбкий правильный мир, выстроенный Пашей, пошатнулся. — Соболь… Он не решается. Это глупо — обсуждать с тем, кого когда-то любил, того, от кого сейчас кроет, как от наркотика. Паша отмахивается и качает головой. — Арсений? Волю парализует. Он поднимает ошарашенный взгляд на Илью и, кажется, задерживает дыхание. — Что? — Я смотрел пару выпусков. От вас искрит, — хмыкает Соболев. Повисает напряженная тишина, и Паша слышит быстрый стук своего сердца. Илья встает, подходит к сидящему Паше и кладет руку ему на затылок. — Все в порядке. И Волю прорывает. Он утыкается лбом Илье в грудь и обреченно, едва слышно выдыхает: — Соболь, что мне делать?.. Паша думал, что нельзя ненавидеть себя еще больше. Оказалось, что можно. Илья поглаживает его волосы и тихо отвечает: — Советчик из меня так себе. Тем более, он мне не нравится, — Илья хмыкает и смотрит поднявшему голову Паше в глаза. — У меня семья, Илья, — приводит Воля аргумент, который, кажется, должен идеально подходить под обе ситуации, но не подходит ни под одну. Соболев молчит, все еще держа руку на его затылке. — У меня тоже. И это тоже не подходит ни под одну ситуацию. Они слышат Оксанин голос в коридоре, возвещающий о пятиминутной готовности к съемкам. Илья идет к своим, Паша одергивает пиджак, смотрит в зеркало и не удивляется, когда видит в отражении Арсения. Тот подходит, избегает смотреть в глаза и сбивчиво произносит: — Паш, давай… — Давай, — тут же соглашается Воля, зная, что предложит Арсений. — Забудем и никогда не будем вспоминать. Как раньше. Окей? — Да, — опешив от неожиданности, кивает Арс. — Да, давай. — Вот и отлично, — напустив на себя веселость, говорит Воля и хлопает парня по плечу. — Сегодня будет веселая съемка, ты надел свои лучшие стринги? Арс устало смеется и выходит из гримерки вслед за Пашей. Так правильно. Бессмысленно. Пусто. По-идиотски. Но правильно.